Текст книги "Агент влияния"

9
Ценная хреновина

Верити разбудил телефон, вибрирующий на полу в беззвучном режиме. Она высвободила руку из вкладыша, застегнутого на молнию почти до подбородка, и пошарила рядом с диваном.

Накануне вечером Юнис показала ей «Начало» с паузами для упомянутой инфографики. Что-то в этом изменило ее отношение к Юнис, хотя Верити не сумела бы сказать, что именно и почему. Вчера днем казалось, что разумнее всего вернуть Юнис Гэвину, но трогательное нердовское желание поделиться любимым фильмом пробудило растущую эмпатию. Это было как-то связано с ощущением личности, на периферии которой кипит бурная жизнь.

– Завтрак, – сказала Юнис, как только Верити поднесла телефон к уху. – «Волки плюс Булки».

– Это не плюс, – ответила Верити, – а «и».

– Написано плюс.

– Знак плюса – это хипстерский амперсанд.

– Завтрак скоро кончится, но мак-волк с яйцом еще остался. Пока будешь есть, изложу тебе обстановку.

Верити вспомнила, что мешочек сотенных упрятан в стенной шкаф (Юнис велела не оставлять его на верстаке). Она вылезла из вкладыша, сложила его и влезла в пластиковые шлепанцы Джо-Эдди.

В кухне пропустила воду из крана через фильтр в форме Пикачу, набрала полстакана, выпила.

В ванной, все еще полусонная, воспользовалась унитазом, умылась, почистила зубы и вернулась в спальню за чистыми трусами, свежей футболкой, кроссовками. Подумала, что на улице, наверное, холодно, так что надела еще и рыжую шерстяную ковбойку-пиджак Джо-Эдди из японского джинсового магазинчика, на два размера больше, чем носила сама.

В гостиной сняла очки с зарядки и надела. Появился курсор. Юнис смотрела на гарнитуру, включенную в собственную зарядку.

Эй.

Верити выдернула гарнитуру из зарядника и вставила наушник в ухо.

– Нам надо вывести тебя туда, – сказала Юнис.

– Зачем?

– Потому что франклины нужны там. В том дайнимовом чехле, куда ты их убрала.

– Каком?

– Дайнимовом. Материал, из которого чехол.

– Зачем?

– Кто-то захотел сделать крутой чехол.

– Деньги зачем?

– Их заберут. Лучше там, чем здесь.

Верити не знала, как поступила бы с деньгами, реши она вернуть Юнис в «Тульпагеникс» (чего делать уже не собиралась). Отдать их кому-нибудь – неплохой вариант. Так что она вернулась в спальню, к стенному шкафу, за чехлом. Дайнима оказалась чем-то вроде тайвека, только еще круче.

Решив на сей раз не прятать наушник, Верити спустилась на улицу. «Волки + Булки» были в том же доме, третья дверь справа. Голый кирпич и дымчатая сталь, запах пекарни. Она заказала мак-волк (мутантный пряный маффин с начинкой из яйца в мешочек, загадочным образом очищенного от скорлупы), расплатилась и стала смотреть, как паренек по другую сторону стойки щипцами кладет ее мак-волк на белую фарфоровую тарелку. Он поставил тарелку на советского вида пластмассовый поднос, серый, примерно того же оттенка, как оправа ее тульпагениксовских очков, добавил туда же кофе и столовый прибор в бумажной салфетке.

– Табурет у окна, – сказала Юнис.

Верити отнесла поднос к стойке-подоконнику с видом на Валенсия-стрит. Все стальные табуреты перед окном были свободны.

– Деньги держи на коленях, – распорядилась Юнис.

Сто тысяч свинцовым фартуком давили на колени. Верити разрезала маффин, выпустив теплый желток, и начала есть, запивая кофе. Солнце вновь пробилось сквозь облака и озарило прохожих – судя по виду, сплошь обитателей страны Стартапии, тружеников среди тилландсии.

– Интересно, что бы подумали хиппи, знай они, что это две тысячи семнадцатый? – спросила Юнис. – Кто-нибудь из тысяча девятьсот шестьдесят седьмого?

– Они бы решили, что победили, – ответила Верити. – Но они бы в жизни не догадались, чем большинство здесь зарабатывает на жизнь, и не сумели бы вообразить, что за этим стоит.

