Текст книги "Билет, который лопнул"

– Нельзя ли создать доброкачественного «Добряка»? Не знаю. Требуются эксперименты в этом направлении…

(Видишь какой подход, Би-Джей? приятный вирус, прекрасные симптомы… долгий полет сочетающий в себе лучшие черты джанка гашиша ЛСДяга… те кто возвращается наделяются ослепительной сверхчеловеческой красотой!..)

– В момент самоубийства Харрисона «Добряк» оставался в Пэддингтонской квартире?

– Нет. За месяц до смерти Харрисона он его бросил. По-видимому Харрисон предлагал ему все деньги которые только мог раздобыть лишь бы он вернулся и вновь поселился с ним но «Добряк» отказался. Он жил с молодым человеком фамилия Каннингэм… Роберт Каннингэм… они склеивались… пока склеенная лента находит выход в подлинном сексуальном контакте она действует как половой возбудитель… не более того… Но когда чувствительный объект склеен с тем кого нет тогда она действует как губительный вирус… идеальное орудие убийства со встроенным алиби. «Добряка» в тот момент не было. Он всегда отсутствует.

– «Добряк» разработал этот план не в одиночку.

– Да вряд ли… Наверняка это лишь один аспект большой общей картины… которая напоминает тщательно разработанный план захвата планеты… Всякий кто держит треклятое ухо востро не нуждается в россказнях психиатра с Харли-стрит о том что в так называемые нормальные сексуальные отношения привносятся деструктивные элементы: желание властвовать, убивать, одолеть и съесть партнера… как правило эти порывы сдерживаются встречными порывами… вирус выводит из строя лишь регулировочные центры в нервной системе… Мы уже знаем как это делается по крайней мере именно эта операция нам известна… Мы не знаем кто это делает и как их остановить. Каждый раз как мы настигаем кого-нибудь вроде «Добряка» нам достается магнитофон… обычно записи уже стерты…

– Должен же у вас быть какой-то план.

– Он есть… Вы слыхали о группе «Логос»?., утверждают что сделали поведение человека научно предсказуемым и контролируют его с помощью соответствующих словесных комбинаций. Они владеют системой терапии которую называют «очисткой». Вы «прокручиваете» травматический материал который они называют «диграммами» до тех пор пока благодаря повторяемости он не лишается эмоционального оттенка после чего он вновь сдается в архив в качестве беспристрастной памяти. Когда все «диграммы» прокручены и дезактивированы объект становится «чистым»… Казалось бы методика и инструмент хороши или плохи в зависимости от того кто и с какой целью ими пользуется. Данным инструментом особенно легко злоупотребить. Во многих случаях они становятся «чистыми» сваливая свои «энграммные» записи на другого человека. Эти «энграммные» записи являются живыми организмами маю того – вирусами… Это действительно предоставляет некую выгодную позицию… любое сопротивление подавляется «энграммными» записями… «чистые» объяты ярким холодным пламенем эгоизма сверкающий образ который разгорается все ярче и ярче разлагая на фрагменты другой образ и поглощая отдельные фрагменты… Да нам известны в этой организации подставные лица мужчины и женщины но они всего лишь… фасад… магнитофоны… руководителей там нет…

– Программа «пустое тело», что ли? – Я встал намереваясь уйти. – Где я смогу найти «Добряка»?

– Каждую полночь в «Бутсе». От него вы ничего не добьетесь. Он не помнит.

На охраннике был белый спасательный жилет… Он привел Брэдли в конусообразную комнату с голыми оштукатуренными стенами… На зеленом тюфяке лежала человеческая кожа наполовину надутая точно резиновая игрушка со стоячим пенисом… У основания позвоночника располагался металлический клапан…

– Сначала нам надо выписать билет, – сказал охранник. (Звучанье жидкой пишущей машинки погружающейся в желатин)…

Охранник помогал ему влезть в штаны из кожи которые обжигали как эротогенная кислота… Его кожные волоски с легким покалыванием вошли в кожные волоски оболочки… Охранник придал коже нужную форму разгладив бедра и спину, сделав кожную складку по разделительной линии под носом… Он вставил металлический клапан в позвоночник Брэдли… Нервы и кости пронзила острая зубная боль… Его тело горело точно исхлестанное жгучей сексуальной крапивой… Охранник обошел вокруг него причмокивая и посмеиваясь… Он вставил палец в прямую кишку и точно пустой презерватив залез глубоко в жопу Брэдли… Когда охранник вминал обжигающую сексуальную кожу в разделительную линию и разглаживал ее вдоль промежности пенис выбрасывал струю за струей, на эрогенной лиловой плоти потрескивали волоски… Его тело излучало полупрозрачный розовый свет выделяя затхлые испарения…

