Текст книги "Джон Лоу. Игрок в тени короны"

Глава II. Мистер Лоу срывает банк

Некоторое время спустя вся компания перешла во внутреннюю залу, где шла игра. Как и главная комната, эта зала была полна народу. Посредине стоял зеленый стол, за которым сидел банкомет, окруженный несколькими светскими юнцами, игравшими в бассет{20}20
  Бассет (bassete, от итальянского basseta) – карточная игра, похожая на фараон и ланскнехт. Она введена была во Франции в 1675 г. послом Венецианской республики, который всю жизнь играл в бассет. Это – «предательская игра»; так называют ее французы. Бассет и его родные братья – фараон, фиорентини, ланскнехт – полновластно господствовали в течение 30 лет над парижским обществом. Буало говорит, что это – «одна и та же чума, под различными именами»: частая перемена названий азартных игр в значительной степени объясняется запрещениями. Игра в бассет происходит между банкометом и понтерами, которых обыкновенно бывает четверо. В первую игру каждый понтер брал 13 карт одной масти (это называлось ливром), потом из них выбирал одну, на которую клал деньги, т. е. делал ставку.


[Закрыть]. Игра вызывала большой интерес – играющие делали крупные ставки, быстро опоражнивая свои кошельки. Новые участники приставали к ним, и игра пошла весело, приблизительно с тем же результатом, с каким началась.

– Не желаете ли и вы присесть, мистер Лоу? – спросил Гарри.

– Немного после. Мне хочется, чтобы банк возрос перед тем, как взять его, – сказал Лоу. – Я хочу показать нашим друзьям, как играть в бассет, и дать урок вот тем господам, – прибавил он, указывая глазами на банкомета и крупье{21}21
  Крупье (от croupe – лучшая часть в каком-нибудь предприятии) – тот, кто имеет долю в выигрыше или проигрыше игрока. В более узком смысле это имя присваивается тому, кто побуждает делать ставки, держит карты и громко называет вышедшие из колоды, наконец решает споры между играющими. Иногда крупье – лицо, которое ведет игру за счет банкомета. Некоторые находят, что это название было дано в насмешку: croupiee постоянно находился за игроком «pres la croupe» – за спиной. В игорных домах крупье – особая должность. Он постоянно помогает банкомету и берет на себя всю техническую часть игры. Он громко взывает в начале игры: «Messieurs, faites votre jeu» («Делайте ваши ставки, господа») и роковым голосом объявляет, в конце, результат. Во время игры крупье чувствует себя центром общего напряженного внимания. Громко и важно, словно священнодействуя, он произносить свои возгласы. Занятие крупье очень прибыльно, так как он получает в свою пользу процент с выигравшего.


[Закрыть].

– Я рад, что вы так уверены, – заметил Арчер. – Когда я впервые держал карты и брал стакан с костями, то тоже был уверен в выигрыше, но теперь я уже не так хладнокровен.

– Успех в игре может сделаться предметом уверенности при некотором расчете, – прибавил Лоу. – Я сам когда-то играл плохо, но теперь научился. Хотите, Гарри, сыграть со мной на половину выигрыша или проигрыша?

– С удовольствием, – ответил тот. – Играйте за нас обоих и делайте какие угодно ставки.

При этих словах Чарли Каррингтон, сидевший за зеленым столом, поднялся со своего места, громко браня свое невезение. Лоу тотчас занял его место. Гарри стал подле, чтобы наблюдать за игрой. Равнодушие Джона изумляло его, он уже стал подумывать, что поступил опрометчиво, приняв предложение. Однако скоро переменил свое мнение. Хотя Лоу и казался беспечным и продолжал весело разговаривать, но счастье сопутствовало ему: он с успехом переходил от ставки в двадцать гиней к тридцати.

Когда и эта большая ставка была выиграна, Гарри не мог сдержать своего возбуждения, но Лоу остался совершенно спокойным. И хотя все начали тесниться вокруг него, хотя взоры всех обратились в его сторону, шотландец, казалось, менее чем кто-либо интересовался исходом игры, показывая этим, что обладает не только большим уменьем, но и необыкновенным хладнокровием.

