Текст книги "Смерть и золото"

– Стой! – взвизгнул граф, и водитель нажал на тормоза. «Роллс» остановился, подняв огромную тучу пыли. Граф распахнул дверцу и выскочил, вскидывая «манлихер». Ствол дернулся, загрохотали выстрелы. Первая пуля прошла немного выше цели и вызвала облачко пыли далеко в стороне от бегущей антилопы. Вторая вонзилась в светлую шкуру животного возле плеча, и молодой орикс с простреленной шеей кувырком полетел дальше и упал, превратившись в неуклюжее переплетение сломанных ног.

– Вперед! – выкрикнул граф, вскакивая обратно в «роллс», и тот, снова взревев мотором, помчался дальше. Стадо успело довольно далеко убежать, но машина неотвратимо преследовала его, догнала и наконец поравнялась с ним. Опять раздался звучный выстрел из винтовки, и опять за ним последовало тяжелое падение мощного светлого тела животного.

Они усеяли все пространство пустыни упавшими светло-бежевыми телами, пока в живых не остался лишь один старый самец. Он оказался хитрее остальных, он все время менял направление бега, но постоянно уклонялся к западу, к каменистым осыпям, куда стремился с самого начала этой гонки преследования.

Прошло немало времени и было покрыто несколько десятков миль, когда граф наконец потерял терпение. На краю очередного вади[22]22
  В Аравии и Северной Африке – глубокая сухая долина, в сезон дождей заполняющаяся водой.


[Закрыть] он остановил машину и приказал Джино, который начал было многословно протестовать, встать смирно и подставить ему плечо в качестве упора для винтовки.

Орикс теперь немного замедлил ход и бежал усталой рысью, но их разделяло шестьсот ярдов, когда граф навел на животное «манлихер», несмотря на мешающие точному прицелу кусты и дрожащий от жары воздух, напоминающий жидко разведенный желатин.

Выстрел из винтовки снова нарушил тишину пустыни, но антилопа продолжала неторопливо трусить прочь, а граф разразился проклятиями в ее адрес и вставил в магазин винтовки новую обойму сверкающих латунью патронов.

Животное уже практически вышло из зоны эффективного огня, но следующая пуля, выпущенная с большим возвышением прицела, описала длинную навесную траекторию, и послышался глухой звук удара – правда, через некоторое время после того, как орикс внезапно рухнул и скрылся за линией серых кустов.

Когда они нашли удобный подъезд к этому месту и водитель с трудом провел «роллс» через глубокую впадину, поцарапав задний бампер и один из огромных серебристых колесных колпаков, то добрались наконец до лежащей на боку антилопы. Оставив винтовку на заднем сиденье, граф выпрыгнул из машины еще до того, как та полностью остановилась.

– Засними меня, когда я буду наносить coup de grace[23]23
  Удар милосердия; последний смертельный удар кинжалом или выстрел с целью прекратить мучения раненого (фр.).


[Закрыть], – крикнул он Джино, доставая из кобуры свою «беретту» с рукояткой, отделанной щечками из слоновой кости, и побежал к поверженному животному.

Мягкая свинцовая пуля раздробила спинной хребет антилопы, парализовав ей задние ноги; из раны тихонько сочилась кровь, ярко-красной струйкой стекая по светло-бежевому боку.

Граф остановился и принял картинно-красивую позу, направив дуло пистолета на увенчанную великолепными рогами голову изящного животного.

В самый критический момент сернобык с трудом приподнялся передней частью туловища и уставился слезящимися от боли глазами прямо в лицо графу. Орикс – одна из самых агрессивных антилоп Африки, способная своими длинными и острыми как рапира рогами убить даже взрослого льва. Старый бык весил не меньше четырехсот пятидесяти фунтов, а ростом достигал четырех футов в холке; рога же вздымались над его головой еще на три фута.

Орикс яростно фыркнул, и граф вмиг забыл про наведенный пистолет, что держал в руке, – его вдруг охватило нестерпимое желание поскорее убраться в безопасное чрево «роллс-ройса».