– Такая кожа три недели очень горячая а потом… – охранник фыркнул… «носят Мантию Счастья… В среднем продолжительность жизни пристрастившихся к Мантии Счастья составляла около двух лет. Главной проблемой была биологическая адаптация организма, обитающего в венерианских морях. Его нелегальная добыча началась после того, как впервые были оценены его потенциальные возможности. В своем естественном состоянии он заполучал жертву, дотронувшись до нее. После установления такого психоконтакта жертва с большим удовольствием давала себя проглотить. Как вы помните, мантии счастья делают из подводного существа, которое подчиняет себе свою жертву с помощью психоконтакта и заживо ее пожирает… да и жертва, хоть раз испытав прелести мантии, уже не хочет бежать. Это было прекрасное одеяние, живая белизна, подобная белизне жемчуга, нежно трепетавшая струящимся светом, возбуждавшаяся от собственных исступленных движений, когда налаживался смертоносный симбиоз»…цитата из «Ярости» Генри Каттнера, издательство «Мэйфлауэр Делл», Лондон, Дабл-Ю-Си-1, Хай-Холборн, 229231, Кингсборн Хаус…

Брэдли был охвачен исступлением при котором любая сексуальная мысль мгновенно принимала трехмерную форму в лабиринте турецких бань и секс-кабинок снабженных гамаками качелями и матрасами вибрирующими с пронзительной частотой насекомых что носятся в нервах зубах и костях… «тонкая певучая назойливость которая воздействовала на нервы и уши, заставляя их исступленно вибрировать в том же ритме»… цитата из «Ярости» Генри Каттнера страница 143. Сексуальные фантомы всех его влажных снов и мастурбирующих предвечерий окружили его облизывая целуя ощупывая… Время от времени он пил густую и сладкую полупрозрачную жидкость которую принес охранник… Жидкость оставляла во рту жгучий металлический привкус… Губы и язык распухли пробитые эрогенными серебристыми ранами… Кожа излучала фосфоресцирующий лилово-розовый свет наполненный холодным ментоловым жаром столь чувствительным что от воздушного потока он погружался в оргазм а по ляжкам струился спонтанный понос… Охранник слил всю его сперму в пульсирующий неоновый цилиндр… Сквозь прозрачные стены он видел как в ячейках громадного улья охранники в белых жилетах выдаивают сперму из сотен других пленников… Собранная сперма передавалась в центральный банк… Иногда пленникам разрешали контакт и они прилипали друг к другу сливаясь и растворяясь в сексуальных позах мягкого массажа… В центре этого пульсирующего полупрозрачного улья стояла виселица где после трехнедельного доения вешали пленников… Он видел как несли к виселице неизлечимо больных – истощенные тела с прозрачной мумифицированной плотью над мягкими фосфоресцирующими костями… От подвешенного груза ломались шеи и мягкие кости струились в оргазме из лопнувшей кожи забираемой охранниками чтобы использовать на новой партии пленников… Разум и тело затуманились от наслаждения какая-то часть его существа все еще говорила с пружинным ножом спрятанным под матрасом, нащупывая его онемевшими эрогенными пальцами… Как-то ночью он погрузился в позабытый кошмар детства… У его постели стоял большой черный пудель… Пес растворился в дыму и из дыма возникла кукла ростом в пять футов… У куклы были тонкие черты худого лица из зеленого воска и длинные желтые ногти…

«Бяка!» – в ужасе вскричал он пытаясь дотянуться до ножа… но его двигательные центры были парализованы… Такое бывало и прежде… «я говорил тебе что вернусь»… Бяка приложил к его лбу длинный желтый ноготь трупа перепрыгнул через его тело и лег рядом… Он уже мог пошевелиться и принялся царапать куклу ногтями… Бяка фыркнул и оставил на шее Брэдли три длинные царапины…

«Ты мертв, Бяка! мертв! мертв! мертв!» – вскричал Брэдли пытаясь оторвать кукле голову…