– Ты меня поняла. – Говоря, Юнис оцифровала лицо молодого человека – тот походил на коренастого амишского землепашца, вырядившегося хелс-готом[12]12
  Хелс-готы, как и обычные готы, носят в основном черное, но одежда их спортивная и футуристическая, отчасти даже киберпанковская, она включает водонепроницаемые ткани и дышащие сетки, неопрен и кевлар.


[Закрыть].

– Зачем ты все время это делаешь?

– Они по большей части либо живут здесь, либо работают. Набрать достаточно, начнут проявляться аномалии.

– И чем это отличается от паранойи?

– Ничем. Кроме того, что не безумие.

Верити принялась за следующий кусок мак-волка.

– Ты хорошенько проверила своего нанимателя, прежде чем к нему идти? – спросила Юнис.

– Не особо, – с набитым ртом.

– Совсем не проверяла?

Проглотила.

– Давно никто ничего не предлагал.

– Они все спецслужбисты, в фирме-учредителе. Твой бывший понял бы, о чем я.

– Это в прошлом.

– Общаетесь хоть иногда?

– Нет. А теперь он помолвлен. С девушкой, у которой до знакомства с ним был собственный пресс-секретарь. СМИ устроили за ними настоящую охоту.

– Кейтлин. Франко-ирландская архитекторша.

– Если я хоть близко к нему подойду, то наступлю на все мины-растяжки таблоидов.

– А может, и нет, если все сделаешь правильно, – сказала Юнис. – Он бы все знал про «Курсию».

– Что именно?

– Что они – подвид полностью отрицаемого проекта министерства обороны.

– Типа венчурного капитала ЦРУ?

– Близко не лежали, – ответила Юнити. – То – фасад. Мегафауна. «Курсия» даже в самое свое легальное время пряталась в подлеске. И сейчас прячется, но сменила защитную окраску на игровую индустрию. Когда минобороны требует отрицания с удвоенной силой, первоначальную миссию вычищают из памяти под ноль. Проект выводят из министерства, лишают финансирования, забывают. Сейчас случается реже, чем во времена Ирака, но «Курсия» именно такая.

– Откуда ты знаешь?

– Я многозадачу. Делаю это у себя за спиной, как будто не знаю, откуда знаю про «Курсию». Похожа я типа как бы на то, что тебе обещал Гэвин?

– А что?

– Если я правда такая, – сказала Юнис, – то, наверное, «Курсия» успела кое-что в минообороны стырить. «Тульпагеникс» – их фасад для монетизации этого самого.

– Этого?

– Меня. Ешь. Сейчас курьер подойдет.

Юнис открыла видео-окошко, в ракурсе, как с камеры наблюдения. Курсор отыскал мужчину в темной бейсболке, белого, с бородой, но определенно не из-под тилландсии. Он шагал, не улыбаясь, по Валенсия-стрит. Под мышкой – черная сумка.

– Он войдет, возьмет кофе, сядет рядом с тобой. Справа. Отдай ему чехол, под стойкой. Он переложит деньги себе в сумку, а в чехол уберет пеликановский кейс.

– Какой кейс?

– Из твердого пластика. Не тяжелый, но объемный. В чехол влезет, но с трудом. Ты смотришь в окно, делаешь вид, будто ничего не происходит. Он под стойкой передает тебе чехол, ты уходишь и возвращаешься домой.

– Что он мне передаст?

– Ценную хреновину.

– За сто тысяч долларов?

– Все изготовлено с нуля, кроме моторчиков, аккумуляторов, камер, всего такого.

– Зачем ты это делаешь, Юнис? – спросила Верити.

Мужчина в бейсболке прошел за окном, не глянув в ее сторону.

– Ради возможностей.

– Мне это не нравится.

– Допивай кофе.

Верити подчинилась, перебарывая желание оглянуться и посмотреть на мужчину в бейсболке.

– Здесь свободно? – Мужской голос.

Она обернулась, подняла взгляд:

– Да.

– Спасибо.

Верити вновь посмотрела в окно, не видя улицу. Краем глаза она различила, как мужчина в бейсболке поставил кофе на стойку и сел на соседний табурет.

– Передай ему дайниму, – сказала Юнис, – под стойкой.

Верити не хотела, но подчинилась, инстинктивно ожидая, что он возмутится. Заставила себя смотреть прямо вперед. Шуршание под стойкой. Два отчетливых щелчка. Защелки на мешочке. Снова шуршание.

