Текст книги "Где-то там"

Глава 2

– На тот случай, если ты еще не успела заметить, я уже восемь месяцев как мертв. Мертв, но не похоронен.

Высокий, аристократичный, утонченный Теренс Дир с демонической внешностью байроновского героя не глядя ткнул кистью сначала в желтую краску, размазанную по палитре, а потом в холст и с отвращением оглядел залитую солнечным светом студию с взмывающими в небо потолками.

Путем коварных интриг и долгих уговоров Джоан Фриборд удалось наконец пробраться в его дом на Файр Айленд, но толку от этого пока не было.

– С тех пор как Роберт навсегда ушел из моей жизни, – скорбно объявил он своим бархатным баритоном, – я не написал ни слова. Сердце окаменело.

– Фак, фак, фак, – пробормотала Фриборд. – Дерьмо!

Дир вытер палец, вымазанный красной краской, о блузу художника, натянутую поверх футболки и выцветших черных джинсов, и устремил трагический взгляд голубых глаз на риэлтора, ухитрявшуюся одновременно курить и возбужденно метаться по комнате. Стук высоких «шпилек» эхом отдавался от дубовых дощечек паркета и растворялся где-то в высоте. Сизое облако дыма повисло в воздухе, и она раздраженно смахнула его с дороги.

– Это обложка «Вэнитис», Терри! Обложка!!!

—Давай без экивоков, – оборвал великий писатель. – От Джеймса Редмунда тебя воротит. Он козел, зануда, говнюк, но, к сожалению, принадлежит к тому элитному кругу вонючек, которые постоянно твердят, как обожают преодолевать трудности, словно жизнь на блуждающей звезде, несущейся через пустоту и расталкивающей кометы и астероиды, недостаточно опасна, не говоря уже о торнадо, смерти, болезнях, войнах и землетрясениях. Но несмотря на все это, ты его трахнула.

– Я уже сказала, это бизнес и ничего более.

– Работаешь на мафию, драгоценная моя, забыв о благе человечества?

– X... тебе в задницу, Терри, да отцепись же!

– Дорогая, тысячи уже пытались сделать это, но только сотням повезло!

Риэлтор, стряхнув невидимую пылинку с шикарного синего костюма от Армани, прикрыла рот ладонью и закашлялась.

– Пора бросать курить, – выдохнула она, моргая заслезившимися глазами, и поспешно сунула сигарету в пепельницу из большой белой раковины. – Слушай, сколько раз повторять, что обычно я сама терпеть не могу подобных штучек.

– Не совсем, – упрямо буркнул Дир.

– Он издатель и, следовательно, делает что хочет, – объяснила она, нервно разминая несчастный окурок.

– Где и когда ты совершила этот омерзительный акт?

Фриборд рухнула на стул у окна, скрестила руки на груди и мрачно уставилась на писателя.

– Иисусе, Терри, да ты мог бы сляпать это за неделю!

– Где и когда? – настаивал Дир.

– В пятницу, после ужина. В моей ванной.

– В твоей ванной?

Фриборд слегка пожала плечами.

– Ничего страшного. Мы включили воду на полную катушку.

Писатель оценивающе воззрился на нее с таким многозначительным прищуром, словно определял расстояние до далекой звезды. В маленьких зеленых глазках – ни малейшего признака стыда или вины. Обычный, ничего не выражающий взгляд, разве что чуть выжидающий. Интересно... ее душа – словно открытая книга, а сама Фриборд проста и примитивна, как тележка универсама, решил он.

– Да ты мог натяпать долбаную штуку за час!

Примитивна, но уж коли вцепится, клещами не отдерешь.

– Ну а теперь проверим с самого начала, – бесстрастно начал Дир.

Фриборд театрально закатила глаза.

– Опять за свое!

– Тебе предложили эксклюзивные права на продажу «Где-то там», – невозмутимо продолжал он, – но беда в том, что в доме, похоже, водятся привидения и...

– Ничего подобного! Там уже много лет все спокойно. Просто дом приобрел эту чертову мороз-по-кожную репутацию...

Лауреат Пулитцеровской премии в области литературы тупо уставился на нее.

– Мороз-по-кожную?

– И нечего придираться к словам, я не писатель.

