Текст книги "Время и книги (сборник)"

Литературный успех, как это обычно бывает, принес Бальзаку много новых друзей, а неисчерпаемая жизнерадостность, блистательный юмор сделали его желанным гостем в лучших домах Парижа. Его слава покорила великосветскую даму, маркизу де Кастри, дочь одного герцога и племянницу другого, бывшего прямым потомком английского короля Якова Второго. Она написала Бальзаку письмо под вымышленным именем, он ответил, в следующем письме она открыла свое подлинное имя. Он пришел к ней с визитом, со временем они стали близкими друзьями, и он навещал ее каждый день. Она была нежной блондинкой, похожей на цветок. Бальзак влюбился в нее, она позволяла ему целовать свои аристократические руки, но дальше этого не шло. Он душился, каждый день надевал новые желтые перчатки – все бесполезно. Он стал нетерпеливым и раздражительным, подозревая, что маркиза играет с ним. Было очевидно, что она нуждалась в поклоннике, а не в возлюбленном. Ей льстило, что у ее ног был умный, уже знаменитый молодой человек, однако становиться его любовницей не собиралась. Развязка наступила в Женеве, которую они посетили в сопровождении ее дяди герцога Фитц-Джеймса на пути в Италию. Бальзак и маркиза отправились на экскурсию, откуда писатель вернулся с глазами, полными слез. Можно предположить, что Бальзак решительно объяснился с маркизой, а она отвергла чувства влюбленного в оскорбительной для его гордости форме. Уязвленный и злой Бальзак вернулся в Париж, чувствуя, что его подло использовали. Но как настоящий писатель, он находил применение каждому опыту, даже самому унизительному: в будущем маркизе де Кастри предстояло быть прототипом бездушной великосветской кокетки.

Еще во время бесперспективного ухаживания за дамой из высшего общества Бальзак получил письмо из Одессы за подписью: L’Etangere[11]11
  Иностранка (фр.).


[Закрыть]. После разрыва с маркизой пришло второе письмо, подписанное так же. Писатель поместил объявление в единственную газету, которая продавалась в России: «М. де Б. получил адресованное ему сообщение; только сейчас ему удалось с помощью газеты подтвердить получение, и он сожалеет, что не знает, по какому адресу послать ответ». Письмо написала Эвелина Ганская, польская высокородная дворянка, обладательница несметного богатства. Тридцатидвухлетняя дама была замужем за человеком много старше ее. Она родила пятерых детей, но выжила только одна девочка. Объявление Бальзака попалось ей на глаза, и она договорилась, чтобы его письма приходили на адрес одесского книгопродавца. Завязалась переписка.

Так началась самая большая любовь Бальзака.

Их письма становились все более личными. В манере того времени, склонной к сильным преувеличениям, Бальзак открыл польской аристократке свое сердце, вызвав у нее сочувствие и жалость. Этой романтической особе наскучила монотонная семейная жизнь в большом замке на Украине, окруженном пятьюдесятью тысячами акров равнинных земель. Она восхищалась автором, он интересовал ее и как человек. Около двух лет они обменивались письмами, но потом Ганская с больным мужем, дочерью, гувернанткой и свитой слуг поехала в Невшатель в Швейцарию, куда пригласила и Бальзака. Существует романтическая, но не подкрепленная доказательствами легенда об их первой встрече. Бальзак гулял в парке, когда увидел сидевшую на скамейке даму с книгой в руках. Она уронила платок, и, поднимая его, писатель заметил, что дама читает его роман. Он заговорил с ней. Оказалось, что это именно та женщина, на встречу с которой он приехал. В те годы она была статной и очаровательной, с прекрасными, чуть косящими глазами, великолепными волосами и красиво очерченным ртом. Вначале ее, должно быть, поразил его вид: выходило, что лирические, страстные письма писал толстый мужчина с красным лицом, больше похожий на мясника, чем на поэта; но, если так и было, блеск его глаз с золотистыми крапинками, бьющая через край жизнерадостность заставили забыть первое впечатление, и вскоре он стал ее любовником. Спустя несколько недель он был вынужден вернуться в Париж, однако любовники договорились вновь встретиться в Женеве в начале зимы. На Рождество Бальзак приехал в Женеву и провел там шесть недель, написав за это время «Герцогиню де Ланже», где отомстил мадам де Кастри за унижение и страдание, которые она ему принесла.