Затем мужчина передал чехол обратно. Внутри было что-то твердое, прямоугольное.

– Пора идти, – скомандовала Юнис. – Вперед.

– Извините, – сказала Верити, вытаскивая чехол из-под стойки.

Часть прямоугольного предмета, торчащая из чехла, была зеленовато-песочного цвета. Джо-Эдди как-то сказал, что этот оттенок называется «Койот». Цвет снаряжения магазинных ниндзя, помимо черного и хаки.

– Все о’кей, – глядя ей прямо в глаза. Сто тысяч франклинов – очевидно, в сумке под мышкой.

Она пошла к выходу.

– Отлично, – сказала Юнис. – Теперь в квартиру.

– Деньги были для него? – спросила Верити на улице.

– Мастерская в Окленде, делает реквизит для лос-анджелесских студий.

В подъезде Верити заперлась и задвинула щеколду. Поднялась по лестнице. Чехол бился о ногу.

В кухне она положила его на стол и вытащила прямоугольный кейс. У него оказалась неожиданно массивная складная ручка, хотя сам он был нетяжелый. Поверхность равномерно шероховатая. На алюминиевой пластинке сбоку от крышки надпись – «Pelican case 1400 Torrance CA».

– Открой, – велела Юнис.

Верити осмотрела непривычный механизм защелок.

– Как?

Появился мультипликационный рисунок: белые контурные руки показали, как открыть белую контурную крышку. Повторяя за ними, Верити открыла настоящие защелки, подняла настоящую крышку. Четыре квадратных гнезда в черной пористой подложке составляли большой квадрат.

– Проверим, – сказала Юнис.

Из одного гнезда, не совсем бесшумно, поднялось что-то темно-серое, неотражающее. Когда оно поравнялось с очками, Юнис открыла видео-окошко. Верити на миг заглянула в собственные, нелестно заснятые глаза. Затем дрон поднялся выше, в окошке появилась кухня за спиной у Верити и вход в гостиную.

У Стетса были дроны, целая коллекция. Их ему дарили в надежде на поддержку стартапов. Этот был тише, практически бесшумный.

– Сколько он может оставаться в воздухе?

– Восемь часов. С грузом меньше.

– Ни один из них столько не работает, – сказала Верити.

– Этот военный. Вернее, притворяется военным. Открой кухонное окно.

Верити подошла к окну, повернула ручку, закрашенную слоями краски, и распахнула раму. Картинка с камеры дрона изменилась: теперь это была кухонная дверь. Смазанность от быстрого движения, потом ее собственная спина в рыжей ковбойке-пиджаке Джо-Эдди (которую она немедленно решила никогда больше не надевать), и вот уже дрон с тишайшим комариным звоном пронесся мимо и быстро начал уходить вертикально вверх. Выше низкого парапета плоской крыши.

Верити никогда не выходила на крышу дома. Там, впрочем, ничего и не было, что вскоре подтвердил дрон. Он завис над серой кучкой: косточки, маленький череп с клювом, намек на истлевшие крылья.

– Чайка, – сказала Юнис.

– Как туда попадают? В смысле, без дрона.

Дрон повернул, показал Верити покореженный металлический люк в облупившейся алюминиевой краске.

– Через соседнее помещение. Нежилое. Арендуют вьетнамцы.

– Значит, Джо-Эдди там, скорее всего, никогда не бывал?

– Он ловкий?

– Нет.

– Держись, – сказала Юнис. – Прыгаем.

Камера дрона устремилась к Валенсия-стрит, через парапет, вниз к тротуару. Верити ойкнула. На долю секунды дрон завис в дюйме от асфальта и тут же пошел вверх. Заглянул через окно в «Волки и Булки», где молодой азиат пил что-то из белой чашки, сидя на том же месте, что Верити минуты назад. Юнис оцифровала его лицо.

– Юнис, зачем ты это делаешь?

– Да просто осматриваюсь все время, – ответила Юнис; дрон тем временем взмыл вверх и снова показал крышу. – А ты разве нет?

10
«Рио»

Тихоботка, цокая когтями, проводила Недертона до двери и оставила одного на неровном асфальте дожидаться машины, которую вызвала Тлен.