– Не уйти ли уже? – шепнул ему Гарри.

– Не беспокойтесь! – возразил ему Лоу. – Я еще ничего не сделал. Очень жаль было бы не продолжать игры.

– Хорошо, делайте как хотите! – сказал Гарри. – Черт его знает! – прибавил молодой человек, обращаясь к Каррингтону. – Он играет так хладнокровно, словно ставит на карту несколько крон! Банкомет едва в состоянии раскладывать карты. Смотри, как дрожат у него руки!

– Он знает, на что обречен, – засмеялся Лоу.

– Клянусь небом, никому еще не приваливало такой удачи! – воскликнул Каррингтон.

– Не удача это, а уменье, – возразил Лоу. – Я говорил вам, что выиграю. Я всегда выигрываю. Шестьдесят et le va{22}22
  Va banque («Идти, играть банк» фр.) – выражение, употребляемое в игре в бассет, фараон и им подобных. Это – ставка, увеличенная произносимым перед этим числом, например, «Sept et lе va» – ставка, увеличенная в 7 раз. Иногда «ва-банк» означает ставку на весь банк.


[Закрыть]! – прибавил он, обратившись к банкомету.

Эта ставка, которая, несмотря на крупную игру, происходившую здесь, применялась очень редко, вызвала всеобщее возбуждение между зрителями и игроками. Банкомет был весьма взволнован. Он выговаривал дрожащим голосом:

– Туз выигрывает, пятерка проигрывает, валет выигрывает, семерка проигрывает, десятка выигрывает…

– Ну, так мы выигрываем, то есть мистер Лоу выигрывает! – закричал Гарри, не будучи в силах сдержать себя.

– Нет еще, Гарри, – заметил Лоу спокойно. – Нужно еще раз сдать карты. – Но мы должны выиграть.

Так и случилось. После долгого тасованья карт и томительно медленной сдачи, бледный банкомет глухо выговорил:

– Десятка выиграла!

И откинулся со стоном на спинку стула.

При этих словах Лоу поднялся с места с легкой победной улыбкой на лице, чтобы принять поздравление своих новых друзей, которые оживленно теснились вокруг него. Гарри сердечно пожал ему руку и сказал:

– Мне не достает слов, чтобы поблагодарить вас от всей души. Вы сделали меня на шестьсот фунтов богаче, чем когда я вошел в эту комнату, и моя благодарность должна соответствовать одолжению. Располагайте мною, я ваш навсегда.

– Не говорите больше ни слова, Гарри. Я счастлив, что убедил вас и джентльменов, с которыми вы меня познакомили, в том, что вы можете доверять мне, – сказал Лоу.

– Я вложу все свое состояние во всякий план, который вы предложите, – заявил Гарри. – Думаю, что вы можете рассчитывать и на моих друзей.

– Мистер Лоу может рассчитывать на меня! – воскликнул Чарли Каррингтон.

– И на нас всех, – хором ответили прочие.

Игра прекратилась сама собой – банк был сорван. И выигрыш Джона не мог быть уплачен тотчас сполна. Гарри призвал мистера Уайта, содержателя кофейни, и тот поручился за долг.

Глава III. Ссора между Красавцем Уилсоном и Чарли Каррингтоном

– Не это ли Красавец Уилсон? – спросил Лоу, обратив внимание Гарри на пожилого господина, богато одетого и очень учтивого на вид, который только что вошел в комнату.

– Да, совершенно верно, это старый Энгус, – ответил Гарри. – Но, черт побери, как вы его узнали?

– Только благодаря вашему точному описанию, – отвечал Лоу с улыбкой. – Но будьте добры представить меня ему.

– С величайшим удовольствием, – сказал Гарри. – Пойдемте!