– Ты преступница. Уломала Анну Троли, экстрасенса с мировой славой, известного доктора Гэбриела Кейса, профессора Нью-йоркского университета и признанного авторитета в подобных вещах, на такую авантюру! Итак, эти двое и мы с тобой проводим несколько ночей в доме, и пока Троли и Кейс купаются во всяческих флюидах и эманациях, я наблюдаю за ними, старательно все записываю и разражаюсь омерзительно лживой статьей об отсутствии в доме всяких признаков потусторонних сил, призванной запудрить мозги потенциальным покупателям. Твой ванный инкуб с трубкой и собственным журналом ее печатает, репутация особняка, как у жены Цезаря, – вне подозрений, ты его продаешь и становишься еще богаче, чем была, и шикуешь на грязные денежки. Надеюсь, я все точно изложил, о мой Ангел Недвижимости?

– Мне предложили тройные комиссионные, Терри. Это долбаная цифра с шестью нулями!

– Неужели нужно непрерывно употреблять непечатные слова, бесценная?

– Нужно!

– В таком случае ты могла хотя бы произносить их на французский манер: «делбен», «фе-е-ек» или что-то в этом роде, – упрекнул Теренс, рассеянно разглядывая картину: вихреобразную мешанину разных оттенков ярко-желтого.

Фриборд, потеряв терпение, вскочила и приблизилась к нему.

– Ты у меня в долгу, Терри!

Терри поднял кисть и нацелился в холст.

– Ну вот, началось. Психическая атака на мою больную совесть.

– Отрицаешь, что обязан мне?

– Зигмунд Фрейд убил бы за такой дар.

Фриборд протиснулась между мольбертом и Терри и вызывающе подбоченилась.

– Ты смеешь это отрицать?

Теренс опустил глаза на свои ярко-красные теннисные туфли «Найк» и, покачав головой, вздохнул.

– Нет, не отрицаю, – признал он. – Я бесконечно тебе благодарен. Сколько бессонных ужасных ночей ты провела рядом, подставляя плечо, когда мне это больше всего было нужно, плечо, не подбитое ни тайной завистью, ни злобой, ни ложью. Ты честна, верна и преданна, и единственное живое существо, которому я могу полностью довериться, моя Джоан, и к тому же совершенно непредсказуемое. Но боюсь, что в этом случае должен разочаровать тебя отказом.

– Ради всего святого, это не более чем газетная статья, Терри! Какое отношение имеет разбитое сердце к гребаной статье?

Теренс с некоторым недоумением воззрился на нее.

– Типа того, что это как бы не книга, верно? – пояснила она.

– Не книга, – глухо подтвердил он.

– Тогда к чему этот взгляд?

– Какой взгляд?

– Такой.

– Пытаюсь отыскать источник твоего зловещего коварства.

– Что? О чем ты? Что значит «зловещее»?

– Все, относящееся к национальному правительству! – рявкнул Теренс, принимаясь рисовать.

– А, это что-то вроде «голубой» шуточки?

– Если желаешь.

– Брось, Терри. Перестань ломаться и напиши статью.

– Мне очень хотелось бы, но это невозможно.

– При всем при том, что дерьмовая сделка чертовски важна для меня?

– Да.

– И все из-за какого-то фе-е-екинг амбала-тяжеловеса, которого ты подобрал в парке, пока тот кормил стероидами несчастных голубей? Не вешай мне лапшу на уши!

– Моя дорогая Джоанн, дело не только в Роберте, – снова вздохнул автор.

Фриборд подозрительно нахмурилась: и в манере, и в голосе приятеля было нечто уклончивое.

– Тут много чего еще, – добавил он.

– Да неужели?

– Именно.

– Может, все-таки выложишь все начистоту?

– Я бросил писать.

– Как это?

– Бросил, и все. Навсегда.

Фриборд схватилась за лоб и театрально воскликнула, как ей казалось, на французский манер:

– Маман твою!

– Это слишком трудно понять человеку постороннему, – развел руками Дир. – Приходится принимать миллион решений. Знаешь, что писал в своем дневнике Оскар Уайльд? «Сегодня у меня был чудесный день. Вставил запятую, вычеркнул, потом решил снова вставить». Джоан, искусство писателя – суета сует.

– Ни за что не поверю, Терри.

– Это тяжелый умственный труд. С некоторых пор я считаю себя художником.

Раздраженный взгляд Фриборд остановился на холсте со спиралевидными желтыми завихрениями. Н-да, ну и бред!

