Текст книги "Тинкер"

Глава 4
БОЙСЯ ЭЛЬФОВ, ДАРЫ ПРИНОСЯЩИХ

Едва она увидела ломящиеся от яств столы, как варги, Ветроволк, Мейнард, контрабандисты и Натан Черновский были мгновенно забыты. Соревновательный дух, царивший в среде ученых, породил чудеса кулинарного искусства. Каждое блюдо сопровождалось листком, в котором на первом месте шло извинение за то, что незнакомая пища может вызвать пищевую аллергию, на втором – имя автора, а на третьем – список ингредиентов. Впрочем, на страницах, прилагавшихся к наиболее изощренным блюдам, имя мастера шло первым, а возле самых простых – последним.

Даже Лейн не смогла устоять перед состязательной природой пира на свежем воздухе. Ее блюдо из свежей клубники, шпината и домашнего винегрета оказалось простым, но элегантным.

Тинкер положила на тарелку немного произведения Лейн, картофельного салата с укропом, немецкой шинкованной капусты, печеных бобов, еще разных салатов – из трех сортов бобовых, с морским налимом, с тортеллини, а на закуску взяла сладкую булочку с бобовой начинкой, шоколадное пирожное с орехами, нечто с сосновыми шишками, сливочный сыр и ананасовый салат с джелло.

Она обнаружила Масленку в роли гриль-мастера, старательно обкуривающего дымом свой гарем. Наверное, ощущение одиночества в чужом мире, в сочетании с шаловливым обликом духа-проказника, делало ее двоюродного брата неспособным к сопротивлению земным женщинам, желающим испытать Эльфдом по полной программе и рассматривающим Масленку как безопасного заместителя эльфа. Братишка Тинкер уклонялся от более агрессивного внимания, особенно со стороны замужних дам; в этом отношении он старался следовать законам нравственности. Но в то же время Масленка любил людей, умные разговоры, легкий флирт и поэтому, проявляя чудеса изворотливости, пробирался на любую вечеринку в обсерватории. Сейчас у самого края дымовой завесы, производимой грилем, торчали две девицы, радостно хихикавшие над остроумными замечаниями Масленки.

– Привет! – Тинкер храбро прошла сквозь дым, чтобы поглазеть на жарящееся мясо.

– Привет! – Масленка шумно обнял ее. Что случилось с ними со всеми, с чего это они все сегодня лезут обниматься? «Гарем» смотрел на Тинкер в легком смятении. Масленка предпочел их не знакомить, возможно, намекая женщинам, что хотел бы от них избавиться. Гриль был заполнен до отказа, и Масленка переложил чуть не падающие за край куски на тарелку Тинкер.

– Не мало ли набрала?

– Я ничего не ела со вчерашнего обеда, – пояснила она и показала на самый большой гамбургер, что лежал на гриле. – Можно мне вон тот, только недожаренный?

– Что за вопрос! – Масленка похлопал его лопаткой. Потек красный сок. – Будет готов через пару минут. Я тогда вернулся, чтобы забрать тебя, но мне сказали, что ты уже уехала с Мейнардом. Я пытался дозвониться до тебя. Ну как, все в порядке?

– Я забыла головной телефон в трейлере. – Левой рукой она старалась ровно держать тарелку и ела пальцами правой. – Слушай, где тут вилки? Масленка, ты пробовал салат Лейн? Блин, это круто!

– Пожалуйста, маленькая дикарка! – Масленка вручил ей общежитскую вилку, не ведая, что повторяет обращение Ветроволка. – Попробуй еще фигню с кукурузой, если только ее уже не слопали.

– У меня, наверно, места в животе не осталось. – Тем не менее она повернулась, ища глазами стол с «фигней с кукурузой». – Ты сам-то как? Я не могла до тебя дозвониться.

Масленка заметно смутился:

– Да… угробил свой головной телефон во время Выключения. Я снял его перед дождем и положил на сиденье рядом с собой.

– Мы что, на него сели?

– Нет! – рассмеялся он. – Это было бы слишком просто. Он выпал из кабины где-то на свалке, и кто-то на него наступил. Потом я нашел его. Он был втоптан в грязь, и при этом разбит вдребезги.