Разгадав их намерение, мистер Уилсон направился им навстречу, и тогда сделалась очень заметной его хромота. Бесспорно, старый джентльмен заслуживал прозвища, которое получил в молодости. Его одежда была очень нарядной и вряд ли подходила к возрасту. Он был одет в цветной бархатный кафтан, шитый золотом и выкроенный по последнему образцу, жилет из богатого шелка с золотыми цветами, длинные сплоенные рукавчики были сделаны из тончайших брюссельских кружев. Шелковые, светло-серого цвета панталоны, перевязанные выше колен, покрывали худые, но все еще стройные ноги, а прекрасно напудренный парик спускался на круглые плечи. Вследствие своей хромоты Уилсон нуждался в опоре и ходил с палкой, заменявшей ему костыль. Уже далекий от своего расцвета и осмеиваемый теперешними щеголями, как состарившийся франт, Энгус Уилсон очень хорошо сохранился, и судя по внешности, выглядел по крайней мере на несколько лет моложе. Давным давно, еще в бытность пажом у Карла II, в расцвете юности, он был, без сомнения, красив, но теперь немногое сохранилось от его прежней привлекательности. У него был орлиный нос, черные, густые брови и поразительно живые, проницательные глаза. Кроме того, его зубы, которыми он любил щеголять, все еще были белы и ровны. Он был тщательно выбрит. Время наложило на Уилсона свою руку, согнув его плечи; но даже теперь, уменьшившись на несколько дюймов, он был не ниже среднего роста. Когда Гарри представил ему Джона, старый Энгус выразил большое удовольствие по поводу знакомства. После первых любезностей, которыми обменялись новые знакомые, он обратился к Лористону с большой важностью:

– Я буду очень рад видеть вас у себя Беркли-сквер, мистер Лоу. Его милость герцог Аргайльский и маркиз Твидл в своих письмах сообщают о вашем намерении провести несколько месяцев в городе, и мне нет нужды говорить, что я постараюсь, насколько могу, чтобы вы приятно провели это время. Они оба говорят о вашем плане национального банка, о котором я, конечно, слышал, и одобряю его, порицая шотландский парламент за отказ. Они также упоминают вскользь о каком-то другом проекте, который вы держите втайне, но мы поговорим об этом при более удобном случае. Что-нибудь можно будет сделать с министрами Ее Величества. Мне будет лестно принять в этом хоть маленькое участие – все, что у меня есть, я готов употребить для вашего дела.

Лоу стал выражать свою живейшую признательность, но мистер Уилсон прервал его:

– Довольно, мой дорогой! Благодарите после того, как я окажу вам услугу. А вы уже блестяще ознаменовали свой приезд в город – сорвали банк? Позвольте дать вам совет: остановитесь после первого успеха. Бассет – разорительная игра, как могут засвидетельствовать некоторые из присутствующих здесь джентльменов. Это – несколько измененная старая Королевская Дубовая Лотерея{23}23
  В Англии в прежнее время само правительство устраивало лотереи – первую в 1569 г. – для поддержки гаваней. Издавна существовала королевская Дубовая (Oak) лотерея, она была сохранена даже после того, как в 1696 г. Вильгельм III указом запретил лотереи. Это общее запрещение было снято в XVIII в. Основание лотереи то же, что и во многих азартных играх (фарон, бассет и др.), как правильно замечает Уилсон в романе. Правительство было бессильно бороться с ней. Лотерея или лото ведет свое происхождение из Генуи, где, когда приходилось пополнять Высший Совет, должны были избираться 5 имен из 90. Это давало повод держать пари относительно кандидатов. Впоследствии отсюда образовалась игра в лото, которая нашла широкое распространение.


[Закрыть], которая заманила в свои сети весьма многих неопытных юнцов во времена короля Карла II. Что касается меня, я давно дал клятву не играть и теперь никогда не касаюсь ни карт, ни костей.