– И что это такое, по-твоему, Терри?

– "Отдых лимонов".

Фриборд, испуганно отшатнувшись, вырвала кисть у него из рук.

– Опять пользуешь ЛСД, Терри?

– Не будь идиоткой, – фыркнул тот.

– Больше никаких верблюдов в дешевых платьях из оранжевой тафты, клянущихся, что они и есть Свидетели Иеговы, прокравшихся в дом, чтобы поговорить о твоем творчестве?

– В тебе нет ни капли обычной порядочности, не говоря уже о такте!

– И что из этого?

– И все потому, что я бросил писать?

– Да-да-да! Сначала Роберт и разбитое сердце, потом вдруг «литература – это сплошной напряг и заморочки», а ты – второй Пикассо. Блин, все это чистый бред, Терри! Ты просто боишься? Веришь в дурацких духов, так ведь?

– Что за чушь!

Однако щеки Дира заметно порозовели. Взявшись за кисть, он снова потянулся к холсту.

– Слушай, честно говоря, я просто не могу уехать и бросить собак на произвол судьбы.

– Точно, бред!

– Ничего подобного, – настаивал Дир.

– Ты порушишь мою жизнь ради паршивых маленьких поганок?

Дир повернулся и негодующе уставился на нее.

– Смею я предположить, что под «паршивыми маленькими поганками» ты подразумеваешь моих идеально воспитанных наимилейших игрушечных пудельков Помпетт и Марию Идальго Лебланш?

Фриборд ответила таким же разъяренным взглядом. Вероятно, со стороны они представляли довольно забавное зрелище, поскольку ее лицо находилось всего в нескольких дюймах от его груди.

– Можешь их захватить.

– Прошу прощения?

– Возьми их с собой. То есть собак.

– Взять собак?!

В голосе Теренса отчетливо слышались панические нотки.

– Ну да, мы повезем их туда.

– Ничего не получится.

– Не получится?

– Абсолютно ничего.

– Почему бы это?! – осведомилась Фриборд.

– Сам не знаю.

– Не знаешь? Так вот что я тебе скажу: у тебя мозги от страха расплавились и завоняли, жопа ты литературная! Небось и спишь при свете, пылающий хрен!

– Хрен – непристойное выражение, – холодно заметил Дир.

– Ничего, не развалишься! – огрызнулась Фриборд.

– Грязный язык! Не говоря уже о том, что твои гнусные и мерзкие оскорбления, мисс Кто-бы-вы-ни-были, совершенно абсурдны, если не жалки!

– Зато попали не в бровь, а в глаз?

Писатель побагровел.

– Почему бы тебе не найти кого-то другого? – проныл он. – Господи, Джоанн, да «Вэнитис» даст тебе кого угодно, только выбирай.

– Они и выбрали.

– Как?! Что это ты несешь?

Они сидели за столиком у окна в голландском баре отеля «Шерри». Пяти еще не пробило, и почти все остальные столики были пусты.

– Погоди, – велела Фриборд, роясь в сумочке. – Где-то тут завалялся снимок этого дома, ну просто как из ужастика. Сейчас найду.

Расстроенный, выбитый из колеи издатель «Вэнитис» украдкой метнул тревожный взгляд на дверь, через которую как раз входил очередной посетитель. Слава Богу, незнакомый.

Нервно постукивая по зубам черенком незажженной пенковой трубки, он соизволил перевести глаза на Фриборд.

– Четверо проводят ночи в доме с привидениями, – продолжала она, – и первая журнальная статья Терри, ну разве не событие?!

Официант поставил перед ней на белоснежную скатерть бокал с ледяным коктейлем «Манхэттен» и предложил издателю шардонне.

– Спасибо, – пробормотал Редмунд. В его широко открытых, чуть навыкате глазах начинала закипать зарождающаяся истерия. Как только официант удалился, он немедленно нагнулся к уху Фриборд.

– Не считаешь, что мы должны поговорить о том, что случилось на вечеринке?

– А что там случилось? – рассеянно вопросила она, все еще не оставляя попыток найти фото, но тут же резко вскинула голову, потрясенная внезапным озарением.

– Ах, ЭТО!

Ее взметнувшиеся руки накрыли ладони Редмунда, нежно сжали пальцы.