– Черт побери! Масленка, ты ведь знаешь, как трудно найти такие штучки в Питтсбурге?

– Знаю. Знаю. Я сразу подумал, что ты страшно рассердишься, и немедленно раздобыл другие наушники. Теперь тебе надо настроить их на мою систему.

– Что? Где это ты их раздобыл?

Он взглянул на девиц, краем уха прислушивающихся к их беседе, и перешел на эльфийский.

– Наверное, они краденые. В Стрип-дистрикте их продавали прямо с фургона. Коробка была помята, как будто после падения. Не знаю даже, будет ли он работать? Впрочем, и стоил он всего десять долларов.

Тинкер подумала: интересно, может, эти головные телефоны – часть того таинственного оборудования, которое ей показал Мейнард? И обязана ли она сообщать об этом ЗМА или нет?

Одна из девиц «гарема» воспользовалась молчанием Тинкер и сказала, что ее бургер надо бы перевернуть. Вернув себе, таким образом, внимание Масленки, она вновь стала с ним пересмеиваться. Масленка перевернул гамбургер на почерневший гриль, и вытекший жир вспыхнул ярким пламенем. Тинкер между тем ела и думала.

Мост Ветеранов пересекал верхнюю часть Стрип-дистрикта. Упав с моста, коробка попала бы на крышу или на улицу. В зависимости от упаковки коробка и ее содержимое вполне могли остаться в целости и сохранности. Масленка видел в лицо всех типов, одетых как пограничники ЗМА, так что узнал бы любого из них. Значит, человек, продавший Масленке телефон, скорее всего, просто нашел коробку с телефонами. Если сказать об этом Мейнарду, то он, скорее всего, просто схватит невезучего продавца, будет его допрашивать и, может, даже посадит в тюрьму.

Значение имела другая часть информации: контрабандисты привезли на Эльфдом целую коробку головных телефонов! Сами по себе эти телефоны бесполезны, но если у вас есть беспроводная связь и сервер, можно связать в многоканальную сеть сколько угодно пользователей домашних и офисных тройных баз. Так же как, например, полиция связывает общей переговорной сетью всех офицеров.

Услышав вдруг свое имя, Тинкер оглянулась.

Оказалось, что одна из гаремных девиц куда-то удалилась и Масленка наконец решил представить сестру оставшейся.

– Я говорил о тебе как о сумасшедшем ученом.

– Я не сумасшедший ученый.

– Нет, ты именно такая. Ты любишь конструировать огромные машины, производящие много шума, носящиеся на огромной скорости или сметающие все на своем пути.

– Ты так говоришь только потому, что видишь: у меня заняты руки, и я не могу тебя как следует стукнуть.

Она прикинула, не швырнуть ли в братца чем-нибудь с тарелки, но ей стало жаль хорошей еды.

Масленка самодовольно ухмыльнулся – вероятно, понял, что Тинкер решила не бросаться едой.

Девице, конечно, бросились в глаза фамильное сходство и общая орехово-коричневая масть Тинкер и Масленки, и она прикрыла рот ладонью, чтобы удержать смех.

– Ой, простите, я думала, речь идет…

– О ком-то более старом?

– Нет, о мужчине. – Она поморщилась. – Мне следовало бы догадаться самой. – Она улыбнулась открытой улыбкой. У нее на пальце не было ни обручального кольца, ни малейшего намека на тонкую незагорелую полоску на пальце. Значит, действительно незамужняя. – Меня зовут Райан Макдоналд. Рада с вами познакомиться.

– И я рада. – Тинкер сделала легкий поклон над своей тарелкой. – Извините, что помешала, но уже несколько дней жизнь у нас такая сумасшедшая!

– Кстати, – сказал Масленка, – мы ведь оставили свалку незапертой. Я прикрыл дверь мастерской двумя металлическими досками и закрыл ворота. Но дело в том, что мы увезли с собой систему безопасности. И в День Выключения кто-то к нам вломился.

– Ах ты черт! – Она попыталась не думать о том, что кто-то перерыл весь ее офис. Правда, все наиболее дорогое оборудование хранилось в мастерской. – Нас ограбили?

