Текст книги "Тинкер"

Автономный источник питания позволял включить всего две лампочки, и потому в мастерской было темновато. Полутьма отчасти скрывала ужасное положение Ветроволка. И тем не менее вид забинтованного эльфа потряс Лейн.

– О боже! – воскликнула Лейн. – Это тэнгу.

– Я не тэнгу, – прошептал Ветроволк.

– Примерно одно и то же, – пожала плечами Лейн, подбирая костыль. – Что случилось?

– На него напали странные собаки, – ответила Тинкер. – Целая свора, уродливее и больше размером, чем варги. Продукт магии.

– Это были Фу-псы, – прошептал Ветроволк.

Лейн склонилась над Ветроволком и принялась осматривать его многочисленные раны.

– Фу-псы? Возможно, их послали тэнгу?

– Хороший вопрос, – вздохнул Ветроволк. – Вы понимаете всю строгость Договора между нашими народами?

– Да, – ответила Лейн.

– И вы обещаете следовать ему?

– А вы верите моему слову?

– Тинкер поручилась за вас.

Лейн бросила на Тинкер озабоченный взгляд.

– Понимаю. Да, я даю слово.

– Насчет чего? – спросила Тинкер.

– Договор допускает лишь оказание первой помощи. – Лейн осмотрела оборудование, подсоединенное к Ветроволку. – В основе его лежит теория, что раз люди и эльфы могут скрещиваться, это значит, что мы на девяносто восемь или девяносто девять процентов генетически идентичны. И это не слишком странно – мы на девяносто процентов идентичны земляным червям, – если не считать того, что эльфы обитатели чужого мира.

– Мы так близки земляным червям?

– Да. Испугалась?

– А насколько близки между собой земляные черви на Земле и земляные черви на Эльфдоме?

– А ты знаешь, сколько на Земле видов земляных червей? – Лейн разглядывала резервуар с магической энергией. – Конечно, приматы тоже на девяносто восемь процентов идентичны нам, но с ними мы не можем скрещиваться.

– А кто-нибудь пытался?

– Зная людей, – пробормотал Ветроволк, – наверняка.

Лейн рассмеялась. Кажется, это ее позабавило и даже оскорбило.

– Как научный эксперимент или как сексуальная перверсия?

– И то и другое. – Ветроволк удостоился от Лейн мрачного взгляда.

– Но какое это имеет отношение к нашей проблеме? – спросила Тинкер, стараясь отвлечь их от неприятной темы.

– Дело в том, что эльфы хотят сохранить status quo, – объяснила Лейн. – Договор запрещает брать какие-либо генетические образцы тканей пострадавшего. Вот почему «Мерси» не занимается эльфами. – Она покачала головой. – Все слишком сложно. А пока нужно доставить его в операционную. Надо им основательно заняться.

Тинкер подумала.

– У меня есть несколько футов провода. Предлагаю оставить резервуар в трейлере и подавать магию прямо в операционную по длинным проводам. Хотя это может привести к перебоям, конечно.

Через вентиляционное окно из кабины тягача подал голос Масленка:

– Если я сниму одну секцию с ограды, то смогу подъехать задним ходом прямо к окну операционной.

– О, это невозможно! – воскликнула Тинкер. – Мы же подавим все цветы.

– Жизнь человека гораздо важнее цветов. – Лейн решительно отмела это возражение. – Заклятие позволяет отсоединять его и подсоединять снова?

– Я не человек, – прошептал Ветроволк.

– Эльф. Человек. С точки зрения подков почти одно и то же, – ответила Тинкер, кивнув в знак согласия Лейн. – Я могу еще раз распечатать заклятие и активировать его в операционной. Но придется тщательно соскрести с кожи все остатки предыдущего экземпляра.

– Что за подковы? – спросил Ветроволк.

– Это игра такая, – объяснила Тинкер. – Мы с Масленкой играем в нее на свалке. Когда вам станет легче, я вас научу.

– Хорошо. – Лейн нагнулась к двери. – Давайте так и сделаем.