Вернувшись в Париж, он познакомился с графиней Гвидобони-Висконти, белокурой, чувственной англичанкой, постоянно изменявшей своему легковерному мужу, и она моментально очаровала влюбчивого писателя. Слухи об их романе проникли на первые страницы газет, и мадам Ганская, жившая тогда в Вене, узнала, что любовник ей неверен. Она написала ему письмо, полное горьких упреков, и объявила, что возвращается на Украину. Это был удар. Бальзак рассчитывал жениться на Ганской после смерти мужа, полагая, что это событие не за горами, и вступить во владение ее состоянием. Заняв две тысячи франков, он поспешил в Вену для примирения. Он путешествовал под именем маркиза де Бальзака с гербами на багаже и личным слугой, что увеличило расходы, так как человеку в его положении было не к лицу торговаться в гостиницах и чаевые следовало давать в соответствии с заявленным рангом. В Париж он вернулся с пустыми карманами. Мадам Ганская осыпала его упреками, и Бальзаку пришлось наврать с три короба, чтобы усыпить ее подозрения. Через три недели она отбыла на Украину, и вновь они встретились только восемь лет спустя.

В Париже Бальзак возобновил отношения с графиней Гвидобони. Из-за нее он совершал еще более экстравагантные поступки, чем обычно. Его арестовали за долги, и графиня заплатила значительную сумму, чтобы его не посадили в тюрьму. Когда он попадал в тяжелое финансовое положение, она не раз приходила ему на помощь. В 1836 году, к величайшему горю Бальзака, скончалась его первая любовница, мадам де Берни, о ней он сказал, что она единственная женщина, которую он по-настоящему любил; злые языки переиначили эти слова, говоря, что она единственная женщина, любившая его.

В том же году белокурая графиня сообщила Бальзаку, что ждет от него ребенка. После рождения малыша снисходительный муж графини заметил: «Я знал, что жена хочет темноволосого ребенка. Вот она и получила желаемое». Мимоходом отметим, что в результате любовных историй великого романиста на свет появились от разных матерей три девочки и один мальчик. Похоже, он не проявлял к ним особого интереса. Из остальных его романов выделю один – с вдовой Элен де Валет, потому что он начался так же, как отношения с маркизой де Кастри и мадам Ганской – с письма поклонницы. Забавно, что три из пяти его самых серьезных любовных историй завязались подобным образом. Может, именно поэтому они оказались неудачными. Когда женщину привлекает знаменитый мужчина, она слишком много думает о том влиянии, какое обретет в знакомстве с ним, в этом нет благословенного бескорыстия истинной любви. Такая женщина – своего рода эксгибиционистка, не упускающая шанса удовлетворить свой инстинкт. Связь с Элен де Валет была недолгой и, видимо, пришла к концу из-за ссоры по поводу десяти тысяч франков, которые Бальзак у нее занял.

