Текст книги "И грянул гром"

Глава 8

Брезент не мог заглушить голоса, доносящиеся из палатки. Ждущий под стражей Син ясно различал их.

– Неужели я должен пить кофе и обмениваться рукопожатиями с каждым пленником? Я и так работаю за десятерых, а вы добавляете мне еще забот. Пошлите их к полевым командирам. Пошлите, наконец, в Преторию, и пускай их запрут там. Если он шпион, делайте что угодно, но не тащите его ко мне!

Син улыбался. Жан-Поль не потерял голос. Потом последовало относительное затишье – это шляпа делал доклад командиру. Вдруг опять послышался рык:

– Нет! Ни за что! Убери его!

Син наполнил легкие воздухом, сложив руки рупором, поднес их ко рту и крикнул в сторону палатки:

– Эй, ты, голландец кровопийца! Ты боишься новой встречи со мной? Думаешь, я опять пересчитаю тебе зубы, как в прошлый раз?

На несколько мгновений воцарилась тишина, послышался шум опрокинутого стула, и наконец кто-то отбросил кусок брезента, закрывающий вход в палатку. Щурясь от солнечного света, с венчиком рыжих волос, обрамляющих лысую макушку, агрессивно расправив плечи, вышел Жан-Поль.

– Я здесь! – крикнул Син, и Жан-Поль замер.

– Ты! – Он сделал шаг вперед. – Это ты, ведь правда, Син? – И Жан-Поль расхохотался. Разжав огромный кулак, он протянул руку к Сину. – Син! О Боже, Син!

Они обменялись рукопожатиями, улыбаясь друг другу.

– Пошли в палатку.

Войдя внутрь, Жан-Поль первым делом спросил:

– Где же Катрин? Где моя маленькая сестренка?

Улыбка медленно сползла с лица Сина. Он тяжело опустился на плетеный стул и перед тем, как ответить, снял шляпу.

– Она мертва, Поль. Она умерла четыре года назад.

Лицо Жан-Поля застыло в гримасе боли.

– От чего? – спросил он.

«Разве я могу ему сказать, что она покончила с собой по какой-то одной ей ведомой причине?» Син опустил голову:

– Лихорадка. Лихорадка черной воды.

– И ты не послал нам никакой весточки?

– Я не знал, где найти тебя. А твои родители?..

– Они умерли, – резко сказал Жан-Поль и, отвернувшись от Сина, вперился в белый брезент палатки.

Воцарилась тишина, они оба с болью вспоминали умерших, и эта грусть делала их беспомощными. Наконец Син встал и подошел к входу в палатку.

– Дирк, иди сюда.

Мбеджан подтолкнул мальчика вперед, подойдя к Сину, он, как маленький, взял отца за руку и вошел вместе с ним в палатку.

– Это сын Катрин.

Жан-Поль сверху вниз посмотрел на мальчика:

– Иди сюда.

Дирк нерешительно приблизился. Неожиданно Жан-Поль сел на корточки и заглянул прямо в глаза ребенка. Он сжал лицо Дирка ладонями, внимательно изучая его.

– Да. Именно такого сына она и должна была вскормить. Эти глаза… – Его голос дрожал. Он не мог оторвать взгляда от мальчика.

– Гордись, что у тебя такая мать, – сказал он и встал.

Син подтолкнул Дирка к выходу, и мальчик радостно побежал к Мбеджану.

– Что будешь делать дальше? – спросил Жан-Поль.

– Хочу пройти через укрепления.

– Ты уедешь в Англию?

– Я – англичанин.

– Ты даешь мне слово не общаться с ними? – Жан-Поль нахмурился.

– Нет, – ответил Син.

Жан-Поль кивнул, будто бы ждал именно такого ответа.

– Я тебе должен, – тихо сказал шурин. – Я не забыл время слонов. Вот моя расплата. – Он направился к переносной конторке и обмакнул перо. Даже стоя он писал очень быстро. Промокнув бумагу, протянул ее Сину. – Отправляйся, – приказал он. – Надеюсь, мы никогда не встретимся снова. Потому что в следующий раз я убью тебя.

– Или я тебя.