– О да, Джим! Только об этом я и хочу думать и говорить! Ну же, давай побыстрее покончим с этой статьей и вернемся к реальной жизни... то есть к нам обоим! Тебе нравится идея? Ты ее опубликуешь?

– Весьма интересная мысль, Джоан, – согласился Редмунд.

Фриборд отпустила его руки, развалилась на стуле и уныло согласилась.

– Так оно и есть.

Слишком хорошо она знала, что означает это выражение.

– Но это не совсем в духе журнала, – умоляюще пробормотал Редмунд. – Слушай, Джоан. Та ночь... просто невероятно.

– Ага.

– Поразительно. Ничего более волнующего в жизни не испытывал.

– Да, я тоже, – поддакнула Фриборд, тупо уставившись на декоративный фонтанчик как раз напротив отеля «Плаза».

– Но это ужасная ошибка, любимая, так нельзя, – промямлил Редмунд. – Я все обдумал сегодня утром, пока бегал в парке, и...

Фриборд одарила его взглядом, исполненным немого укора.

– Я никогда не оставлю жену, – твердо объявил издатель. – Просто не смогу. Следовательно, у нас нет будущего, Джоанн. Только ненужная боль и страдание. Прости. Мне ужасно жаль.

Риэлтор продолжала молча взирать на него. Широко распахнутые глаза казались неправдоподобно огромными.

– Тебе жаль... – эхом откликнулась она.

Редмунд поспешно уткнулся в свое вино.

– Знаю... знаю... просто неуклюже выразился.

Услышав сдавленные всхлипы, Редмунд поднял голову и с ужасом заметил, что Фриборд давится слезами.

– А, черт, – окончательно растерялся он.

Риэлтор схватила льняную салфетку, поднесла к лицу и, казалось, тихо зарыдала.

– Я чувствую себя последним подлецом, – охнул Редмунд. – Как теперь жить в том кондо, что ты мне продала? Видеть тебя в каждом коридоре... на каждом квадратике паркета?

Признание мгновенно подогрело скорбь плачущего агента по продаже недвижимости, подняв ее на куда более высокий эмоциональный уровень, хотя кто из посторонних мог распознать смешок, поспешно замаскированный стоном неподдельной душевной муки?

Редмунд в отчаянии огляделся, пытаясь проверить, не следят ли за ними, и стал старательно выколачивать трубку.

– Слушай, Джоани, эта статья... звучит очень... очень многообещающе. Перспективный проект. Ты уверена, что Теренс сумеет это сделать?

– Редмунд не пойдет на это, если ты не напишешь статью, – пояснила Фриборд, возвращаясь мыслями к настоящему.

– Ты злобный коварный двойник Элизы Дулитл[7]7
  Героиня пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион».


[Закрыть]!

– Лиза – кто?

Дир грустно усмехнулся. Жадный блеск зеленых глаз, выдвинутая вперед нижняя губка, вызывающе вздернутый подбородок с ямочкой... Воинственный маленький рыцарь... а на деле всего лишь – перепуганное дитя.

– Весь смысл твоих метаний не только в деньгах, верно, Джоани? В твоей душе мечется вечно голодный тигр, это постоянное отчаянное стремление все время быть впереди всех, первой, вечно побеждать, доказывать себе и окружающим, что ты в порядке.

– Не только в деньгах? – недоуменно переспросила нахмурившаяся Джоан.

Дверь, выходящая на веранду, громко стукнула, и в комнату ворвались два тявкающих пуделя, стуча по полу коготками. За ними явился хромой мужчина лет сорока с жестоко изуродованной стопой, слуга, нанятый когда-то Диром из жалости.

Фриборд брезгливо взглянула на пуделя, с задумчивым видом замершего у ее ног.

– И не думай, – пригрозила она, – иначе я сдеру с тебя шкуру и сделаю каминный коврик!

– Беги, Мария! – возопил Дир. – Не видишь, она убийца! Беги! Пьер, уберите их.

– Сейчас, месье, – кивнул слуга и, хлопнув в ладоши, крикнул: – Пойдем, собачки! Скорее! Пора обедать!

Песики убрались из комнаты, а слуга, тяжело припадая на больную ногу, зашаркал следом.

– Поверь, Терри, это так много значит для меня. Так много!

