Текст книги "Смерть Кухулина"

Уильям Батлер Йейтс
Смерть Кухулина

Персонажи пьесы

Кухулин.

Этна Ингуба.

Эмер.

Айфа.

Морриган, богиня войны.

Старик.

Слепой.

Слуга.

Певица, Волынщик и Барабанщик.

Место действия – пустая сцена без каких-либо примет времени. Глубокий старик, напоминающий что-то из мифологии.

Старик.

Меня попросили поставить пьесу под названием «Смерть Кухулина». Это последняя в цикле пьес, посвященных его жизни и смерти. Почему выбрали меня? Видно, потому, что я так же устарел и вышел из моды, как вся эта романтическая чепуха. Да, я настолько стар, что забыл, как звали моих родителей; может быть, я и впрямь сын Тальма, – а уж он был так стар, что его друзья до сих пор перечитывают Вергилия и Гомера. Мне предоставили свободу действий, и я тут записал несколько основных принципов на клочке бумаги. Мне бы хотелось, чтобы в зале было не более пятидесяти или ста человек, а если будет больше, чтобы они не шумели и не шаркали ногами, когда говорят актеры. Я знаю, что ставлю пьесу для людей, которые мне симпатичны, а таковых вряд ли наберется больше, чем было на премьере мильтоновского «Комоса». В данном случае они должны знать древний эпос и пьесы, сочиненные мистером Йейтсом по его мотивам. У таких людей, как бы они ни были бедны, обычно есть собственные библиотеки. Если зрителей будет больше сотни, тут уж никак не избежать полузнаек из книжных клубов и тому подобной публики, всяких дилетантов, карманных воришек и самоуверенных шлюх. Почему карманных воришек? Сейчас объясню…

Барабан и волынка за сценой: начинают и смолкают.

Это музыканты; я просил их дать мне знак, если заболтаюсь. Старикам это свойственно, уж извините. А музыку мы еще сегодня услышим. Там есть Певец, Волынщик и Барабанщик. Я подобрал их на улице и клянусь, что научу их, покуда жив, музыке бродяг и оборванцев, музыке Гомера. Обещаю вам и танец. Танец хорош тем, что в нем нет слов, а слова легче всего опошлить. Танцевать будет Эмер – и тут уж ничего не поделаешь, это мифология! – танцевать она будет перед отрубленными головами. Сперва я хотел, чтобы головы были как настоящие, но это лишнее: если танцовщица знает свое дело, никакие подобия не будут выглядеть так убедительно, как простые черные параллелограммы. Но безумно трудно найти подходящую танцовщицу. Была у меня раньше одна такая, да ушла – комическая плясунья, трагическая плясунья, любовь и презрение, жизнь и смерть – все было в ней одной. Трижды плюю на этих танцовщиц Дега, на их куцые трико, жесткие корсажи и сверх всего – на их лица горничных. О Рамзес великий! Уж лучше абстрактные маски, чем эти тусклые физиономии усталых служанок. Тьфу! Тьфу! Тьфу!

Сцена темнеет, занавес опускается. Волынка и барабан вступают и играют до тех пор, пока занавес не поднимается снова, обнажая пустую сцену. Полминуты спустя появляется Этна Ингуба.

Этна

 
Кухулин! Эй, Кухулин!
 

Кухулин появляется из глубины сцены.

 
Я пришла
С известием. Меня прислала Эмер,
Твоя жена, сказать, чтоб ты не медлил.
Мэйв привела из Коннахта свой сброд
На Эмайн Маху, чтобы жечь и грабить;
Твой дом в Муртемне превращен в костер.
Нет выбора тебе: как ни огромен
И ни опасен перевес врага,
Ты должен выступить вперед и биться.
 

Кухулин

 
Весть не нова. Уж я вооружен
И человека своего послал
Собрать дружину. Что там у тебя?
 

Этна

 
Нет ничего.
 

Кухулин

 
Что у тебя в руке?
 

Этна

 
Ах, это…
 

Кухулин

 
Кажется, письмо, не так ли?
 

Этна

 
Не знаю, как оно ко мне попало.
Я только что от Эмер. Мы стояли…
Она сказала мне…
 

Кухулин

 
Письмо от Эмер,
Тут сказано иначе. Я не должен
В бой выступать до завтра, ибо силы
Неравны и сразиться нынче – гибель.
Наутро же прибудет Конал Кернах
С большой дружиной.
 