Глава 9

В тот день Син повел свой маленький отряд через стальной железнодорожный мост над Тугелой, потом через пустынную деревушку Коленсо и далее по равнине. Где-то далеко впереди, рассеянные в траве, как дикие маргаритки, белели палатки огромного британского лагеря в Чивели-Сидинг. Но еще до этого Син наткнулся на вооруженный пост, где дежурили сержант и четверо рядовых в форме йоркширского полка.

– Послушай, ты соображаешь, куда тебя занесло?

– Я – британский подданный, – заметил Син.

Сержант окинул взглядом бороду Сина и залатанную одежду, мохнатая лошаденка под седоком переступала с ноги на ногу.

– Повтори, что сказал. – Сержант решил подразнить его.

– Я – британский подданный, – вежливо повторил Син с акцентом, который был явно тяжеловат для йоркширского уха.

– А я – неотесанный японец, – весело согласился сержант. – Давай свое ружье, старина.

Два дня Син томился за колючей тюремной проволокой, ожидая, пока развед-отдел свяжется с британской регистрационной службой Ледибурга и получит ответ. Два долгих дня, в течение которых Син непрерывно размышлял, но не о свалившихся на него напастях, а о женщине, которую он нашел, полюбил и безвозвратно потерял. Эти два дня вынужденного бездействия стали одними из самых тяжких в его жизни. Мысленно повторяя каждое слово, вспоминая нежное и жадное слияние их тел, ее лицо, губы, запах ее волос, смешавшихся со свежестью грозы, он больно ранил свою душу. Этот сильный мужчина так глубоко в себе похоронил воспоминания той ночи, что они остались в нем до конца его дней. Син был уверен, что никогда не забудет эту женщину.

К тому времени, когда его отпустили с извинениями, отдав лошадей, ружье, сумку с деньгами и поклажу, Син находился в состоянии такой глубокой депрессии, что его могли спасти либо вино, либо насилие.

Деревушка Фрер, место их первой остановки на южном побережье, сулила и то и другое.

– Возьми с собой Дирка, – приказал Син, – за городом найди лагерь в стороне от дорог и разложи большой костер, чтобы я смог найти вас в темноте.

– А что будешь делать ты, хозяин?

Син посмотрел в сторону маленького невзрачного бара.

– Я иду туда.

– Пошли, сын хозяина.

Пока они с Дирком ехали вниз по улице, Мбеджан размышлял», сколько времени дать Сину оттянуться и когда идти вытаскивать его. Прошло много лет с тех пор, как хозяин последний раз проводил время в баре в таком же подавленном настроении. Но тогда у него были причины повесомей. Пожалуй, подожду до полуночи, решил Мбеджан, а потом Сину пора спать.

Бар оказался комнатой внушительных размеров с возвышающейся стойкой вдоль задней стенки. Здесь было уютно, тепло, многолюдно. Запах вина сливался с запахом сигар. Все еще стоя у входа, засунув руки в карманы брюк, Син в уме подсчитывал свой капитал. Он мог позволить себе истратить десять соверенов. Это было более чем достаточно, чтобы расплатиться за выпивку.

Идя сквозь толпу к стойке, он рассматривал людей: солдаты самых разных полков, колониальных и императорских войск, среди которых преобладали рядовые, группа младших офицеров. Было несколько штатских, скорее всего, возницы, поставщики, а может, и бизнесмены. Две женщины, в профессии которых не приходилось сомневаться, излишне громко смеялись. Клиентов обслуживали с десяток черных официантов.

– Что будешь, парень? – спросила грузная женщина за стойкой, когда Син подошел к ней. Первым делом он обратил внимание на ее усы и содрогнулся.

– Бренди. – Он не был настроен говорить комплименты.

– Бутылку? – Она знала, что ему нужно.

– Для начала, – согласился Син.

Он выпил три большие порции и с огорчением понял, что они не подействовали, а лишь обострили воображение до такой степени, что лицо Рут отчетливо предстало перед ним в мельчайших деталях, включая маленькую черную родинку на щеке и поднимающиеся вверх уголки глаз, когда она улыбалась. Он должен был найти более сильное средство, чтобы забыться.

Откинувшись назад, поставив локти на стойку, он еще раз оглядел присутствующих. Представляя каждого из них в качестве возможного объекта нападения, он разочаровывался и переключал внимание на следующего, пока наконец не остановился на маленькой группе за игральным столом.