Писатель тряхнул своей львиной гривой. Он купил этот дом благодаря посредничеству Фриборд. Именно тогда они и познакомились. И за все эти годы она ни разу ни о чем не попросила, даже дать автограф. Его слава ничего не значила для девушки, которую он знал, хотя она по-своему горячо его любила. Он всмотрелся в ее глаза, пытаясь обнаружить глубоко запрятанную сердечную боль, которую она научилась так ловко прятать за стальным блеском самоуверенности и неуязвимости.

– Так много, – безнадежно повторила она.

– И сколько мы должны там пробыть?

– Пять дней.

Она объяснила, что доктор Гэбриел Кейс, психолог, профессор и эксперт по потусторонним явлениям, должен приехать туда заранее и установить специальное оборудование до их приезда. Большая часть багажа тоже будет выслана вперед, а когда самолет Анны Троли приземлится в аэропорту, они возьмут лимузин и отправятся в Крейвн Коув, а оттуда катером – прямо на остров.

– Кейс уже обо всем договаривается, – докончила Фриборд. – Телефоны там, всякие приспособления и всякое дерьмо.

– Какая четкость действий!

– Да, он аккуратист, ничего не скажешь!

– Аккуратист?

– По крайней мере так по телефону показалось. В жизни его не видела.

– Хочешь сказать, что ты втянула его во все это по телефону?!

– За те деньги, что я ему плачу, мог бы и по канату походить. Ясно?

– Вот оно что! – сухо обронил писатель, вновь обращаясь к холсту. – Следовало бы сразу понять.

Риэлтор поспешно подвинулась ближе.

– Ну давай поговорим Серьезно, – попросила она.

– Можно подумать, мы до сих пор шутили.

– Учти, все это время еду нам будут доставлять из «Четырех сезонов».

Кисть автора замерла в воздухе.

– Ах ты, Мефистофель!

– Значит, «да»?

Шел 1993 год.

Позже в этом придется серьезно усомниться.

Часть 2

Глава 3

Резная парадная дверь особняка, распахнувшись, ударилась о стену, словно под воздействием злого колдовства.

– Дьявол, ну и ураган! – воскликнула ввалившаяся в холл Фриборд, отряхиваясь по-собачьи, так что с блестящей желтой штормовки, одолженной капитаном катера, во все стороны полетели брызги. За ней, сопровождаемый голодным воем ветра, вбежал Дир. Обернувшись, Фриборд увидела, как на крыльцо неспешно, словно прогуливаясь, взбирается Анна с сумкой в руке. За ее спиной виднелась монолитная серая стена дождя. Вся вода мира, казалось, обрушилась на путешественников.

– Вы в порядке, миссис Троли? – окликнула она, приложив руку ко рту.

– Да, дорогая, – отозвалась экстрасенс, – в полном.

Последнее слово почти заглушил пушечный залп громового раската. Буря разразилась совершенно неожиданно, когда они мирно направлялись к острову, и несчастный катер начало швырять из стороны в сторону, а волны каждую минуту грозили опрокинуть суденышко. Правда, по радио и телевизору передали штормовое предупреждение, но заверили, что у берега сила ветра несколько уменьшится. Этого не случилось.

– Клянусь, я задолжал тебе хорошую трепку, Джоан, – буркнул Дир, бросив на пол легкую сумку. – Так и знал, что следовало гнать тебя из дома в три шеи.

– Отступать некуда, – сообщила Фриборд. – И придержи язык ради всего святого, особенно при этих людях! Я только что на коленях не стояла, чтобы их уговорить!

– Благодарение Богу, что меня не пришлось долго упрашивать!

Фриборд стащила непромокаемую шляпу и показала на открытую дверь, где все еще сражалась со ступеньками экстрасенс.

– Терри, помоги миссис Троли.

– Сейчас.

Дир свободной, несколько расслабленной походкой грациозного жирафа направился к женщине и потянулся к ее сумке.

– Могу я вам помочь?

– О нет, благодарю. Я всегда путешествую налегке.

– И то верно. Тамбурины почти ничего не весят.

– Терри!!

Троли наконец вошла, сняла шляпу и опустила на пол сумку.

– Ничего, – благосклонно бросила она Фриборд. – Считайте, что я не слышала.