Опередив быка на какие-то шесть дюймов, он запрыгнул на заднее сиденье машины и скрючился там, сполз на пол и прикрыл голову обеими руками, а орикс тем временем уже обрушился на боковину кузова машины, вбив внутрь одну дверцу и царапая краску своими смертельно опасными рогами.

Джино пытался закопаться в землю, скребя ее руками и ногами и издавая при этом жалобное поскуливание. Водитель заглушил мотор и сидел, словно окаменев; всякий раз, когда орикс бил рогами в борт машины, его так сильно швыряло вперед, что он ударялся лбом о ветровое стекло. При этом он умоляюще бормотал:

– Пристрелите же его, граф, пожалуйста, пристрелите это чудовище!

Задница графа смотрела прямо в небо. Это была единственная часть его тела, возвышавшаяся над задним сиденьем «роллса», и он орал, чтобы кто-нибудь подал ему винтовку, но не мог поднять головы, чтобы взять ее самому.

Пуля, что раздробила сернобыку хребет, прошла дальше и пробила легкое. Мощные удары, которые он наносил по машине, расширили рану и разорвали крупную артерию, в результате чего животное, издав жалобный вой, рухнуло на землю, и из его ноздрей мощно хлынул двойной поток крови.

После этого надолго установилась тишина. Бледное лицо графа понемногу розовело, когда он опасливо поднял голову над бортом машины и поглядел на мертвую тушу. Бык лежал неподвижно, и это графа подбодрило. Он осторожно нащупал «манлихер», медленно поднял его и выпустил целую серию пуль в неподвижную тушу быка. Руки у него дрожали так сильно, что несколько выстрелов не попали в цель и пули вонзились в землю в опасной близости от Джино, который все еще лежал на песке, испуская жалобные стоны и делая странные загребающие движения руками, как крот, стремящийся зарыться в землю.

Удостоверившись, что орикс наконец мертв, граф вышел из машины и медленно направился к ближайшему шипастому кусту, но шел он на полусогнутых и одеревеневших ногах, поскольку успел несколько запачкать свое шелковое, отмеченное монограммами белье.

Когда опустилась вечерняя прохлада, слегка помятый «роллс-ройс» вернулся к лагерю батальона. На капоте, свисая на широкие крылья машины, лежали кровоточащие туши антилоп. Граф стоял в позе победителя, принимая поздравления и восторженные крики солдат, – настоящий Нимрод-триумфатор[24]24
  Библейский персонаж, правнук Ноя, известный как великий охотник.


[Закрыть]. В лагере его ждала радиограмма от генерала де Боно. Это был отнюдь не выговор (генерал никогда не допустил бы ничего подобного), но в нем отмечалось, что хотя генерал благодарен графу за проделанную на данный момент работу и за его изъявления патриотических чувств и преданность делу, он тем не менее был бы весьма признателен графу, если бы тот придумал какой-нибудь способ ускорить свое продвижение.

Граф направил в ответ радиограмму в пять сотен слов, которая завершалась восклицанием «Победа будет за нами!», после чего отправился праздновать вместе с офицерами свой успех, заедая его барбекю из антилопьей печени и запивая ледяным кьянти.

Предоставив управление и командование «Иронделль» заботам своего помощника-мусульманина и команде оборванцев, капитан Пападопулос провел предшествующие пять дней в своей каюте в кормовой надстройке, не вылезая из-за стола и играя в джин-рамми с майором Гаретом Суэйлсом. Гарет предложил им это развлечение, и капитан только теперь стал догадываться, что в непрерывном потоке выигрышей, коим отличалась вся игра Гарета, было нечто странное.

Давно согласованная сумма оплаты за перевозку боевых машин и четверых пассажиров составляла двести пятьдесят фунтов стерлингов. Проигрыш капитана уже несколько превысил ее, а Гарет лишь победоносно улыбался капитану и поправлял свои золотистые усы.

– Как вы полагаете, Папа, старина, не сделать ли нам перерыв – выйти на палубу и слегка размять ноги, а?