Но вот наступил долгожданный момент. В 1842 году умер господин Ганский. Мечты Бальзака должны были, наконец, сбыться. Теперь он будет богат. И разделается со своими незначительными буржуазными долгами. Но за письмом, в котором Эвелина писала о смерти мужа, последовало другое, где она сообщала, что не выйдет за него замуж. Она не могла простить ему измены, экстравагантные выходки, долги. Бальзак впал в отчаяние. В Вене она сказала, что не ждет от него физической верности, главное, чтобы сердце принадлежало ей. Но оно всегда было ее. Его возмутила такая несправедливость. Он пришел к выводу, что только личная встреча поможет вернуть любимую, и потому после напряженной переписки, невзирая на сопротивление Ганской, отправился в Санкт-Петербург, где в то время находилась она. Его расчет оказался верен; оба растолстели и состарились, ему было сорок три, ей сорок два, но, находясь рядом, она не смогла ему отказать. Они вновь стали любовниками, и вновь она обещала стать его женой. Но свое обещание она сдержала через семь лет. Биографы недоумевают, почему она так долго тянула, но причины этого ясны. Аристократка Ганская, гордая своим высоким происхождением, видела большую разницу между положением любовницы прославленного писателя и женой вульгарного выскочки. Семья, должно быть, сделала все, чтобы убедить ее не заключать такой неравный брак. У Ганской была дочь на выданье, которую следовало выдать замуж в соответствии с ее социальным и материальным положением. Бальзак был известный транжира, и Ганская боялась, что он пустит ее состояние на ветер. Ему всегда были нужны ее деньги. Он не просто запускал руку в кошелек, он выворачивал его наизнанку. Она была богата и тоже отличалась экстравагантностью, но одно дело тратить деньги на свои удовольствия, а другое – позволить кому-то еще ими пользоваться.

Удивительно не то, что Эвелина Ганская не торопилась выйти замуж за Бальзака, а то, что она все-таки на это решилась. В течение этих семи лет они несколько раз виделись, и в одну из встреч она забеременела. Бальзак был вне себя от радости. Ему казалось, что наступила долгожданная победа, он настаивал на немедленном браке; но Ганская, не желавшая выходить замуж только в силу обстоятельств, написала Бальзаку, что после родов намерена вернуться на Украину, где жизнь экономнее, и выйдет за него замуж позже. Ребенок родился мертвый. Это случилось в 1845-м или 1846 году. Замуж за Бальзака она вышла в 1850 году. Он провел зиму с ней на Украине, там и прошла брачная церемония.

Почему она все-таки уступила? Долгий каторжный труд в конце концов расшатал его могучий организм, здоровье Бальзака истощалось. Зимой он очень болел, и хотя он выздоровел, было видно, что жить ему осталось недолго. Возможно, ей стало жаль умирающего, который, несмотря на свои измены, любил ее так долго и преданно; а возможно, ее духовник – ведь она была набожная христианка – посоветовал привести в порядок эти нетрадиционные отношения. Как бы то ни было, она вышла за него замуж, и они уехали в Париж, где на деньги жены Бальзак купил и роскошно обставил большой дом. Но Ганская уже не была богатой женщиной. Она передала свое огромное состояние дочери, оставив себе скромную ежегодную ренту. Если Бальзак и был разочарован, он не показывал виду. Печально знать, что после всех напряженных ожиданий, когда наконец его надежды сбылись, брак оказался неудачным. Эвелина не сделала его счастливым. Бальзак вновь заболел, и на этот раз не выздоровел. 17 августа 1850 года он умер. Эвелина была убита горем, она писала в письме к подруге, что хочет лишь одного – поскорее присоединиться к мужу; однако она быстро утешилась, став любовницей художника Жана Жигу по прозвищу Пу-Гри (Серая Вошь), получившего такое прозвище из-за крайней уродливости. Художник он был, похоже, никакой.