Тинкер распечатала еще одну копию заклятия и достала более длинные провода. Масленка привел из обсерватории помощников в лице нескольких астрономов. Они сняли большой кусок ограды, и тягач смог подъехать к крыльцу. К счастью, у Лейн в лаборатории нашлось инвалидное кресло и его удалось вкатить в трейлер по сходням. Затем Масленка и два свежеиспеченных доктора наук опустили Ветроволка в кресло и откатили его на расстояние, которое позволяли прежние провода, то есть в холл громадного викторианского дома Лейн.

Потом Тинк протянула более длинные провода через окно лаборатории. И тут началась бешеная гонка: пришлось за мгновения отсоединить провода, перевезти эльфа в лабораторию, перегнать тягач, отмыть кожу на груди Ветроволка, наложить свежее заклятие и присоединить провода. Но после того как Тинкер активировала заклятие, Ветроволк остался лежать на кресле тихий, как смерть.

– Умер?

Тинкер старалась отвлечь себя мыслями о том, как благородному аристократу Ветроволку понравится метать большие железные подковы на металлический колышек. Интересно, придет ли он вообще посмотреть на эту игру или исчезнет из ее жизни так, как тогда, пять лет назад? Тинкер стало нехорошо от мысли, что эльф умер и не сможет полюбоваться на подковы. «О нет, пожалуйста, нет!»

А потом пришла еще более ужасная мысль. «О нет, долг жизни!» Она похлопала себя по нагрудному карману, и листок с глифом Тулу одобрительно хрустнул. В резервуаре еще достаточно магии для приведения этого заклятия в действие.

Лейн натянула латексные перчатки и пощупала пульс на шее Ветроволка.

– Нет. Висит пока. На тонюсенькой ниточке.

Тинкер шмыгнула носом.

Лейн странно посмотрела на нее.

– Если он умрет, – Тинкер сочла нужным объяснить причину столь эмоциональной реакции, – я буду в жопе.

Лейн нахмурилась, а потом осветила яркой лампой лицо эльфа.

– Это же Волк, Который Правит Ветром!

Лейн назвала его полным эльфийским именем. Было видно, что она совершенно потрясена.

– Ты что, знаешь его? А, Лейн?

Лейн взглянула на Тинкер:

– Когда ты начнешь обращать внимание на то, что происходит за пределами твоей свалки? Существуют два огромных мира, и ты принадлежишь сразу обоим! Это необычное положение. Кстати, Масленка! Телефоны работают? Мне надо несколько часов, чтобы скачать данные, пока мы на Земле. У этих Фу-псов, или как их там, клыки как у кошек?

– Да.

– Вот эти колотые раны явно нанесены клыками. А вот это разорвано передними зубами. Я обработаю раны перекисью водорода, а не то они загноятся.

– На него напали вовсе не звери! Это были, скорее, огромные голограммы. Когда я воздействовала на них электромагнитом, они рассыпались, и остались только мелкие псы, на которых они были наращены. Изо рта у них шел запах, – Тинкер задумалась, словно одно из чудовищ не дышало совсем недавно у нее за спиной, – похожий на запах ладана.

– Эти Фу-псы, наверное, то же, что Фу-львы, защитники священных зданий, – сказала Лейн. – Храмов и тому подобное. Они предназначены для отпугивания демонов – они.

— Кажется, ты сказала, что они – это эльфы, связанные с тэнгу.

– Эльфы, демоны, духи… В двух разных культурах термины редко соответствуют один к одному. Так ты говоришь, что эти укусы сделаны голограммой? Считаешь, что здесь нет никаких бактерий, потому что эти создания не дышали и не ели мясо?

– Вероятно, это объемные иллюзии. Хотя кто его знает?

– Лучше позаботиться о безопасности, чем потом сожалеть. В нашем распоряжении, – Лейн взглянула на часы в лабораторной, которые показывали 6:10, – еще восемнадцать часов. Проблема с укусами животных в том, что, если не следить за ними постоянно, начинается заражение.

Прошло несколько часов. Новость о состоянии Ветроволка распространилась по всей коммуне. Несмотря на безумную перетасовку уезжающих и прибывающих новоиспеченных докторов, многие ученые и в этой обстановке готовы были помочь. Приносили со своих кухонь горячую еду, лекарства, бинты. Когда наконец заработала связь, биологи принялись отвечать на звонки базирующихся на Земле ученых, которые запрашивали какие-то образцы или данные, забытые во время их последнего путешествия на Эльфдом. Они же передали и информацию Лейн.