На соседнем перекрестке стоял кинотеатр тысяча девятьсот тридцатых годов. Высоко на ребристом белом фасаде в стиле ар-деко синели окантованные сталью печатные буквы «РИО». Недертон как-то водил туда Рейни на фестиваль Куросавы и не вспомнил, что здание смотрит на жутковатую гасиенду Тлен.

Прибывшая машина оказалась одноместной с фронтальной загрузкой, самое маленькое из трех колес располагалось сзади. Словно сбежавшая из спа-салона индивидуальная сауна, подумал Недертон. Она открыла единственную дверцу и, когда он залезал внутрь, произнесла: «Добрый вечер, мистер Недертон».

Дверца закрылась, он назвал адрес на Альфред-Мьюз[13]13
  Тупик, выходящий на Тотнем-Корт-роуд в центральной части Лондона. Как все лондонские улицы с «-мьюз» в названии, представляет собой бывшие конюшни; жилье для слуг, располагавшееся над конюшнями, превращено в современные городские квартиры.


[Закрыть] и позвонил Рейни.

Ее эмблема засветилась, когда машина проезжала мимо кинотеатра.

– Еду, – сказал он.

– Как Тлен? – спросила Рейни.

– Рассталась с бифокальными глазами. И татуировками. Сказала, с кем-то встречается.

– Теперь она тебя меньше раздражает?

– Нет.

– Вы виделись по работе, я правильно понимаю? – Ее шутка.

– Лоубир. Новый проект.

– Срез, – сказала Рейни.

– Откуда ты знаешь?

– По твоим рассказам выходит, она ими одержима.

– Как Томас?

– Спит.

Рейни открыла видео-окошко: их сын, свернувшийся клубочком в кроватке.

– Скоро приеду.

– Жду.

Томас исчез. Эмблема Рейни погасла.

Недертон смотрел на магазины, на редких прохожих. Двое разговаривали в дверях паба.

Он закрыл глаза, отчего подголовник сразу принял более удобное положение. Когда он снова их открыл, машина стояла на светофоре, все еще в Хэкни.

Через лобовое стекло он увидел у пешеходного перехода нечто на трех ногах, метра три высотой. Оно тоже ждало на светофоре, окутанное плащом из какого-то материала, по виду – из потемневшей от сырости дранки.

Хэкни[14]14
  Хэкни – район в лондонском Ист-Энде; хэкни – наемный экипаж.


[Закрыть], раздраженно подумал Недертон. Вечно они выряжены во что-то другое.

11
Дерево отношений

Верити двигалась в узком каньоне между стеной и ненужным куском гипсокартона под верстаком Джо-Эдди, в двух дюймах от комков пыли и бумажки от жевательной резинки, которую кто-то сложил до минимально возможного размера.

Тут Юнис открыла видео-окошко, разделенное на шесть одинаковых частей.

В каждой было по незнакомому человеку, двое из них – женщины.

– Кто это? – Верити выпрямилась в офисном кресле и остановила дрон безымянным контроллером, который Юнис загрузила в ее телефон.

– Нечто вроде «Убера», – сказала Юнис, – только для слежки за людьми.

– Да ладно! И как это называется?

– «Шпикр», – ответила Юнис и на миг выдала название белой гельветикой. – Ты правда в этом году почти не выходила в сеть?

– За кем они следят? – Уже зная ответ.

– За тобой.

Верити пригляделась. Молодая латиноамериканка в нижнем правом углу показывалась в другом ракурсе, с другим разрешением.

– Слева внизу, это ж в «Три и семь»?

– Картинка с тамошней камеры. Еще две с уличных. Дронов всего четыре, и одним ты шастаешь под мебелью.

Девушка в «3,7» была полностью занята телефоном.

– Что она делает?

– Играет в «Кенди-краш-сагу». Нецифровая слежка – скука смертная.

В другой части окошка белый мужчина сидел за рулем автомобиля, глядя прямо вперед и, очевидно, не замечая висящего перед ним дрона. Верити подумала, что настолько незапоминающееся лицо, вероятно, плюс при такой работе.

– Их натравил на тебя Гэвин. Думает, его не вычислить.

Верити начала выводить аппаратик из-за гипсокартона.

– Раз они посадили кого-то в «Три и семь», значит вчера за нами наблюдали.