– Это потому, что вы потеряли способность наслаждаться игрой. Это не основание, чтобы удерживать от игры нас, полных молодых сил, – заметил дерзко Чарли Каррингтон. – Страсть к игре, подобно всем другим страстям, кроме жадности, умирает с летами. Через тридцать или сорок лет мистер Лоу оставит бассет и игральные кости, или они оставят мистера Лоу. Тогда он сумеет, может быть, в утешение за это лишение взять себе молодую жену.

– Я верю, что буду счастлив, – ответил Лоу, заметив с некоторым беспокойством мрачные складки на лице старого Уилсона.

– Есть люди, для которых всякие советы как горох об стену, – заметил Уилсон, презрительно взглянув на Каррингтона. – Но я не имею дела с подобными глупцами, разве только чтобы наказывать их, когда они становятся назойливы.

– Так вы для этого держите палку, а не потому, что хромаете, как мы предполагали до сих пор? – заметил молодой человек со смехом.

– Я держу шпагу так же хорошо, как и палку, – резко ответил Уилсон.

– Фи! Вы слишком стары для того, чтобы держать шпагу: возьмите лучше тросточку, – сказал Каррингтон язвительным тоном. – Вы, должно быть, плохо выспались после маскарада прошлой ночью, а потому встали в дурном расположении. Надеюсь, за завтраком у вас не произошла супружеская потасовка? Мне действительно было бы очень жаль, если бы я был случайной причиной какого-нибудь недоразумения между такой милой четой.

– Перестаньте, сэр, или, клянусь небом, я брошу вас на землю! – крикнул Уилсон в бешенстве, замахиваясь палкой.

Он исполнил бы свою угрозу, если бы Лоу не схватил его руку, а Гарри и Багот не вмешались и не стали между ним и предметом его ярости.

– Вовсе нет необходимости производить здесь скандал, мистер Уилсон, – заметил Каррингтон невозмутимо. – Если это не вспышка страсти, которая живо угасает, и вы в самом деле хотите сразиться со мной, то это можно устроить без дальнейших хлопот.

– Хорошо, пусть будет так! – ответил Уилсон. – Ваша дерзость не пройдет безнаказанной. Мистер Лоу, – прибавил он, обращаясь к шотландцу. – Мы едва познакомились с вами, но я знаю, что вы благородный человек. Позвольте просить ваших услуг в этом деле.

– Не могу отказать вам в вашей просьбе, сэр, тем более что надеюсь устроить примирение.

– Примирение невозможно! – возразил Уилсон решительно. – Я не приму извинений. Поединок должен состояться.

– Без сомнения, он должен состояться, – повторил Каррингтон. Надеюсь иметь удовольствие проколоть горло мистеру Уилсону. Гарри, я знаю, что могу рассчитывать на вашу дружбу. Все, о чем я прошу, это чтобы поединок не откладывался далее, чем на завтрашнее утро.

– Я сам, как и вы, сэр, желаю, чтобы это было поскорей, – сказал Уилсон. – Я буду лучше завтракать, после того как проветрюсь в Гайд-Парке{24}24
  Лондонский Гайд-Парк (Hyde-Park) занимает большое пространство по направлению к Кенсингтонскому саду. Первоначально он составлял часть поместья Гайд, принадлежавшего к Вестминстерскому аббатству. При уничтожении монастырей, он был взят Генрихом VIII, который значительно расширил его. Гайд-Парк издавна служил любимым местом свидания лондонского света. Парк имеет 9 входов, из которых самый замечательный Hyde-Park-Corner, упоминаемый в романе: в XVII–XVIII вв. это было любимое место дуэлистов. К Гайд-Парку примыкает Кенсингтонский сад, принадлежавший сначала Кэнсингтонскому дворцу. Этот сад занимает пространство в 360 акров. Другой парк, Сент-Джеймский (St-James-Park), невелик по размерам, но это – чудный уголок, представляющий из себя очень красивые сочетания зелени и воды; он пестреет веселыми полянками, покрытыми цветами.


[Закрыть].