– Нет. Неизвестный или неизвестные сломали все на своем пути, но потом убрались, не прихватив ровно ничего. Наверное, искали Ветроволка. – Вероятно, Масленка пытается успокоить ее? – Я пошел к Роучам и взял Бруно и Пита, чтобы они приглядели за нашим хозяйством, пока ты снова не подключишь сигнализацию.

Бруно и Пит были эльфо-псами, размером с Фу-псов, но только умными, смелыми и преданными.

– О, это ужасно! – воскликнула Райан. – А говорили, в Питтсбурге безопасно.

Кузены посмотрели на нее и после секундного молчания сказали в унисон:

– Да, если не считать зверей-людоедов.

Райан была потрясена.

– И много тут таких?

– Эльфы патрулируют окрестные леса. – Масленка махнул лопаткой в сторону земных деревьев, плавно переходящих в эльфийский лес. – В эти леса нельзя ходить без оружия.

Тинкер дожевала салат с джелло и добавила:

– А если услышите, что вокруг бродит какое-то животное, не выходите из дома, даже днем. Позвоните в службу спасения 911, и они пришлют кого-нибудь выяснить, опасен или нет ваш визитер.

– Не оставляйте двери открытыми, – продолжил Масленка. – Всегда крепко их запирайте.

Доедая салат с джелло, Тинкер прикинула, какие еще из обычных требований безопасности надо бы сообщить Райан.

– Держитесь подальше от болотистой местности, если только рядом с вами нет ксенобиолога, который сможет определить, нет ли поблизости черных ив или других плотоядных растений.

– Да! – Масленка снова махнул лопаткой в сторону Райан. – И реки небезопасны для купания. Вода достаточно чистая, но большие речные акулы поднимаются вверх по Огайо.

– Речные акулы? Плотоядные растения? Вы дразните меня, да?

– Нет, – хором ответили кузены.

– Есть список мер безопасности. Обычно его выдают перед отъездом на Эльфдом, – серьезно сказала Тинкер. – Если у вас нет своего экземпляра, прочтите тот, что висит на доске объявлений в общежитии. Обязательно! И помните – это не Земля.

Райан посмотрела на лесок, в котором проходила пирушка. Повсюду были расставлены столы, покрытые скатертями в красную клетку. Две команды ученых играли в волейбол под неоновую рок-музыку, лившуюся из переносного стереофона.

– Но, кажется, не намного отличается от Земли.

– Всему свое время. – Масленка разрезал гамбургер Тинкер, заглянул в середину и снял его с гриля. – Бери. Недожаренный.

– А булочки есть?

– Сейчас, сейчас. – Масленка отправился на поиски булочек.

Райан проводила его таким взглядом, что Тинкер увидела двоюродного братца в новом свете. Следовало признать, что у него есть мощные активы.

– Можно спросить, – смущенно сказала Райан, – а у вашего брата есть подружка?

– Послушайте, девушка. Вы очень милая, но ведь здесь не останетесь. Наверное, вам кажется забавным приехать на Эльфдом и закрутить тут с местным парнем, да еще и таким остроумным, но это несправедливо по отношению к Масленке. Тридцати дней вполне достаточно, чтобы разбить его сердце.

Райан повернулась к ней и посмотрела очень проницательно.

– Вы произносили эту речь и раньше.

– Я произношу ее раз в тридцать дней.

– Простите, – улыбнулась Райан. – Говорят, эльфы не слишком контактируют с людьми. Наверное, они воспринимают нас так же: сегодня здесь, а завтра – там.

Тинкер поморщилась. Неужели Ветроволк смотрит на нее так же, как Масленка на этих астрономинь? Вернулся Масленка с булочкой на бумажной тарелке.

– Пожалуйста. Томат, латук, острая горчица, красный лук колечками и настоящий кетчуп «Хайнц», эльфдомский, а вовсе не с того завода, что недавно построили на Земле по ту сторону Края.

– О, ты знаешь меня так хорошо, что это даже пугает. – Тинкер поглядела на булочку и на свою все еще переполненную тарелку. – Извините. – Она взяла вторую тарелку. – Пойду сяду куда-нибудь и покончу со всем этим.

Едва она покончила с гамбургером, как рядом с ней на скамейку тихо присела Лейн.

– Как твоя рука?

– Нормально. – Тинкер облизала пальцы и показала Лейн ладонь.

