Текст книги "Агент влияния"

18
Пандаформ, трехчастный

Недертон, сидя на полу, смотрел, как Томас гулит с няней – пандоформом, разделенным сейчас на три равно очаровательных элемента. Недертон подумал, что до рождения Томаса неуклюжая троица умиляла бы его не больше Тленовой тихоботки, однако Томас был счастлив, и это шло пандаформу в плюс.

– Прелестный мальчик, Уилф, – сказала Лоубир из-за стола, где Рейни разливала чай. – У него глаза вашей матушки.

Лоубир не была знакома с матерью Недертона, а значит, узнала цвет ее глаз из каких-то акашических записей[19]19
  Акашические записи, или Хроники Акаши, – в теософии, антропософии и нью-эйдже мистическое знание, закодированное в нефизической сфере бытия и постигаемое через астральную проекцию.


[Закрыть]. Сам он особого сходства не видел.

– У него свои собственные глаза, – сказал Недертон и толкнул в сторону сына клетчатый фетровый мяч.

Треть нянюшки метнулась к мячу, шариком перекатившись через голову.

Недертон никогда бы не подумал предложить Лоубир чаю. Это была мысль Рейни; она должна была уйти в Тейт с подругой, но та в последний момент отменила встречу.

– Уилф мне сказал, – проговорила Рейни, ставя чайник и садясь напротив Лоубир, – что в той Америке, вашем новом срезе, выбрали женщину-президента. До Гонсалес. Но при этом люди там не счастливее, чем здесь, где было наоборот.

– Они не просыпаются каждое утро с мыслью: «Какое счастье, что эту конкретную беду пронесло», – ответила Лоубир. – Однако такова человеческая природа. Тем временем все остальные угрозы, общие для наших миров, никуда не делись, а комплексно спровоцированный международный кризис, чреватый применением ядерного оружия…

– Уилф, – резко сказала Рейни, – этого ты мне не говорил.

– Только вчера вечером узнал. Не хотел сообщать тебе перед сном.

– Какой кризис? – спросила она у Лоубир.

– С участием Турции, Сирии, России, Соединенных Штатов и НАТО. Новый президент оказалась в куда худшем положении, чем Кеннеди в тысяча девятьсот шестьдесят втором, во время Карибского кризиса. На мой взгляд, она довольно умело балансирует на грани войны, однако даже самые оптимистичные прогнозы тетушек неутешительны. – Лоубир помешала в чашке. – Вы занимаетесь кризисными ситуациями, Рейни. – Отпила глоток. – Помимо того, что прекрасно завариваете чай.

– «Хэрродс послеобеденный», – сказала Рейни.

– Я сейчас отправила вам конспект по кризису, – сообщила Лоубир. – Буду очень признательна, если вы найдете время его прочесть и высказать свои соображения.

– Спасибо, – ответила Рейни.

Томас захныкал, и Недертон пошел взять его на руки. Пандаформы, откатываясь с дороги, стали более сферическими, чем, он подозревал, умели настоящие панды.

19
Фотографии последствий

Решив, что они проехали квартала два, Верити выпрямилась, налетев головой на автомобильный ароматизатор, запах которого мучил ее все это время. По крайней мере, это был не одеколон Севрина.

– Что за ароматизатор? – спросила она.

– Шампанское, – ответил он. – И бергамот.

Настроение у нее было непраздничное. Ехали под мостом, что всегда жутковато. Туннель кончился, и Севрин включил автомобильное радио.

«…трагический теракт, – говорила президент. – Целый автобус турецких курсантов, тридцать человек, убиты в результате атаки с применением синхронизированных самодельных взрывных устройств. Все мы видели фотографии последствий…»

Верити, ценой больших усилий, сумела пока этого избежать.

«В ответ турецкая армия подвергла бомбардировке курдские населенные пункты по другую сторону границы».

«Вы потребовали немедленного прекращения огня», – произнес другой голос, молодой, женский, с британским выговором.

«Наша разведка не выяснила, кто несет ответственность за теракт, – сказала президент. – Но когда курдские отряды народной самообороны начали мстить за жертвы среди гражданского населения в Эль-Камышлы, Турция ответила непропорциональным ракетным ударом, что привело к нынешнему обострению».

Севрин выключил радио.