Нелегко из громадного наследия Бальзака выбрать роман, который давал бы наиболее полное представление о его творчестве. Почти во всех романах есть по меньшей мере два или три характера, которые одержимы простыми, примитивными страстями и потому написаны особенно ярко. Именно в изображении таких героев видна его творческая мощь – более сложные характеры удавались ему хуже. Почти везде есть очень сильные сцены, а в некоторых романах – потрясающие истории. «Отца Горио» я выбрал по нескольким причинам. Рассказанная там история не теряет своего интереса на протяжении всего романа. В некоторых романах Бальзак прерывает повествование, отвлекаясь на темы, не относящиеся к делу, чего нет в «Отце Горио». Персонажи сами говорят о себе словами и поступками – объективно, в соответствии с собственными характерами. Хороша композиция «Отца Горио» с удачно переплетенными двумя линиями: самоотверженной любовью старика к неблагодарным дочерям и первыми шагами честолюбивого Растинь яка в многолюдном, развращенном Париже. Роман интересен еще и тем, что в нем Бальзак впервые прибегнул к приему использования повторяющихся персонажей. Трудность приема заключается в том, что нужно создать такие интересные характеры, о которых хочется знать больше. На этом пути Бальзака ждала удача; что до меня, то я читаю с особым интересом те романы, в которых узнаю, что происходит с рядом персонажей – например, с Растиньяком, чье будущее меня заинтересовало. Прием полезен и тем, что не нужно постоянно изобретать новых героев, хотя не думаю, что Бальзак с его неистощимым воображением прибегнул к нему по этой причине. Мне кажется, он считал, что так повествование становится правдоподобнее: ведь в жизни у каждого существуют постоянные контакты с достаточным количеством одних и тех же людей; и более того, я полагаю, его основной целью было придать своей работе цельный характер. Его задачей было не изображение группы людей, определенного круга, класса или даже общества, но изображение эпохи и цивилизации. Он разделял заблуждение многих соотечественников, что Франция, какие бы бедствия на нее ни обрушивались, всегда оставалась центром человечества; но, возможно, именно поэтому у него хватило самоуверенности создать многоцветный, разнообразный и объемный мир и силы наделить его убедительным биением жизни.

Но это относится в основном к «Человеческой комедии». Здесь же мы говорим лишь об «Отце Горио». Думаю, Бальзак – первый писатель, выбравший для действия романа пансион. После него этот прием использовался многократно: автору удобно собрать в одном месте разных персонажей с разными проблемами, но не думаю, чтобы кто-нибудь добился большего эффекта, чем Бальзак в «Отце Горио».

Бальзак медленно разворачивал действие своих романов. Обычно он детально воспроизводил место события. Описания явно доставляли ему удовольствие, и потому он часто говорит больше, чем вы хотите знать. Он так и не научился искусству говорить только необходимое, избегая лишнего. Потом он рассказывал вам, как выглядят его герои, какой у них характер, происхождение, привычки, мысли и недостатки; и только после этого приступал к самой истории. Персонажи находятся под влиянием его пылкого темперамента, их сущность не совсем подлинная; они написаны в контрастных основных тонах – ярких и иногда приукрашенных, – они интереснее обычных людей, но они живут и дышат, и вы верите им потому, что им истово верит сам Бальзак. В нескольких его романах упоминается умный и честный врач Бьяншон; находясь при смерти, Бальзак говорил: «Пошлите за Бьяншоном. Он меня вылечит».

«Отец Горио» достоин внимания еще и потому, что в нем впервые появляется Вотрен – один из самых захватывающих персонажей романов Бальзака. Герой подобного типа описывался в литературе тысячу раз, но никогда так ярко и живо, так убедительно и правдоподобно. Вотрен наделен острым умом, сильной волей и потрясающей энергией. Стоит обратить внимание, как искусно Бальзаку, не раскрывающему секрет до конца книги, удается внушить читателю, что в этом персонаже есть нечто зловещее. Вотрен общительный, щедрый и добродушный; он сильный, проницательный, сдержанный; вы не только восхищаетесь, но и симпатизируете ему, однако есть в нем что-то странное и пугающее. Он завораживает вас, как и Растиньяка, честолюбивого и родовитого молодого человека, приехавшего покорить Париж, хотя в его обществе вы, как и Растиньяк, чувствуете инстинктивное беспокойство. Возможно, Вотрен – фигура мелодраматическая, и тем не менее это замечательный образ.