Та внимательно ее осмотрела, одобрительно кивая при виде бледных шрамов. Закончив изучение, она накрыла ладонь Тинкер своей, но не отпускала ее.

– Я хочу предупредить тебя относительно эльфов, дары приносящих.

– Что-что?

– Ветроволк подарил мне новый сад.

Тинкер оглянулась в сторону дома Лейн, но его скрывал Холм Обсерватории.

– Это хорошо или плохо?

– Вот в чем вопрос, не так ли?

Тинкер спросила ее взвешенно нейтральным тоном:

– Что они сделали?

– Они очень аккуратно перенесли в горшки все, что вырыли… Но я должна заметить: посаженные ими экземпляры изумительны. Осмелюсь предположить, что теперь мой сад может соперничать с садом эльфийской королевы.

Они вырыли растения Лейн? Работа Лейн практически не позволяла ей вернуться на Землю. В Питтсбурге она была в ссылке точно так же, как на Европе. И, что более важно, сад земных цветов, которые она так любила, был целительным бальзамом ее больной души, разлученной с космосом.

– О, Лейн, мне очень-очень жаль.

Лейн отвела глаза, стараясь скрыть свою боль от Тинкер.

– Я не хочу сказать, что мне все это совсем не понравилось. Большая часть растений все равно не выжила бы после того, как тягач повредил им корни. Несколько месяцев я занималась бы только ямами и выбоинами. Новые растения чрезвычайно дороги. Несколько лет мне пришлось бы просить привезти хотя бы один кустик.

– Но теперь это не твой сад земных цветов.

– Да, он совсем другой, – признала Лейн.

– Мне правда жаль. Ужасно жаль.

Лейн ответила ей легкой, печальной улыбкой, которую тут же сменило выражение настоящего беспокойства.

– Но меня очень тревожит другая проблема: что, в таком случае, Ветроволк может подарить тебе.

– Мне?

– Что он способен преподнести?.. Даже предположить невозможно…

– Очень сомневаюсь, что он вздумает осыпать меня подарками. Ведь все еще висит вопрос долга жизни. – Внезапно она остановилась. «Мы разрушили в саду Лейн все клумбы… и я даже обещала ей, что поеду в колледж, чтобы утешить ее…»

О боги, не из-за этого ли он заменил цветы или…

– Тинкер?

«Что еще я сказала?» Но она не могла вспомнить в точности свои слова. Тот разговор проходил как в лихорадке. Просила ли она что-то для себя? Недаром старинные волшебные сказки предупреждают о том, к чему может привести неудачно сформулированное желание!

По лицу Лейн было видно: она забеспокоилась еще больше.

– А я могу вернуть подарок? – спросила Тинкер. – Если он мне вручит такую штуку, которая мне не понравится?

– Ветроволк способен не оставить тебе шанса сказать «нет».

Тинкер задумалась. Ну что плохого может он ей подарить?

– Неужели он решится принести мне опасную вещичку? Ты ведь думаешь…

– Я не суеверна, Тинкер, но в наших легендах о подарках эльфов не говорится ничего хорошего.

– Понятно. Но он вряд ли станет мне что-то дарить, Лейн. Он говорит, что мы не равны.

Глаза Лейн сузились.

– Он сказал это по-эльфийски или по-английски?

Тинкер помолчала, вспоминая. Ветроволк разбудил ее, когда она спала в трейлере, и потом они начали друг на друга орать. Но на каком языке?

– По-английски.

– Тогда это могло означать совсем не то, что ты думаешь, Тинкер.

А ей-то казалось, что это было сказано без всяких обиняков! Правда, у Лейн гораздо больше опыта общения с эльфами. Тинкер восстановила в памяти весь разговор, насколько могла, конечно, и потом спросила:

– Так что, по твоему мнению, он имел в виду?

– Не хочу играть в догадки, – ответила Лейн. – Но будь с ним осторожна. Преподнося мне новый сад, он думал, что совершает добро, но сделал это с надменностью взрослого по отношению к ребенку. Он абсолютно уверен: ему известно, что лучше для нас.

– Ой не знаю. Я встречала много людей такого типа.

