Текст книги "Баня"

Уильям Сароян
Баня

В доме на Сан-Бенито-авеню все удобства выходили на задний двор, там были ванная и туалет с дощатым полом. Старый пол был весь в щелях, и зимой сквозь них веяло холодом. Горячей воды в кране не было, потому что не было бака для горячей воды. Воду согревали на кухонной плите. Купались мы по-старому, как когда-то на родине. Эту привычку сохранила бабушка Люси, она одно время была банщицей. Пока мы с братом еще, так сказать, не возмужали, Люси купала нас, если оказывалась у нас дома, а дома у нас она бывала часто, потому что любила маму больше, чем двух других своих дочерей. Во всяком случае ей нравилось с ней поболтать, посплетничать, пошутить и посмеяться, спеть что-нибудь, поделиться воспоминаниями, поиздеваться над чьей-нибудь глупостью и высокомерием. Когда же мы, наконец, возмужали и Люси это вдруг узрела, она сказала: «Ну вот, еще один мужчина, и все у него на своем месте. А теперь, пожалуйста, будь добр, наклонись, чтобы я не видела этого срама, я натру тебе спину».

Терла спину она колючей, жесткой тряпкой с едким хозяйственным мылом «Фелс-Напта». А когда мы вышли в большой мир, у нас появилось мыло получше – «Белый Король», так оно называлось. Ну и когда началось окончательное наше разложение, мы стали пользоваться мылом «Палмолив».

Банный день устраивался у нас не чаще, чем раз в неделю. Объяснялось это тем, что подогревать воду – дело довольно хлопотное. Также считалось, что частые купания вредны для здоровья. Душе нужно время, чтобы воссоединиться с телом, а если, скажем, купаешься каждый день, то душа не успевает возвращаться на свое место.

В ванной стояла маленькая деревянная табуретка, некогда ею пользовались в бане, на старой родине. На этой табуретке полагалось сидеть банщику. Перед ним стоял оцинкованный таз с горячей водой, его ставили под кран с холодной водой. Старая Люси иногда забывала добавить холодной воды или не считала это нужным – вода оказывалась несколько горячее, чем можно выдержать – я с воплем вскакивал. Но на самом деле вода, наверное, была теплая и казалась кипятком, потому что я мерз. В таких случаях Люси хватала меня за загривок, усаживала на место и ворчала при этом, что ни за что не поверит, что я когда-нибудь разбогатею. В ковшик, привезенный со старой родины, она набирала горячей воды из таза. (Ковшик этот мы называли mac). И снова поливала меня горячей водой. На этот раз вода уже не казалась такой горячей, а может, я просто привык к бабушкиному ворчанию. Перво-наперво, намыливали голову, причем не волосы, которых у меня всегда было много, а лицо, глаза, уши, нос и шею. У бабушки были сильные, мозолистые, проворные руки. Она без умолку говорила что-то сердитым голосом о мире, о том, что делают в нем разные люди, мудрые и глупцы.

Волосы дважды намыливали и дважды прополаскивали, потом принимались за спину. Бабушка не успокоится, пока не натрет ее докрасна. Затем она переключается на руки и, натирая, приговаривает: «Кожа да кости, худющий, как палка. Такуи, почему на нем совсем нет мяса?» Она, конечно, не надеялась услышать ответ на вопрос, потому что мама в это время грела воду на кухне. На дне ванны собиралось много грязи. А если ее было мало, то бабушка огорчалась: ей, наверное, казалось, что ее хватка лучшей в мире банщицы ослабевает. Когда же грязи в ванне скапливалось много, она с гордостью говорила: «Видишь, видишь, сколько грязи! Хватит на маленький виноградник, где разводят сорт аликанте». Когда ее сын Арам рассказывал о своих делах, она перен

...

конец ознакомительного фрагмента