Текст книги "Карусель"

7

В следующее воскресенье Бэзил Кент и Харрелл обедали с мисс Ли и там встретили мистера и миссис Кастиллион, которые объявились в начале второй половины дня. Супруг этой энергичной леди был полным человеком, впечатлявшим тучностью своего тела и банальностью своих речей. Его голова была лысой, мясистое лицо – чисто выбритым, а поведение отличалось удвоенной напыщенностью землевладельца и члена парламента. Казалось, природа причудливо отомстила ему за серость, сведя с таким оживленным человеком, как его жена, которая, несмотря на его явное обожание, относилась к нему с терпеливым презрением. Вероятно, мистер Кастиллион и страдал бы, если бы был так же молчалив, как и скучен, но поток его речей не иссякал. И теперь, найдя компанию, прямо-таки потрясенную его появлением, он ухватился за возможность поделиться мнениями, которые подобало бы высказать в последнем прибежище тупиц и зануд – палате представителей.

Но вскоре, следуя по пятам за дворецким, крадущейся походкой холеного кота в зал просочился Реджи. Он был бледен после субботних увеселений, но все равно очень красив. Мисс Ли, встав, чтобы поприветствовать его, перехватила взгляд миссис Кастиллион и, заметив в глазах этой леди недобрый блеск, пришла к выводу, что парочка договорилась об этой встрече. И хотя проницательную мисс Ли забавляло, что свидания назначаются в ее доме, она не стала бы покровительствовать дальнейшим хитрым проделкам миссис Кастиллион, если бы член парламента не доводил ее занудством до белого каления. А Эмили Бассетт в самом деле преувеличивала собственную заботу о сыне: мисс Ли раздражалась при мысли, что кто-то в принципе мог быть так добродетелен, как Реджи, по мнению матери.

– Пол, – сказала миссис Кастиллион, – мистер Бассетт слышал, что ты собираешься выступать в палате завтра, и он очень хотел бы тебя послушать… Познакомьтесь: мой супруг, а это мистер Барлоу-Бассетт.

– Действительно! Как вы об этом узнали? – с восторгом поинтересовался мистер Кастиллион.

Будучи довольно хитрым, Реджи никогда не лгал в спешке, чтобы потом не раскаиваться. Мгновение он колебался, затем перевел взгляд на Фрэнка и уставился на него, чтобы избежать противоречий.

– Мне сказал доктор Харрелл.

– Разумеется, я буду счастлив, если вы придете, – продолжал оратор. – Мне предстоит выступить прямо перед ужином. Вы не останетесь? Боюсь только, что ужин, который там подают, весьма плох.

– Его это не побеспокоит, после того как он выслушает твою речь, Пол, – заметила миссис Кастиллион.

Легкая улыбка тронула ее губы в ознаменование успеха этого маневра. Мистер Кастиллион вежливо повернулся к мисс Ли, задрожав всем телом, что предвещало очередное красноречивое выступление. Фрэнк и Бэзил тут же вскочили и попрощались с мисс Ли. Они вместе пошли к набережной Виктории. Какое-то время оба молчали.

– Я хотел поговорить с тобой, Фрэнк, – наконец произнес Бэзил. – Я подумываю уехать на зиму за границу.

– Правда? А как же адвокатская практика?

– Об этом я не особенно переживаю. В конце концов, мне есть на что жить и я собираюсь серьезно попробовать свои силы в писательском ремесле. К тому же я хочу порвать с Дженни, но не могу придумать, как сделать это мягче.

– Я думаю, это весьма умно с твоей стороны.

– О, я так жалею, что влез в это, Фрэнк. Не знаю, что делать. Боюсь, она привязалась ко мне намного больше, чем я ожидал, а я не хочу причинять ей боль. Мне невыносима сама мысль о ее страданиях, но невозможно продолжать в том же духе.

