Текст книги "У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем"

Наконец я вырвалась из сладкого плена запаха и голоса незнакомца. Тряхнув головой, рассеянно поправила плат и, заставляя себя не оборачиваться на ссорившихся кошек, пробурчала:

– Вы тут страсти-мордасти рассказываете, а еще хотите, чтобы я спокойно сидела?

– А иди-ка ты, лу Савери, спать. Завтра день тяжелый, нужно исхитриться да так отказать Валиану, чтобы зла на тебя не держал. А мы тебя как сахарную в клан вернем, со всем почтением…

Я уставилась на проныру Вита, но решила не гоношиться. Время покажет, кто прав, а кто виноват. Может, и вправду князь наш похуже участи вековухи придется. И думай потом: то ли в Волчий клык возвращаться несолоно хлебавши, то ли…

Нет, о том я пока не готова и помыслить, сперва надо на смотринах побывать, а вдруг все, что ни болтают горожане, – пустое. И стану я счастливой, любимой, главной княжеской женой.

Глава 10

– Ч-ч-т-то нам подсунули, а? – шепелявила я, не в силах управлять собственным языком.

– А чего? Чудная настоечка! – пьяненько хихикнула Марийка, хватаясь за бортик кибитки, а ведь налили-то ей всего полшкалика.

– На сосновых шишках и пихтовых почках настоянная да медком сдобренная, – довольно скалилась Глаша, заваливаясь на бок.

Сама-то она, как говорится, приняла на грудь гораздо больше нас двоих; цедила каждый глоточек, смачно причмокивая языком.

Это наш старый прохиндей Вит расстарался: стоило отъехать от «Логова большого лиса», взял да и сунул Глафире добрый полуштоф темного стекла, предложив «для спокойствия, для храбрости перед смотринами употребить». От настойки исходил приятный лесной дух. И на вкус она была мягкой, хвоей и медом по языку, по нёбу растекалась. Попробовала-то всего несколько глоточков, однако настойка оказалась коварной: развезла так, что я глупо хихикала по любому поводу.

Тем временем наша повозка, трясясь и подпрыгивая на ухабах, медленно ползла в гору к замку. После веселой поездки из кибитки мы скорее вываливались, а не с достоинством выходили. Тут же закрутили головами, разглядывая огромный дом из дерева и камня, частью в лесах, потому что к нему пристраивают дополнительные клети и даже четвертый ярус поднимают. По всему видать, расширяется новоявленный князь.

– Какие хоромы огромные, – восторженно выдохнула Марийка, по-детски приоткрыв рот.

Слизнув с губ вкус меда и хвои, я кивнула:

– Да-а-а… я тоже впервые в жизни такие хоромы вижу. Может, и неплохо стать здесь хозяйкой, а?

Вблизи княжеский дворец оказался еще красивее и значительнее, чем издали. Первый ярус частично сложили из белого камня, второй – деревянный, а над ним несколько теремов с зеленой кровлей в виде шатров, бочек и луковиц, вокруг которых затейливо расположили крыльца, переходы, сени. Явно не один месяц трудились мастера, причем, по всему видать, не только наши, но и иноземные – на остроконечных, западных, крышах крутятся на ветру красивые резные петухи.

И вся эта величественная домина крепко стоит на скале, позволяя любоваться на нее снизу, да и отсюда весь Аверт видно окрест. Десятки окон в кружеве пропильных наличников. Лестницы с балясинами в виде замерших зверей. На широких верандах я заметила нарядно одетых, беседующих мужчин и женщин. И во дворе жизнь бьет ключом: между палатами и службами носятся прислужники, кареты и повозки приезжают-уезжают, на дверях грозная стража караулит.

А тут мы… под хмельком кривые, как кинжалы, что привозят с Востока; качаемся, словно забытые в поле хлебные колосья. Лыка не вяжем и слегка помятые, ехали же в телеге. К слову сказать, дорогу ко дворцу начали мостить камнем. Стражники смотрели на нас – пьяненьких, хихикающих девиц – с недоумением и весельем. Пришлось взять себя в руки, дабы не опозориться, выпрямиться и принять вид, приличествующий родственницам первых лиц кланов, явившихся во дворец правителя.