По правде говоря, она достаточно наслышалась от Дира во время поездки в лимузине, включая требование сравнить методы ее и Вупи Голдберг в фильме «Призрак», а также настойчивые расспросы относительно содержания холестерина в эктоплазме. Но Троли на каждую шутку лишь кивала головой и слегка улыбалась, безмятежно глядя на расстилавшийся за окном машины пейзаж. Ее видимое равнодушие, очевидно, действовало на Дира, как красная тряпка – на быка. Его упражнения в остроумии становились все изощреннее, а рассуждения по поводу сверхъестественного и непознанного – все ехиднее.

– Если верить газетам, – сообщил он, когда лимузин приближался к Беар Маунтинз, – Эдгар Кайт впервые впал в транс лишь потому, что не хотел идти в школу, а потом обнаружилось, будто лягушка, которую он держал в кармане, каким-то образом излечилась от мононуклеоза, что, разумеется, вызвало настоящую сенсацию.

И так далее, и тому подобное. Слава Богу, они наконец на месте.

Фриборд осмелилась подбежать к двери и захлопнуть ее. В воцарившейся тишине до Дира вдруг донеслась музыка.

– Господи Иисусе, неужели я попал на небо! – воскликнул он. – Коул Портер!

Лицо писателя осветилось детской радостью, едва из-за массивных дверей гостиной раздалась знакомая мелодия. Кто-то играл на фортепьяно.

– Моя любимая! – просиял он. – «Ночь и день»!

– Это вы, док? – окликнула Фриборд.

– Мисс Фриборд?

Глубокий приятный голос, как ни странно, не приглушали даже толстые створки. Фриборд немедленно отправилась в гостиную. Все лампы были зажжены, и уютный свет переливался на ореховых панелях, а в камине весело потрескивало пламя, вторя чарующим пассажам. Фриборд с наслаждением вдохнула запах горящей сосны. Буря словно осталась в ином измерении.

– Да, мы уже здесь, – кивнула она пианисту и с улыбкой двинулась вперед, сбрасывая на ходу штормовку, с которой капала вода. За ее спиной возник Дир, а потом и Анна медленно вплыла в комнату. Насквозь промокшие сапоги Фриборд противно чавкнули.

– Ну вот, главное, что все живы и здоровы, – обрадовался Кейс. – Очень рад. Я уже начал волноваться.

Фриборд невольно отметила, что профессор совсем недурен собой: длинные волнистые черные волосы обрамляли точеное лицо, словно принадлежащее какой-то древней статуе. Отблески огня плясали в его глазах. Темные... только какого вот цвета, не понятно. И немолод: лет сорок восемь – пятьдесят. Одет в брюки хаки и такую же рубашку с короткими рукавами.

– Совершенно безумный ураган! – воскликнул он. – Не вы, случайно, заказали эту погоду, мистер Дир? Признайтесь, это вы всему причиной!

Дир был известен своими готическими романами.

– По-моему, я заказал всего лишь «Чивас Ригал», – сухо пояснил писатель.

Он и Фриборд остановились у рояля, пока Анна с нерешительным недоумением оглядывала комнату.

– Вы призрак? – обратился Дир к пианисту. Фриборд, не веря собственным ушам, обернулась к нему.

– Что за бред? – раздраженно прошептала она.

– Давно не была в Диснейленде? – громко продолжал писатель. – Там так и устроено: когда проезжаешь по долине привидений, куча духов танцует, а самый большой играет на фортепьяно.

– Я удушу твоих шавок, фе-е-ек! – прошипела Фриборд. Анна Троли опустилась в мягкое кресло и вперилась взглядом в человека за роялем.

– Я Гэбриел Кейс, – представился он, вставая. – Искренне почтён вашим приездом, мистер Дир и миссис Троли.

– Пожалуйста, играйте, – настаивал Дир.

– С удовольствием.

Кейс снова сел и стал играть «Всю ночь напролет». Фриборд беззастенчиво пялилась на него. Теперь она наконец разглядела, что глаза у него черные, как ночь, и даже мимолетный взгляд, казалось, пронзал насквозь. Но самой странной и отличительной приметой был иззубренный, как молния, ярко-красный шрам, тянувшийся по щеке почти до подбородка. За окнами снова глухо ударил гром; дождь монотонно бил по окнам, как меланхоличное сопровождение песни.

– Итак, мисс Фриборд, – продолжал Кейс, ослепительно улыбаясь. В точности, как гребаный архангел! – Очень рад увидеть ту, с кем столько наговорил по телефону. Должен признаться, вы настоящая красавица.