– Вы никогда больше не будете завтракать, если мне не изменит рука, – сказал Каррингтон. – Посоветуйте, пожалуйста, госпоже Уилсон не ожидать вас, или я зайду к ней после поединка.

Старый Уилсон не обратил никакого внимания на эту дерзость.

– Будьте добры, мистер Лоу, – сказал он, – известить, какие распоряжения вы сделаете касательно меня. Вы меня найдете на прогулке, около пруда в Гайд-Парке, через час. Я останусь там до вашего прихода.

– Одно слово, прежде чем вы уйдете, мистер Уилсон! – сказал Каррингтон. – Если вы еще не написали завещания, советую сделать это немедленно. Оставьте все имущество вашей жене.

– Перестаньте, Чарли, так неуместно шутить! – заметил Гарри.

– Пусть щенок поворчит! – сказал Уилсон. – Я скоро совсем заставлю его замолчать.

Сухо поклонившись всему обществу, он, прихрамывая, вышел из комнаты.

– Честное слово, я не шутил, Гарри! – сказал Каррингтон, как только Уилсон вышел. – Для меня весьма важно, каково будет завещание старого франта. Так как я рассчитываю сделать госпожу Уилсон вдовою, то думаю, что в благодарность она непременно должна отдать мне свою руку. До свидания, господа!

Он поклонился всем и вышел. Тогда Гарри и Лоу условились, что поединок состоится в отдаленной части Гайд-Парка на следующее утро, в девять часов. Но так как Лоу совершенно не был знаком с этой местностью, то Гарри предложил отправиться тотчас вместе в парк и выбрать место. Они взяли карету и поехали к опушке Гайд-Парка, где, выйдя из экипажа, отправились пешком. Пройдя через ворота, они зашагали по траве, пока не достигли группы деревьев, близ которых находилась чистая полянка, очень пригодная для их цели.

– Это место вполне подходит, мистер Лоу, – заметил Гарри, тщательно осмотрев поляну. – Заметьте эти деревья, и вы легко найдете это место. Несмотря на кровожадные намерения моего доверителя, думаю, что дело не будет иметь рокового исхода. По правде, я совсем не уверен, что Каррингтон возьмет верх. Старый Уилсон очень искусно владеет шпагой, он хладнокровен и сосредоточен, между тем как Чарли опрометчив и горяч.

– Насколько я могу судить, перевес на стороне Уилсона, – сказал Лоу. – В придачу к умению, которым, как вы говорите, он обладает, у него лучше глазомер, чем у Чарли, твердая рука и крепкий удар. Старик полон сил и имеет железные мускулы. Ввиду всего этого Уилсон – очень серьезный противник. Кроме того, он жаждет отомстить за нанесенную ему обиду. Мистеру Каррингтону следует быть осторожнее.

Глава IV. Белинда и леди Кэт

Наши приятели переменили тему и продолжали беседовать, пока не достигли Кольца, как называлась тогда аллея для прогулок в экипаже вокруг пруда, в Кенсингтонской части Гайд-Парка. В то время, к которому относится наш рассказ, там не было видно ни многочисленных блестящих экипажей, ни толпы веселых всадников и амазонок, как теперь, но и тогда Кольцо было самым модным местом для прогулок в Лондоне, и каждая позолоченная карета направляла туда свой путь. Было очень приятно бродить вокруг воды, и в ясные дни изящные обладатели карет обыкновенно выходили из них, чтобы прогуляться часок пешком и в то же время показать свою красоту.

В тот час, когда Лоу и Гарри приближались к Кольцу, по дороге один за другим тянулись экипажи, из которых многие были так украшены богатой позолотой и снабжены такой великолепной упряжью, как ныне парадная карета лорда-мэра, и могли пристыдить современные скромные повозки. Кучера и ливрейные лакеи, сидевшие на козлах этих великолепных колясок, были наряжены в золотые шнурки, шелк, напудренные парики и шикарные ливреи. Среди длинной вереницы прекрасных экипажей, проезжавших близ пруда, Лоу заметил один, более богатый, чем все прочие, запряженный шестью великолепными конями, и узнал, к своему изумлению, что он принадлежит госпоже Уилсон.