Этна

 
Не могу понять,
Откуда вдруг письмо…
 

Кухулин

 
Есть и приписка.
Чтобы меня вернее удержать,
Ты послана сюда, чтоб до утра
Делить со мною ложе. Но не бойся.
Тому, что я прочел, предпочитаю
То, что услышал. Я готов для битвы,
И горстка воинов моих готова;
Нам не в диковину неравный бой.
 

Появляется Морриган и становится между ними.

Этна

 
Мне чудится: тут кто-то есть меж нами.
Ты никого не видишь?
 

Кухулин

 
Никого.
 

Этна

 
Кто из богов иль духов схож с вороной?
 

Кухулин

 
У Морриган воронья голова.
 

Этна

 
Да, это Морриган, богиня битв,
Меня коснулась черным опереньем.
 

Морриган исчезает.

 
Теперь мне ясно: это чары Мэйв.
С тех пор, как с нею спал Кухулин юный,
Как изменилась бывшая красотка –
Колдунья с глазом посредине лба!
 

Кухулин

 
Колдунья с глазом посредине лба?
Чудовище с вороньей головой?
Оставь, тут ни к чему волшба и духи.
Все дело в том, что надобен тебе
Дружок повеселей и помоложе.
И вот, страшась того, что мог бы в гневе
Я совершить, ты вздумала послать
Меня на смерть, но от волненья
Забыла про письмо в руке.
 

Этна

 
…Очнувшись,
Теперь я вижу все коварство Мэйв:
Кому же, как не мне, ты мог поверить?
 

Кухулин

 
Когда, от смерти сына обезумев,
Я волны бросился рубить мечом,
Унять меня сумела только Эмер.
 

Этна

 
Да, я ее не стою. Но ко мне
Ты потянулся, вспомни.
 

Кухулин

 
Ты решила,
Что за измену я тебя убью;
Хоть все изменчиво в подлунном мире,
И если я не изменился, значит,
Я – чудо из чудес.
 

Этна

 
Нет, ты не тот,
Кого любила я. Тот человек
Предательств не прощал. Когда ты можешь,
Так мысля обо мне, как мыслишь ты,
Простить, – ты на пороге смерти!
 

Кухулин

 
Так громко и так близко к двери… Тише!
Не надо здесь кричать про смерть мою
Столь яростно и возбужденно. Услышать могут.
 

Этна

 
Пусть услышат все,
В ком сохранилась жажда мести, ярость
И страсть, необходимая для жизни.
Едва лишь ты уйдешь, я позову
Всех поваров твоих и поварят;
Псарей, посыльных, сторожей, служанок:
Пусть поварешками меня забьют,
Проткнут ножом, на вертеле поджарят –
Какой угодно смерти предадут, –
Чтоб тень моя явилась меж теней
И пред твоею тенью оправдалась!
 

Кухулин

 
Коварство женское красноречиво.
 

Входит Слуга.

Слуга

 
Хозяин, конь готов, и люди ждут.
 

Кухулин

 
Сейчас я выйду, но сперва два слова.
Вот эта женщина в затменье скорби
Твердит, что, мол, злокозненною ложью
Меня толкала к гибели. Что делать?
Как защитить ее от слов безумных?
 

Слуга

 
Ее признанье – правда?
 

Кухулин

 
Правда проще.
Она лишь вестница моей жены.
 

Слуга

 
Не дать ли ей настойки сонных маков?
 

Кухулин

 
Как хочешь; только сохрани ей жизнь
Любой ценой. А коль я не вернусь,
Пусть Конал Кернах ей владеет: он
Умеет возбуждать любовь у женщин.
 

Этна

 
Скорей уснуть! Я знаю: я права.
Ведь Морриган, воронья голова,
Не может лгать. Вещунье этой верьте:
Увы, Кухулин на пороге смерти!
 

Волынка и барабан. Сцена на некоторое время темнеет. Когда вновь загорается свет, нет никого. Входит раненый Кухулин. Он пытается привязать себя поясом к обломку скалы. Входит Айфа, седовласая женщина с прямой осанкой.

Айфа

 
Узнал меня, Кухулин?
 