Кибитку с нашей личной поклажей оставили во дворе с охраной, а каждую из нас подхватил под локоток представитель клана и повел к самому нарядному дворцовому крыльцу, указанному внушающим почтение плечистым стражником-медведем. Маран накинул красивый кружевной платок Глаше на голову, чтобы спрятать эту «красоту» до поры до времени. И получил от нее благодарный, обожающий взгляд.

Встретил нашу компанию на крыльце сам ата Роман. Разглядев нас внимательно, повел носом и, задорно посмеиваясь, проводил, по его словам, в приемный зал, где мы будем ждать его светлость князя. На том хихоньки да хахоньки закончились, чему немало способствовали суровые взгляды незнакомых оборотней, которые быстро вернули мне ясность мыслей и твердый шаг. А уж когда мы остановились против высоких стрельчатых дверей, ожидая вызова, у меня в животе все в узел скрутило: а ну как не ко двору придусь, и погонят отсюда поганой метлой. Стараясь не привлекать к себе внимания, я поправила нарядный, ярко-зеленого, травяного, цвета сарафан с желтыми лютиками по подолу и на груди. Такого же цвета и шелковый плат – все же зеленый мне к лицу.

Двери перед нами раскрыли лисы – сами важные, в красных ливреях, получше, побогаче тех, что на постоялом дворе на прислуге видели. Мы прошли в зал, а та-ам… та-акое творится – о милостивая Луна! – летят клочки по закоулочкам! Шерсть, клочья ткани, волосы, кровь, рык, визг… Из-за широких мужских спин толком не разобрать, но я изловчилась и в просвет между плечистыми фигурами спутников увидела драку. Ну прямо как на лесной поляне, несколько оборотней в человеческой и звериной ипостаси дубасят, дерут друг друга почем зря. А уж какой шум-гам устроили, не передать словами. Дворец называется! Я бы, может, обратно в дверь прошмыгнула и сбежала под шумок, но настоечка «для храбрости» только подстегнула интерес.

Пришлось нагло втиснуться между мужчинами, чтобы наконец посмотреть, что там за ними еще делается. Быстро огляделась: довольно большой сводчатый зал, в котором десятка два оборотней или дерутся, или наблюдают за дракой. Сложно сказать почему, но в первую очередь меня заинтересовали трое наблюдающих.

Самой привлекательной оказалась красивая высокая кошка с необыкновенно яркими волосами, отливающими золотом и гречишным медом; с торчащими на макушке ушками, размером подобные моим, если не больше, – мохнатыми, теплого золотистого цвета, с коричневыми пятнышками. Только мои остренькие и с кисточками. Кажется, ее зверь – сервал, только у них такие округлые ушки. Тоже редкость для здешних мест. И одета эта статная девица-красавица богато, по-городскому: не сарафан на ней, как на нас, свободного кроя, а синее тонкое шерстяное платье, слегка облегающее фигуру сверху и складками спускающееся к лодыжкам. И стеганая черная душегрея, расшитая бисером из самоцветов. Спутник ее – пожилой, солидный, седой волк в дорогущем бархатном кафтане и штанах – уже, кажется, привычно для меня, не скрывает серый мохнатый хвост. Ну не мотал бы им тогда из стороны в сторону.

Эта видная, наверняка из богатого клана пара застыла рядом с возвышением, где молодой мужчина, вольготно рассевшийся на весьма большом стуле с высокой спинкой, наблюдал за потасовкой оборотней с надменным выражением лица и едва заметной ухмылкой в уголке рта. На нас он еще не обратил внимания, чем я воспользовалась, чтобы его внимательно рассмотреть. Вот он каков, жених мой, князь новоявленный и леопард всесильный. Я вглядывалась в обычное мужское лицо в обрамлении пшеничных волос, перемежающихся темными прядями: скуластое, с чуть впалыми щеками и тонкими, брезгливо поджатыми губами. Большие голубые глаза презрительно светятся, светлые брови сошлись на переносице. Не красавчик, хоть и довольно смазливый мужчина!