В десять часов прибыл фургон для собранных Лейн и прошедших тридцатидневный карантин ботанических экземпляров. Лейн пришлось наблюдать за погрузкой и отбирать лишь наиболее безвредные образцы эльфдомской флоры, хотя даже самые смертоносные из инопланетных растений, вроде душащей лозы или черной ивы, наверняка не прижились бы на Земле в отсутствие магии. Водители фургона пожаловались на то, что им пришлось целых десять часов пилить десять миль от Края, разгрузили полный грузовик продуктов и предметов первой необходимости, поглазели на Ветроволка (состояние которого все улучшалось) с нескрываемым любопытством и наконец поспешили домой. Они громогласно рассуждали о том, хватит ли им остающихся двенадцати часов Выключения на то, чтобы снова добраться до Края. Своей спешкой они ускорили и исход тех ученых, которые возвращались на Землю.

Наконец дом опустел, и Тинкер разложила белый плетеный шезлонг, который стащила с веранды. Она начала дремать, но вскоре ее сон был прерван: подошла Лейн и легонько шлепнула ее по щеке страницей распечатанного текста. Тинкер встрепенулась, взглянула на листок, взяла его и снова закрыла глаза.

– Что это?

– Университет Карнеги-Меллон пересмотрел твое заявление. Очевидно, там получили подтверждение, что твой отец был одним из лучших выпускников факультета до их поспешного отъезда из Окленда. Твои вступительные тесты произвели на комиссию большое впечатление, и они тебя приняли. Они готовы выплачивать стипендию, а расходы на проживание возьмет на себя Гражданский фонд для перемещенных лиц. Сейчас комиссия пытается решить, соответствует ли твоя квалификация американской образовательной шкале. Если мы пошлем ответ сегодня, ты сможешь приступить к занятиям осенью.

– Лейн! – Тинкер не открывала глаз, чтобы не видеть веселого, порозовевшего лица Лейн. «На них произвели впечатление мои вступительные тесты? Я-то знаю, что не ответила правильно ни на один вопрос». – Я подавала заявление, только чтобы порадовать тебя. Я не надеялась поступить. – «Я думала, что сделала достаточное количество ошибок». – Я не хочу ехать.

Ледяное молчание. Тинкер ощутила на себе осуждающий взгляд Лейн. Закрывай глаза, не закрывай, но все равно ясно – таким взглядом прожигала жертв Медуза.

– Тинк, – сказала Лейн, понимая, что одного взгляда явно недостаточно. – Я не отправила их в прошлом году, потому что тогда ты еще не была легализована, но теперь ты можешь приезжать и уезжать без проблем. Ты тратишь свою жизнь впустую на этой ужасной свалке. Ты самая блестящая личность, которую я когда-либо встречала, а возишься с ломаными машинами.

О, опять нападение на несчастную свалку!

– Свалка оплачивает счета, на свалке я нахожу необходимые мне для работы детали, она дает мне столько свободного времени, сколько я захочу. И позволяет мне делать то, что приносит радость. Если я хочу потратить три недели на изобретение летающих мотоциклов, я делаю летающие мотоциклы.

– Любой университет или корпорация предоставили бы в твое распоряжение первоклассную лабораторию.

Тинкер с презрением фыркнула.

– Нет, они этого не сделали бы. – Она прищурила глаз, снова глянула на бумагу, перепроверяя факты. – Смотри, я получу статус новичка, что бы это ни значило, причем новичка с испытательным сроком, из-за необычной природы моего образования и отсутствия опыта жизни в нормальном человеческом обществе. И они не горят желанием предложить мне лабораторию.

– Предложат. Как только оценят твои способности. Кроме того, один или два семестра занятий свободным искусством лишь помогут тебе. Есть многое, очень многое, чего ты не знаешь.

– Наверное, о всяких там они я не читала, но квантовую механику…

– В жизни есть не только физика. Шекспир. Моцарт. Пикассо. Ты познакомишься со всем широким спектром человеческой культуры и встретишь интеллигентных людей своего возраста.