Отыграв заплаченные за проезд деньги, Гарет выполнил поставленную перед собой задачу и теперь желал вернуться на палубу, где Вики Камберуэлл и Джейк что-то слишком подружились, чтобы он продолжал сохранять спокойствие. Всякий раз, когда зов природы вынуждал Гарета совершить очередную прогулку на ют, к борту, он видел, что эти двое все время сидят вместе и чересчур много смеются, а это обычно дурной признак. Вики всегда первой вызывалась участвовать в любом деле, она подавала Джейку инструменты и вообще всячески вдохновляла его, пока он трудился, регулируя моторы машин и осуществляя последние приготовления к переходу через пустыню, или когда они сидели втроем с Грегориусом, и тот в обстановке бурного веселья и шуточек преподавал им уроки основ амхарского языка. И Гарет невольно задавался вопросом, как далеко эти двое в конечном итоге могут зайти.

Однако он был человеком, точно знающим, что ему нужно в первую очередь, а его основная забота в начале путешествия заключалась в отыгрывании у Пападопулоса уплаченных тому денег. Выполнив задачу, он мог теперь вернуться к обхаживанию Вики Камберуэлл.

– Отлично провели время, Папа, – обратился он к капитану, приподнимаясь над столом и засовывая пачку засаленных банкнотов в задний карман и одновременно сгребая свободной рукой со стола разбросанные там монеты.

Капитан Пападопулос засунул руку куда-то вглубь своей длинной арабской рубахи, которую обычно носил, и достал оттуда нож с изумительной резной рукояткой и хищно изогнутым лезвием. Он взвесил его на ладони, и его единственный глаз холодно уставился на Гарета.

– Сдавайте! – сказал он, и Гарет, натянуто улыбнувшись, опустился обратно на стул. Он взял со стола колоду, с треском перетасовал карты, а нож между тем снова исчез в складках рубахи Пападопулоса, который внимательно наблюдал за раздачей.

– Вообще-то я совсем не против еще нескольких партий, – заметил Гарет. – Так, для разогрева, а?

Невольничий корабль тем временем изменил курс, обогнув оконечность Африканского Рога и мыс Гвардафуй. Теперь перед ним лежала кишка длинного Аденского залива и переход в сотню миль до берегов Французского Сомали.

Другой помощник капитана, индус, вошел в каюту и, боязливо оглядываясь, прошептал что-то на ухо капитану.

– Чем так взволнован этот малый? – спросил Гарет.

– Он беспокоится насчет английской блокады.

– Я тоже этим обеспокоен, – ответил Гарет. – Может, нам подняться на палубу?

– Нет. Сдавайте, – сказал Пападопулос.

Тут они услышали под собой гул и рокот включившегося в работу мощного дизеля и почувствовали вибрацию от вращения вала винта. Помощник капитана вел теперь судно с включенным мотором и под парусами, и ход судна тут же изменился – мощь толкающего его винта прибавилась к тяге, которую сообщали кораблю полностью развернутые паруса, и он летел навстречу полыхающему алым и розовым участку неба впереди, оставляя за кормой горы кучевых облаков, которые уже начало золотить поднимающееся солнце.

Помощник выбрал такой курс, который позволит им по-быстрому пройти по центральному фарватеру залива, вне видимости с берегов Африки с левого борта и Аравийского полуострова – с правого. Судно шло со скоростью двадцать пять узлов, поскольку морской бриз дул в самом выгодном для его парусов направлении, так что через один день и две ночи они должны прийти к нужной точке. Помощник послал одного из самых смышленых своих людей на верхушку мачты, снабдив его подзорной трубой, а сам тем временем задумался над тем, что может вызвать более злобную реакцию англичан: вид юных черных девушек в цепях или пулеметы «виккерс» в ящиках. В итоге он пришел к печальному выводу, что и то и другое для них смертельно опасно, и заорал своему наблюдателю на мачте, чтобы тот смотрел в оба.

Солнце садилось с ужасающей медлительностью, оно было перед ними, практически прямо по курсу, а ветер потихоньку усиливался и все быстрее гнал «Иронделль» в глубину кишки залива.