Князь поставил руку на подлокотник и уперся подбородком в кулак, как если бы рассчитывал на долгое зрелище, вытянул длинные крепкие ноги и скрестил в лодыжках, словно не на приеме, а у очага вечером отдыхает и греется. Молодой, крепкий, но не особо крупный леопард, каких тысячи на Фарне.

Даже не знаю почему, я немножко разочаровалась. Затем как-то тревожно на душе стало. Почему-то вспомнилась моя неуемная радость, когда услышала новость, что привез в Волчий клык ата Роман. Чуть не повесилась тогда от счастья, узнав, что смогу участвовать в этих смотринах. А сейчас… Может, опять Витова настоечка сказывается? Ну ладно, поживем – увидим.

Зато в центре зала жизнь кипит, бьет ключом: шестеро оборотней дерутся, и никто им не мешает, как говорится, на здоровьишко. Брат бы подобного у себя и во дворе не потерпел. А здесь, на виду у правителя, четверо мужчин полосуют когтями и клыками друг другу дорогую одежду и слегка измененные морды, рычат, как так и надо.

Не отстает от них и парочка обернувшихся кошек: нагулявшая жирка рысь тяжеловато ходит вокруг поджарой, хлесткой черной пумы. Обе, злобно оскалившись, угрожающе воют и, выгнув спины, кружат, обмениваясь ударами когтистых лап по мордам. Слюна летит, мех, по полу разбросаны яркие дорогие одежды, видно, сброшенные этими скандалистками при обороте, – сплошное непотребство в княжеском дворце устроили. А может, в своей звериной ярости никто из них не осознает, где находится и зачем?

Наконец князь заметил нас, сел ровно и громко, властно объявил:

– Довольно! Только я могу решать, какой клан заслуживает большего, чем уже имеет! И уж конечно, чья дочь более всех достойна стать княгиней!

– Особенно когда их будет несколько, – тихо добавил не участвовавший в драке волк, опекающий девицу-сервала, проводив глазами покорно удалившихся мужчин и кошек.

Валиан Северный перевел на него холодный голубой взор, причем заметно давил, вынуждая пожилого волка склонить голову и прижать уши к макушке, а затем вернул свое внимание подданным:

– Добро пожаловать, уважаемые ата и лу из дальних краев!

Улыбнулся он исключительно нам, девицам, робко выглядывавшим из-за широких плеч сопровождающих. При этом пристально прошелся взглядом по каждой из нас. Мы продвинулись вперед, в центр зала, и начали представляться. Сперва выступил посланец гиен:

– Лу Глафира из Шварта! Клан прислал четыре подводы солонины и сушеной рыбы…

Закончить ему князь не дал, резко подался вперед и с горящим в глазах интересом предвкушающе мурлыкнул:

– Так это вы, любезная моя, уже известная на весь Аверт, та самая главная княжеская невеста?

Глаша плавно, медленно оправила сарафан на крутых бедрах, картинно повела округлым плечом, привлекая внимание к высокой полной груди, и молча скромно кивнула. Ей Маран вчера строго-настрого наказал рот не открывать, пока не скажут. И умница Глаша даже в подпитии запрет не нарушила, почуяв, что это для ее же пользы!

– Открой личико, красавица, – в голосе князя, залюбовавшегося Глашиной фигурой, проступила хрипотца; глаза у него заметно потеплели.

Я кожей ощутила, как замерли все наши спутники, даже дышать перестали в ожидании. А Глаша, бесхитростная душа, нисколько в своей красоте не сомневаясь, даром, что ли, мы с Марийкой столько сил на нее потратили, сняла кружевную накидку и тряхнула блестящей белоснежной гривой, помогая волосам красиво лечь на плечи и спину. Сзади смотрелось прекрасно! Но будущий жених сидит впереди.

Сперва он засмотрелся на ослепительный водопад светлых волос, а потом разглядел Глашино лицо. Я краем глаза тоже видела и одиноко торчащий зуб, отчего якобы таинственная охмуряющая улыбка гиены была похожа на ехидный оскал. И красноватые глазки-буравчики. И… в общем, все разглядела, как и князь. Вон как левый глаз у него нехорошо задергался. Особенно когда Глафира не сдержалась и по-мужицки грубо хохотнула. Следом мы с Марийкой захихикали – крепкая, видно, настойка у Вита получилась. Тихо-тихо кругом, и мы ехидно хихикаем: я – дурная и Марийка – глупышка молоденькая.