– Люди моего возраста недостаточно зрелы. – Она села, почесала голову и поморщилась, будто съела что-то кислое. – К чему эта дурацкая спешка? Что, я не могу подумать до следующего Выключения?

Лейн твердо сжала губы, видимо, не желая отвечать на этот вопрос, однако природная честность заставила ее это сделать.

– Ты должна уехать, пока не начала встречаться с мужчинами. – Лейн подняла руку, предупреждая протест. – Знаю, пока тебе не нравится никто из местных парней, но это лишь вопрос времени. Потом любопытство возьмет верх над отвращением. А если ты свяжешься с мужчиной, тебе гораздо труднее будет уехать.

Поскольку воспоминания о Джонни Приветике были еще очень свежи, Тинкер сказала:

– Ой, оставь! Не думаю, что это опасно, Лейн.

– В университете Карнеги-Меллон тебя будут окружать сотни интеллигентных юношей твоего возраста, гораздо более заинтересованных в успешном окончании университета, чем в женитьбе и детях.

– Хорошо, хорошо! – закричала она, чтобы остановить этот поток. – Дай мне хоть немного подумать. Это последнее, о чем я думала последнее время. – И спросила наконец о том, что в действительности интересовало ее: – Как там Ветроволк?

– Стабильно. Хотелось бы думать, что он сильнее, чем показался мне в первый момент. Думаю, главной опасности он избежал.

Дождь все еще барабанил в окна, и мир за окном казался серым. Платформа тягача глубоко въехала в цветочные клумбы. По всему двору, по раздавленным цветам, за демонтированной оградой тянулись наполненные дождевой водой борозды, оставленные тягачом. Шесть глубоких каналов взрытой земли пересекали зигзагами некогда прекрасную лужайку, на которой теперь было больше грязи, чем травы.

Лейн провела много часов, дней и даже лет, работая в своем саду, несмотря на искалеченную ногу и все остальное. Сколько же времени должно уйти на восстановление?

Тинкер виновато посмотрела на всю эту разруху, а потом еще раз – на лист бумаги, который держала в руке. Лейн никогда не просила никакой награды за все, что она сделала для Тинкер за долгие годы. Начиная от утешения после смерти дедушки и кончая консультациями по поводу месячных, Лейн только давала и ничего не просила взамен.

Занятия начнутся в сентябре и продлятся до Рождества. Три Выключения. Всего девяносто дней, и к тому же, если ей не понравится, она всегда сможет бросить колледж.

– Хорошо. Я поеду на один семестр и попробую.

Лейн даже глаза раскрыла от удивления.

– Не шутишь?

– Не шучу. – Тинкер даже съежилась от ее восторга. – Один семестр. Не больше. Я просто попробую. И знаю, что мне не понравится. Этого будет достаточно. Мы будем в расчете.

Лейн резко взглянула на нее, и это, скорее всего, означало – она не слишком рада тому, что Тинкер воспринимает обучение в колледже как тюремный срок. Но она не стала это обсуждать. Она наклонилась и поцеловала Тинкер в лоб.

– Хорошо. Я сообщу им о твоем согласии по электронной почте.

Откинувшись в кресле, Тинкер смотрела, как капли дождя завесой стекают по стеклу, и представила, что это она сама скользит по наклонной плоскости, серой и бесформенной. Несомненно, она доставила Лейн удовольствие. Ксенобиолог всегда ждала от Тинкер максимума и обычно добивалась своего. Тинкер знала все стадии похвалы, на которые была способна Лейн, начиная от ехидного сомнительного комплимента за кое-как сделанную работу и кончая улыбкой Моны Лизы и шлепком за хулиганское, но умное действие. Сейчас Лейн удостоила ее высшим проявлением одобрения: поцелуем.

Может, и хорошо, что она поедет на Землю, испытает себя. До сих пор она тщательно избегала Земли, опасаясь, что, оставив Питтсбург, уже никогда не вернется на Эльфдом. Она неохотно призналась себе в том, что привычка держаться за старое и знакомое и отвергать новое только потому, что оно новое, есть проявление детскости. Разве она не гордилась тем, что в столь юном возрасте чувствует себя очень взрослой?