«Может и мертв… Но и ты тоже если отсюда не выберешься… я пришел тебя предупредить… Из настоящего времени мимо крабовой стражи на непристойных картинках?.. В соседней ячейке находится китайский мальчишка а дальше по коридору – Яже… Сам знаешь он крупный специалист… И воспользуйся этим… я ухожу»…

Он постепенно исчез оставив на зеленом тюфяке слабый след… Комнату заливал молочный свет… (Ушедшие оставили после себя смесь сновиденья и рассвета)… В постели рядом с Брэдли лежала маленькая бамбуковая флейта… Он поднес ее к губам и услышал со старого коврика в углу голос Бяки… «Не сейчас… Позже»…

Он вступил в контакт с юным китайцем которому удалось тайком пронести транзисторный приемник… Они наскоро разработали план и когда пришел охранник с густой жидкостью включили металлические помехи и вонзили пружинный нож глубоко в нервные центры насекомого… Охранник упал извиваясь и выделяя из своего вспоротого брюшка белый сок… Брэдли взял оружие охранника и освободил остальных пленников…Большая их часть была совсем безнадежна но других они привели в чувство с помощью помех и сформировали дивизию линейных войск… Брэдли показал оружие охранника Яже…

«Как обращаться с этой хреновиной?»

Яже обследовал механизм длинными пальцами аккуратными как обработанный металл… объяснил что это фотопулемет с телескопическим объективом для съемок и проецирования кинофильма вызывающего сверхзвуковые вибрации изображения… Он присоединил приемник к фотопулемету так чтобы помехи синхронизировались с вибрациями… Когда они зигзагами выбирались из улья стремительным натиском захватывая металлические дозоры печей Брэдли держал пулемет на изготовку… Сторожевые вышки открыли огонь магнитными спиралями и прежде чем Брэдли сумел добраться до центральной диспетчерской вышки и обезвредить механические орудийные башни он потерял половину своих людей… (Его войска имели одно преимущество… Все охранники и орудия врага действовали с помощью автоматического управления и в месте их дислокации бойцов фактически не было)… Двигаясь зигзагами он открыл огонь пользуясь помехами и фотопулеметом… Вышки и печи взлетели на воздух в азотистом взрыве горящей кинопленки… Всю структуру сада до самого голубого неба вдали разорвала огромная прореха… Он поднес к губам флейту и из далекого горного селения его детства тонкой струйкой полились голубые ноты Пана… Пленники услышали звуки флейты и опрометью бросились из сада… Сперма вытекла из баков на улицы образа вызвав удары плазменных молний которые во вспышке серебристого света взорвали Сад Наслаждений… Гостиница «Зеленая сосна» стоит на отвесном берегу реки… до самого края обрыва тянется лужайка со стульями и столами. Семья сидит на закрытой веранде на столе жареный цыпленок горячее печенье чай со льдом. С краю стола напротив отца сидит парнишка лет восемнадцати одетый в синий костюм… на обеих скулах багровые раны. Его взгляд устремлен в долину.

Появилась Команда Подрывников. Сад Наслаждений сносят и сваливают в кучи чтобы сжечь. На сломанную виселицу покрытую розовыми блестками угрюмо смотрит тощий человек с дубленой кожей лица и тусклыми серыми глазами. У ног его задыхается, обсирается, обоссывается и извергает семя магнитофон. Он слушает лицо его безмятежно. Он топает своим башмаком с тяжелой металлической набойкой. Шум умолкает. Он наклоняется поднимает кусок спутанной кинопленки и держит его в лучах предзакатного солнца. Рука его опускается и пленка извиваясь ускользает сквозь пальцы. Он смотрит вокруг. «По-моему все готово».

Выходят люди с плещущимся в ведрах бензином. Старший бросает спичку и отступает назад. По всей долине вспыхивают и другие костры в безветренном сентябрьском воздухе неподвижно застывает черный дым. Команда Подрывников поднимается по склону холма к своему грузовику… позвякивание инструментов. В грузовик садятся два садовых сторожа, которые дожидались, когда их подбросят до города… скрежет сцепления… шум далекого двигателя. Позади них в темнеющей долине Сад Наслаждений являет собой разрозненные кучи дымящегося хлама… там где пасутся козы и греются в лучах полуденного солнца ящерицы сквозь почерневшие магнитофоны пробиваются кусты и ползучие растения. БОГ – это запах горящих листьев на булыжных мостовых шелест проводов и тьмы потрепанные звуки далекого города.