Фрэнк молчал, поджав губы, с суровым выражением лица. Бэзил разгадал, что за этим кроется молчаливое порицание, и разразился страстной речью:

– О, знаю, мне не следовало поддаваться. Разве ты не понимаешь, что мне пришлось горько сожалеть об этом? Я никогда не думал, что она воспримет это серьезнее, чем я. И в конце концов, я такой же мужчина, как любой другой. У меня есть страсти, как у других. Полагаю, большинство мужчин на моем месте поступили бы так же.

– Я бы не рискнул упрекнуть тебя, Бэзил, – сухо сказал Фрэнк.

– Просто мне хотелось сделать для девушки что-то доброе. Но я впал в уныние. В конце концов, если бы мы все были так же невозмутимы ночью, как бываем поутру…

– …жизнь превратилась бы в воскресную школу, – вставил Фрэнк.

В ту минуту они находились рядом с Вестминстерским мостом, и мимо них проехала коляска. Они увидели, что в ней сидит миссис Мюррей, и она торжественно кивнула им. Бэзил покраснел и отвернулся.

– Интересно, не направляется ли она к мисс Ли.

– Хочешь вернуться и посмотреть? – холодно спросил Фрэнк.

Он внимательно посмотрел на Бэзила, который снова вспыхнул, но тут же отбросил мимолетные сомнения.

– Нет, – твердо ответил он. – Пойдем.

– Это из-за миссис Мюррей ты решил бросить Дженни?

– О, Фрэнк, не думай обо мне слишком плохо! Мне ненавистна уродливая, омерзительная вульгарность интрижек. Я намеревался вести жизнь более благопристойную, чем многие мужчины, из-за моей… Из-за леди Визард. А когда я с Дженни, то противен самому себе. Если бы я и не встретил миссис Мюррей, все равно сделал бы все, чтобы положить конец этим отношениям.

– Ты любишь миссис Мюррей?

– Да, – ответил Бэзил, выдержав короткую паузу.

– Думаешь, ты ей небезразличен?

– Недавно я был в этом уверен, а теперь опять сомневаюсь. О, я так хочу, чтобы она что-то ко мне испытывала! Не могу ничего с этим поделать, Фрэнк. Это совершенно другая любовь: она возвышает меня и поддерживает. Не хочу показаться педантом, но когда я думаю о миссис Мюррей, у меня нет ни одной недостойной мысли. И я этим горжусь, ведь моя любовь к ней почти духовна. Если она действительно небезразлична ко мне и выйдет за меня замуж, то, полагаю, тогда я смогу сделать хоть что-то хорошее в этом мире. Я вообразил, что если уеду на шесть месяцев, Дженни постепенно перестанет обо мне думать. Считаю, лучше потихоньку разойтись, чем разорвать отношения резко и жестоко.

– Разумеется, такой вариант будет менее болезненным для тебя, – заметил Фрэнк.

– А когда я стану свободен, то отправлюсь к миссис Мюррей, расскажу ей обо всем и попрошу ее руки.

Бэзил жил в симпатичном дворе Темпла, которому, несмотря на неизбежные в этом месте отвратительные перебранки, придавали спокойное очарование старые красные дома и лондонские платаны с их зеленой прохладой. Его комнаты на верхнем этаже были обставлены просто, но со вкусом человека, любившего красивые вещи. Леди сэра Питера Лели с их милой искусственной грацией взирали с гравюр меццо-тинто, украшавших обшитые панелями стены, а мебель Шератона придавала изысканную строгость жилищу студента.

Фрэнк набил трубку, но они просидели совсем недолго, когда раздался стук в дверь.

– И кто это, черт возьми, может быть? – удивился Бэзил. – Ко мне не так уж часто приходят посетители днем в субботу.

Он вышел в крошечный коридор и открыл дверь. Фрэнк услышал голос Дженни:

– Можно войти, Бэзил? У тебя кто-то есть?

– Только Фрэнк, – ответил он и проводил ее в комнату.