Семь игроков в покер, притом, насколько он мог видеть, не слабаки. Прихватив бутылку, он пересек комнату и присоединился к кружку зрителей, став за сержантом территориальной добровольческой части, который скоро должен был скинуть карты. Через несколько ходов сержант вытащил одну, чтобы пополнить масть, ошибся, стал мухлевать, вынул еще две, пока ему не ответили двумя парами с другой стороны стола. Он опустил руки и сквозь зубы с отвращением процедил:

– Эта игра вычистила мои карманы. – Он собрал несколько монет, лежащих перед ним на столе, и встал.

– Не повезло, Джек. Кто-нибудь хочет занять его место? – Выигравший оглядел зрителей. – Просто принять участие в скромной дружеской игре с маленькими ставками.

– Возьмите меня. – Син сел, поставил стакан и бутылку у правой руки и выложил перед собой ставку в пять золотых соверенов.

– У этого мужчины золото! Милости просим.

На первом ходу Син обанкротился, на втором – потерял два фунта на трех семерках и выиграл пять фунтов на третьем. Удача улыбнулась ему, он играл с холодной целеустремленностью, и когда ему нужна была какая-то карта, казалось, стоило лишь пожелать, чтобы она пришла.

Поистине права пословица: если везет в карты, не везет в любви. Син горько усмехнулся и, заполнив малый ряд пятью червями, побил три семерки и выиграл крупную сумму. Столбик монет перед ним рос. Фунтов тридцать. Он начинал сам себе нравиться.

– Надо вам подучиться, джентльмены. – Три игрока откололись за последний час, и за столом осталось четверо. – Как насчет того, чтобы дать проигравшим шанс отыграться?

– Вы хотите повысить ставки? – поинтересовался Син у говорившего.

Этот большой мужчина, пропахший лошадьми, с красным лицом, был вторым и последним победителем. Возможно, он был возчиком.

– Да, если все согласны. Пускай минимальная ставка будет пять фунтов.

– Подходит, – сказал Син, и за столом послышался одобрительный шепот.

Сначала игра велась осторожно, так как речь шла о больших деньгах, но постепенно темп увеличивался. Сину стало везти меньше, но где-то через час благодаря мелким выигрышам у него было семьдесят пять фунтов. Потом он сделал странный ход.

Первый кричащий слева от Сина вылетел до выигрыша, и вышиб его джентльмен, пропахший лошадьми, потом кричал номер, третий, и Сину пришла в голову фантазия открыть карты.

С отчаянной радостью он обнаружил семерку, восьмерку, девятку и десятку треф с бубновой шестеркой. В общем-то неплохая сдача.

– Кричу двадцать и поднимаю до двадцати, – предложил он.

Наблюдавшие оживленно зашевелились.

– Кричу. – Номер первый был не при деньгах.

– Кричу, – эхом отозвался лошадиный дух, и его золото со звоном влилось в общую массу.

– Сдаю. – Номер первый смешал карты и отбросил их.

Син снова повернулся к номеру первому.

– Сколько карт?

– Сыграю этими. – И Син почувствовал первые признаки надвигающейся беды. – А вы? – спросил он у лошадиного духа.

– Я вполне счастлив теми, что имею.

Двое не сменили карт, а у него малый ряд. Из масти у Сина четыре трефы, и одна из них точно прогорит. Син ощутил подступающую тошноту, сулящую беду и проигрыш. Разбив ряд, он пошел с трефы, не самой сильной, но попытка – не пытка.

– Я возьму одну. – Он выбросил бубновую шестерку и взял другую карту сверху колоды.

– Моя ставка. – Лицо номера первого светилось от удовольствия. – Я поднимаю максимум – еще сорок. Заплатите еще восемьдесят и смотрите на меня, мальчики. Давайте посмотрим, какого цвета у вас денежки.

– Я бы хотел подтолкнуть вас на большее, но это предел. – Лицо лошадиного духа было бесстрастным, но лоб покрылся испариной.

– Шесть взяток. – Син взял карты, и за свои четыре положил ту, которую вытащил. Она была черная, а когда он выдвинул ее побольше, то оказалось, что это – черная шестерка. Чувствуя, что внутри у него все кипит, он, глубоко вздохнув, полностью открыл карту. – Я тоже кричу. – Его голос звучал отрывисто.