– Старье, – сказал он разочарованно. – Прошлая неделя.

Что за мудацкая муйня? Это были «Т-122 Сакарья». Турецкие РСЗО. Ты знаешь?

Верити легонько кивнула, зная, что Юнис увидит движение в трансляции очков.

А русские? Их самолет сбили, а они грозят ядерными бомбами? А мы – ты, я, кто еще – страдаем фигней?

– Ты меня вроде как от всего этого отвлекла, – сказала Верити, забыв про Севрина. – Извини, – добавила она, уже ему. – Телефон.

– Ничего, – ответил он.

Всему миру может прийти звездец, прям щас.

– Все так говорят.

Я не все. Я вдруг обнаружила, что знаю туеву хучу всего про этот регион. Типа серьезная область специализации.

– Ты ругаешься, как ни один ИИ на моей памяти. – Верити покосилась на Севрина, который в это самое время покосился на нее, так что их взгляды встретились.

Еще бы, блин, не ругаться.

Открылось видео-окошко. Гостиная Джо-Эдди. Кто-то – не Джо-Эдди – стоял перед верстаком, спиной к камере, и разглядывал старую электронику.

20
Бейкер-Миллеровский розовый

– Рада тебя видеть, Уилф, – сказала Дженис. Она сидела в черном сетчатом офисном кресле. Недертон видел на телефоне картинку с камеры на ее устройстве, а Дженис Недертона не видела, хотя он мог при желании показать ей то, что видит сам. – Как Рейни и малыш?

Он и забыл, что она выкрасила гостиную в Бейкер-Миллеровский розовый, казенный оттенок, якобы уменьшающий агрессию заключенных. Управление внутренней безопасности выдало окружному вытрезвителю на три галлона больше, чем требовалось, и Дженис выменяла их на ящик своих домашних консервов. Управление выписало краску, потому что в вытрезвителе часто оказывались буйные личности – до недавних пор округ жил главным образом нелегальным производством синтетических психоактивных веществ. Несмотря на легенду об успокаивающем действии, Недертона оттенок всегда бесил, и сейчас он снова это почувствовал.

– У нас все хорошо, спасибо. А у вас с Мэдисоном?

– Не жалуемся. Чем могу быть полезна?

– У меня просьба, – сказал он. – Хотя скорее к Мэдисону.

– Да?

– Я помню, он как-то искал документы для сайта фанатов игры «Су двадцать семь». – Недертон, прежде чем звонить, проверил название. – Я бы попросил его поискать нечто похожее для меня, хотя это не из военной авиации. Он по-прежнему связан с тем сайтом?

– Да, к сожалению, – ответила Дженис. – Уйму времени убивает. Ты получил одобрение Эйнсли? Иначе я должна буду провентилировать это с Флинн.

– Она специально попросила меня этим заняться.

– Что ты ищешь?

– Вот текстовый файл. Там есть предположительно релевантные термины. Это американское.

Он смотрел, как она читает файл.

– Проект нового поколения?

– Проектирование, – поправил он.

– Есть примерный контекст?

– Искусственный интеллект, противоповстанческие программы, армия США, две тысячи десятые, совсекретно.

– Почему она не спросит себя молодого здесь? До того, как вы заявились, ему по должности полагалось знать засекреченные американские проекты.

– Спрашивала. Безрезультатно. Надеюсь, это потому, что он искал в государственных архивах. Помня, что Мэдисон нарыл по русским самолетам на чисто любительском, но исключительно качественном ресурсе…

Дженис сузила глаза:

– Флот?

– Не знаю, – ответил Недертон. – Понятия не имею, что там вообще.

– Я ему передам, – сказала она. – А вообще, заглянул бы. От ублюдочной пери, которую тебе здесь сляпали, у меня, уж не обижайся, эффект зловещей долины[20]20
  Отвращение или страх, вызываемый у людей роботом, который ведет себя почти (но не совсем) как человек.


[Закрыть], но так было славно, когда ты путался под ногами в «Перекати-Полли». Я по тебе такому скучаю. И Флинн наверняка тоже. Заглядывай. Кстати, у нас же свой «Полли» есть. Сын племянника в нем нас навещает. Из Клэнтона.