Дженни нарядилась в воскресную одежду, цвета которой показались доктору немного грубоватыми. Яркий бант на черной шляпке резко контрастировал с желто-коричневым жакетом, но ее красота была такова, что могла затмить нелепость любого костюма. Она была довольно высокого роста, хорошо сложена, с округлыми бедрами и полной грудью страстной женщины. Черты ее лица были выточены с совершенством, присущим греческой статуе, и ни одна герцогиня не могла бы похвастаться более аккуратным ртом или изящным носом. Ее маленькие уши были прекраснее морских раковин, а гладкая кожа имела нежный кремовый оттенок. Но особенно хороши были великолепные пышные волосы и сияющие глаза. Ее лицо носило девически невинное выражение, которое просто завораживало, и после придирчивого осмотра Фрэнк не мог отрицать: стоя с ней рядом, миссис Мюррей померкла бы совершенно, несмотря на все преимущества, которые дают хорошие манеры и изысканный туалет.

– Я думал, сегодня ты отправишься домой, – заметил Бэзил.

– Нет, у меня не получилось. Я пришла сюда сразу же после того, как мы закрылись в три, но тебя не было. Я так боялась, что ты не появишься до шести часов.

Было очевидно, что Дженни хотела поговорить с Бэзилом наедине, и Фрэнк, выбив пепел из трубки, встал, чтобы уйти. Хозяин проводил его вниз.

– Послушай, Бэзил, – сказал Фрэнк. – На твоем месте я воспользовался бы этой возможностью, чтобы сообщить Дженни о своем отъезде.

– Да, я так и собираюсь поступить. Рад, что она пришла. Я хотел написать ей, но думаю, это было бы проявлением трусости. О, ненавижу себя за то, что приходится причинять ей такую боль!

Фрэнк ушел. Сначала, чуть ли не завидуя удаче Бэзила, он проклинал свою судьбу, потому что красивые девушки никогда не влюблялись в него до безумия. Конечно, это было бы скучно, и такое рабское обожание раздражало бы его, но постоянное воздержание отнюдь не льстило его самолюбию. Однако теперь на пути в клуб, не нужный никому, свободный от каких-либо притязаний и привязанностей, он цинично поздравлял себя с тем, что прекрасные леди берегли свои улыбки для господ более обаятельных, чем он.

Когда Бэзил вернулся в комнату, он увидел, что Дженни не сняла шляпку, как обычно, а стояла у окна, глядя на дверь. Он подошел поцеловать ее, но она отстранилась.

– Не сегодня, Бэзил. Мне нужно кое-что сказать тебе.

– Что ж, сначала сними верхнюю одежду и расположись поудобнее.

Ему пришло на ум, что Дженни, вероятно, поссорилась с хозяином «Голден краун» или хотела упрекнуть его, что за последние несколько дней он не приходил повидать ее, и, закурив трубку, он решил отвечать с беспечной веселостью. Он не заметил, что она как-то странно на него смотрит, но когда она заговорила, в ее голосе послышалась такая дикая тоска, что он вздрогнул.

– Не знаю, что бы я делала, если бы не застала тебя дома сегодня.

– Боже правый, Дженни! Что случилось?

Она сорвалась на рыдания:

– Я в беде, Бэзил!

Ее слезы растопили его сердце, и он очень нежно обнял ее, но она снова отодвигалась.

– Нет, пожалуйста, не садись рядом со мной, иначе я никогда не наберусь смелости рассказать тебе все.

Она встала, вытерев глаза, и принялась мерить шагами комнату.

– Я хотела встретиться с тобой утром, Бэзил. Приходила к твоей двери, но побоялась постучать и ушла. А потом сегодня днем, когда ты меня не услышал, я решила, что ты уехал, а я не смогла бы пережить еще одну ночь этих мучений.

– Быстро говори, в чем дело, Дженни.

Ужасный страх охватил его, и его щеки побледнели, как и ее. Она смотрела на него с неимоверным беспокойством.

– Я не очень хорошо себя чувствую в последние дни, – прошептала Дженни. – И вчера я ходила к доктору. Он сказал, что у меня будет ребенок.