– Картинка – закричал номер первый. – Все королевы. Что, скушали?

Лошадиный дух злобно отшвырнул карты, его красное лицо передернулось.

– Черт подери! У меня был первоклассный флэш. – Номер первый захихикал от радости и потянулся за деньгами.

– Подожди-ка, друг. – Син выложил свои карты на стол.

– Масть, мои дамы бьют, – запротестовал номер первый.

– Посчитай очки. – Син дотрагивался до каждой карты, называя ее. – Шесть, семь, восемь, девять и десять – все трефы. Сегодня ты пришел вторым. – Он убрал руку номера первого с денег и начал складывать их в столбик по двадцать.

– Слишком уж тебе везет. – Лошадиный дух даже не пытался скрыть свое огорчение.

– Да, – согласился Син. Двести шестьдесят восемь фунтов. Совсем неплохо.

– Забавно, что удача приходит к человеку с такими длинными руками, – продолжал лошадиный дух, – да еще когда он сдает. Какая, говоришь, у тебя профессия?

Не поднимая глаз, Син начал перекладывать соверены в карман, невольно улыбаясь. Конец замечательному вечеру, решил он.

Убедившись, что деньги в безопасности, Син поднял глаза на лошадиного духа и широко улыбнулся.

– Пошли пройдемся, паренек, – предложил он.

– Это будет здорово! – Лошадиный дух отбросил стул и встал.

– Просто отлично, – согласился Син.

Лошадиный дух проследовал через черный ход во двор в сопровождении Сина и нескольких клиентов забегаловки. Внизу он остановился и, внезапно повернувшись, ударил Сина с отчаянной злобой.

Получив удар в висок, Син не успел опомниться, как полетел в толпу. Падая, он видел, как лошадиный дух резко выдернул из-под куртки нож. Тонкий изогнутый нож с восьмидюймовым лезвием отливал тусклым серебром в свете окон бара.

Толпа отпрянула, оставив Сина лежать на ступеньках. Лошадиный дух, выкрикивая угрозы, в бешенстве занес нож над головой удачливого соперника.

Слегка оглушенный, Син спокойно следил за поблескивающим изгибом ножа. Внезапно он вцепился в правое запястье лошадиного духа и резко дернул.

Враг упал на Сина, его рука, сжимавшая нож, оказалась беспомощной. Син мысленно сравнивал свои силы с силами противника: бесспорно, противник был сильнее, но ему мешал большой, дряблый живот и отсутствие гибкости.

Лошадиный дух попытался силой высвободить правую руку. Пот выступил на его лице, распространяя неприятный запах.

Син еще крепче сжал запястье противника, для этого было достаточно лишь силы предплечий.

– А-а! – Лошадиный дух обмяк.

Син решил использовать силу всех мускулов руки и почувствовал, как они напряглись и затвердели.

– Милостивый Боже! – Завопив от боли, когда в запястье что-то треснуло, лошадиный дух разжал пальцы, и нож выпал на деревянные ступени.

Все еще не отпуская противника, Син начал медленно подниматься.

– Прощай, дружок. – Син выпихнул его на пыльный двор. Дышалось легко, хотя чувствовался неприятный озноб. Лошадиный дух пытался встать на колени, прижимая сломанное запястье.

Возможно, трусливая попытка к бегству так завела Сина, а может, выпитый бренди резко обострил его восприятие или потери и разочарования послужили причиной безумной вспышки ярости.

Неожиданно Сину показалось, что именно лошадиный дух причина всех его несчастий, что это тот самый мужчина, уведший у него Рут.

– Ты чудовище! – задохнулся Син.

Почувствовав угрожающе внезапную смену настроения победителя, лошадиный дух от страха вскочил на ноги, ища дорогу к отступлению.

– Ублюдок! – Голос Сина дрожал от нахлынувших эмоций. Впервые в жизни Син жаждал крови. Он медленно надвигался на жертву, сжимая и разжимая кулаки, его лицо исказилось от гнева, слова, слетавшие с губ, были бессмысленны.

На дворе воцарилась мертвая тишина. В тени столпились зрители, холодея от ужасающего, но завораживающего зрелища.

Лошадиный дух застыл, вжав голову в плечи. А Син приближался, глядя на него, как удав на кролика.