Джейк Бартон выбрался из моторного отсека «Мисс Вихляги» и улыбнулся Вики, сидевшей на крыле над ним и лениво болтавшей ногами. Ветер раздувал ей волосы, от полученного в последние дни загара ее кожа светилась золотом, а щеки – румянцем. Темные круги под глазами – признак тревоги – куда-то исчезли, равно как и бледность от накопившейся усталости, и теперь она выглядела прямо как школьница, юная, беспечная и веселая.

– Это все, что я мог с ней сделать – сказал Джейк, счищая с рук грязь с помощью тряпки, смоченной в растворе каустической соды. – Мотор теперь так четко работает, что ее можно взять на гонки в Ле-Мане.

Ее колени находились как раз на уровне глаз Джейка, а юбка задралась достаточно высоко. При виде ее обнаженных гладких бедер у него замерло сердце. Кожа девушки поблескивала и светилась, словно была сделана из какого-то драгоценного и редкого материала. Вики заметила, куда он смотрит, и резко свела колени, правда, при этом губы ее тронула улыбка. Она легко соскочила вниз и, стараясь сохранить равновесие на раскачивающейся палубе «Иронделль», коснулась твердых мускулов его руки. Вики страшно нравилось, что она стала объектом восхищения этого привлекательного мужчины, тем более что Гарет все эти пять дней не вылезал из капитанской каюты. Она улыбнулась Джейку. Он был высокого роста, но кустистые курчавые темные волосы, завивающиеся возле ушей, придавали ему вид мальчишки, что, впрочем, вполне компенсировала мощная челюсть и густая сеть морщин, исходящая от внешних уголков глаз.

Она внезапно поняла, что он уже готов наклониться и поцеловать ее, и ощутила странно-сладостную нерешительность – любой намек на то, что она не возражает, тут же вывел бы Джейка на опасный курс, чреватый столкновением с Гаретом, а это поставит под серьезную угрозу всю их экспедицию, а также материал, который она страстно желала написать. В тот момент она обратила внимание (словно в первый раз), какой широкий у Джейка рот, какие полные губы и какой они изящной формы, несмотря на то, что сам он такой огромный и волосатый. Подбородок и щеки у него почернели от наросшей за последние сутки щетины, и она отлично знала, что будут жесткими и колючими при соприкосновении с ее собственными щечками, гладкими и нежными как абрикос. Вдруг ей захотелось почувствовать это, и она чуть приподняла лицо, зная, что он тут же прочтет ее желание в сверкающих глазах.

Тут засевший на топе мачты впередсмотрящий заорал во всю глотку, как вспугнутая чайка, и «Иронделль» сразу охватила лихорадочная суета. Помощник-мусульманин эхом повторил вопли наблюдателя, да еще более громко, и его широченная грязная рубаха захлопала на ветру. Он закатил глаза и так широко разинул свою беззубую пасть, что Джейк разглядел даже маленький розовый язычок в глубине его глотки.

– Что случилось? – встревоженно спросила Вики, не убирая ладони с руки Джейка.

– Беда, – мрачно ответил он и повернулся к двери в рубку, которая как раз распахнулась, и оттуда вылетел Пападопулос. Его косичка моталась из стороны в сторону, как хвост разъяренной львицы, а единственный глаз быстро-быстро моргал. В руке он все еще держал сданные ему карты, распущенные веером.

– Еще один карта, и у меня был бы отличный комбинация, – жалобно проблеял он и швырнул карты на ветер, а сам ухватил своего помощника за ворот рубахи и заорал ему что-то прямо в открытый, но уже замолкший рот.

Помощник ткнул пальцем вверх, и Пападопулос отпустил его и крикнул что-то впередсмотрящему по-арабски. Джейк внимательно слушал их быстрый обмен словами.

– Английский эсминец. Судя по всему, «Донтлесс», – буркнул он.

– Вы понимаете по-арабски? – спросила Вики, но Джейк резким жестом заставил ее замолчать и продолжил слушать.

– Эсминец нас заметил. Меняет курс, пойдет на перехват. – Джейк бросил быстрый взгляд на пылающий шар солнца, и морщинки вокруг его глаз еще больше собрались в складки; он продолжал внимательно прислушиваться к оживленному спору на арабском, что разгорался перед рубкой.