А потом, закрыв лицо руками, она горько зарыдала. Сердце Бэзила сжалось, и, когда он смотрел на эту несчастную девушку, склонившуюся под бременем стыда и страха, его переполнило чувство раскаяния. И если раньше он ни о чем не сожалел, то теперь сожалел всей душой.

– Не плачь, Дженни. Я не могу это выносить.

Она безнадежно подняла глаза, и когда он увидел это прекрасное лицо, искаженное болью, то содрогнулся от горя. Он был в смятении, и самые разные мысли метались у него в голове: он тоже боялся, но в то же время сильнее всего было чудесное ликование из-за того, что он станет отцом ребенка. Его сердце колотилось от гордости, и словно свершилось чудо – любовь вдруг зажглась в его сердце. Он заключил Дженни в объятия и расцеловал с большей страстью, чем когда-либо раньше.

– О нет, ради Бога, не надо! Для тебя это ничего не значит! – воскликнула она, пытаясь отстраниться от него. – А как же я? Лучше мне умереть. Я вела себя достойно, пока не встретила тебя.

Он больше не мог выносить ее страдания, и спонтанная мысль, пришедшая ему на ум только что, уже казалась единственно правильной. Был лишь один способ осушить эти слезы, лишь один способ исправить ошибки, и нахлынувший поток страсти помог принять решение. Но его сердце учащенно забилось, когда он заговорил, потому что он собирался сделать шаг без права на отступление, и лишь один Бог знал, чем это закончится.

– Не плачь, дорогая, ведь все не так плохо, – произнес он. – Нам лучше немедленно пожениться.

С тихим вздохом рыдания Дженни прекратились, и почти без движения она повисла на Бэзиле, будто лишившись чувств. Она медленно осмысливала его слова и озадаченно размышляла над ними, словно они прозвучали на языке, которого она едва понимала. А потом она задрожала, все так же молча.

– Повтори это, Бэзил, – прошептала она и после небольшой паузы спросила: – Ты серьезно? Ты можешь жениться на мне? – Она встала и посмотрела на него, растрепанная и прекрасная, с невыразимой печалью. – Я всего лишь официантка в баре, Бэзил.

– Ты мать моего ребенка, и я люблю тебя, – серьезно ответил он. – Я всегда мечтал иметь детей, Дженни, и ты сделала меня невероятно счастливым.

Ее глаза блестели от слез, а на взволнованном и еще недавно охваченном ужасом лице отразился такой восторг, что Бэзил почувствовал: его усилия окупились с лихвой.

– О, Бэзил, ты хороший! Ты ведь не шутишь, правда? И я всегда буду с тобой?

– Неужели ты так плохо обо мне думаешь, если полагаешь, что я могу бросить тебя сейчас?

– Да, я этого боялась. Ты почти не замечал меня в последнее время, и я была несчастна, Бэзил, но боялась, что ты это заметишь. Сначала у меня не хватало смелости тебе рассказать, я думала, ты разозлишься. Я знала, что ты не позволишь мне голодать, но ты мог бы просто дать мне денег и отправить восвояси.

Он поцеловал ее руки, сжигаемый желанием, как никогда, преклоняясь перед ее красотой.

– Я и не знал, что так сильно тебя люблю! – воскликнул он.

Дженни, зарыдав, упала в его объятия, теперь она рыдала с неудержимой страстью и, охваченная жаждой любви, принялась искать его губы.

У Бэзила в коридоре стояла маленькая газовая плита, и с очаровательной хозяйственностью Дженни принялась готовить чай: уставшая и счастливая, она гордилась тем, что может для него что-то сделать, и настояла, чтобы он пока отдыхал и курил.

– Я не хотела бы брать служанку, Бэзил, буду все делать для тебя сама.

– Ты не должна возвращаться в этот отвратительный паб.

– Я же не могу бросить их на произвол судьбы, сам понимаешь. Мне нужно уведомить их за неделю.

– Тогда уведомляй немедленно, и, как только освободишься, мы поженимся.