И все же она всей душой и сердцем не хотела расставаться с домом.

Вскоре Тинкер заснула. Во сне ее сознание прокручивало дневные заботы, тревоги и происшествия, составляя из них сложный лабиринт кошмара. На одном из витков появился Джонни Приветик в виде тэнгу, обратившегося в ворону, чтобы украсть ее чистоту, принявшую форму алмаза. Тулу вроде бы знала, где внутри лабиринта спрятан этот драгоценный камень, но, пытаясь указать направление, молола всякую чепуху. Ветроволк произносил длинные речи о том, что «ты растрачиваешь свой потенциал» – почему он, а не дедушка или Лейн, она так никогда и не поняла, – и вдруг сон принял новое, эротическое направление. Утверждая, что знает, где кроется истинное наслаждение, Ветроволк уложил Тинкер и принялся целовать ее тело, постепенно спускаясь к промежности. Его мягкие волосы струились по ее голым ногам, а настойчивый язык ласкал точку наслаждения, о существовании которой она едва ли прежде догадывалась. Тинкер проснулась оттого, что ее живот сотрясали волны сильного оргазма.

«Что это было, черт побери?» Она лежала в том же положении, что и во сне. С разведенными ногами и приподнятыми бедрами. Ее поза так сильно совпадала с пригрезившейся, что на миг Тинкер задумалась, происходило это во сне или она вправду занималась сексом. Окончательное пробуждение принесло ясность – естественно, победил здравый смысл. Это был просто сон. Ужасно. Тинкер крепко закрыла глаза, опустила руку вниз, под трусики, пытаясь удержать то странное блаженство.

Тут в комнату вошел Масленка в мокрой от дождя рубашке.

– Привет!

Вспыхнув от смущения, Тинкер вытащила руку из трусиков и попыталась ответить как можно более небрежно:

– Привет!

Масленка откинул со лба влажные темные волосы.

– Я заглянул в трейлер. Показатели энергометра говорят, что магии осталось всего на несколько часов. Потом она кончится.

Тинкер посмотрела на темнеющее небо и поняла – уже смеркается.

– Который час?

– Почти семь.

– Всего пять часов до Пуска.

Масленка покачал головой:

– В резервуаре осталось энергии часа на два.

– А как Ветроволк?

– Пока держится. Лейн говорит, что, как только энергия иссякнет, ему сразу станет хуже.

Значит, нельзя оставаться у Лейн. После Пуска должно пройти несколько часов, прежде чем в Питтсбурге восстановится уровень магии, позволяющий любому доброхоту накладывать целительные заклятия и надеяться, что они сработают. Магия не похожа на электричество. Нельзя щелкнуть выключателем и заставить ток бежать по проводам. Магия, подобно слабому дождю после засухи, должна сначала пропитать землю до самых глубин и, лишь насытив ее до предела, начнет «испаряться» и перейдет во всеобщее пользование.

Тинкер проверила, на месте ли отпечатанное аннулирующее заклятие, и поднялась с кресла.

– В момент Пуска нам нужно быть у самого у Края, рядом с ближайшим хосписом.

Они собирались перенести Ветроволка в трейлер. Внезапно эльф проснулся и заморгал от смущения.

– Лежите тихо, – сказала ему Тинкер и повторила то же самое на разговорном эльфийском.

– А! Моя маленькая дикарка! – пробормотал Ветроволк, подавая ей здоровую руку. – Что мы делаем теперь?

– Мы догоняем время – это, к сожалению, довольно часто случается у нас, у людей. – Она попыталась пожать его руку так, чтобы получилось ободряюще.

– Неужели жизнь проходит так быстро?

– Да, – ответила Тинкер, думая о том, что ей придется на несколько месяцев покинуть Питтсбург, и уже жалея об обещании, данном Лейн. – Наверное, хорошо иметь в своем распоряжении вечность и делать при этом все, что захочется.

Он повернул голову и посмотрел в окно.