– Что у вас тут за веселье? – спросил Гарет Суэйлс. Он улыбался, но его глаза опасно блеснули, когда он заметил руку Вики, все еще лежащую на плече Джейка. Он вышел из каюты мягко и тихо, как пантера.

Вики с виноватым выражением убрала руку и тут же пожалела об этом. Она ничего не должна Гарету Суэйлсу, ничем ему не обязана, поэтому встретила его взгляд вызывающим выражением глаз, а потом повернулась обратно к Джейку, но обнаружила, что тот уже исчез.

– В чем дело, Папа? – громко спросил Гарет, и капитан рявкнул в ответ:

– Это ваш королевский, мать его, флот, вот в чем дело! – И он потряс кулаком, грозя кому-то находящемуся к северу от них. – Это «Донтлесс», он базируется в Аден и участвует в блокада, перехватывает невольничий корабли.

– И где он? – Выражение лица Гарета изменилось, и он подошел ближе к фальшборту.

– Идет сюда, и быстро – наблюдатель на мачта хорошо видит. Скоро покажется из-за горизонт. – Пападопулос отвернулся от Гарета и проорал серию приказаний команде. Все тут же собрались на главной палубе и сгрудились вокруг первого броневика «Свинья Присцилла», который мягко покачивался на своих рессорах в унисон режущей волне.

– Однако! – воскликнул Гарет. – И что вы намерены предпринять?

– Поймают меня с этот груз на борту – большой беда будет, – пояснил Пападопулос. – Нет оружие, нет беды. – И он оглянулся на своих людей, которые крепили канатами огромную белую машину к палубе. – Мы также делаем с рабы, они идут на дно чертовски быстро с ихними цепями.

– Так-так, погодите-ка минутку. Я ж вам целое состояние заплатил за перевозку этого груза.

– И где теперь этот состояний, майор? – отчаянно завопил Пападопулос. – У меня в карман уже ничего нет! А как у вас? – И капитан снова повернулся к своей команде, чтобы ускорить дело.

В башне «Свиньи Присциллы» внезапно открылась амбразура, и оттуда показались голова и плечи Джейка Бартона. Его волосы развевались на ветру, а в руках он держал пулемет «виккерс». Он поплотнее устроился в башне, положив толстый ствол пулемета на локтевой сгиб левой руки, а другой рукой твердо сжал рукоять. Через плечо у него, подобно тяжелому ожерелью, болталась пулеметная лента, набитая патронами.

Он дал короткую очередь, она четко прогремела над палубой, и трассирующие пули засверкали яркими белыми вспышками пламени; очередь прошла в двенадцати дюймах над головой капитана. Грек тут же плашмя растянулся на палубе, завывая от ужаса, а команда разбежалась, словно выводок испуганных куриц. Джейк благожелательно взирал на эту картину с высоты броневика.

– Мне кажется, мы вполне могли бы прийти к полному взаимопониманию, капитан. Машины никто больше не трогает. Единственный способ спасти ваш корабль – это уйти от этого англичанина, – мягко сообщил Джейк.

– Он же тридцать узлов может делать! – запротестовал капитан, все еще лежа на палубе лицом вниз.

– Чем больше вы будете разговаривать, тем меньше времени у вас останется, – сказал ему Джейк. – Через двадцать минут стемнеет. Меняйте курс и гоните во всю мочь, пока не станет темно.

Пападопулос неуверенно поднялся на ноги и встал, быстро моргая единственным глазом и с жалким видом ломая руки.

– Будьте так добры, пошевеливайтесь, – любезно предложил ему Джейк и дал еще одну очередь из пулемета – прямо над его головой.

Капитан опять рухнул на палубу, успев, однако, выкрикнуть приказ поворачивать «Иронделль» на другой курс, прочь от приближающегося британского эсминца.

Когда шхуна закончила поворот и легла на новый курс, Джейк подозвал к себе Гарета и вручил ему пулемет.

– Мне нужно, чтобы ты все время держал эту банду ублюдков на прицеле, пока я разбираюсь с нашим греком. А пока что можете задраить амбразуры в машинах.