– О, я буду так счастлива! – с восхищением вздохнула она.

– А теперь послушай: мы должны проявить благоразумие и поговорить кое о чем. Ты знаешь, что я не очень хорошо обеспечен. Я имею лишь три сотни фунтов в год.

– Но это много! – воскликнула она. – Еще бы, папа никогда не получал больше трех шиллингов десяти пенсов в неделю.

Бэзил задумчиво улыбнулся, поскольку привык к роскошной жизни и никогда не умел экономить. Но он убедил себя, что два человека могут жить скромнее, чем один. Он уделит серьезное внимание праву и, несомненно, со временем начнет получать доход. Пока же он собирался заниматься судебными записками. Они могли позволить себе маленький домик в пригороде, в Барнсе или Патни, и, чтобы не быть расточительными, просто отправиться на медовый месяц в Корнуолл на две недели. После этого он должен немедленно приступить к работе.

– Мама удивится, когда я скажу ей, что собираюсь замуж, – со смехом произнесла Дженни. – Ты должен приехать и познакомиться с ними.

Хотя брат Дженни из Сити иногда приходил в «Голден краун», Бэзил не был лично знаком ни с кем из ее родственников. Он знал, что они живут в Крауч-Энде[29]29
  Один из пригородов Лондона.


[Закрыть].

– Я не вернулась бы к ним, если бы ты не сказал, что женишься на мне, Бэзил. Мама выставила бы меня за дверь. Я боялась идти к ним сегодня, чтобы она ничего не заподозрила. – Вдруг в ее душу закралось сомнение, она быстро повернулась к нему: – Ты ведь не обманываешь меня, правда? Ты не оставишь меня теперь?

– Конечно, нет, глупое дитя. Разве ты не понимаешь, что я буду гордиться такой красивой женой?

Дженни пришлось уйти незадолго до шести, когда «Голден краун» открывал двери умирающим от жажды христианам. И Бэзил, проводив ее, отправился погулять, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию. Способность решать вопросы самостоятельно, невзирая на похвалу или осуждение, очень редкое качество даже для мужчин. И со свойственной ему неуверенностью в себе он ощущал в этот момент острую необходимость срочно получить совет или поддержку. Но Фрэнк был недоступен, и он не мог побеспокоить мисс Ли еще раз за этот день. Он отправился в свой клуб и написал записку с намерением узнать, можно ли встретиться с ней следующим утром.

Он плохо спал, проснулся позже обычного и едва успел позавтракать, когда пришел ответ, где сообщалось, что мисс Ли с радостью прогуляется с ним в одиннадцать часов по Сент-Джеймскому парку. Он проявил пунктуальность. Некоторое время они неторопливо бродили, наблюдая за пернатой дичью, и Бэзил, колеблясь, говорил на отвлеченные темы, но мисс Ли, заметив его необычную серьезность, догадалась, что ему предстоит сделать непростое заявление.

– Ладно, что там у вас? – прямо спросила она, присев.

– Только то, что я собираюсь жениться.

Она тут же подумала о миссис Мюррей и задалась вопросом, когда Бэзил нашел возможность признаться той в любви.

– И это все? – воскликнула она с улыбкой. – Весьма похвальный поступок для молодых людей, но уж точно не надо принимать в связи с этим столь серьезный вид.

– Я собираюсь жениться на некой мисс Буш.

– Это еще кто такая? Никогда о такой не слышала, – удивленно ответила милая леди, повернувшись к нему. Но смутное воспоминание пронеслось у нее в голове. – Это не та ли Дженни Буш, которую, как рассказывал Фрэнк, вы где-то нашли и клялись, что она – красивейшее создание на земле? – Она вперила в него пристальный изучающий взгляд. – Полагаю, вы не собираетесь жениться на официантке из паба на Флит-стрит?

– Именно так, – тихо ответил он.

– Но почему?

– Очевидно, потому что я в нее влюблен.