По общему мнению, Бальзак писал плохо. Он был вульгарным человеком (но разве вульгарность не составная часть его гениальности?), и проза его вульгарна. Она многословна, претенциозна и часто неправильна. Эмиль Факе, выдающийся критик, в своей книге о Бальзаке посвящает целую главу погрешностям писателя во вкусе, стиле, синтаксисе и лексике. Действительно, некоторые из них так бросаются в глаза, что их замечаешь даже без глубокого знания французского. Они просто ужасны. Хотя надо признать, что Чарлз Диккенс неважно писал на английском, а образованные русские говорили мне, что Толстой и Достоевский тоже весьма посредственно писали на родном языке. Странно, что четыре величайших писателя так плохо справлялись с родным языком. Похоже, хорошее знание языка не является главным в писательской мастерской, уступая первенство силе и энергии, воображению, творческой мощи, наблюдательности, знанию человеческой природы, интересу и любви к ней, продуктивности и интеллекту. И все же лучше писать хорошо, чем плохо.

Генри Филдинг и «Том Джонс»

О Генри Филдинге писать трудно: о нем очень мало известно. Артур Мерфи, написавший в 1762 году, всего через восемь лет после смерти писателя, краткий очерк его жизни, ставший предисловием к собранию его сочинений, был, судя по всему, лично с ним не знаком, и чтобы как-то заполнить восемьдесят страниц эссе, он из-за недостатка материала пускался в долгие и нудные отступления. Он приводит небольшое количество фактического материала, но последующие изыскания показали, что они неточны. Те, кто писал о нем позже, приложили много усилий, чтобы показать: легенда о том, что Филдинг был беспутным повесой, не соответствует истине, но, к сожалению, представив его респектабельным джентльменом, они лишили его обаяния. Критики неодобрительно отнеслись к тому факту, что Филдинг был жизнерадостным, страстным по натуре человеком. Однако не стоит ожидать, что писатель, чьи книги приводят вас в восторг, обязан быть образцом нравственности. Высокие моральные качества не делают его книги ни лучше, ни хуже. Их тема – сама жизнь, и чтобы писать о ней честно, писатель должен принять участие во всех ее превратностях: он не много узнает, если станет изучать жизнь через замочную скважину. На самом деле нет нужды оправдывать Филдинга: его проступки человечески очень понятны и могут шокировать только чопорного, глупого ханжу.

Филдинг родился в дворянской семье. Его отец, армейский офицер, дослужившийся до генерала, был третьим сыном Джона Филдинга, каноника главного собора в Солсбери, который, в свою очередь, происходил от пятого сына графа Десмонда. Десмонды были младшей ветвью рода Денби, члены которого льстили себя надеждой, что их род ведет начало от Габсбургов. Гиббон[12]12
  Эдуард Гиббон (1737–1794) – английский историк.


[Закрыть], автор «Истории упадка и разрушения Римской империи», писал в автобиографии: «Потомки Карла V могут отказаться от своих английских братьев, однако роман «Том Джонс», эта великолепная картина человеческих нравов, переживет и Эскориал[13]13
  Эскориал – монастырь и дворец неподалеку от Мадрида, построен в конце XVI века.


[Закрыть], и имперского орла Австрийского Дома». Замечательные слова, и жаль, что, как оказалось, претензии благородных лордов не имели под собой основания. Свою фамилию они писали как Feilding[14]14
  Фамилия Генри Филдинга писалась Fielding.


[Закрыть], и я где-то читал, что однажды тот представитель семейства, что был тогда графом, спросил у Генри Филдинга, как это могло случиться, на что он ответил: «Могу только предположить, что моя ветвь рода научилась писать раньше вашего».

Отец Филдинга женился на Саре, дочери сэра Генри Гулда, судьи при Суде королевской скамьи[15]15
  Суд королевской скамьи – отделение Высокого суда Англии и Уэльса в период правления короля.