– Где ты взял пулемет? – спросил Гарет. – Я полагал, что они все упакованы в ящики.

– Я, знаешь ли, всегда имею привычку слегка подстраховываться. – Джейк улыбнулся, а Гарет вытащил из портсигара парочку своих длинных сигарок, раскурил их и передал одну Джейку.

– Мои поздравления, – сказал он. – Ты весьма успешно разрешил данный конфликт, и я начинаю понимать, почему выбрал тебя в партнеры. – Джейк сунул сигарку в угол рта, глубоко затянулся и выпустил длинный шлейф голубоватого дыма, после чего самодовольно ухмыльнулся.

– Если у тебя есть какой-нибудь блат в королевском флоте, приятель, готовься пустить его в дело.

Джейк поднялся в «воронье гнездо» на салинге грот-мачты, который ритмично раскачивался и описывал широкую дугу вместе с самой мачтой, вызывая спазмы в желудке, и устроился там, стараясь держать быстро приближающийся к ним серый силуэт эсминца в объективе подзорной трубы.

Хотя боевой корабль был сейчас всего в десяти милях от них, его очертания быстро расплывались в сгущающейся тьме, поскольку усиливающийся бриз взволновал все огромное пространство моря и поднимал крупную волну, а солнце позади Джейка уже касалось водного горизонта, отчего восток быстро уходил в таинственную синюю тень.

Внезапно из расплывающегося силуэта корабля яркой иглой вырвался луч света и начал быстро мигать. Джейк перевел остальным запрос, переданный морзянкой:

– Что за корабль? – Он улыбнулся, а сам попытался прикинуть, насколько шхуна со всей своей массой парусов видна с эсминца и когда можно будет пожертвовать скоростью во имя невидимости.

Эсминец продолжал сигналить.

– Лечь в дрейф, иначе открываю огонь, – прочитал Джейк и злобно выругался: – Пираты проклятые! – Потом сложил ладони рупором и крикнул капитану на мостик: – Все паруса – долой! – Он видел внизу, на палубе, лицо грека, бледно отсвечивающее в сумерках. Грек посмотрел на него, затем повторил команду, и Джейк увидел, как разношерстная команда проворно полезла на мачты.

Джейк оглянулся назад, на маленький темный силуэт эсминца, теряющийся в бескрайнем пространстве моря, и заметил злобную красную вспышку – и выстрел бакового орудия громом раскатился во мраке. Он хорошо разглядел эту вспышку, и кожа у него на спине прямо-таки чесалась от страха, словно от множества ползущих по ней насекомых, пока он ждал все эти долгие секунды, в течение которых снаряд забирался высоко в потемневшее небо, а затем стремительно падал в направлении шхуны.

Он услышал его над головой, снаряд приближался с нарастающим свистом и визгом, а потом врезался в воду в полумиле впереди «Иронделль». На месте его падения в последних лучах солнца с грохотом поднялся высокий фонтан воды, цветом напоминающий каррарский мрамор, а потом его быстро снесло в сторону ветром.

Экипаж замер на мачтах, до смерти перепуганный свистом пролетевшего снаряда, а потом, словно от удара электрического тока, все зашевелились, заработали еще быстрее, в лихорадочном темпе, и сияющие белизной паруса быстренько упали и исчезли, так быстро, как молниеносно убирает крылья дикий гусь, севший на поверхность озера.

Джейк оглянулся на эсминец, и ему пришлось несколько секунд напрягать зрение, прежде чем он его отыскал. Интересно, что они теперь предпримут, когда паруса исчезли из виду. Могут, к примеру, решить, что «Иронделль» послушалась отданного ей приказания и легла в дрейф, не имея понятия о том, что шхуна продолжает идти на дизеле. Она, несомненно, им теперь не видна, ее низкий темный корпус больше не обозначен высокой белой пирамидой парусов. Джейк нетерпеливо ждал еще несколько минут, пока боевой корабль и сам исчезнет из виду, даже с топа мачты, после чего прокричал вниз греку новую команду; «Иронделль» резко взяла к ветру и, разрезая волны, легла на новый курс, в открытое море, стороной обходя прямой маршрут преследующего их эсминца.