– Тинкер, – Лейн слегка сжала ей руку. – Я втянула тебя в это дело с колледжем. Я делала это во имя твоего блага. Но исходила я лишь из собственного разумения. Прости меня. Кто, как не я, должен был понять, что я прошу тебя совершить подвиг: отправиться в одиночку в чужой, незнакомый мир. Если ты не хочешь ехать, ты не обязана. Я освобождаю тебя ото всех обязательств.

Типично эльфийское выражение: «освобождаю тебя ото всех обязательств». Ирония убила радость вновь обретенной свободы. Хотя у Лейн, насколько Тинкер знала ее, могли быть свои причины использовать эту фразу.

Поэтому Тинкер обронила:

– Я подумаю об этом.

Медленно сгущались сумерки. Когда небо потемнело и стали вспыхивать звезды, разговор ушел от оставшегося позади мира, только что пережитого опыта Пуска и простых радостей сельской жизни, совершенно незнакомой землянам, и обратился к самому небу.

Первая Ночь всегда забавна. Ученые ведут себя точь-в-точь, как детишки, впервые открывшие для себя Рождество. Поскольку во время Пуска всегда льет дождь – оттого что более теплый земной воздух соприкасается с более холодным эльфдомским, – первое настоящее свидание со звездами Эльфдома приходится на время пирушки. Подняв лица к мигающим огонькам, ученые восхищенно бормотали:

– О!!! Bay!!!

Когда глаза Тинкер привыкли к темноте, она увидела десятки поднятых рук, указывающих на разные созвездия. Как всегда, поднялся крик: «Посмотрите на Арктур!» Эльфы называют его Сердцем Волка; он входит в состав созвездия, именуемого Первым Волком, и расположен как раз на плече воображаемого зверя. Арктур – самая быстрая и одна из ярчайших звезд видимой части небосклона. Между звездами Эльфдома и Земли разница не слишком велика – всего пятнадцать градусов.

– Не могу поверить, что это то же самое небо, которое мы видели два дня назад, – сказал кто-то с благоговейным ужасом в голосе. – Двадцать миль на юг, и все созвездия меняются. Посмотрите на Северную Корону! Она больше не похожа на букву «С»!

– Двадцать миль на юг и один шаг в сторону, в другое измерение, – поправил другой.

Возле больших телескопов толпились те, кто не взял персональных. После нескольких минут напряженного созерцания ученые принялись возбужденно обмениваться результатами наблюдений.

– Есть новые звезды в районе образования сверхновых в Облаке Орла.

– Где?

– М16 – в Змее.

– Посмотри на расположение планет. Максимальное сближение произойдет в пятницу.

Они охали и ахали и говорили о созвездиях, которые до сих пор знали лишь по учебникам.

Тинкер переночевала у Лейн. Утром Масленка заехал за ней, и они отправились на свалку. Сегодня братец намеревался заняться ранее запланированными делами. Как обычно, несколько дней после Пуска он посвящал беготне по разнообразным учреждениям, добыванию нужных вещей и продуктов. Тинкер подробно передала ему разговор с Мейнардом, рассказала о ситуации с садом Лейн и, наконец, о таинственных звонках на домашний автоответчик.

Масленка остановился на красный свет на 65-й линии и резко взглянул на нее:

– Думаю, надо оставить с тобой Бруно и Пита.

– Прошу тебя, не надо. Думаю, пройдет немало времени, прежде чем я смогу вытерпеть общество больших собак.

– Не стоит тебе оставаться одной, когда происходит что-то странное.

– Странное уже позади, – заявила она.

– Кто-то всерьез пытается разыскать тебя, Тинк. Они ведь обыскали всю округу. И кто-то пытался убить Ветроволка.

– Это вряд ли те же самые люди. – Ей не хотелось обсуждать другие варианты: и так ситуация не внушала оптимизма. – На Ветроволка напали на Эльфдоме перед Выключением, а звонки начались с Земли после Выключения.

– Ну и что? Кому-то важно знать, что ты все еще на Эльфдоме.

– Этот неизвестно кто не имеет отношения к нападению на Ветроволка. – Ей было неприятно продолжать этот разговор. – Первым делом я врублю систему безопасности. Моя домашняя система в порядке. Со мной все будет хо-ро-шо.