[Закрыть], и в его поместье наш автор родился в 1707 году. Спустя три года Филдинги, у которых к этому времени, помимо Генри, родились еще две дочери, переехали в Ист-Стаур в Дорсетшире, где семейство увеличилось еще на трех девочек и мальчика. Миссис Филдинг умерла в 1718 году, приблизительно в это время Генри поступил в Итонский колледж. Здесь Филдинг завязал полезные знакомства, и если он, как пишет Артур Мерфи, «не вышел оттуда юным знатоком греческих авторов и латинских классиков», однако узнал достаточно, чтобы впоследствии украшать свою прозу учеными цитатами. В восемнадцать лет, когда Филдинг, предположительно, закончил учебу, уже было видно, что из него выйдет. Случилось так, что он оказался в Лайм-Ред-жисе с преданным слугой, готовым за хозяина кого хочешь «поколотить, искалечить или убить», и там влюбился в Сару Эндрюс, чье внушительное состояние добавляло шарма ее красоте. Филдинг составил план ее покорения – если потребуется, насильственного, – с последующей свадьбой. Заговор был раскрыт, девушку поспешно увезли куда подальше и благополучно выдали замуж за более подходящего претендента.

Шел 1725 год. Филдинг имел привлекательную внешность, рост более шести футов, он был сильным и подвижным, с глубоко посаженными темными глазами, римским носом, иронически вздернутой короткой верхней губой и упрямо выступающим вперед подбородком. Крепкий и активный, он не знал удержу в наслаждениях, а его конституция позволяла ему предаваться излишествам. Как бы то ни было, следующие два или три года он провел в Лондоне, участвуя в городских развлечениях с таким азартом, какой только может себе позволить молодой человек из хорошей семьи с привлекательной наружностью и очаровательными манерами. В 1728 году Филдинг написал пьесу под названием «Любовь в семи сценках». Ее хорошо приняли. Можно представить, какие аргументы привел отец, чтобы убедить сына в том, что зарабатывать на жизнь надо не таким сомнительным образом, как сочинительство пьес, после чего тот поступил в Лейденский университет на юридический факультет. Но тут отец женился второй раз и то ли не захотел, то ли не смог продолжать платить за обучение, как обещал. Филдинг был вынужден вернуться в Англию. Он находился в таких стесненных обстоятельствах, что, как он беспечно признавал, у него не было выбора: надо было или наняться кучером, или пойти в сочинители.

Остин Добсон, написавший его биографию для справочника «Английские писатели», утверждает: «личные склонности и стечение обстоятельств – все вело его к сцене». У него был веселый нрав, чувство юмора, остроумные наблюдения из современной жизни, так нужные драматургу, а еще изобретательность и чувство формы. «Склонности», о которых говорит Остин Добсон, скорее всего означают экстравагантное поведение, отличавшее драматурга, и то, что он смотрел на сочинение пьес как на легкий способ заработать деньги; а «стечение обстоятельств» – деликатный намек на его красоту, жизнерадостность и на то, что он покорил воображение одной известной актрисы. Между 1730 и 1736 годами он писал ежегодно по две-три пьесы – фарсы или комедии. Последние две обличали политическую коррупцию того времени, и критика оказалась настолько острой, что послужила причиной принятия правительством лицензионного закона, обязывавшего хозяина театра получать у лорда-гофмейстера разрешение на постановку пьесы. Закон до сих пор действует на нервы английским драматургам. После этого Филдинг редко писал для театра и делал это только в том случае, если сильно нуждался.

Не стану притворяться, что внимательно читал его пьесы, но все же бегло их пролистал – диалог естественный и живой. Больше всего меня рассмешило описание одного персонажа; согласно правилам того времени, он дает его в списке действующих лиц в пьесе «Великий Мальчик-с-пальчик»: «женщина совершенно безупречная, если не считать того, что она изредка прикладывается к бутылке».