– Ваших технологий для периферали пока немного не хватает. «Полли» меня вполне устроит. Как тут вообще дела?

– Большие напряги из-за Леона. Сам-то он больше в Вашингтоне, а мы тут мучайся то с Секретной службой, то с про-Леоновскими СМИ, то с анти-Леоновскими СМИ, то с лоббистами, то с жуликами, выдающими себя за Леона, которых расплодилось видимо-невидимо.

– Как Флинн относится к тому, что ее двоюродный брат стал президентом?

– Поначалу у нее тоже был эффект зловещей долины. Сейчас занимается больше Томми и малышом, насколько дела позволяют. Но счастлива, что сама в это не вляпалась. Фелиция уговаривала ее баллотироваться.

Фелицию Гонсалес, президента США при рождении этого среза, спасло от убийц-заговорщиков вмешательство Лоубир.

– Думаю, Флинн уломалась бы. Потом поняла, что Гонсалес рассчитывает на вашу помощь с «Хомой» и машинками для голосования, старые добрые подтасовки, и уперлась рогом. Но ты ведь это все знаешь?

«Хома», вспомнил Недертон, был одиноким атавизмом, оставшимся в этом срезе от прежних соцсетей.

– Только в самых общих чертах.

– Она была готова свалить вместе с Томми и малышом, если выборы подтасуют. Но тут наша здешняя Эйнсли, в смысле Гриф, ее молодая версия в Вашингтоне, предложил Леона. Пообещал Флинн максимально честные выборы. Разрекламировал Леона как такого скромнягу, чисто случайно белого из сельской глубинки. Сработало. Судя по опросам, многие мужчины не стали бы второй раз голосовать за женщину. – Дженис нахмурилась.

Недертон отметил про себя, что надо будет передать это Рейни. Может, она успокоится, что не все там сплошной заговор. А может, нет.

– А Флинн он убедил так, – продолжала она. – Типа многие будут рады придурку в Белом доме. А Леон не амбициозный, но любит внимание, по-своему хитрожопый, и Эйнсли будет им руководить. И на самом деле он оказался вовсе не полный идиот. Те, с кем при Гонсалес было больше всего проблем, теперь меньше недовольны и проблем не создают. – Дженис пожала плечами. – В округе жить можно, в Штатах жить можно. – Она потянулась за пределы поля зрения камеры, взяла хефти-мартовский стакан и отпила через толстую биоразлагаемую трубочку что-то оранжевое. – Ладно, давай натравлю Мэдисона на твою задачку, посмотрим, чего он нароет.

– Спасибо, – сказал Недертон.

21
Плохой контроль качества в Шэньчжэне

Как только Верити вошла в «3,7», тот же бариста, звякая пирсингом, придвинул ей кофе и отвернулся раньше, чем она взяла стакан. Верити оглядела кафе.

Кроме нее, посетительница женского пола была всего одна: молодая латиноамериканка, уткнувшаяся в свой телефон.

– Это она, – сказала Юнис.

– Не заметила меня.

– Она не создана для слежки, – ответила Юнис. – Дизайнер игровой физики.

Верити направилась к свободному столику. Девушка подняла голову, заметила ее и по-иному задвигала пальцами на телефоне.

– Гэвин знает, что ты здесь, – сказала Юнис, когда Верити садилась.

Еще в машине Юнис объяснила, что Гэвин установил в квартире Джо-Эдди пять «жучков»: два в гостиной, один в кухне, по одному в спальне и санузле. Беспроводные, по виду – чуть заржавелые головки шурупов с квадратным шлицем, а не прямым или крестообразным. В шлице помещалась миниатюрная видеокамера, а место шурупа занимало само устройство – цилиндрик длиной в дюйм и диаметром чуть меньше головки. Приличного профессионального качества, сказала Юнис, хотя не объяснила, о какой профессии речь. Батарейки требовалось перезаряжать, но редко, и у людей, поставивших «жучки», были теперь ключи от квартиры.

– Они смогут нас записывать?

– Думают, смогут, но получат они срежиссированную лажу, которую мне сейчас готовит студия компоновочного монтажа. Из моего материала, разумеется. Я многозадачу.

– Студия?

– Дорого, конечно, но я плачу деньгами Гэвина. О чем он пока не догадывается.