Джейк велел держаться этого курса, пока тропическая ночь не окутала весь залив своим теплым толстым одеялом, сквозь которое пробивались только холодные белые лучики звездного света. Он до боли напрягал зрение, вглядываясь в непроницаемую тьму и холодея при мысли, что командир эсминца сумел разгадать его уловку и знает, куда они свернули. Он ожидал, что в любой момент из темноты ночи внезапно прямо перед ними возникнет высокий стальной борт эсминца, откуда на шхуну хлынет поток яркого света боевых прожекторов, и они услышат рявкающий предупредительный сигнал его ревуна.

Потом, совершенно внезапно, он с огромным облегчением увидел бледные лучи прожекторов далеко позади, по меньшей мере милях в шести за кормой, в том месте, где с эсминца видели, как они спускают паруса. Командир купился на уловку, решив, что «Иронделль» легла в дрейф и теперь ждет, когда он подойдет ближе.

Джейк откинул голову назад и с облегчением рассмеялся, но тут же взял себя в руки и начал выкрикивать вниз новые приказания, чтобы шхуна, сделав поворот оверштаг, легла на курс, противоположный курсу эсминца. И «Иронделль» вступила в опасное и сложное состязание в умении и искусстве кораблевождения, вернувшись на свой первоначальный курс, в то время как эсминец вслепую рыскал взад-вперед по укрытому темнотой заливу, пытаясь отыскать ее и шаря повсюду лучами своих прожекторов в попытке обнаружить темный и вонючий невольничий корабль. Или, возможно, он, выключив прожектора и задраив все порты, сейчас несется на всех парах им наперерез в надежде застигнуть шхуну врасплох.

Именно так оно и случилось, и командир эсминца даже почти нагнал их, но Джейк вовремя заметил фосфоресцирующую волну, вылетающую из-под носа у судна англичан в какой-то миле от них. Он отчаянно заорал греку, чтобы тот положил шхуну в дрейф, и они в полном молчании болтались, никому не видимые, на одном месте, пока низкий, серый и узкий как борзая эсминец не промчался поперек их курса, грохоча своими машинами, и не исчез, снова проглоченный ночью. От этой нервотрепки Джейк весь вспотел, но мокрую от пота рубашку быстро высушил ледяной ночной ветер, пока капитан медленно и осторожно возвращал «Иронделль» на прежний курс.

Два часа спустя он вновь увидел прожектора эсминца, едва заметное сияние точно за кормой; оно чуть пульсировало, как молния в летнюю грозу, когда лучи перемещались туда и обратно. А потом остался только свет звезд, а через несколько часов появился и первый сероватый отблеск зари, который постепенно расширялся и светлел, освещая все больший сегмент моря перед шхуной.

Продрогший до костей от ночного ветра и долгих часов бездействия, Джейк по мере усиления света осматривал горизонт, водя подзорной трубой туда и обратно, и только когда окончательно убедился, что не видно ни малейших следов английского боевого корабля, сложил трубу и, преодолевая боль в застывших суставах, стал медленно спускаться по вантам на палубу.

Пападопулос приветствовал его как родного брата – даже привстал на цыпочки, чтобы дотянуться и похлопать его по плечу, дыша ему в лицо чесноком, а Вики тем временем раскрыла походную керосиновую плиту и разожгла огонь. И вскоре принесла ему эмалированную кружку дымящегося черного кофе. При этом смотрела на него с выражением уважения, смешанного с восхищением. Гарет распахнул дверцу амбразуры в башне, откуда он ночью командовал экипажем, держа в руках заряженный «виккерс», потом вылез на палубу, чтобы взять у Вики свою кружку кофе, и выдал Джейку сигарку, после чего они отошли к фальшборту.

– Я, кажется, здорово тебя недооценивал, – улыбнулся он и прикрыл сложенными ладонями огонь спички, давая Джейку прикурить. – Думал, раз ты такой здоровенный, то должен быть глупым.