Обычно к пьесам Филдинга относятся снисходительно, и действительно, в них нет тех литературных достоинств, какие хотел бы видеть критик, читающий эти пьесы в своем кабинете двести лет спустя после написания. Но пьесы пишутся для того, чтобы их играли, а не читали; замечательно, конечно, если они обладают еще и литературным блеском, но не это делает их хорошими пьесами – напротив, может (часто так и бывает) даже помешать. Пьесы Филдинга утратили к нашему времени те замечательные качества, какие у них были, как бы то ни было, драма особенно зависит от реального времени, она почти так же недолговечна, как газета; но в свое время они, несомненно, были: ведь ни желание молодого человека писать пьесы, ни настойчивость ведущей актрисы не вынудят руководителей театра ставить пьесу за пьесой некоего автора, если она не доставляет удовольствие зрителям. Тут главный судья – публика. Если хозяин не подстроится под ее вкусы, он разорится. Достоинства пьес Филдинга хотя бы в том, что зрители на них ходили. Сам Филдинг не заблуждался относительно их ценности и заявил, что прекращает писать для сцены в то время, когда ему стоило как раз начать. Он писал ради денег и не очень-то заботился, что поймет или не поймет публика. «Когда он заключал договор на написание пьесы или фарса, – пишет Мерфи, – то, по словам многих еще живущих его друзей, возвращался из таверны довольно поздно и на следующее утро вручал актерам кусок текста, написанный на бумаге, в которую закручивал любимый табак».

Мерфи приводит еще один очаровательный анекдот, показывающий отношение Филдинга к публике. Во время репетиций комедии «День свадьбы» игравшему в ней Гаррику[16]16
  Дэвид Гаррик (1717–1779) – известный английский актер и драматург.


[Закрыть] не понравилась одна сцена, и он попросил Филдинга ее удалить. «Нет, черт подери, – ответил Филдинг, – если она плоха, пусть сами разберутся». Когда эта сцена игралась, зрительный зал громко выразил свое неодобрение; вернувшись в артистическое фойе, Гаррик застал там драматурга, который «потворствовал своему авторскому самолюбию, утешаясь шампанским. Он был основательно пьян и, подмигнув актеру, спросил, выпустив изо рта кольцо дыма: «Что там стряслось, Гаррик? Чего это они шикают?»

– Все из-за сцены, которую я просил вас убрать; было ясно, что она не пройдет. Они так меня напугали, что я ночь спать не буду.

– Да успокойся ты, – была реакция автора. – Главное – они разобрались, что к чему».

Если я останавливаюсь подробно на том, что было, в сущности, лишь эпизодом в карьере Филдинга, то только потому, что сочинение пьес сыграло роль в его становлении как романиста. Многие выдающиеся романисты пробовали писать пьесы, но мне трудно вспомнить, кому это удавалось. Дело в том, что техника письма в этих жанрах абсолютно разная, и владение прозой совсем не помогает в драматургической работе. У романиста сколько угодно времени для развития своей темы, он может, как хочет подробно, описывать персонажей и, передавая побуждения последних, делать для читателя понятным их поведение. Если он опытный мастер, то сумеет сделать невероятное правдоподобным; если у него дар рассказчика, он может постепенно достичь кульминации, которая из-за долгого подступа к ней станет еще выразительнее; ему не нужно изображать действие – достаточно лишь писать о нем; он может позволить персонажам рассказывать о себе в диалоге, растянув его на столько страниц, на сколько захочет. Но в пьесе главное – действие, под которым я не подразумеваю такие ужасные события, как падение в пропасть или подрыв на мине; передача стакана воды другому человеку может быть полна подлинного драматического напряжения. Власть над вниманием публики очень ограничена: действие следует заполнять непрерывной чередой событий, постоянно должно происходить что-то неожиданное; тему нужно заявить с самого начала, и ее развитие должно совершаться поступательно – без рывков и неуместных уходов в сторону; диалогу следует быть ясным и лаконичным – слушатель должен сразу понимать смысл реплики, а не терять время на раздумья; персонажи должны быть цельными и понятными, а сложность некоторых характеров необходимо мотивировать. В пьесе невозможны недомолвки; даже у самой легкой комедии должна быть крепкая основа и прочная композиция.