– Вон кладбище на холме. Я все время натыкаюсь на них в вашем городе. У нас нет кладбищ. Мы не умираем в таких количествах. Но до сих пор меня по-настоящему не задевало это. Все вокруг вас – церкви и кладбища – напоминает о смерти. Смерть постоянно присутствует рядом с вами. Не знаю, как вы выдерживаете этот ужас.

Ее испугало то, что он говорит о смерти.

– Сразу после Пуска я отвезу вас в хоспис, – пообещала она, – но вам до той поры придется держаться.

– Держаться? – Кажется, он не понял этого разговорного слова.

– Не сдаваться.

– Жизнь – восхитительное приключение, – прошептал эльф. – И я не хочу, чтобы оно прервалось. Особенно теперь, когда жить стало так интересно.

Они быстро спустились вниз по Ривервью-роуд, но потом втянулись в лабиринт переулков, ведущих к бульвару Огайо-ривер. Бесчисленные автомобили стояли в бесконечных пробках, поскольку толпы покидающих город смешивались с теми, кто в него прибывал. За час Тинкер с Масленкой смогли преодолеть лишь две или три мили до первого просвета на дороге. Ночь выдалась душная, такая как бывает в Питтсбурге в июле. Все ехали с открытыми окнами, а так как движение практически сошло на нет, то те, у кого в машине не было кондиционера, просто выходили из машины и ждали возле нее, когда же появится шанс проползти хоть немного вперед.

– Вон двадцатая автокатастрофа Натана, – показал Масленка на кучу разбитых машин и грузовиков под прожекторами парковки у стадиона.

Определить, какая машина стала причиной аварии, оказалось нетрудно. Это был красный автомобиль неизвестной марки. От удара он сплющился в гармошку высотой два фута.

– Ну и ну! Как им это удалось при таком черепашьем движении?

– Вон тот потерял свой груз. – Тинкер кивнула на слишком перегруженный трейлер. – А груз, наверное, упал на… Что это? Кажется, мини-фургон? Наверное, он стоял рядом.

Тинкер заметила, что у въезда на парковку стоят заграждения Земного межмерного агентства (ЗМА), а место катастрофы окружено символической оградой в виде ленты, натянутой полицейскими на уровне человеческой груди.

– Похоже, поймали контрабандистов.

Судя по размаху ленточного ограждения и числу вооруженных людей, ЗМА – федеральное агентство, занимавшееся в Питтсбурге всем, что имело хоть какое-нибудь отношение к эльфам, – обнаружило крупную незаконную перевозку. Там стояли три гусеничных трейлера, с десяток крупногабаритных грузовиков «Райдер» и «Ю-Хол», четыре грузовичка-пикапа плюс разбитая машина. Любая из этих машин могла оказаться автомобилем контрабандиста. Странно, правда, что ЗМА остановило их все, если только они не являлись частью конвоя.

– Вон тот «Питербилт» совсем новый. – Движение возобновилось. Можно было проехать несколько сотен футов. Масленка слегка поворчал и перешел с первой скорости на вторую. Сцепление на тягаче, древнем «Форде F750» 2010 года выпуска, было жестким. Когда Тинкер сама водила тягач, ей приходилось чуть ли не стоя давить на сцепление, чтобы переменить скорость. – Его стукнули несильно. Легко можно восстановить.

Тинкер подумала над этим и сказала:

– Да, если только это машина контрабандиста и поэтому никто на нее не претендует. В противном случае кто-то уже наверняка потребовал доставить автомобиль назад во время следующего Выключения.

– Мечтать не вредно, – опять проворчал Масленка, переключая скорость на первую, поскольку они опять вклинились в пробку.

Кстати, о следующем Выключении…

– Я сказала Лейн, что в следующий День Выключения отправляюсь в университет Карнеги-Меллон на целый семестр.

– Шутишь!

Масленка посмотрел на сестру так, словно она внезапно превратилась в нечто противное и непонятное, вроде тех уродливых собак с приплюснутым носом.

– Всего на девяносто дней, и это шанс посмотреть, что представляет собой Земля.

– Я живал там, – сказал Масленка. – Все слишком большое. Можешь целый день смотреть, как мимо тебя проходят тысячи людей, и не встретить ни одного знакомого.