В последний момент этот здоровенный мужик попытался дать деру, но его ноги отяжелели и дрожали. Внезапно раздался звук, похожий на тот, с которым топор врезается в ствол дерева, – это Син ударил его в грудь. Он тяжело рухнул, а Син все бил его ногами в грудь, выкрикивая что-то бессвязное. В этом потоке слов можно было лишь различить имя его любимой женщины.

Но даже в безумии он понимал, что превратил в месиво лицо противника, чувствовал теплоту крови, попавшей ему на лицо и руки, услышал крики толпы:

– Он убьет его!

– Оттащите. Ради Христа!

– Хватайте его – он силен как бык.

Чьи-то руки вцепились в него, ладони сжали горло, он на мгновение потерял сознание от удара бутылкой по голове. Потом почувствовал вес их тел, повисших на нем.

Несмотря на то что его обхватили цепкие руки, а двое дюжих парней сели на спине, он сумел сбросить их и встать.

– Держите его за ноги!

– Валите на землю, валите!

Син схватил мужиков, державших его за руки, и треснул лбами друг об друга. Они отвалились в разные стороны.

Кто-то попытался схватить его со спины, но, получив мощный удар по коленной чашечке, взвыл дурным голосом. Син дышал как затравленный зверь, кровь из раны на голове текла по лицу и впитывалась в бороду.

– Дайте ружье! – крикнул кто-то.

– Под баром есть дробовик. – Но смелости не хватило ни у кого, и Син обвел всех диким взглядом.

– Смотрите, он убил его! – Эти слова дошли до его сознания, несмотря на безумие, тело невольно расслабилось, и он попытался вытереть кровь. Все заметили происшедшую в нем перемену.

– Остынь, парень. Смех смехом, но убийц проклинают.

Син посмотрел на лошадиного духа. Сперва ему стало не по себе, потом страшно. Мужчина был мертв, не было никаких сомнений.

– О Боже, – прошептал он, пятясь назад и уже не обращая внимания на липкую кровь.

– Он вытащил нож. Не волнуйся, парень. У тебя много свидетелей.

Настроение толпы изменилось.

– Нет, – пробормотал Син. Они не поняли. Впервые в жизни он злоупотребил силой и направил ее на бессмысленное убийство, чтобы убить ради удовольствия, ради вида крови.

Неожиданно лошадиный дух пошевелился, повернул голову, одна нога его согнулась и выпрямилась. У Сина появилась надежда.

– Он жив!

– Доктора.

Син со страхом приблизился к нему, стал на колени, развязал свой шарф и вытер им кровь с лица лежавшего.

– С ним все будет в порядке – оставь его доктору.

Пришел доктор, худой неразговорчивый мужчина, жующий табак. В желтом свете фонаря-«молнии» он осмотрел пациента, сделал уколы, толпа тем временем окружила его, пыталась заглянуть через плечо. Наконец доктор встал.

– Его можно перенести ко мне в операционную. – Доктор посмотрел на Сина. – Вы сделали это?

Син кивнул.

– Напомните мне об этом, если я стану раздражать вас.

– Я не хотел – просто так получилось.

– Так ли? – Доктор выплюнул табак в дворовую пыль. – Давайте посмотрим вашу голову. – Он положил голову Сина себе на колени, распутал слипшиеся от крови волосы.

– Рана неглубокая. Шов накладывать не нужно. Промойте и смажьте йодом.

– А сколько, док, за этого парня?

– Вы платите? – Доктор насмешливо посмотрел на него.

– Да.

– Переломы челюсти, ключицы, около двух дюжин швов плюс уход за ним в течение нескольких дней в кровати из-за сотрясения мозга. – Он размышлял, на сколько завысить цену. – Скажем, два соверена.

Син дал ему пять.

– Посмотрите за ним, док!

– Это моя работа. – И он пошел за мужчинами, которые уносили лошадиного духа со двора.

– Кажется, вам нужно выпить, мистер. Победителей не судят.

– Да, – согласился Син. – Мне нужно выпить. Конечно, он выпил, и не раз. Когда в полночь

Мбеджан пришел за ним, то порядком намучился, пытаясь усадить хозяина на лошадь позади себя, а тот не мог удержаться и без конца падал. Наконец Мбеджан перекинул его через круп лошади, как тюк с поклажей.