– Ничего, привыкнешь, – пообещал Джейк. Они оба невольно обернулись на Вики, которая готовила яичницу, – и обменялись понимающими взглядами.

Она растолкала и разбудила их незадолго перед полуднем. Они спали, раскинувшись на своих одеялах, в тени одного из броневиков, желая отоспаться после бессонной ночи. Но без каких-либо протестов последовали за девушкой на нос шхуны и там встали, всматриваясь в низкий берег цвета львиной шкуры, о который мягко разбивался прибой и над которым сверкало режущей глаза синевой раскаленное небо.

Между небом и землей не было видно четкой разделительной линии. Ее застила густая пелена пыли и разогретого воздуха, который ходил волнами и колыхался как рыжая грива льва. Вики решила, что еще никогда в жизни не видела столь негостеприимного побережья. И начала подбирать нужные слова, которыми собиралась описать все это для десятков тысяч своих читателей.

Подошел Грегориус и присоединился к группе. Он уже отказался от своего европейского костюма и вместо него надел традиционную шамма и узкие бриджи. И снова стал похож на человека, полностью принадлежащего Африке, и его шоколадно-коричневое лицо, осененное ореолом темных кудрявых волос, освещала возбужденная улыбка изгнанника, наконец вернувшегося на родину.

– Гор пока что не видно, – сказал он. – Они теряются в дымке, она слишком плотная. Но иногда на заре бывает, когда воздух немного прохладнее… – И он уставился на запад жадным взглядом, а в его блестящих, повлажневших глазах и улыбке на полных губах легко читалась тоска по родной земле.

Шхуна подходила к берегу, скользя по мелководью, где вода была как в горном потоке, настолько прозрачная, что без труда можно разглядеть все веточки коралловых рифов в тридцати футах от поверхности и наблюдать стаи рыб, похожих на усыпанные драгоценными камнями облака.

Пападопулос развернул судно, чтобы подойти к берегу под острым углом, и все детали пейзажа постепенно развернулись перед ними. Они увидели золотисто-красные песчаные пляжи, перемежаемые каменными выступами и кучами булыжников, а за ними – постепенно поднимающийся склон, выжженный, пустынный и страшный, лишь кое-где усеянный низкими кустарниками и зарослями верблюжьей колючки.

В течение часа шхуна шла почти параллельно берегу, оставив позади около тысячи ярдов, а группа все стояла у борта, завороженная открывающимся видом. Только Джейк отошел от остальных и начал готовиться к разгрузке, но вернулся сразу, как только впереди открылся проход в глубокую бухту.

– Бухта Цепей, – сказал Грегориус, и всем сразу стало понятно, откуда взялось такое название, потому что на одном из выступающих в море отрогов, спрятавшись под скалами, защищаясь от доминирующих ветров и волн прибоя, лежали руины древнего города Монди.

Грегориус специально указал на них, потому что на первый взгляд они вовсе не были похожи на город. Это был просто участок земли, усыпанный битым камнем, подступающий к самой воде. Они уже подошли достаточно близко, чтобы различать довольно правильный геометрический рисунок, образованный бывшими улицами и остатками домов без крыш.

– Одному из нас придется сплавать и вытянуть на берег линь.

– Подбросим монетку, – предложил Гарет, и прежде чем Джейк успел возразить, достал из кармана монету.

– Орел, – обреченно сказал Джейк.

– Не везет тебе, старичок. Передай от меня привет акулам. – Гарет улыбнулся и поправил усы.

Джейк стоял на неуклюжем понтонном плоту, с трудом сохраняя равновесие, пока тот с помощью лебедки поднимался в воздух, а затем опускался за борт, раскачиваясь на толстых грузовых канатах.

Вот он опустился на воду и закачался рядом со шхуной, грубый и нескладный, как беременная бегемотиха. Джейк улыбнулся, глядя на стоящую на палубе Вики, которая с интересом наблюдала за процессом, перегнувшись через борт.

– Если не хотите ослепнуть от предстоящего великолепного зрелища, то лучше зажмурьтесь. – Она сразу не поняла, но потом, когда он начал расстегивать и снимать рубашку и штаны, благопристойно отвернулась.