Охранник по прозвищу Роза сидит на скамейке в кузове раскачивающегося грузовика вместе с молчаливыми подрывниками. Он не знает ни куда едет ни что будет делать когда туда доберется… «старею… сторожем на склад… может музейным охранником…»

Я остановился у газетного киоска на Шафтсбери-авеню и купил экземпляр «Инкаунтера» рассчитывая в рубрике «Эрос» обнаружить изящную прозу отвлеченную до такой степени что образной дорожки не возникает.

(Сопутствование или скорее сопоставление с этой неизменно удачной хотя и схематичной фигурой речи с помощью приписывания синтаксически виновной аналоговой метафоре того или иного пола.)

Без десяти двенадцать ночи я вошел в вестибюль «Бутса» а снаружи стоял «Добряк» на лице блики синего неона при взгляде на него возникала мысль о больном металле лицо сжигаемое неторопливыми холодными пожарами.

(безнадежно упадническое отрицание общественных ценностей посредством отверстий оплодотворяет перспективу и амбивалентную самоуверенность скрытого тоталитаризма.)

Я знал почему он там стоит. У него не было наличных чтобы отоварить рецепт. Он ждал человека которого смог бы раскрутить.

(увязнув в несоразмерной злобе он не добивается даже несообразной искренности истерии скорее – тревожной дремоты с контрапунктом в виде инфантильного обнажения фрагментарных провинциальных гениталий.)

– Нужна капуста к рецепту, старина?

Он обернулся посмотрел на меня и решив что я не из легавых кивнул. Я дал ему фунт.

– Этого хватит на шесть доз. Увидимся на улице.

Он опять кивнул вошел внутрь и уселся в очередь в рецептурный отдел.

(по иронии судьбы форма банальна до глубины своей макулатурной души амбивалентно бичующей небоеспособные щупальцы словесного поноса.)

Я ждал полчаса словесной грязи.

(в подтверждение существования их творца их периодически взбадриваемые жизни испытывают смертельную жажду направления или курса предписываемого легко узнаваемыми формально негативными аналогами наибольшего доверия заслуживает банальная «приватизация».)

– Если хочешь можешь раскумариться где угодно.

Я видел что у него нет своего жилья. Он только кивнул и мы взяли такси. Когда мы приехали мне пришлось его будить и помогать подняться по лестнице. Сидя в очереди с рецептом он наглотался чумовых колес. Я усадил его в кресло. Он тяжело подался вперед и высунул язык. Открыв один глаз он взглянул на меня.

– Откуда я вас могу знать?

– Прямо с самого начала с врожденного знания.

Его взгляд ощупал меня внутри. Он улыбнулся вертя в грязных пальцах солдатский шарф.

– Вам лучше было бы позволить мне закончить дело а не бросать его на полпути.

(породы плодящиеся с подобной целью – чтобы с достойной уважения осведомленностью самодовольно спросить «Это еще зачем?» Я чувствую доступность ухода от вопроса.)

– Не забудь у меня уже иммунитет.

– Да благодаря мне.

– Благодаря «Добряку».

– Ну и что это вам дало? – Он показал на зеркало. – Посмотрите на себя… измучились извелись…

(оборотить то есть оболгать и превратить пульсирующее многообразие человека в непереводимое зачаточное слово означающее тайное единомыслие «непохожести».)

– Да на себя посмотри «Добряк»… сексуальная шрамовая ткань на всех кого я спрашивал живых и мертвых мне следовало знать.

(мистер С. который недавно стал важной персоной дело попросту в противоречиях прирожденного местного пророка склонного к громогласным смелым признаниям зависящим от банального безграмотного процесса восприятия.)

Я нашел «Добряка» в полицейском участке на вершине холма. Он сидел на лавке лицо невыразительное как пустой экран. За столом щурился сквозь сигаретный дым сержант полиции.

– От него одно беспокойство, – он показал на «Добряка», – бумаги muy malo no еп ordenes…

– Паспорт у него есть?

– Да есть но дата здесь и дата здесь no corresponde[2]2
  Не согласуются (исп.).


[Закрыть]… muy malo… наверно паспорт фальшивый… конечно придется послать его в Столицу…

Он проследил за моей рукой и проверил достоинство купюры которую я подсовывал под потрепанный зеленый журнал регистрации приводов.