– Возможно, завтра ты станешь все отрицать, – принимая строгий вид, произнес Мбеджан, положив бесчувственное тело у костра и заворачивая его в одеяло. Он даже не вытер запекшуюся кровь и не снял с него ботинки.

Мбеджан оказался прав.

Глава 10

Син проснулся с первым лучом солнца. Голова гудела. Он достал маленькое металлическое зеркальце и «тщательно рассмотрел физиономию. Красавчик! Он согрел воду и, обмакивая тряпку в кружку, стал осторожно протирать лицо. Радовало лишь то, что две сотни соверенов приятно оттягивали карман.

– Ты заболел, па? – Дьявольский интерес Дирка к состоянию отца в значительной степени усилил его поганое настроение.

– Ешь свой завтрак. – Это было сказано так зло, что невольно пресекало дальнейшие расспросы.

– Нечего есть. – Мбеджан выступал в обычной роли защитника.

– Почему нечего? – Син посмотрел на него налитыми кровью глазами.

– Среди нас есть некто, кто считает потребление крепких спиртных напитков с вытекающими последствиями делом более важным, чем покупка еды собственному сыну.

Син достал пригоршню соверенов из кармана куртки.

– Иди! – приказал он. – Купи еды и свежих лошадей. Поторапливайся. Я не хочу, чтобы в мой последний час ты допекал меня своими мудрыми советами. И возьми с собой Дирка.

Мбеджан пересчитал деньги и улыбнулся.

– Ночь прошла не зря.

Они вместе поспешили во Фрер. И Дирк почти бежал рядом с огромным, полуобнаженным зулусом, его голос все еще слышался на расстоянии сотни ярдов. Син налил еще одну чашку кофе и сидел, уставившись на золу и розоватые угли костра. Он доверял Мбеджану и знал, что тот будет аккуратно тратить деньги, зулус умел торговаться. Эта черта была присуща всем его соплеменникам. Эти люди, если надо, могли потратить два дня на покупку одного быка. Но не это занимало сейчас Сина. Он вспоминал события прошедшей ночи. Все еще страдая оттого, что хотел совершить убийство, он пытался оправдать себя перед собой. Ведь он потерял почти все нажитое за многие годы тяжелого труда. За один день! Впереди его ждали лишь лишения да неуверенность в завтрашнем дне. Он просто дошел до точки, нервы не выдержали, а вино и покер лишь ускорили взрыв, который должен был произойти.

И все равно дело не только в этом. Он боялся даже думать о Рут. Боль и чувство безнадежности захлестнули его, он испытал такой приступ отчаяния, что завыл вслух и поднял глаза к утренней звезде, которая постепенно блекла на розовом горизонте, так как всходило солнце.

Син снова испытывал страстное волнение, вспоминая ее походку, безмятежность темных глаз, улыбающийся рот и поющий голос. Он чуть не задохнулся от подступившей нежности.

Испугавшись воспоминаний, он вскочил на ноги и долго ходил у костра… «Мы должны оставить эти места и уехать – уехать быстро! Нужно найти себе занятие, которое отвлечет меня от этих мыслей и займет мои руки. Они болят сейчас, так как не могут обнимать ее».

На рассвете мимо их стоянки проследовала большая колонна пехоты, направлявшаяся на север в сторону Коленсо. Он невольно застыл, наблюдая за ней. Мужчины шли, согнувшись под тяжестью поклажи, за плечами висели ружья.

«Да, – подумал он, – я пойду с ними. Возможно, там, куда они направляются, я наконец найду что-то, чего не смог найти вчера ночью. Мы поедем домой в Ледибург очень быстро на свежих лошадях. Я оставлю Дирка у матери, а сам вернусь на войну».

Теперь им овладело беспокойство. Дирк и Мбеджан – где они?

Син смотрел вниз с холма на Ледибург. В центре аккуратной деревушки возвышалась остроконечная церковь. Раньше ее шпиль казался ему маяком, только покрытым медью, но за девятнадцать лет дожди приглушили блеск, придав куполу светло-коричневый оттенок.

Девятнадцать лет. Почему-то это не казалось ему таким уж большим сроком. Теперь появились добротные постройки рядом со станцией, новый бетонный мост через Бабуиновый поток, голубые камедные деревья на плантации перед школой стали выше, а огненно-красные цветы, украшавшие главную улицу, исчезли.