Масленка сопротивлялся довольно долго, но потом сдался, пообещав часто справляться, как у нее дела. Естественно, он к тому же найдет способ предупредить Натана.

Тинкер попыталась перевести разговор на другую тему:

– Можешь оказать мне любезность и добыть перекиси? Лейн говорит, что она лучше всего удаляет пятна крови. Нам нужно восполнить запасы аптечки первой помощи. И еще мне нужны прокладки.

– Я уже восстановил аптечку. И накупил всякой бакалеи. Все это у меня дома. А свои женские штучки покупай сама.

– Они не кусаются, Масленка, и каждому ясно – они не для тебя.

– Мне все равно неловко. К тому же я не знаю, какие именно покупать.

– Я почти все потратила на перевязку. Любые сгодятся.

– Сама покупай, – упорствовал любящий брат. – Хочешь, я сегодня же вечером перетащу к тебе все остальное?

Отличный способ убедиться, что с ней все в порядке. А потом он наверняка останется допоздна…

– Не, я поем где-нибудь. Возьму пиццу и пива. Приноси завтра.

Он был явно недоволен, но не стал возражать.

А ближе к полудню на свалку пришел Ветроволк. Вот только что его не было, а мгновение спустя он уже стоял и смотрел на нее.

Тинкер оглянулась и замерла. Все утро она страшно психовала и металась из одной крайности в другую: то не хотела, чтобы эльф показывался ей на глаза, то умирала от желания его увидеть; то ужасалась его возможному появлению, то уговаривала себя, что он может и не прийти. Ближе к полудню Тинкер истерзала себя до предела мыслью, что увидела во всей этой ситуации то, чего в ней нет, и что он не придет. И вот он здесь, а у нее по-прежнему нет ключа к собственному сердцу. Эмоции захлестнули ее и закружились вихрем, и ни за одну невозможно было зацепиться.

«Выбери что-нибудь одно, идиотка, – заворчала она на себя. – Рада. Я рада его увидеть». Радость нахлынула на нее так быстро и так мощно, что она подумала: «Это, наверное, и есть самая истинная из моих эмоций». Впрочем, направляясь к эльфу – чтобы поздороваться, – Тинкер постаралась просто улыбнуться, ни единым движением не выдавая обуревавших ее чувств:

– Привет!

Элегантно одетый в какое-то эльфийское великолепие, Ветроволк выглядел весьма неуместно на грязной свалке металлического лома и битого стекла. Он казался созданием, сотканным из солнечных бликов на глади реки. За его спиной, причем на весьма порядочном расстоянии, держались вооруженные эльфы – его телохранители.

Ветроволк легко кивнул в знак приветствия, чуть наклонив голову и сдвинув плечи. А затем преподнес Тинкер маленькую шелковую коробочку.

– Это тебе. Павуанэ вуан хулирулэ.

Это было произнесено на высокоэльфийском. Что-то об общей беседе. По крайней мере, ей казалось, что «павуанэ» означает общий разговор или беседу. Но слово «хулирулэ» было ей незнакомо.

Тинкер взглянула на коробочку подозрительно, помня о саде, который он подарил Лейн, и о предупреждении ксенобиолога. Но коробочка совсем не казалась опасной.

– Что это?

– Кэва.

– О!

Тинкер взяла коробку, открыла ее и действительно обнаружила в ней золотого родственника соевых бобов. Генетически измененные за тысячи лет, бобы кэва стали эльфийской чудо-пищей. Сырые, запеченные, жареные, перетертые в муку и даже превращенные в конфеты, бобы кэва на протяжении столетий являлись основной праздничной едой эльфов. Вот эти, например, были обжарены в меде. Ее любимые! Значит, это и есть вознаграждение за спасение жизни? Потом она заметила, что один из телохранителей держит что-то, завернутое в ткань и гораздо более похожее на настоящий подарок. Может быть, сласти – лишь аперитив перед настоящей волшебной трапезой?

– Спасибо!

Ветроволк улыбнулся, когда она положила в рот один из мягких, похожих на орешки, бобов и принялась с наслаждением жевать.

– Ты обещала научить меня игре в подковы.

Тинкер удивленно рассмеялась:

– Ты и вправду хочешь поиграть?

– А ты любишь в нее играть?