– Ни у одной герцогини нет такой прекрасной коляски, как у Белинды, – заметил с улыбкой Гарри. – И у немногих дам больше бриллиантов. Ей стоит только попросить чего-нибудь – и уже готово. Старый Энгус не в силах отказать ей ни в чем и готов разориться, чтобы удовлетворить ее малейшую прихоть. Но она, должно быть, тоже на прогулке – вы увидите сами, преувеличили ли мы ее привлекательность.

Пройдя через ряд великолепно наряженных ливрейных лакеев, которые, по-видимому, оберегали аллею от наплыва простого народа, они присоединились к толпе прогуливающихся на берегу пруда. Гарри встретил много знакомых и на некоторых из них, более красивых и замечательных, указывал своему спутнику. Лоу, благодаря своей прекрасной наружности, изящной походке и яркому наряду, привлекал всеобщее внимание. Знакомые часто обращались к Гарри с вопросом – кто это? Вследствие частых остановок друзья подвигались вперед медленно и едва прошли сто ярдов{25}25
  Ярд мера длины в Англии. Он равняется 3 футам, или, примерно, 90 см.


[Закрыть], как Лоу заметил, что изящный Уилсон идет к ним навстречу. Старый господин шел, прихрамывая, между двумя леди. Они обе были молоды, изысканно одеты и поразительно прелестны. Красота их была так велика, что Лоу совершенно смутился и, не будучи в состоянии отгадать, которая из них Белинда, обратился за указанием к Гарри.

– Леди по правую сторону от старого Уилсона, – ответил Арчер. – Другая – двоюродная сестра Белинды, леди Кэт Ноллис. Некоторые считают ее столь же очаровательной, как и сама Белинда, но я не разделяю этого мнения. Лэди Кэт – вдова, и если бы у вас были какие-нибудь намерения относительно нее, вы могли бы рассчитывать на успех. Она – третья дочь графа Уэнбери. Кэт была замужем за господином Сенором, про которого знали только то, что он был богат, но предусмотрительно умер год спустя после женитьбы.

– Бесспорно, она очень красива, – заметил Лоу, – так же как госпожа Уилсон. Клянусь, не могу сказать, которая из них поражает меня больше.

– Сейчас вы сумеете это решить с большим успехом, – прибавил Гарри, смеясь.

Белинда была брюнетка, с большими черными глазами и черными, как смоль, бровями, с румянцем на смуглом лице, с алыми губками и блестящими как жемчуг зубами. Чудный блеск ее темных волос портила покрывавшая их пудра, зато она же выделяла и оттеняла ее черные глаза, брови и жгучий цвет лица. Красота леди Кэт была иного рода. Нежно-голубые глаза, тонкая, прекрасная кожа, ясно очерченные стройной дугой брови, лоб белый, как паросский мрамор, щеки с ямочками при улыбке, белокурые локоны – вот некоторые черты ее привлекательной наружности. Но эта дама обладала еще многими другими достоинствами, на описании которых мы не можем останавливаться. Обе красавицы находились в расцвете красоты и обе (об этом не следовало даже и говорить) были безукоризненно одеты в прекрасные платья из шелка и парчи и разукрашены вышитыми лентами, кружевами и большими бриллиантами. У обеих имелись веера, у обеих на лице были наклеены мушки{26}26
  Мушками называются черные пластырьки на щеках в виде родинок. Они имели особое значение.