Они втиснулись на мост Форт-Дюкенн. Все водное пространство под ними – реки Огайо, Аллегени и Мононгаэла – было заполнено баржами. Казалось, можно пройти с одного берега на другой, вообще не касаясь воды. Так происходило всякий раз, когда Питтсбург возвращался на Землю: люди перевозили товары по земле, по воде, по воздуху. Ей не хотелось думать о том, как жить там, где все время такое столпотворение.

– Рассказами ты мне не поможешь.

– Это другой мир, Тинк. Если он тебе не понравится, ты будешь чувствовать себя пришибленной и несчастной.

– А может, он мне понравится?

Масленка пожал плечами:

– Может быть. Не думаю. Ты ненавидишь, когда кто-то указывает тебе, что делать. Подумай об этом. Ты едешь учиться. А ведь ты никогда не ходила в обычную школу. Уроки начинаются ровно в восемь. Дзынь! Звонит звонок, и ты должна сидеть на своем месте, тихо, сложив руки. И так ты сидишь часами, не произнося ни слова, и учишь то, что требует от тебя преподаватель.

– Может, в колледже не так? Лейн, кажется, думает, что это здорово.

– Та же Лейн любит возиться в саду, сажать цветы. Ты тоже как-то попыталась. Помнишь, чуть с ума не сошла?

– Но я уже сказала ей «да».

Масленка поругал ее и переключился на дорогу.

В центре города, несмотря на поздний час – почти десять часов, – было многолюдно. Магазины готовились к ажиотажу Пуска, продавцы занимались сортировкой только что доставленных товаров. Распродав все, магазины будут стоять пустыми вплоть до следующего Выключения. В витринах осенняя мода, и все те, кто не успеет купить нужные тряпки сейчас, могут встретить питтсбургскую зиму без перчаток и свитеров.

Водители фургонов, все еще надеющиеся вовремя вернуться домой на Землю, попадались редко, и их легко можно было опознать. Страшно спеша, они громко гудели, посылали во все стороны проклятия из окон кабин и нарушали все правила людей, эльфов и здравого смысла.

– Смотри, смотри! Смотри! – закричала Тинкер, когда один такой идиот перерезал им путь.

Маленький грузовой пикап рванул, словно бешеный, на только что вспыхнувший красный свет, не переставая гудеть. В последний момент водитель понял, что тягач в три раза тяжелее его, и резко вильнул в сторону, пытаясь избежать столкновения.

Но на его пути оказался мотоциклист.

Обычный человек непременно погиб бы. Но мотоциклист рванул с невероятной скоростью и силой и спасся от сумасшедшего пикапа.

– Это эльф? – спросил Масленка, услышав позади рев автомобильных сирен и устремляя машину в образовавшийся впереди просвет.

Тинкер выглянула из окна и посмотрела назад. Любопытно, но вместо того, чтобы смотреть на чуть не сбивший его пикап, мотоциклист глядел вслед удаляющемуся тягачу. Для эльфа он был слишком своим. Густая копна черных волос, длинный нос, резкие черты.

– Нет. Просто везунчик, – ответила Тинкер и полезла в люк проведать Ветроволка.

Резервуар опустел, и заклятие больше не действовало! Тело Ветроволка было холодным на ощупь, и в первый момент Тинкер подумала, что эльф умер. Она глядела на него целую вечность, пока не услышала длинный глубокий вдох.

Днем Лейн укрывала Ветроволка теплыми одеялами, только что из сушилки. Теперь одеяло остыло. Тинкер связалась с Лейн.

– Магия кончилась. Ветроволк холодный. Что мне делать?

– Ляг рядом с ним под одеяла.

– ЧТО?

– Он хотя бы в сознании, Тинк?

– Не знаю.

Впрочем, Лейн права. Из-за воспоминания о том сне Тинкер чуть сама разум не потеряла. Еще мгновение назад она боялась, что эльф умер. Будет ли он вообще осознавать, что лежит не один?

– Хорошо. Я перезвоню тебе, скажу, как мы тут.