Кухулин

 
Помню меч
В твоей руке. Казалось, мы убьем
Друг друга в схватке. Но сумел я вырвать
Оружье из твоей руки усталой.
 

Айфа

 
Внимательней взгляни, Кухулин! Видишь?
 

Кухулин

 
Ты вся седая.
 

Айфа

 
Да. Настал мой час.
Знай, я пришла убить тебя, Кухулин.
 

Кухулин

 
Где я и что со мною?
 

Айфа

 
Получив
Шесть ран смертельных, ты пришел сюда
Испить воды из озера.
 

Кухулин

 
Хотел я
Сам привязать себя ремнем к скале,
Чтоб стоя умереть. Но я ослаб.
Стяни мне узел.
 

Она помогает ему в этом.

 
Я тебя узнал:
Ты – Айфа, матерь сына моего.
Мы встретились с тобой неподалеку
От Ястребиного источника, в краю
Увядших листьев… Я его сразил
На Байльском берегу. Вот почему
Мэйв повелела расступиться копьям
Перед тобой. Убить меня ты вправе.
 

Айфа

 
Никто не расступался предо мной.
Твой конь убитый, серый конь из Махи,
Воспрянув из волны озерной, трижды
Огромными кругами обскакал
Тебя и этот камень – и опять
Сокрылся в озере. Враг устрашенный
Не смел к тебе приблизиться; лишь я
Прошла сюда.
 

Кухулин

 
Да, у тебя есть право.
 

Айфа

 
Но я теперь стара, и чтобы вдруг
Ты не собрался с силой напоследок,
Я этим покрывалом привяжу
Тебя покрепче.
 

Кухулин

 
Не испорть его.
Оно ведь шито золотою нитью.
 

Айфа

 
Старухам красоваться ни к чему.
 

(Она обертывает его своим покрывалом.)

Кухулин

 
Но нет нужды и портить покрывало.
Я слишком много крови потерял
И ослабел безмерно.
 

Айфа

 
Я боялась.
Теперь, когда ты связан, не боюсь.
Ну, отвечай мне: как мой сын сражался?
 

Кухулин

 
У зрелых опыт, а у юных доблесть.
 

Айфа

 
Мне рассказали: ты не знал, кто он,
И не хотел сражаться, видя сходство
Его со мной; но Конхобар велел.
 

Кухулин

 
Хотя в тот день и был я связан клятвой,
Но, пораженный этим чудным сходством,
Я б отказался, если бы не толки
О колдовстве. Тогда я вышел биться
И победил его. Потом… потом
Я обезумел и сражался с морем.
 

Айфа

 
Когда-то я слыла неуязвимой.
Ты вырвал меч мой, бросил меня наземь,
А сам ушел. В тот день я отыскала
Ночлег твой и легла с тобою рядом.
Я думала убить тебя во сне
Из ненависти – но зачала сына
В ту ночь, между двумя кустами терна.
 

Кухулин

 
Не понимаю…
 

Айфа

 
Ты сейчас умрешь!..
Сюда идут… Какой-то оборванец.
Он ужаснется, увидав тебя
В крови – без помощи и без защиты.
Покуда скроюсь, ибо я должна
Спросить тебя еще о чем-то прежде,
Чем умертвить.
 

(Уходит.)

Появляется Слепой из пьесы «На берегу Байле». Он шарит своей палкой, пока не обнаруживает камня, к которому привязан Кухулин. Тогда он откладывает палку, наклоняется и нащупывает его ноги.

Слепой

 
О! О!
 

Кухулин

 
Я вижу: ты – слепой старик.
 

Слепой

 
Убогий и слепой… Как твое имя?
 

Кухулин

 
Меня зовут Кухулин.
 

Слепой

 
Мне сказали,
Что ты ослаб от ран… Я был тогда
На Байльском берегу, когда ты, спятив,
Сражался с морем. Чем ты по рукам
Так спутан? А! Какой-то женской тряпкой.
Все утро брел я наугад и вдруг
Услышал голоса. Я начал клянчить.
Сказали мне, что я в шатре у Мэйв,
И кто-то властный там пообещал мне:
За голову Кухулина в мешке
Я получу двенадцать пенсов. Дали
Мешок мне в руки и растолковали,
Как это место отыскать. Я думал,
Что до ночи плутать мне; но сегодня,
Видать, счастливый день.
 