Когда драматург, применяющий на практике все эти принципы – без которых, по моему убеждению, не обойтись, если хочешь написать пьесу, которую зрители будут смотреть с удовольствием, – начинает писать романы, он обладает рядом преимуществ. Он уже научился писать кратко, ценить острые моменты, не затягивать действие, помнить о главном и вести основной сюжет; его персонажи сами рассказывают о себе словами и действиями без помощи описаний; так что, когда он начинает писать на большом полотне, что позволяет форма романа, он не только пользуется этим преимуществом – драматургический опыт дает ему возможность придать роману живость, стремительность развития и драматизм. Это великолепные качества, и не все хорошие романисты обладают ими. Поэтому я не считаю годы, проведенные Филдингом за сочинением пьес, потраченными зря; напротив, полагаю, что приобретенный опыт сослужил ему бесценную службу, когда он перешел к созданию романов.

Еще работая в театре, Филдинг женился на Шарлотте Крэдок, одной из трех сестер, живших в Солс бери; о ней ничего не известно, кроме того, что она была красива и мила. Филдинг изобразил ее как Софью, так что читатель «Тома Джонса» может получить точное представление, какой она виделась возлюбленному и мужу. Мужем Филдинг был нежным и страстным, хотя, учитывая его темперамент, возможно, не слишком верным. Без сомнения, он сокрушался из-за своих измен, но это не мешало ему влюбляться в каждую хорошенькую женщину. Женитьба на Шарлотте Крэдок принесла ему 1500 фунтов. Согласно одним источникам – как приданое, согласно другим – как наследство. В любом случае после перемен в театре он, имея деньги, поселился в небольшом имении в Ист-Стаур, где, как свидетельствует Артур Мерфи, держал открытый дом, свору собак и большой штат прислуги в «дорогих желтых ливреях». Более поздние биографы приложили немало усилий, чтобы доказать, насколько этот рассказ преувеличен, но одно точно: к 1736 году, через два года после заключения брака, деньги закончились, и Филдинг вернулся в Лондон, чтобы писать пьесы и руководить театром «Хеймаркет»[17]17
  Театр «Хеймаркет» – название происходит от улицы в центральной части Лондона, где он и находится. Раньше на этом месте был сенной рынок.


[Закрыть].

Когда год спустя утвердили Лицензионный закон, положивший конец его начинаниям, он остался с женой и сыном на руках и небольшими накоплениями. Нужно было искать новый источник дохода. Филдинг поступил в «Мидл Темпл»[18]18
  «Миддл Темпл» – одна из четырех английских школ подготовки барристеров (адвокатов, имеющих право выступать в высших судах).


[Закрыть] и, хотя «к нему иногда возвращалась прежняя тяга к удовольствиям и, подкрепляемая веселым характером и живостью натуры, вовлекала его в безудержные городские развлечения», он вскоре приступил к обязанностям адвоката. Филдинг старательно исполнял свои обязанности, но разгульная юность подкосила его здоровье, и он, как и многие в то время, страдал от подагры. Из-за болезни он мог работать в суде только время от времени. И Филдинг вновь взялся за перо. Он писал политические трактаты, пьесы – немного, одну или две, и статьи для газеты «Чампион». В 1742 году был создан «Джозеф Эндрус»[19]19
  Полное название – «История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса».


[Закрыть]. Это первый опубликованный роман Филдинга, хотя первым написанным считается «Джонатан Уайльд»[20]20
  Полное название – «История жизни покойного Джонатана Уайльда Великого».


[Закрыть]. В мои планы не входит анализ всей литературной деятельности писателя – разве только в контексте того немногого, что известно о его жизни. Вскоре после выхода в свет «Джозефа Эндруса» его красавица жена умерла от лихорадки: она скончалась на руках у потрясенного горем Филдинга. За последующие несколько лет он не создал ничего значительного.