– Давно вы здесь? – даже не поблагодарив, осведомилась Фриборд.

– Целую вечность. Что с вами, мисс Фриборд? Вы хмуритесь.

– Вы совсем не похожи на ваше фото, – пробормотала она, подходя ближе и пристально в него всматриваясь. – То самое, что на обложке книги.

– "Призраки и привидения"?

Фриборд кивнула.

– Они хотели создать зловещую атмосферу, – пояснил он, – и поэтому сняли меня под каким-то странным углом и в скудном освещении.

– Наверное, так и есть, – с сомнением признала Фриборд.

– Я читал все ваши романы, мистер Дир, – восторженно изливался Кейс. – Чудесные произведения. Клянусь, редко приходится читать книги, написанные с таким проникновением в мир героев.

– Благодарю.

– Но лучше всех «Исповедь Гилроя», – заключил Кейс, поднимая руки с клавиатуры и глядя на Фриборд.

– Опять вы мрачны как ночь, – шутливо посетовал он. – Что случилось?

Она поняла, что снова хмурится.

– Такое бывало и раньше, – уклончиво заверила она.

Но Кейс, словно не слыша, повторил:

– Что же все-таки неладно?

– Знаете, такое странное чувство... называется «дежа вю». Только и всего.

– Здесь для этого не время и не место, – рявкнул Дир.

Кейс хмыкнул. «Интересно, что тут смешного?» – подивилась Фриборд. Писатель тем временем всмотрелся в картину, висевшую над камином: огромный, в человеческий рост портрет мужчины в костюме времен тридцатых годов. И хотя работа, несомненно, принадлежала кисти даровитого живописца, и фигура, казалось, вот-вот сойдет со стены, лицо словно расплывалось, представляя собой неясный, как бы затянутый дымкой овал.

– Кто это? – спросил Дир. Кейс поднял голову.

– Доктор Эдвард Куондт, первый владелец.

– Но почему лицо совершенно не прописано? – возмутился Дир.

Никем не замечаемая Троли тоже воззрилась на картину.

– Да, – кивнул Кейс, – странно. Очень странно.

– Все дело в прическе, – задумчиво протянула Фриборд.

– Да, – продолжала она, – ну конечно, прическа.

– Хелло! – Звук теплый и бархатистый, как старое вино, как поле темно-красных цветов, поплыл по комнате, принося с собой дыхание какой-то неопределимой эмоции, вроде воспоминания о давно прошедшем лете...

Выражение лица Кейса мгновенно изменилось. Похоже, он сразу же забыл о присутствующих.

– А, вот и снова ты, Морна, – едва слышно произнес он.

В гостиную медленно, словно скользя по полу, вошла стройная гибкая молодая женщина, с чуть склоненной набок головой. Каждое движение было исполнено бессознательной грации, словно у сказочного персонажа из фантастических снов. И хотя черты ее лица были неправильными, слишком резкими, скулы торчали, а тяжелый подбородок выдавался вперед, она производила впечатление неотразимо чувственной красавицы. Даже ее костюм казался необычным: широкая фиолетовая юбка из тафты, расписанная вьюнками, белая блузка и красный галстук-шнурок. При ближайшем рассмотрении оказалось, что ее кожа покрыта золотистым загаром, а широко поставленные светло-зеленые глаза переливались, как два изумруда, создавая почти пугающий в своей прелести эффект. Кейс медленно встал.

– Да, – кивнула она, останавливаясь перед ним, – я приехала.

Длинные черные волосы каскадом спускались на плечи, издавая аромат утренней свежести и гиацинтов. Кейс на секунду позабыл, где находится.

– Морна, это наши гости, – выговорил он наконец. – Мисс Фриборд, мистер Дир.

– Как поживаете? – вежливо спросила девушка, словно вбирая их взглядом.

– И миссис Троли, – добавил Кейс, показывая на экстрасенса. – Миссис Троли – ясновидящая, Морна.

Девушка повернулась и обдала Троли зеленым пламенем глаз. Так продолжалось несколько минут, после чего она вновь отвернулась и слегка кивнула.

– Да, мистер Кейс.

– Морна – моя экономка, – объяснил Кейс. – На острове, как вы знаете, больше никто не живет. Уединенное местечко. Морна любезно согласилась пока присмотреть за домом.