– Наблюдал человек из «Курсии». Фамилия Прайор. Нашла его на паре уличных камер. Распознавание выдало полное досье. Хреновый тип. Шестеро со «Шпикра» – неопасные. Тот, что за рулем, просрочил алименты, остальные вообще полностью законопослушные граждане.

Окошко исчезло.

– Что им надо? – спросила Верити, когда дрон обогнул край гипсокартона.

– Увидеть тебя. Поскольку я не даю «Тульпагениксу» нас мониторить, Гэвин нанял эту публику.

Верити вернула дрон в кухню, где сидела за столом перед открытым пеликановским кейсом. Кто-то перехватил дрон – то ли Юнис, то ли кейс. Он завис, скорректировал положение и опустился ровно в свое гнездо.

– Ты нашла их с помощью дронов?

– С помощью дронов и накопленного банка лиц.

– Что это значит?

– Тебе не понравится, – сказала Юнис, – но это значит, что ты должна увидеться со Стетсоном Хауэллом.

– Исключено.

– Тебе нужен кто-то, кого они голыми руками не возьмут. Он – лучшее, что у тебя есть. Я построила дерево отношений. Там видно, что со всеми другими, кто мог бы тебя выручить, ты познакомилась через него. И в отличие от твоего Стетса им не с чего тебе помогать.

– Он не «мой» Стетс. – Очень хотелось зашвырнуть мобильный через всю кухню, но Верити напомнила себе, что телефон ее, а она разговаривает с Юнис через наушник и тульпагениксовский телефон.

– Но козлом ты его не считаешь.

Зазвонил телефон Верити, и ей снова захотелось швырнуть его через всю кухню, поскольку номер высветился незнакомый.

– Алло.

– Верити? Это Стетс.

– Стетс, – механически повторила она.

– У меня на другой линии твоя новая личная помощница. Она говорит, нам надо встретиться.

– Правда?

– Говорит, сегодня утром у тебя единственное окошко в расписании. Верджил тебя заберет. Через двадцать минут?

Верджил Робертс, который, по общему мнению, выглядел так, будто у Жанель Монэ[15]15
  Жанель Монэ Робинсон (р. 1985) – американская чернокожая певица, автор песен, рэперша, актриса и продюсер.


[Закрыть] есть брат-близнец, был в глазах людей, не приближенных к Стетсу, его универсальным мальчиком на побегушках, однако на самом деле, помимо прочего, исполнял в фирме роль штатного критика.

– О’кей, – сказала Верити, – через двадцать минут. Увидимся. – Провела пальцем по экрану, отключаясь. – Черт побери, Юнис…

– На сейчас это единственный вариант, который может вытащить нас из задницы. Ясно?

– Блин, – сказала Верити, нехотя признав, что это примерно означало «да»; через двадцать минут она уже садилась на пассажирское место электрического «БМВ».

– Как ты? – Верджил, широко улыбаясь, правой рукой пожал ее левую ладонь.

– Сложно. Куда мы едем?

– Фримонт, – ответил он (Юнис тем временем оцифровала его лицо); название улицы ничего Верити не сказало.

Верджил встроился в поток транспорта на Валенсия-стрит.

– А ты как? – спросила Верити.

– Пашу на него. В основном всякая фигня с ремонтом, но в невбубенных масштабах. Ты работаешь?

– Холостяцкая берложка, – сказала Юнис, и очки заполнил аэрофотоснимок. Залитые солнцем верхние этажи небоскреба, пронзающие сфотошопленную сахарную вату облаков. – Невеста наводит красоту на верхние два этажа. Площадь – примерно три теннисных корта.

Картинка исчезла.

– Только что устроилась, – ответила Верити, – но рассказывать не могу.

– Если это не связано с демонтажом мрамора, считай, тебе повезло. Мрамора там до хрена и больше, прежний владелец, похоже, не знал, что бывают другие материалы. Кейтлин хочет, чтобы каждый грамм пошел в оптимальную переработку, а значит, снимать его надо целиком, не раскалывая.

У нее зазвонил телефон.

– Извини.

– Ничего-ничего, – ответил Верджил, сворачивая на другую улицу.

– Не злись на меня, – сказала Юнис.

– Есть за что. – Верити говорила бодро, поскольку Верджил ее слышал.

– Это ситуационное.

– Постоянное, если все будет продолжаться так же, – сказала Верити, когда Верджил сворачивал на Четырнадцатую.