Со странной неприязнью Син повернул голову и посмотрел направо, где за Бабуиновым потоком, рядом с откосом, стоял его родной дом Теунискрааль, построенный в голландском стиле, вытянутый, с двускатной крышей, покрытой желтой соломой, и с желтыми ставнями на окнах.

Дом был на месте, но даже с такого расстояния Син видел изъеденные сыростью стены с обсыпавшейся краской. Солома торчала клоками, как шкура эрдельтерьера, одна ставня слегка наклонилась из-за сорванной петли; газоны были коричневыми и неровными в тех местах, где проглядывала голая земля. Сыроварня за домом разрушилась, крыша обвалилась, а стойки заброшенных стен едва доходили до плеча.

– Ублюдок! – Гнев Сина относился к брату-близнецу. – Это так-то он следит за домом. Дрыхнет с утра до ночи и встает, только чтобы помочиться.

Для Сина это был не просто дом, а дом, построенный его отцом, он здесь родился и вырос, и, когда отца убили зулусы в Исандлаване? половина дома и фермы стали принадлежать Сину. Он вынужден был учиться по ночам, при свете очага, и висевшая над ним голова буйвола отбрасывала искаженные, двигающиеся тени на штукатурку потолка. И хотя он отдал свою часть брату – все равно это был его дом. И Гарри не имел права разорять их гнездо.

– Черт бы его побрал! – вырвалось у Сина, но тут же он почувствовал укор совести. Гарри был калекой. И виноват в этом был он: дурачась, выстрелил из дробовика, и брату оторвало ступню. «Неужели я никогда не освобожусь от чувства вины. И нет конца моему наказанию?» Все его существо яростно протестовало.

Но и это была не вся вина, а лишь полвины. Кто отец ребенка, которого брат называет своим сыном? Что за лев посеял семя в утробе Анны, жены брата?

– Много времени утекло, хозяин, – произнес Мбеджан, заметив выражение лица Сина.

– Да. – Син встряхнулся и выпрямился в седле. – Долгая дорога в девятнадцать лет. Теперь мы снова дома.

Он осматривал деревню, отыскивая дом между главной улицей и отелем на улице Протеа. Найдя его выглядывающим между высоких, пушистых крон голубых камедных деревьев, он ощутил прилив сил и радости. Живет ли она все еще там? Как она выглядит? Конечно, слегка поседела. Сильно ли изменилась в свои пятьдесят или годы обошлись с ней с той же деликатностью, с которой она обращалась со всеми? Простила ли его за то, что уехал, не попрощавшись? Простит ли долгие годы молчания? Поняла ли причину, по которой он никогда не писал ей – ни слова, ни строчки, лишь анонимно переслал на ее банковский счет десять тысяч фунтов стерлингов. Несчастные десять тысяч фунтов – мелочь по сравнению с тем, что он получал и терял в те давние дни, когда был одним из королей Витвотерстрендских золотых приисков.

Снова подступило чувство вины. Если бы он точно знал, что она поняла и простила! Но речь шла об Аде, его мачехе, которую он любил такой любовью, которой любят только своих настоящих матерей.

– Поехали.

Лошадь перешла в легкий галоп.

– Этот дом, папа? – крикнул Дирк, когда они подъезжали.

– Да, мой мальчик, этот дом.

– А бабушка там?

– Надеюсь, – произнес он и тепло добавил: – Больше всего на свете я надеюсь на это.

Через мост над Бабуиновым потоком, мимо загонов для скота, вдоль железной дороги и здания станции со щитом Ледибурга, который когда-то был черного цвета, а теперь сильно выцвел. Надпись на щите сообщала, что город находится на высоте 2, 256 фута над уровнем моря. Потом через пыльную главную улицу, достаточно широкую, чтобы на ней развернулась большая упряжка быков, и вниз по улице Протеа. Син и Дирк ехали впереди, где-то сзади тащился Мбеджан с гружеными мулами.

На углу Син заставил коня перейти на шаг, стараясь прогнать все злые чувства, пока они не остановились у калитки. Сад был аккуратный, зеленый и радовал глаз цветущими маргаритками и голубыми рододендронами, К коттеджу с дальней стороны была пристроена новая комната, имевшая удивительно свежий вид из-за белых занавесок. На воротах вывеска золотом: «Ада Майсон. Высококлассный костюмер».