– Разве в деревне на той стороне мало народу? – чуть напряженнее, чем нужно, поинтересовался Дир, едва не сорвавшись на визг.

– Есть, – согласился Кейс, – но...

Он поколебался, молча изучая лица окружающих.

– Что же? – резковато подхватил Дир.

Кейс взял у писателя штормовку.

– Да вы совсем промокли. Позже обо всем поговорим, после того как получше познакомимся. А пока вам, разумеется, не терпится переодеться. Морна, будь добра проводить наших друзей в спальни наверху.

– Ваши волосы на снимке длиннее, – выпалила Фриборд, снова разглядывая Кейса. – Вот в чем разница.

Кейс едва заметно улыбнулся ей, и Фриборд только сейчас заметила в его глазах некую затаенную симпатию, смешанную с терпеливой печалью.

– Да, – кивнул он, – вы правы.

* * *

К полудню дождь опять усилился, и Фриборд уныло мерила шагами комнату. Прижав к уху трубку и то и дело откидывая мешавший телефонный шнур, она монотонно выдыхала:

– Это бред!

Если не считать чердака и подвала, комнаты особняка были расположены на трех уровнях. Спальни отважных исследователей находились вдоль по коридору второго этажа, над гостиной. Фриборд разместилась ближе всех к лестнице, в просторной светлой комнате с камином, высокими сводчатыми потолками и тяжелыми деревянными балками перекрытий. Вот только оба окна оказались длинными и узкими, так что лампы у постели были зажжены, освещая разинувший пасть зеленый кожаный чемодан от Гуччи, валявшийся на широкой деревянной постели срезными спинками и стеганым покрывалом. Фриборд так и не позаботилась сменить одежду и все еще оставалась в рубашке и джинсах из варенки. Переступив порог комнаты, она горячо возблагодарила Бога за то, что они добрались и все идет по плану. Неужели ей все удалось?!

Вся словно на иголках от возбуждения, она не находила себе места и позаботилась только стянуть мокрые сапожки и надеть сухие шерстяные носки. И сейчас она с удовольствием пошевелила пальцами, прислушиваясь к гудкам на другом конце линии. Гипнотически равномерные и тихие, они казались зовом, доносившимся с того света.

Наконец Фриборд отняла трубку от уха и недоуменно на нее уставилась. Странно, она звонит в свой офис, но никто не отвечает!

Она набирала снова и снова, пока не насчитала до пятидесяти гудков.

– Иисусе! – пробормотала она наконец, швырнув трубку на рычаг. – Блин, это просто невозможно!

Она, подбоченившись, уставилась на телефон, как на врага, но в этот момент лампы, мигнув, на сотую долю мгновения погасли, прежде чем снова загореться. Фриборд зловеще прищурила глаза.

– На меня это дерьмо не действует, можешь не стараться! За стеной раздалось постукивание. Но на Фриборд и это не произвело впечатления. Вслед за шумом послышался приглушенный голос Дира:

– Ты здесь?

– Нет.

– Мне кажется, что эта стена полая.

– Чушь.

– В твоей комнате есть окна?

– А тебе что?

– Мне воздуха не хватает. И все время какие-то скрипы и шорохи.

– Поменьше ходи. Пол старый, деревянный, вот и рассохся.

– Бессердечная сука!

– Так и есть.

На этот раз стук донесся с другой стороны.

– Эта стена определенно полая, – еще больше встревожился Дир. Фриборд скривила губы и сузила глаза. – Черт побери, именно этого я и опасался!

Риэлтор решительно шагнула в коридор и, бесцеремонно ворвавшись в соседнюю комнату, захлопнула за собой дверь.

– Слушай, ты, непроявленный талант, Кассандра недоношенная, – начала она.

Дира передернуло. Он стоял, прижавшись ухом к стене, высоко подняв круглое каменное пресс-папье, и в своем белом норковом халате до самого пола представлял собой весьма комическое зрелище. Фриборд мгновенно ринулась в атаку.

– Ты еще помнишь, почему мы здесь? – возопила она, метнувшись к нему. Дир свысока оглядел ее.

– Чтобы взломать двери и поживиться здешним добром?

– Чтобы обелить фе-е-екинг репутацию этого долбен дома, – процедила она, ловко выхватив пресс-папье у Дира. – И завязывай с простукиванием и тому подобным дерьмом. Подумать только, а я-то считала тебя закоренелым атеистом.