Тинкер выключила свет, сняла ботинки и залезла на рабочий стол, где лежал Ветроволк. Днем, неизвестно когда, его «хвост» распустился, и теперь волосы рассыпались всему по столу. Чтобы не лечь на его волосы, Тинкер собрала их здоровой рукой и аккуратно перенесла на правую сторону. Они казались шелковыми на ощупь, такими же, как во сне. Приведя в порядок длинные мягкие пряди, Тинкер прижалась к Ветроволку, стараясь при этом не надавить на его раны. Но из-за того, что она лежала рядом с ним в таком вынужденно неловком положении, ее сознание стало с лихорадочной скоростью прокручивать разные возможности. Неужели, билось в ее мозгу, Ветроволк так ярко предстал перед нею во сне из-за заклятия, помноженного на близость? Или он разделил с ней воспоминание? А может быть, раз это выходило за рамки ее опыта, он действительно побудил ее к сексу?

Она вглядывалась в его спокойное лицо, освещаемое перемежающимся светом придорожных фонарей. «Давай, давай, Тинк, такой красавец – да еще и израненный – не будет мечтать о том, чтобы заняться любовью с простецкой девчонкой вроде тебя».

Поэтому отвечать за это только тебе. Увы!

– Тинкер! Тинк!

– Что? Что? – Очнувшись от сна, она поняла, что лежит в объятиях Ветроволка, ее голова покоится на его плече, а на губах – его запах.

– Это ЗМА, – прошептал Масленка через окно. – Проверяют документы граждан. У тебя они с собой?

– Да. Держи! – Она выскользнула из некрепких объятий Ветроволка и спустилась на пол. Кто-то стучал в дверь трейлера, причем так сильно, что всю заднюю стену затрясло. – Да кто это там, черт побери? Веселый зеленый великан?

– Все трое крупные ребята. – Были видны лишь глаза Масленки, но в них читался страх. Господи, Масленка испугался пограничников?

– Сколько времени? Где мы?

– В шести кварталах от Края. Пять минут до Пуска.

– Это пограничники ЗМА? – Что-то здесь было не так, и она оглянулась в поисках оружия. – Подожди минутку! Я оденусь.

Кобура и пистолет Ветроволка лежали у рабочего стола. Она быстро перезарядила пистолет, перекинула кобуру через плечо и надела поверх куртку.

Отперла засов и распахнула дверь.

– Вот! – Тинкер протянула свои гражданские документы.

Некоторые статистики оценивали эльфийское население Эльфдома в миллиард, другие полагали, что аборигенов всего несколько сотен миллионов. Точно не знал ни один человек, а эльфы старались не допустить утечки информации. Перемещенным лицам эльфы разрешали оставаться лишь на определенных условиях, оговоренных в мирном Договоре. Людям с преступными наклонностями или нездоровой психикой места на Эльфдоме не было, и иммиграция могла происходить только с разрешения эльфов. И хотя очень многие не соглашались жить на чужой планете под контролем чужой расы, для других, столь же многих, плюсы все же перевешивали минусы. Отсутствие безработицы, дешевое жилье и изумительная чистота планеты были отличной приманкой. Иммигранты вели оживленную контрабандную торговлю. Ответственность за контроль над ней ложилась на Земное Межмерное Агентство, ЗМА.

Пограничники обычно цепко держали границу – чтобы ни один землянин не смог совершить незаконное путешествие на Эльфдом. Сейчас, близко к полуночи, они должны были стоять у ограды, вылавливая последних нелегалов и отправляя их обратно, поскольку во время Пуска у этих отчаянных появлялся шанс… Шесть кварталов от Края и всего пять минут до Пуска отгоняли все страхи. Но перед Тинкер стояли три огромных мужика, все трое размером с Натана Черновского, что не слишком характерно для людей.

Самый большой, кажется, командовал группой. Он взял паспорт Тинкер, но закрыл его, едва взглянув на фотографию, а потом на девушку. Но документ не вернул. Тинкер заметила, что он держал в руке и паспорт Масленки. Потом командир обратился к меньшему из троих, впрочем, тот был лишь относительно меньше.

– Проверь трейлер. Посмотри, права ли наша маленькая птичка. Добудь машину. – Это относилось ко второму пограничнику. Тот мгновенно скрылся в ночи. – Когда это произойдет, я хочу оказаться где-нибудь подальше.