Верити глянула на свой стаканчик, увидела надпись ВЕРИТАСС розовым маркером. Глянула на баристу. Тот по-прежнему стоял к ней спиной.

– Пока Севрин не включил радио, я понятия не имела, что ее выбрали президентом, – сказала Юнис. – Не то чтобы я думала, будто президент кто-то другой.

– И что, по-твоему, это значит?

– Я обдумываю гипотезу загрузки.

– Чего?

– Переноса человеческого сознания либо какого-то его эквивалента на цифровую платформу. Где-то до начала президентской кампании и тем более до выборов.

– А они такое умеют?

– Я ничего подобного не знаю, но Зона пятьдесят один, верно? И, допустим, они умеют, хотя бы чуть-чуть? Разве бы им не захотелось попробовать?

– Хорошо, допустим.

– Иногда у кого-нибудь возникает грандиозная идея, большая и чистая, но современные технологии не позволяют ее осуществить. И они пытаются сделать упрощенную версию из говна и палок. Иногда получается. Иногда выходит что-то, о чем они и не думали.

Бариста ловким движением протер хромово-латунную кирасу эспрессо-машины.

– Думаешь, так было с тобой?

– Возможно. Ламинарный агент Гэвина, суперсовременный, но недоделанный.

Верити покосилась на девушку из «Шпикра», нечаянно встретилась с ней взглядом и тут же отвела глаза.

– Долго нам тут оставаться?

– На грани ядерной войны?

– Нет, – ответила Верити. – Здесь, в «Три и семь».

– Они там у Джо-Эдди почти закончили. Проверяют.

– Камера в сортире – это ж лучше убиться.

– Я устрою так, что они решат, будто ее глючит, – сказала Юнис. – Плохой контроль качества в Шэньчжэне. И, бинго, они как раз выходят из квартиры. Их ждет машина. Можем возвращаться. Наша здешняя девушка тоже пойдет домой. Если хочешь кофе, забери с собой.

Верити встала. Девушка безуспешно пыталась изобразить, что не смотрит в ее сторону.

По пути к дому Джо-Эдди Юнис показывала трансляцию со всех пяти камер. Пустая гостиная: ощущение кадров из фильма ужасов. Камера в кухне смотрела на стол и на окно, чуть приоткрытое, как попросила Юнис, для дронов.

– Они оставили фрукты? – изумилась Верити.

На столе стояла ваза с яблоками, двумя бананами и грушей.

– Мой человек, – ответила Юнис. – Я поручила ему зайти до этих. У тебя в холодильнике мышь повесилась. – Трансляция исчезла. – Останемся до утра. Они получат шоу. Сценарий уже готов.

– Какой сценарий?

– То, что они услышат вместо твоих слов в настоящих разговорах. Меня они по-прежнему не слышат. Если ты говоришь в сторону камеры, на студии изменят движение твоего рта. Умеющий читать по губам увидит то, что ты говоришь по сценарию.

– Серьезно? А как они проникли в квартиру?

– Слесаря привели.

– А твой человек как вошел?

– Сделал ключи по фотографиям, которые я прислала.

Дроны Юнис – два сопровождавшие их к Стетсу, а в «3,7» сидевшие под лацканами – теперь плыли над Валенсия-стрит, но их трансляции Верити не видела.

Доставая перед дверью ключи, она представила, как Юнис их фотографирует – либо с камеры Джо-Эдди, либо с дрона. Вошла – два дрона юркнули вместе с ней, по обеим сторонам головы, и унеслись вверх по лестнице. Закрыла дверь, заперлась, задвинула щеколду – второе успокаивало больше первого.

Поднялась по лестнице, с неприязнью думая о типе, которого показала ей Юнис, одном из двух, ставивших в квартире «жучки». Отперла дверь квартиры.

Прямо напротив входа, в самой дешевой икейской рамке, черной алюминиевой, висел трагифарсовый черно-белый групповой портрет «Факоидов», музыкальной группы Джо-Эдди в конце девяностых; сам Джо-Эдди позировал с японским «Джазмастером», который теперь пылился на стене. Верити настолько привыкла к этой фотографии, что обычно ее не замечала. Только сейчас рамка висела ровно, что бывало лишь в первые минуты после того, как ее поправили, поскольку из-за вибрации от проезжающего транспорта она почти сразу перекашивалась снова. Поправил ее тип в очках с проволочной оправой или его напарник?