– Чушь! Впечатлительный юноша может влюбиться в дюжину девушек, но в стране, где моногамия установлена актом парламента, невозможно жениться на всех.

– Боюсь, не могу назвать вам других причин.

– Тогда вы могли бы сообщить мне эту весьма интересную новость в письме, – сухо заметила мисс Ли.

Он опустил глаза, поник и какое-то время молчал.

– Я должен был с кем-то поговорить, – наконец не выдержал он. – Я так одинок, и нет никого, кто оказал бы мне помощь или дал совет… Я женюсь на Дженни, потому что должен. Я знаю ее уже некоторое время, все это было мерзко и отвратительно. Но вчера, после того как я ушел от вас, она появилась у меня дома. Она была на грани истерики, бедняжка, она едва понимала, что говорит, и она сказала мне…

– …что случилось то, чего вам вполне следовало ожидать, – перебила мисс Ли.

– Да.

Мисс Ли размышляла, медленно рисуя свои инициалы острием зонта на гравии, а взволнованный Бэзил на нее смотрел.

– Вы уверены, что не совершаете глупость? – наконец спросила она. – Вы ведь не любите ее, правда?

– Нет.

– Тогда вы не имеете права на ней жениться. О, мой дорогой мальчик, вы и не представляете, как иногда утомителен брак, даже с людьми своего круга и схожих интересов! Я давно живу на свете и убеждена: брак – самое ужасное явление в мире, если только страсть не делает его абсолютно неизбежным. Я ненавижу и презираю всеми фибрами души тех глупцов, которые пытаются опровергать и игнорировать этот факт.

– Если я не женюсь на Дженни, она покончит с собой. Она не просто обычная официантка. Пока я не узнал ее ближе, она была в высшей степени благонравна. Бросить ее – значит погубить ее.

– Думаю, вы преувеличиваете. В конце концов, это не больше, чем весьма прискорбный инцидент, приключившийся вследствие вашей… невинности. И нет никакой необходимости в отчаянных действиях или позерстве. Вы поведете себя как джентльмен и позаботитесь о девушке должным образом. Она может отправиться в деревню на то время, пока все не закончится, а когда вернется, никто ничего не узнает и она не пострадает.

– Но здесь вопрос не в том, что все станет известно. Это дело чести.

– Разве не поздновато говорить о морали? Я не вполне понимаю, где была ваша честь, когда вы соблазняли девушку.

– Осмелюсь сказать, я был полным негодяем, – смиренно заметил он. – Но теперь я должен исполнить свой долг.

– Вы говорите так, словно подобное никогда не случалось раньше, – напирала мисс Ли.

– О да, знаю, такое происходит сплошь и рядом. Если девушка уступает, тем хуже для нее. Мужчины всегда в стороне. Пусть идет на улицу, пусть катится к черту или повесится.

Мисс Ли, поджав губы, передернула плечами. Она поинтересовалась, как он собирается жить, ведь его дохода явно не хватит на семью, а он явно не создан для долгой монотонной работы в адвокатуре. Она знала о профессии писателя достаточно, чтобы понимать: этим много денег не заработаешь. Бэзилу недоставало журналистской проворности, и ему потребовалось два года, чтобы создать роман, за который он, вероятно, получит не больше пятидесяти фунтов. А его страсть к анализу душевного состояния вряд ли могла способствовать материальному обогащению. Кроме того, он был расточителен и совершенно не желал экономить и откладывать на черный день. К тому же он никогда не имел возможности освоить сложное искусство приобретения товаров на целый шиллинг за двенадцать медяков.

– Полагаю, вы понимаете, что все осмеют вашу жену, – добавила мисс Ли.

– Значит, они и меня осмеют.

– Но вы последний человек на свете, который готов отказаться от светской жизни. Ничто не приносит вам большего удовольствия, чем званые ужины и визиты в приличные дома. Улыбки женщин для вас важнее всего.