[Закрыть], но ни одна, стоит с удовольствием отметить это, не помогала природе румянами или красками. Обе красавицы, двоюродные сестры, были почти одного роста: ни одна из них не была слишком высока, обе обладали великолепной, стройной фигурой, их гибкие талии прекрасно обозначались длинными корсетами. Таковы были два создания, которые смутили даже мистера Лоу, который обыкновенно не подчинялся взглядам прелестниц. Когда эта группа приблизилась, Уилсон, выступив вперед, торжественно представил гостя дамам. Улыбки, с которыми те приветствовали Джона, сразу рассеяли его смущение. Нежный голос леди Кэт, подобно музыке, доходил до слуха и почти тотчас проник в его сердце. Однако первой обратилась к нему Белинда:

– Мы очарованы знакомством с вами, мистер Лоу, – сказала она. – Мы слышали столько чудесных рассказов о вас от герцога Аргайльского и маркиза Твидла, которые писали моему мужу, указывая на вас как на самого выдающегося математика и финансиста.

– Мистер Лоу совсем не похож на тот образ, который я нарисовала в своем воображении, – заметила леди Кэт. – Пусть он простит меня, если я скажу, что он более смахивает на светского человека, чем на ученого.

– Вы, ваше лордство, весьма любезны, – ответил Лоу. – Я польщен, потому что, приобретя все знания, которые хотел приобрести, желаю теперь только занять положение в обществе. Но, верьте или не верьте, я много поработал.

– О, я поверю всему, что вы ни скажете мне, мистер Лоу, даже заяви вы, что проводили все дни и ночи в самых невероятных занятиях.

– Это действительно так, – ответил шотландец. – Но отныне я полагаю посвятить свои дни и ночи развлечениям.

– Рада слышать это, – заметила Белинда. – Все люди науки, которых я знала, были некрасивы, плохо воспитаны, мешковаты, неуклюжи и, прибавлю, ужасно скучны. Теперь, надеюсь, мистер Лоу не будет скучать у нас.

Леди Кэт посмотрела на нее так, как будто не могла с этим согласиться.

– Вы, думаю, много путешествовали, мистер Лоу? – вмешался Красавец Уилсон.

– Я был только в Голландии. – Жил несколько лет в Амстердаме, чтобы проследить загадочные дела большого голландского банка, и в продолжение этого времени пытался проникнуть во все его тайны.

– Боюсь, что вы не нашли голландских дам очень красивыми, – заметил Гарри.

– Бесспорно, их нельзя сравнивать с нашими прекрасными соотечественницами, – ответил Лоу. – Но все-таки некоторые из них весьма миловидны. Но я должен признаться, что не обращал на них большого внимания, так как мое время целиком было посвящено занятиям.

– Без сомнения, занятиям банковыми делами, – засмеялась Белинда. – Но эти таинственные действия нас не интересуют: мы нисколько не желаем вникать в них. Вы должны отобедать сегодня с нами. Я не приму никаких отговорок, ведь вы не могли еще получить других приглашений. А затем мы возьмем вас в Хай-маркет{27}27
  Театр Хай-Маркет (Hay-Market Theatre) был открыт незадолго перед тем, в 1705 г., главным образом для итальянской оперы. Выше упоминается знаменитая в то время актриса Олдфилд. Когда она умерла, весь двор был в слезах. Ей посвящено несколько стихотворений того времени. Драма «Неразлучная чета», которую ездил смотреть Лоу, принадлежит перу драматурга Джорджа. Олдфилд вышла на сцену по совету Джорджа, и именно в этой пьесе.


[Закрыть] поглядеть на «Неразлучную Чету»: это моего супруга и меня прозвали неразлучною четой. Кстати, должна вам сообщить: вы придете в восторг от Уилкса в роли сэра Гарри Уилдера и от госпожи Олдфилд, которая очаровательно исполняет роль леди Лэревель.

Лоу поклонился в знак согласия, а Белинда обратилась к Гарри и пригласила его также. Но он извинился, сославшись на данное раньше обещание. Затем они продолжали прогулку у пруда, во время которой Гарри занялся разговором исключительно с леди Кэт Ноллис, так что Лоу не мог не подумать, что тот совсем не так равнодушен к красоте Кэт, как раньше заявлял. А как бы то ни было, из кокетства или по какой-либо другой причине, но леди Кэт явно очень хотелось говорить с мистером Лоу. Однако она не могла исполнить своего намерения – Белинда забрала гостя всецело в свои руки, целиком завладев его вниманием. Уилсон, хромота которого не позволяла долго гулять пешком, уселся на скамейку и предоставил их самим себе. Теперь было устранено и то небольшое стеснение, которое Белинда испытывала в присутствии мужа, она стала более живой и очаровательной, чем обычно. Лоу был от нее в полном восторге.