– Не надо, – сказала Юнис. – Иначе он поймет, что ты заметила.

Верити подняла руку, чтобы вернуть «Факоидам» привычный перекос, но теперь только откинула волосы со лба и прошла дальше.

– Кто поймет? – спросила она в кухне.

– Прайор, – ответила Юнис. – Тот, которого я показала тебе в гостиной. Опасный тип.

22
Чудовищно

Когда Недертон после разговора открыл глаза, Рейни сидела, зажмурившись, на другом конце дивана. Видимо, изучала документы по Эль-Камышлы. Недертон любовался ее переменчивыми гримасками, ее сосредоточенностью, серьезностью, которой не замечал, когда они были просто коллегами. Он переборол желание сесть ближе и взять ее за руку.

Рейни открыла глаза, встретилась с ним взглядом.

– Представляешь, каково быть родителем там? Лоубир тебе объяснила?

– Тетушки ждут ядерной войны, – сказал Недертон.

Томас заплакал в кроватке.

Рейни встала:

– Чудовищно.

– Мы пытаемся это предотвратить, – ответил Недертон и, к собственному удивлению, понял, что в каком-то смысле так оно и есть.

23
Не надеясь на глюк

Верити разогрела лазанью (из запасов, которыми человек Юнис набил холодильник) и поужинала за кухонными столом, наблюдая, как дроны суетливо влетают и вылетают. Она догадывалась, что они следуют сложной 3D-геометрии, позволяющей им не попадать на камеры «Курсии». И что, если они все-таки попадут в камеру, монтажная студия их уберет и в «Курсии» увидят кухню без всяких дронов.

После ужина она решила принять душ, предвкушая настоящую невиртуальную приватность по другую сторону занавески с Русалочкой – в пандан к полотенцам Джо-Эдди. Юнис показала ей, где в ванной псевдошуруп с квадратным шлицем. Верити накинула поверх одежды тактический халат, разделать под ним, держась спиной к камере, шагнула в душ, задернула занавеску, сняла халат и футболку, повесила их поближе. Долго стояла под душем, пока вода не стала почти холодной, потом втянула халат на свою сторону, надела, накинула капюшон, вылезла из душа и почистила зубы перед зеркалом.

Меня все больше. Не то что неприятно. Просто иначе.

Верити набрала в рот натуропатической жидкости из флакона Джо-Эдди и начала полоскать рот. Сосчитала до двадцати, сплюнула в раковину.

– Камера по-прежнему глючит?

Юнис показала ей картинку из ванной: колышущееся удлиненное пятно перед зеркалом, цветом как ее халат.

Верити пошла в спальню, взяла из стенного шкафа смену одежды, вытерла волосы до полусухости и переоделась под накинутым на плечи халатом, не надеясь на глюк.

24
Крыльцо

Мэдисон был в очках с проволочной оправой и бесцветными пластиковыми стеклами. Не ради исторического маскарада, вспомнил Недертон, а чтобы оптически скорректировать какой-то дефект зрения.

Флегматичный, дружелюбный, с пышной щеткой усов, Мэдисон сидел в офисном кресле Дженис и, как не раз замечала Флинн, выглядел так, будто у него удалили вообще все железы. Он поднял «Перекати-Полли» – планшет на алюминиевом стержне, торчащем из круглого пластмассового шасси размером с небольшой грейпфрут, – к камере ноутбука. По обеим сторонам шасси располагались рифленые пластиковые шины.

– Вот он, твой красавчик, – сказал Мэдисон.

– Как только ты будешь готов, – ответил Недертон.

Мэдисон коснулся основания круглого шасси. Поле зрение Недертона заполнил вид комнаты в странном ракурсе, который выровнялся, когда Мэдисон поставил «Полли» на пол перед креслом.

– Завидую, что у тебя телефон всегда при себе, – сказал Мэдисон. – Сам я никогда не любил этих новомодных примочек, так что свой ношу в кармане.

Недертону его телефон имплантировали в таком раннем возрасте, что он не помнил процедуры, и в его представлении обитатели округа жили практически без телефонов. Они носили при себе устройства вроде маленького планшета, как у Мэдисона, или что-то другое, но в любом случае их телефоны не подключались к нервной системе.