Син усмехнулся: – Господи, старушка хочет перегнать Францию. Стой здесь! – сказал он Дирку.

Соскочив с коня, он протянул поводья сыну и вошел в калитку. У дверей застенчиво остановился и привел себя в порядок. Строгий костюм из тонкого черного сукна с шелковой отделкой и новые ботинки, купленные в Питермарицбурге, смотрелись великолепно. Он стряхнул пыль с брюк, пригладил только что подстриженную бороду, закрутил усы и постучал в дверь.

На пороге показалась молодая девушка. Син не узнал ее. Но девушка среагировала немедленно: сильно покраснев, она нервными движениями старалась пригладить волосы, одновременно не зная, куда деть руки, в общем, вела себя как сконфузившаяся незамужняя женщина в присутствии большого, хорошо одетого и привлекательного мужчины. Син почувствовал жалость, когда разглядел ее испуганное лицо, изуродованное алыми рубцами от прыщей. Он приподнял шляпу:

– Миссис Коуртни дома?

– Она в кабинете, сэр. Что ей передать? Кто ее спрашивает?

– Ничего не говорите. Это сюрприз. – Син улыбнулся, а она подняла руку, стараясь скрыть обезображенное лицо.

– Разве вы не войдете, сэр?

– Кто это, Мэри? – Син ловил голос, донесшийся из глубины коттеджа. Все такой же, не изменился. И годы отступили.

– Это какой-то джентльмен. Он хочет видеть вас.

– Иду. Попроси его присесть и, пожалуйста, принеси нам кофе, Мэри.

Мэри с радостью исчезла, а Син остался стоять один в маленькой общей комнате, крутя шляпу в больших загорелых руках и глядя на даггеротип Байта Коуртни над каминной доской. Лицо отца на картине очень напоминало его собственное – те же глаза под густыми чернеющими бровями, выдающаяся вперед упрямая челюсть, скрытая густой бородой, и большой крючковатый нос Коуртни.

Дверь в кабинет открылась, и Син быстро повернулся. Улыбаясь, вошла Ада Коуртни, все еще не замечая его. Потом остановилась, улыбка замерла на ее губах, и она побледнела. Дрожащей рукой дотронулась она до горла и слегка откашлялась.

– О Боже!

– Мама. – Син сделал несколько шагов к ней. – Здравствуй, мама. Я так рад видеть тебя снова.

– Син. – Ее щеки приобрели прежний цвет. – В какой-то момент я подумала: ты вырос таким же большим, как и отец. О Син! – И она побежала к нему. Он бросил шляпу на диван и обнял ее за талию. – Я ждала тебя. Я знала, что ты придешь.

Син подхватил ее, не переставая целовать, радуясь, смеясь и кружа ее. И она, смеясь, целовала его в ответ.

– Поставь меня, – задыхаясь, произнесла она. Когда он выполнил ее просьбу, она прильнула к нему. – Я знала, что ты вернешься. Сначала в газетах попадались заметки о тебе, и люди кое-что мне рассказывали, но в последние годы ничего не было, совсем ничего. Ты плохой мальчик. – Он сияла от радости, волосы, сколотые в пучок, растрепались, и выбившиеся пряди падали на лоб. – Но так здорово, что ты вернулся. – Неожиданно она расплакалась.

– Не надо, ма. Пожалуйста, не надо. – Он никогда не видел, чтобы она плакала.

– Это просто… Это сюрприз. – Она стала поспешно вытирать слезы. – Это ничего.

Неожиданно Син придумал, как отвлечь ее.

– Эй! – с облегчением воскликнул он. – У меня есть ещё сюрприз для тебя.

– Позже, – запротестовала она. – Одного вполне достаточно.

– Этот не будет ждать. – Он вывел ее за дверь, обнимая за плечи. – Дирк, – крикнул он, – иди сюда!

Он почувствовал, как она замерла, когда Дирк шел по садовой дорожке.

– Это твоя бабушка.

– А почему она плачет?

Потом они сидели за столом на кухне, и Ада с Мэри от души потчевали их. Хозяйка этого дома верила, что первым делом мужчине надо хорошенько поесть.