Когда таким образом прошло уже около часа, Белинда заметила, что время ехать домой. Позвав старого Уилсона, дамы направились к месту, где остановилась их коляска. Тут они заметили лакея, который с почтительным поклоном подал Белинде записку. Распечатав ее и пробежав глазами, она гневно покраснела и, передав записку мужу, сказала слуге:

– Скажи своему господину, что мистер Уилсон пришлет ему ответ.

Слуга поклонился и ушел.

– Это от дерзкого фата Каррингтона, – шепнул Уилсон, обратившись к Лоу. – Он назначает моей жене свидание завтра в полдень.

– Наглый молокосос! – воскликнул Лоу, который теперь в свою очередь стал ревновать к Каррингтону. – Вы лишите его возможности сделать это!

Уилсон злобно улыбнулся и сделал знак Джону, приглашая его в коляску. Дом Уилсона на Беркли-сквер был вместителен и великолепно обставлен. Передняя была полна лакеев в париках, среди них имелись и двое черных пажей в восточных одеждах. Так как других гостей приглашено не было, то наши друзья вчетвером образовали приятную компанию. Обед получился великолепен. Старый Уилсон был до некоторой степени гастроном и держал дорогого французского повара{28}28
  Повара ценились издревле. В Риме за мастера дела давали 4 таланта, – сумма, за которую можно было купить дюжину грамматиков и философов. Антонин, довольный обедом, подарил повару город. Хороший французский повар должен был приготовлять блюда с каким-нибудь особенным острым, пикантным вкусом: и он прибегал ко всевозможным примесям, иногда даже вредным. Вольтер говорит, что хороший повар – отравитель, если вы не достаточно воздержны. Главный повар имел при себе целый штат помощников и давал только «рецепты», как готовить. Французские вкусы были крайне капризны и постоянно требовали новых блюд. Вольтер однажды заметил: «Французы любят новости, но только тогда, когда они относятся к кухне или модам». Английская кухня была первоначально невзыскательна – один писатель сравнивал ее с аптекой, вследствие безвкусия блюд. Но после принятия версальских обычаев и мод, в Англию понаехали и французские повара.


[Закрыть]. Вина были так же хороши, как и яства. Шампанское лилось рекой. Белинда была в ударе и, очевидно, окончательно торжествовала победу над Лоу. Странно сказать, старый Уилсон не выказывал никакого неудовольствия по поводу почти нескрываемого ухаживания своей жены за красивым гостем. Зато это, казалось, было неприятно леди Кэт.

Как только кончился обед, все отправились в Хаймаркетский театр, где Лоу, никогда не видевший госпожи Олдфилд, был очарован ее изяществом и красотой, а также прекрасным исполнением роли. По окончании представления, когда он подсаживал Белинду в коляску, дама сказала ему, что надеется видеть его очень часто у себя во время пребывания в Лондоне. Лоу ответил подобающим образом. Он хотел было прибавить несколько более нежных слов, но уловил слегка укоризненный взгляд леди Кэт и воздержался. Старый Уилсон сердечно повторил приглашение жены, и Джону пришлось снова выразить свою признательность. Садясь в коляску, Уилсон тихо осведомился, в котором часу назначен поединок, и получив ответ сказал, что будет точен. Коляска уехала, а Лоу отправился в Гуммумс. Он чувствовал, что волшебница, под чары которой он сегодня попал, так сильно пленила его, что казалось трудным, почти невозможным стряхнуть с себя это колдовство. Джон не мог изгладить из своих мыслей ее образ, он преследовал его все время во сне.