Швартовский посланник, отметив, как князь в лице переменился, торопливо зачастил:

– Четыре телеги лучшей на севере солонины и рыбы сушеной, значит. Всем миром собирали, все, что смогли найти, отдали. После войны-то голодно, да подчистую и…

– Следующие! – оборвал князь гиену.

Вперед вышел насупленный паренек от клана шакалов, но сказал по-мужски твердо и четко:

– Лу Марийка из Призрачного хвоста. В придачу телега лучших тканей – шелка да шерсть тонкой работы.

Сама Марийка походила на сгорбленную тростиночку, испуганно жалась к парню, как ребенок к матери. И, наверное, только мне, лучше знакомой с этой отчаянной девчонкой, было известно, насколько это напоказ.

– Плат сними! – строго, не допуская неповиновения, сказал ей Валиан, принюхавшись.

Маран, застывший рядом со мной, теперь словно и вовсе окаменел. Его надежда на то, что меня не будут разглядывать, таяла, как снег по весне.

– Кроме несозревшей девчонки у вас, шакалов, больше совсем женщин не осталось? – проревел князь, бешено взирая на Марийкиного сопровождающего.

– Светлый князь, война забрала много народу, – ровным голосом, без нытья и не пробивая правителя на жалость, ответил тот. – И мужчин, и женщин!

Я прямо уважением прониклась к этому молодому, худощавому шакалу. За ним любая девчонка будет в безопасности, особенно когда он заматереет. Кажется, и Валиан это понял и выглядеть против парня чудовищем перед всеми не захотел. Сразу успокоился и на нас посмотрел бесстрастно.

Маран тяжело вздохнул и, выступив вперед, произнес:

– Приветствую вас, ваша светлость Валиан Северный. Лу Савери из Волчьего клыка. И наша дань: золото и ковры.

– Насколько я слышал, ваша лу уже вышла из малолетства, – мрачно ответствовал князь. – Так почему же до сих пор носит плат?

Я внутренне усмехнулась, предвкушая ответ, но Маран заставил меня проглотить усмешку:

– По традициям нашего клана лу снимает плат, только выйдя замуж!

Князь смерил злобным взглядом нашего волка, скривился в недоверчивой ухмылке, не обещающей ничего хорошего, и распорядился:

– У нас в Аверте иные традиции. И жен с мешками на головах мы не выбираем! Снимите его немедля!

Я не стала ждать разрешения Марана и аккуратно сняла плат, тряхнув волосами и невольно пошевелив ушами.

– Хороша девица – медноволосая, ликом пригожа, – улыбнувшись, расслабился в кресле князь. – Говорят, к тому же и знахарка отменная.

От лестной похвалы, да из уст самого князя, еще совсем недавно я бы прыгала от счастья. Сегодня же ничего не ощутила, кроме раздражения. Словно не меня хвалили. А ведь так хочется, так нужно, просто необходимо радоваться встрече с будущим мужем. Без любви не родятся дети! И не бывает счастья! А я очень хочу быть просто счастливой…

Натянуто улыбнувшись, я поклонилась князю и, как вчера в трактире, отринула посторонние запахи и настроилась на один. На запах мужчины, который, возможно, станет моим мужем. Вдох, другой, третий – глубокий, изучающий, жадный, – чтобы добраться до сути своего каракала, разбудить ее, заинтересовать. Ничего не вышло! Обычный мужской запах у Валиана, как и сам его обладатель, ничем не примечательный.

Может, самое важное не в запахе и внешности кроется? А в других достоинствах? Которые глубоко внутри князя таятся? Если я с первой встречи их не разглядела, то, может, со временем раскроются?

И тут вперед выступил волк, который неосторожно напомнил всем о том, что жен у князя будет несколько. Жестом указал на свою подопечную – ушастую девицу-сервала – и с гордостью сказал:

– Моя племянница лу Эльса из клана Серых охотников. Вы же знаете, князь, Серые – самый большой клан Аверта!