– Нам нужно оставаться внутри их системы обратной связи. Иногда мне придется выталкивать тебя из зоны комфорта.

Впереди возник угрюмо-укоризненный фасад Арсенала.

– Когда меня толкают, это вне зоны моего комфорта.

– В данный момент за нами хвост, – сообщила Юнис. – Чувак с просроченными алиментами. Еще четверо ждут машин, чтобы ехать, куда он скажет. Одна осталась в «Три и семь» на случай, если ты вернешься. Не отбрыкивайся от моих советов.

Верити глубоко вдохнула, медленно выпустила воздух.

– Ладно.

Они миновали Арсенал и ехали мимо муралов с протестами против обуржуазивания района.

– Нам надо будет сесть и все со Стетсом перетереть. Втроем.

– Как это будет выглядеть? В смысле устройств?

– Обойдемся тем, что у него есть. В худшем случае подопрешь чем-нибудь мобилку и включишь громкую связь, а я буду в виде аватары.

– Темы?

– Твоя новая работа, мое мнение о твоем работодателе.

– То, что ты мне сказала? – Верити глянула на Верджила, который вел машину чересчур сосредоточенно.

– Именно, – ответила Юнис, – и твои мысли по этому поводу. Никто никого к стенке не припирает. Мы даем ему шанс решить, хочет ли он с нами связываться.

Мимо микротрущоб из картонных коробок и магазинных тележек, накрытых синим полиэтиленом из магазинов «все по доллару».

– Это не только от него зависит. И не только от тебя.

– Знаю. Но мы почти приехали. Отбой.

– Ладно. Пока. – Верити опустила телефон.

Они проехали под эстакадой перед мостом.

Дальше – СоМа[16]16
  Район Сан-Франциско южнее Маркет-стрит.


[Закрыть], затем, несколько кварталов и поворотов спустя, безупречно чистый бетонный съезд. Верджил притормозил, белая стальная решетка пошла вверх, машина вновь тронулась, и Верити, обернувшись, увидела, как решетка опустилась.

12
Альфред-Мьюз

Рейни обставила его лондонскую квартиру мебелью более или менее человеческого изготовления. «Которая ни во что под тобой не превращается», по ее выражению. Она обожала скандинавский дизайн середины двадцатого века, но не могла его себе позволить, так что искала старинные подделки, а не точные, изготовленные ассемблерами копии.

– Так это совсем рано? Раньше округа? – спросила она, раскладывая по тарелкам ужин.

– За год до того, как американцы впервые избрали женщину-президента.

– Гонсалес?

– Нет. Они избрали свою раньше, в две тысячи шестнадцатом. А итог голосования по Брекзиту был «остаться в ЕС». Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Глянь на Томаса, пожалуйста.

Он подошел к двери детской. Томас спал, окруженный успокаивающей проекцией миниатюрного северного сияния.

– Все хорошо.

– А люди там счастливее? – спросила Рейни. – Счастливее, чем были здесь тогда?

– Я так понимаю, не особенно.

– Жалко. На обед сегодня такос с тиляпией. Из ресторанчика на Тотнем-Корт-роуд. В твоем новом срезе мексиканская еда наверняка лучше. Отчего же они не радуются?

– Все по-прежнему идет к джекпоту, хотя в этой конкретной точке и не так стремительно. – Он сел за стол. – По крайней мере, пандемии для них еще впереди.

Рейни села напротив него.

– Никогда не могла вообразить жизнь до две тысячи двадцатых как что-то реальное. Трудно поверить, что они не радовались каждую минуту, ведь у них столько всего было. Тигры, например. – Она взяла тако. – И что изменило исход выборов?

– Мы пока не знаем. Из-за плохой связи нет доступа к данным, без которых этого не выяснить.

– А меня ты можешь туда взять?

– Пока нет. Все из-за той же плохой связи. Нет нужной инфраструктуры.

– В округе мне нравится, – сказала она, – хоть и грустно всякий раз.

– Правда? Почему?

– Они живут в теории заговора, только по-настоящему. Ими управляют тайные повелители. Твоя работодательница, главным образом.

– Но ведь благодаря нашему вмешательству им лучше?

– Да, конечно, но это обессмысливает их жизнь.

– Однако все, с кем ты там знакома, в этом участвуют.

– Не знаю, предпочла бы я знать или не знать, – сказала она и откусила тако.