– Вы говорите обо мне так, словно я совершенно ручной кот, – улыбнулся он. – В конце концов, я лишь пытаюсь исполнить свой долг. Я совершил ужасную ошибку, и Бог знает, как горько я об этом сожалею. Но теперь, когда я ясно вижу перед собой свой путь, какова бы ни была цена, я должен по нему пойти.

Мисс Ли внимательно посмотрела на него, и ее проницательные серые глаза на мгновение остановились на его лице, изучая его.

– Вы уверены, что не слишком превозносите свой героизм? – спросила она, и в ее голосе послышался колючий холод, от которого Бэзил поморщился. – В наши дни самопожертвование – роскошь, в которой немногие решаются себе отказать. Это занятие обрело популярность, когда люди отвергли сахар из-за того, что от него толстеют. А ведь все необдуманно жертвуют собой исключительно из любви к этому процессу, как бы ни расплывчата была цель. Но на самом деле цель заботит людей меньше всего: они не беспокоятся о том, насколько отдаляются от нее, если могут удовлетворить свою страсть.

– Когда я попросил Дженни выйти за меня замуж и увидел, какая радость озарила ее заплаканное лицо, я понял, что поступил правильно. Ах, какая разница, несчастен я или нет, если могу сделать счастливой ее!

– Я и не думала о вашем несчастье, Бэзил. Я думала, вы уже навредили этой девушке достаточно, чтобы еще и жениться на ней… Полагаете, в этом браке ее ждет что-то еще, кроме страданий? Вы идете на это только из эгоизма и трусости, потому что кичитесь чувством собственного достоинства и боитесь причинять боль.

Такая точка зрения была нова для Бэзила, но казалась необоснованной. Он быстро отмахнулся от нее.

– Все это время вы не думали о ребенке, мисс Ли, – медленно произнес он. – Я не могу позволить, чтобы ребенок проник в этот мир, словно вор. Пусть идет по жизни с честным именем. Жизнь и так сложная, чтобы еще ставить на нем отвратительное пятно позора. И в конце концов, я буду только горд стать отцом этого ребенка. Как бы я ни страдал, как бы мы оба ни страдали, это окупится с лихвой.

– Когда вы собираетесь жениться? – спросила мисс Ли, выдержав паузу.

– Думаю, через неделю. Вы ведь не покинете меня, мисс Ли?

– Разумеется, нет, – ответила она, нежно улыбаясь. – Я думаю, что вы глупец, но таково большинство людей. Они никогда не понимают, что жизнь всего одна, а многих ошибок не исправить. Они считают, что жизнь – это как игра в шахматы: можно попробовать один ход, потом другой, а когда увязнешь в неразберихе, смахиваешь фигуры с доски и начинаешь сначала. Но жизнь – это игра в шахматы, в которой кого-то всегда ждет поражение. По другую сторону стола сидит смерть, и на каждый твой ход у нее найдется ответный, на каждую твою хитроумную схему – такая же своя.

Они пошли назад по Олд-Куин-стрит, размышляя каждый о своем, и у двери мисс Ли подала Бэзилу руку Он немного поколебался, но все же заговорил:

– Есть еще кое-что, мисс Ли. Я воображал, что миссис Мюррей… Осмелюсь предположить, что я был не прав, но я не хотел бы, чтобы она слишком дурно обо мне думала.

– Боюсь, с этим вам придется смириться, – ответила мисс Ли. – Между вами не было ничего, что могло бы препятствовать помолвке?

– Ничего.

– Я увижусь с ней через день или два и скажу ей, что вы собираетесь жениться.

– Но что она подумает обо мне?

– Полагаю, вы не хотите, чтобы она узнала правду?

– Не хочу. Я рассказал все вам только потому, что почувствовал необходимость с кем-то поговорить. И я меньше всего хочу, чтобы миссис Мюррей узнала.

– Тогда пусть думает так, как сама сочтет нужным. До свидания.

– Вам больше нечего мне сказать? – в отчаянии спросил он.

– Мой дорогой, если вы можете перенести все, что угодно, значит, вы можете отважиться на все, что угодно.