Он взял паспорт и принялся его листать.

– Ах да… вот дата въезда… Да все в полном порядке… ваш паспорт сеньор…

«Добряк» стоял с паспортом в руке…

– Пойдем «Добряк». – Я взял его под руку и повел к дороге.

– Adiós, senores.

– Adiós.

Я вел «Добряка» взяв его под локоть. Он весил не больше собственной одежды. Мы уселись под деревом отполированным другими сидевшими там до и после время перевело стрелки в поле белых маленьких цветов близ развалившейся сигнальной вышки. Мы помним эти дни как бесконечную процессию тайной полиции всегда везде в различных формах. Близ Гуаякиля сидел на берегу реки и видел как большая ящерица пересекает илистые равнины усеянные арбузными корками выброшенными из плывущих мимо челноков. Это был уже конец пути. Моя смерть на его лице увяла средь футбольных результатов писсуаров и велосипедных гонок… и вновь возникла на лице Яже в гостинице «Зеленой» фасадом выходящей на долину.

Он стоял с войсками на склоне марокканского холма а вокруг них флейты Пана бесстрастные и тихие как голубое небо… Он услышал как из кармана раздался голос Бяки «Возьми меня с собой»… Он нащупал пластиковый пакетик и вынул его… Внутри была гладкая серая пленка… Он двинулся на флейты Пана к далекому горному селению своего детства где кружит по улицам голубая дымка и время замирает в крытых шифером домах… Слова покидали его разум… Он проплыл сквозь рассветы подземки и турникеты… В ливне разрушенных предместий описывали неторопливые круги мальчишки на роликовых коньках… на Ю-Йорк, Ариж, Им, Остом медленно опускались серые светящиеся хлопья… мятые тряпичные тела на улицах из металла и стекла продуваемых ветрами времени… с сиренных вышек гнусавые потоки страха… позитивная ответная реакция на опустевших улицах Пан Бог Паники извлекает из флейты голубые блюзовые ноты словно обезумевшая машина времени поднявшая ураган столетий… ветер в пыльных кабинетах и архивах… управленческие книги разбросанные по мусорным кучам земли… символические книги всемогущего правления которое с рождения до смерти контролировало мысль чувство и движение планеты железными клешнями боли и наслаждения… символы контроля стертые в словесную и образную пыль; мятые тряпичные тела огромной машины контроля… Вся структура реальности взлетела на воздух в бесшумных взрывах под жалобный вой сирен… Флейтисты из далеких горных селений выпустили Пана Бога Паники на улицы образа… мертвые азотистые улицы старой съемочной площадки… бумажная луна и кисейные деревья а в черно-серебристом небе громадные прорехи как будто мировой покров упал дождем блестящих кинохлопьев… Двадцатые годы кренясь промчались по темнеющим городам в черных «кадиллаках» отхаркивая кинопули ускоренного времени… в открытое окно заносятся запахи болота и старые газеты… оргазмоманы свалены на чердаке точно шуршащая мешковина… тюфяк отформован со всех сторон отражались мастурбирующие предвечерья… «Трудно выбраться».. словесно-образная кожа точно резиновая игрушка покрыта серой позвоночной пылью… Голубые ноты Пана тонкой струйкой заливали серебристые паровозные гудки… вызывая плененного Джинна из космических скафандров для совокупления которые прилипли к его мускульному вожделению и жгучей сексуальной коже… Зеленые мальчики-рыбы бросили свою пытку фантомными обличьями и как рыбы покинули сад через прозрачную воду… Экспериментальные существа последовали за музыкальной оболочкой из света и цвета… Флейты Пана тонкой струйкой заливали друга его детства… чистые голубые удары сквозь Сад Наслаждений… колющие черное насекомое… Он ускользнул из времени в… Его фотопулемет взорвал память… Голубой мальчишка из далекого горного селения протянул руку к другому прибору… Они холодные и бесстрастные как небо сплелись друг с другом в компенсирующих давление креслах… прилипшие друг к другу в замедленных лицах… крест-накрест оплетенные экспериментальным свистом чужих губ уже прерванным с рождения до смерти… кожа контроля растворилась оставив мятые тряпичные тела шуршащей мешковины… Когда сперма вылилась из баков на улицы образа по легковесным сексуальным мыслям пронеслась взрывная волна… мировой покров упал дождем… все что из старого кино слабеет при его прикосновенье.