– Не знаю про клан, а уши точно большие! – за спиной внезапно раздался надменный женский голос. – Надо же, сразу две лопоухие на смотрины пожаловали, эдакая сладкая парочка, а то я думала, Эльса одна такая милашка на все княжество. Вот потеха: теперь, если кому душно станет, обе помашут ушами.

Оскорбляла нас обеих вернувшаяся в зал драчливая пума – вертлявая, чернявая девица в красном платье. За ней гордо вышагивала полноватая девица, та самая, не особо поворотливая рысь, и кривила губы в усмешке. Обе кошки остановились в паре шагов от нас и с вызовом уставились на сервала с нахваливавшим ее волком.

Пока я обдумывала достойный ответ, Эльса не осталась в долгу:

– У моего сервала, к твоему сведению, не только уши, но и мозги есть, и соображение. А твоя пума под стать размерам казны вашего клана – весьма и весьма скромная. Впрочем, как и твой умишко!

Похоже, умом пуму Луна точно обделила, наградив лишь скверным, драчливым нравом. Она злобно ощерилась, дальше все опять происходило, словно время замедлилось. Пума оборачивалась еще в прыжке, ее разорванное платье тряпьем оседало на пол. Прямо на меня неслась черная, приличных размеров разъяренная кошка. Крепкая настойка мешала быстро действовать, но я сообразила увернуться и присесть, а черная скандалистка пролетела над моей головой, сверкнув пушистым, более светлым брюхом.

Будто щелчок – и время вновь побежало как положено, а пума-летяга, миновав меня, стрелой врезалась в рядом стоящую Эльсу, сбила ее с ног. В следующий момент по гладкому полу из дубовых кирпичиков покатились золотоволосая девица и пума. Черная кошка не давала сопернице времени и возможности сменить ипостась и успешно драла ее когтями и клыками.

Мужчины в женские потасовки обычно не вмешиваются, дабы не срамиться, а вот мне, тоже получившей по ушам от наглой пумы, никто не мешает. Поймав момент, я ловко наступила нахалке на длинный толстый черный хвост и про себя порадовалась ее возмущенному воплю. «Больно? А ты, дрянь, как хотела? Уши ей наши не нравятся, видите ли!»

Я уже изготовилась отражать нападение драчуньи, присев и прижав уши к макушке, но в этот момент на помощь неожиданно пришла Глаша:

– Ты на наших свою пасть не разевай, кошка драная! Вишь, забесилась тут! Не в кабаке, чай.

Да взревела при этом так, что боевой пыл пумы мигом остудила. Мало того, остальные невольно пригнулись с испугу. Я сначала зажмурилась, а потом, сообразив, что кошкой драной не меня обозвали, выпрямилась, поведя плечами, и, будучи под парами крепкой настойки, задорно подмигнула северной подруге. Сама Глаша выглядела при этом восхитительно залихватски: руки в боки, глаза горят, румянец на щеках – прямо на загляденье!

– Приветствую дорогих гостей от лица покорного слуги его светлости Валиана Северного… – время снова неожиданно приостановилось, изменив ход дела и общий настрой. На сильно пришептывающий, непривычно свистящий голос, словно громом поразивший, дружно обернулись все «дорогие гости». – С вашего позволения, князь, прошу любить и жаловать, Шан Гадючный к вашим услугам.

Из неприметной дверцы напротив главного входа, через который мы шли сюда, к князю направлялся – змей. По всей видимости, тот самый, не раз клятый мелкий гаденыш, как его в народе называют, а по жизни, оказывается, – Шан Гадючный. Вон оно как!

Я впервые в жизни живьем увидела жителя Желтой стороны. Невольно затаив дыхание, вытаращилась на него, разглядывая во все глаза. Если не считать хвоста, то невысокий, худощавый, какой-то изнеможенный, блеклый, невзрачный. Серые зализанные волосенки, заплетенные в тонкую куцую косицу. Узкое бледное лицо с резкими скулами, высокий лоб, губы-ниточки, поверх которых выпирают тонкие клыки-иглы. Приплюснутый нос, карие, с красноватым отливом, широко поставленные круглые глаза с узким зрачком. Бе-е-е…

Этот, в общем-то, молодой змей, облаченный в молочный суконный кафтан до пола, богато украшенный золотым шитьем по высокому вороту обшлагам и вдоль полочек, плавно двигался к князю. Нарядный гаденыш, но при этом худосочный, ничем не примечательный и, вправду говорят, слишком мелкий.