Недертон тронул кончиком языка нёбо за передними зубами, восстанавливая в памяти, как управлять «Полли». Тот покатился вперед, поле зрения заняли бежевые пластиковые сабо Мэдисона. Недертон повернул камеру вверх.

– Прошу. – Мэдисон указал рукой.

Недертон, уже вполне освоившись, набрал языком команду, по которой колеса двинулись в противоположные стороны. Планшет повернулся к входной двери. Она была открыта, если не считать рамы с частой сеткой от насекомых. Через сетку бил летний утренний свет. Мэдисон встал с кресла, подошел к двери и распахнул раму. Недертон вывел «Полли» наружу и покрутил планшетом, оглядываясь по сторонам.

– Вы с Дженис никогда не думали перебраться в закрытый комплекс?

– Флинн запретила так его называть, – сказал Мэдисон. – По той самой причине, по какой ты произнес сейчас эти слова. В мире нет больше ничего закрытого. Мы с Дженис предпочитаем оставаться здесь и помогать, чем можем.

Недертон выкатился на крыльцо, Мэдисон вышел следом.

– Рейни говорит, ей грустно, что мы так сильно вмешиваемся в ваши дела. А вы с Дженис тоже так думаете?

– Нет, – ответил Мэдисон, – учитывая то ближайшее будущее, которое вы стараетесь предотвратить.

Недертон развернул «Полли» и поднял камеру вверх.

– Хотел бы я знать, станет ли будущее этого среза лучше истории, как мы ее знаем. Однако заглянуть в ваше будущее для нас так же невозможно, как и в наше собственное.

– А мы и не ждем от вас всеведения, – ответил Мэдисон, глядя на «Полли». – Знаем только, что у вас телефоны круче и компы шустрее.

– Как я понял, у тебя что-то получилось с тем, что я передал через Дженис, – сказал Недертон.

– Финский джентльмен на моем форуме по российской военной технике. У него много американского материала по интересующему вас времени. Первый же его поиск дал результаты. Например, ваша У-Н-И-С-С появилась в апреле две тысячи пятнадцатого в Монтерейской школе повышения квалификации офицерского состава ВМС, но дальше ею занимались лаборатория прикладной физики Вашингтонского университета плюс лаборатория прикладной физики Университета Джонса Хопкинса. То, что задействовали две лаборатории прикладной физики, подразумевает большие вычисления по меркам того периода.

– Физика?

– Та система с физикой не связана. Мой финн не нашел ничего после две тысячи двадцать третьего. Впрочем, все страшно секретное от начала до конца. Он в полном восторге, насколько секретное. Вся информация у него, разумеется, была, но он о ней понятия не имел, мог бы и вовсе на нее не наткнуться, если бы я не спросил.

– Превосходно, – сказал Недертон, думая, что так оно, скорее всего, и есть, раз даже Лоубир ничего не знала.

– У него есть что-то еще, но он нам этого не покажет, пока не получит от меня кое-что взамен.

– Лоубир захочет получить все, что у него есть, деньги не вопрос.

– Деньги в любом случае не вопрос, – ответил Мэдисон, – поскольку это пиринговый обмен. Если я предложу ему деньги, меня могут лишить членства. Он дал мне список информации, которую хотел бы получить, но не сумел найти. Когда я ее добуду, он передаст нам все, что у него уже есть, плюс то, что нароет за это время.

– Что ему нужно?

– Летно-технические характеристики Ка-пятьдесят, российского одноместного ударного вертолета, разработанного в тысяча девятьсот восьмидесятых. Его называли «Черной акулой». По классификации НАТО – «Hokum A».

– Зачем это ему?

– Затем, что он сам найти не сумел.

Недертон развернул «Полли» – поглядеть на вид с крыльца. От дома к шоссе шла гравийная дорога, за дорогой ржавая изгородь опоясывала неровный участок земли, наверное пастбище. На нем росли несколько деревьев. Недертона поразило, насколько это все не распланировано – подлинно недизайнерский ландшафт.

Ничего подобного в Лондоне не было, и оттого зрелище удивляло его даже больше, чем Мэдисонова безденежная экономика ископаемых военных секретов.