Она кивнула:

– Да, это очень весело.

– Ну, тогда я точно хочу научиться.

– Что ж, хорошо. Пойду возьму ключи и подковы.

Ключи подходили к воротам, отделявшим свалку от участка леса, где они с Масленкой играли в детстве, когда на свалке работал дедушка. В Питтсбурге много таких уголков дикой природы, мест, слишком покатых для строительства, заросших старыми деревьями и одичавшей виноградной лозой. На их площадке находилось несколько наклонных террас, перемежавшихся крутыми обрывами: своеобразная лестница, вырубленная природой в склоне холма и ведущая с одного уровня на другой. Когда-то давно там были вырыты ямки для подков.

– Это простая игра. Становишься на край, вот здесь, и кидаешь подкову на колышек. Вот так. – Тинкер оглянулась, чтобы не задеть его, замахиваясь для броска, и метнула подкову хорошо отработанным движением из-под руки. Подкова пролетела почти сорок футов и звякнула о колышек с характерным переливом. – Попала! Вот и вся задача. – Вторая подкова ударилась о колышек и отскочила. – Увы, это случается чаще.

Ветроволк взял у нее вторую пару подков. Оценил на глаз куски железа в форме буквы U.

– Неужели лошади на Земле действительно такие большие?

– Не знаю. Я никогда не уезжала из Питтсбурга.

– Так, значит, Эльфдом – твой дом?

– Наверное. Я считаю Питтсбург своим домом, но только когда он на Эльфдоме.

– Хорошо, что я узнал об этом, – сказал Ветроволк.

И пока она думала над значением этих слов, эльф произвел бросок, копируя ее движение из-под руки. Подкова изящно перелетела колышек на несколько футов.

– Это труднее, чем кажется.

– Просто не обязательно означает легко, – пояснила Тинкер.

Они пошли по полю к яме, чтобы подобрать подковы.

– Ты и твой двоюродный брат – сироты?

– Почти. Отец Масленки жив, но сидит в тюрьме. Выйдя на волю, он не сможет иммигрировать.

– А Масленка захочет повидаться с отцом?

Тинкер покачала головой и попыталась сосредоточиться на броске.

– Он убил его маму. Не преднамеренно, а просто ударив ее во время ссоры. Но убил – значит убил. – Неудивительно, что Тинкер промазала. – Теперь Масленка изо всех сил старается быть прямой противоположностью своего отца. Он никогда не пьет так, чтобы напиться. Не кричит, не дерется и лучше отрубит себе руки, чем ударит того, кого любит.

– Он благородная душа.

Тинкер просияла, взглянув на Ветроволка: ей было необычайно приятно услышать от него похвалу своему брату.

– Да, это так.

– А моя семья очень нетипична для эльфов. – На этот раз подкова Ветроволка приземлилась гораздо ближе к колышку. – Мы, эльфы, не поддерживаем родственные или дружеские связи с той же готовностью, как вы, люди. Иногда я думаю, что это происходит из-за способа нашего воспитания. У нас братья и сестры целые века проводят врозь, становясь взрослыми и уезжая из родительского дома раньше, чем другое дитя оказывается в фокусе родительского внимания. В общем, мы раса одиноких детей и, как следствие, очень эгоистичных отпрысков.

– Ты опровергаешь мое предвзятое мнение о том, что вы – мудрая и терпеливая раса.

– Мы кажемся терпеливыми только из-за того, что концепция времени у нас другая. А океаны знания отнюдь не гарантируют мудрости.

Они собрали подковы, которые, соприкасаясь друг с другом, издавали странный музыкальный перезвон.

– Но ты сказал, что твоя семья нетипична? – напомнила Тинкер.

– Моя мать любит детей, и поэтому их у нее много и она не держит их столетиями врозь. Она всегда считала, что момент, когда ребенок становится достаточно взрослым и предпочитает искать себе товарищей для игр самостоятельно, лучше всего подходит для зачатия следующего. Удивительно, но отец обычно с этим мирился. Вероятно, их брак и не выдержал бы такого испытания, не будь они аристократическим семейством с состоянием и владением. – Тинкер знала, что «владение» – это низкокастовые эльфы, служившие в качестве прислуги у аристократических каст, но не разбиралась в механизме этого подчинения. – Владение позволило отцу сохранить необходимую ему дистанцию от такого количества детей.