Гадский княжеский советник почти дополз до возвышения, но тут взглядом натолкнулся на Глафиру, все еще грозно взиравшую на окружающих, уперев внушительные кулаки в восхитительно круглые бока. Грудь ее, словно сама по себе, гневно, но зазывно подымалась-опускалась, выдавая боевой настрой.

И вот тут случилось нечто непредсказуемое: Глаша вдруг засветилась лицом, все в ней будто зашлось от упоения и восторга, даже рот влажно заблестел, неужто слюна капает?! Привлекавшая мужские взгляды грудь затрепетала, как будто у девицы дыхание перехватило.

Я ошарашенно перевела взгляд на советника – может, пропустила чего важное в нем?! И совсем растерялась: Гадючный настолько засмотрелся на Глафиру, едва не с сумасшедшим восторгом облизав ее глазами с ног до головы, да так, что споткнулся о возвышение, на котором стоит трон откровенно забавляющегося зрелищем нашего замешательства Валиана Северного.

Змей, с трудом удержав равновесие, сконфуженно улыбнулся… Глаше и почтительно встал за троном. А я дивилась еще больше, увидев под задравшимся подолом кафтана советника хвост в красном, длинном, толстой вязки чулке. Видимо, в нашей холодной Зеленой стороне хвост у гадюки подмерзает, вот он его и утеплил ярким чулком. Щеголь, однако!

– Вот, значит, какая главная князева невеста! – восхищенно, но в то же время с грустным придыханием выдал иноземец Шан, заинтересованно разглядывая покрасневшую, смущенную Глашу.

У «жениха» же при этих словах задергались желваки и глаз. Он метнул убийственный взгляд на своего советника. Да только тот не внял, все его внимание было отдано одной девице.

«А ведь у них есть общие приметы, – неожиданно подумалось мне. – Оба белобрысые, с красными глазами, жутковатые, только гад худой и точнехонько мерзнет постоянно, вон и полукафтан на нем для тепла, и хвост в чулке, а наша гиена – девица пышная и горячая».

– Страсти божьи друг к дружке тянутся, – шепнула мне Марийка, дернув за рукав.

– Значит, так! – вернул всех из-за облаков на землю князь. – Ждали только вашего прибытия, уважаемые лу. Отдыхайте и осматривайтесь до завтра. А потом начнем смотрины.

– Мы…

Не знаю, о чем хотел просить Маран, но его жестко оборвал Валиан:

– Здесь все девицы на время смотрин под моей надежной защитой. Посему сопровождающие могут ждать в городе моего решения, чья… чьи… женщины каких кланов войдут в мой… гарем. Сейчас невестам покажут покои и проводят. А мужчин, всех, прошу покинуть дворец!

Дальше в зал стремительно вошли слуги – с десяток лисов, которые ловко выводили девиц из толпы, предупреждая, что баулы заберут и принесут сами.

Маран меня напоследок успел предупредить:

– Мы будем ждать тебя на постоялом дворе сколько надо! И караулить у дворцовых ворот каждый день. Как сможешь уйти, кликни: «Волчий клык!» – и мы тут как тут, отвезем домой как миленькую. – Отметив мой мрачный, осуждающий взгляд, добавил: – Плат с тебя снять легко, но отсутствие запаха – твоя единственная защита. Не вздумай прекратить пить настойку, пожалеешь! Здесь вокруг одни… гады, слишком опасно!

Пока меня вели под белы рученьки прочь, я растерянно оглядывалась на хмурого Марана. Как-то неожиданно страшно стало и грустно. Рядом с ним было покойно, хоть он все равно бы меня брату отдал – что ему мое право на счастье и семью. Но этот волк надежный, как скала, правильный, без гнили в душе, сильный!