Кухулин

 
Двенадцать пенсов!
 

Слепой

 
Я б не пошел, но королева Мэйв
Сама мне повторила обещанье,
 

Кухулин

 
Двенадцать пенсов! Славная цена
За человечью жизнь! Твой нож наточен?
 

Слепой

 
Мой нож востер: ведь я им режу хлеб.
 

(Кладет мешок на землю и принимается ощупывать тело Кухулина, медленно поднимаясь вверх.)

Кухулин

 
Ты, верно, знаешь все, Слепой. Мне в детстве
Мать или нянька говорили, будто
Слепые знают все.
 

Слепой

 
Нет, но они
Умеют мыслить здраво. Как иначе
Я мог бы получить двенадцать пенсов,
Когда б не здравый смысл?
 

Кухулин

 
Уже я вижу
Тот образ, что приму я после смерти:
Пернатый, птичий образ, осенивший
Мое рожденье, – странный для души
Суровой и воинственной.
 

Слепой

 
…Плечо, –
А вот и горло. Ты готов, Кухулин?
 

Кухулин

 
Сейчас она и запоет.
 

Сцена темнеет.

Слепой

 
О! О!
 

Волынка и барабан, занавес падает. Музыка стихает, и снова поднимается занавес над пустой сценой. На ней – никого, кроме женщины с вороньей головой. Это Морриган. Она стоит спиной к залу и держит в руке черный параллелограмм величиной с мужскую голову. Еще шесть параллелограммов укреплены перед задником.

Морриган

 
Я говорю для мертвых: да услышат.
Вот эта голова принадлежала
Великому Кухулину; а эти –
Шесть нанесли ему смертельных ран.
Вот первый: задержавшаяся юность,
Любезная для женщин; вот второй,
Неукротимый воин, спавший с Мэйв
В последний раз; вот сыновья ее,
Ударившие третьим и четвертым.
Об этих же и говорить не стоит:
Увидев изнемогшего от ран,
Они подкрались, чтоб еще ударить,
Вот этот – пятым, а вот тот – шестым.
Им Конал отомстил. Смотрите танец.
 

Входит Эмер. Морриган кладет голову Кухулина на землю и покидает сцену. Эмер начинает танцевать. В ее движениях – ненависть к головам тех, что нанесли Кухулину раны. Может быть, она замахивается, чтобы их ударить, трижды обходя по кругу. Затем она приближается к голове Кухулина, возможно поднятой выше других на какой-то подставке. В ее танце – преклонение и торжество. Она чуть не простирается перед ним, а может быть, и в самом деле простирается ниц, потом поднимается, как бы прислушиваясь к чему-то. Она в нерешительности: уйти ей или остаться; наконец замирает неподвижно. В тишине слышны несколько слабых птичьих трелей.

Сцена медленно темнеет. И вновь раздается громкая музыка, но теперь совершенно другая. Это музыка ирландской ярмарки наших дней. Светлеет. Ни Эмер, ни отрубленных голов на сцене нет. Никого, кроме трех уличных музыкантов в драной одежде. Двое из них наяривают на волынке и барабане. Потом они стихают, и Уличная Певица начинает петь.

Певица

 
Так пела девка из пивной
Бродяге на углу:
Кухулин, Конал, храбрый Финн –
Вот те, кого люблю.
Каких мужей ласкала Мэйв –
Царей, вождей, вояк!
Я вижу их, но приласкать
Не дотянусь никак.
Я слышу въявь их голоса
И храп коней лихих –
И вспоминаю, сколько лет
Уже их нет в живых.
К теперешним я жадно льну
И тешу плотью плоть;
Но отвращенья не могу
И в страсти побороть.
Волынка и барабан.
Неужто эти мозгляки –
Наследие Земли?
А с кем же Коннолли и Пирс
Тогда на смерть пошли?
Кто думал о Кухулине,
Пока не грянул шквал
И средь руин Почтамта
Он внезапно не воспрял?
В наш дряхлый век под стать ему
Не сыщешь никого;
Не зря старик в своей тоске
Воображал его –
И Шеппард статую воздвиг
Герою в похвалу:
Так спела девка из пивной
Бродяге на углу.
 

Музыка волынки и барабана.