Узнав, что мать Ветроволка в течение нескольких веков занималась воспитанием детей, Тинкер вспомнила фольклорный образ старушки, которая жила в башмаке, а ее дети рождались из швов.

– Сколько же детей в вашей семье?

– Десять.

– Только десять?

Ветроволк рассмеялся:

– Только?!

– Я думала, может быть, сто, а может, и тысяча.

Ветроволк снова рассмеялся.

– Нет, нет! Отец бы никогда на это не согласился. Даже десятерых он считает большой помехой и готов терпеть их только ради матери. У большинства аристократов вообще нет детей. – В голосе Ветроволка послышалась горечь. – Нет нужды в продолжении рода, когда живешь вечно.

– Да, но это предотвращает быстрый рост вашего населения.

– За последние два тысячелетия эльфийское население только сокращается. Войны, несчастные случаи, периодические самоубийства… Нас теперь в два раза меньше, чем было когда-то.

Это придало теме совсем другой оборот.

– Да, не слишком-то хорошо.

– Конечно. Поэтому я пытаюсь говорить об этом нашему народу. Я очень надеялся на то, что с этой новой землей придет и новое видение мира.

– Надеялся?

– Появление Питтсбурга стало неожиданностью.

Она поморщилась.

– Извини.

– На самом деле оно было благотворным для нас, – улыбнулся Ветроволк. – Трудно заманить наш народ абсолютной дикостью, и немногие готовы преодолеть океан ради весьма незначительных удобств. Однако человеческая культура привлекает молодых и любопытных – тех, кто смотрит на вещи так же, как я.

– Хорошо. – Тинкер вернулась к метанию подков. Ей нравилась эта игра за то, что она располагала к долгим беседам.

– А как насчет тебя?

– О чем ты?

– Ты мечтаешь иметь детей?

На этот раз она промазала капитально: лишь сетка ограды спасла подкову от исчезновения в густой траве.

– Я?

– Ты. Или ты предпочла бы остаться бездетной?

– Нет! – Это была первая реакция на его вопрос, и она не стала ее скрывать. – Просто я никогда не думала о ребенке. Конечно, когда-нибудь я бы хотела иметь одного или двоих, ну, может быть, даже троих детей, но, черт побери, я ведь никогда даже… – Она хотела сказать «не целовалась с мужчиной», но подумала, что это уже неправда. – Ну, ты знаешь…

– Да, знаю, – мягко согласился Ветроволк, чем-то очень и очень довольный, и от его реакции Тинкер бросило в жар.

Она и Ветроволк? Как в том сне?

Ей захотелось где-нибудь посидеть. И Ветроволк, словно прочитав ее мысли, – «Господи, надеюсь, что нет!» – показал на старый, покореженный стол для пикника, врытый рядом с ямкой.

Взбираясь на крышку стола, Тинкер думала о том, каково это было бы с ним: так ли, как во сне, или по-другому.

– Сколько тебе лет?

– Если считать по-эльфийски, то я едва достиг совершеннолетия. А если по-человечески, то я дремучий старец. Мне двести десять лет.

То есть он в 11, 6 раза старше ее. Натан внезапно стал казаться ей чуть ли не ровесником.

– Что, слишком старый? – спросил Ветроволк.

– Нет, нет, совсем нет, если подумать, – заверила его Тинкер.

Эльфы считались взрослыми со столетнего возраста, однако, пока им не исполнялось тысячи лет, попадали в категорию молодых. Молодых эльфов называли трехзначными, потому что их возраст исчислялся трехзначными числами. Таким образом, Ветроволка можно было бы сравнить с человеком, едва перешагнувшим двадцатилетний рубеж. Вот только родился он в 1820-м.

А она для него как та астрономиня, которой отведен особый срок: с одной стороны, короткий, но, одновременно, достаточно долгий для того, чтобы разбить сердце.

Сначала Натан, теперь Ветроволк. Ну и мужчин она выбирает!

– А ты когда-нибудь играла в «девять кеглей»? – спросил Ветроволк, прерывая молчание.

– В боулинг? Ага. Но только с людьми.