Текст книги "Женщина-Волшебство"

Танюха

Мы познакомились с ней, стоя в очереди при подаче документов на поступление в колледж, в который я так и не попала, потому что не набрала нужного количества баллов для обучения на бюджетной основе. Платно учиться возможности не было, и я, проглотив от отчаяния ком в горле, забыла о дальнейшем образовании.

Мне не с кем было поделиться своим замыслом, и я рассказала ей о задуманном на свой страх и риск. Она заинтересовалась этим и попросила связаться с ней, если я всерьёз решусь.

Мы обменялись номерами телефонов.

Танюха была фигуристая, слегка полноватая девушка с крашеными длинными темно-каштановыми волосами и лёгкими веснушками на лице. У неё был приятный спокойный голос и мягкие, неторопливые движения. Казалось, что она находилась в каком-то другом, более медленном, чем существующее, времени, и никуда не спешила. Выражение её глаз не говорило ни об уверенности, ни об апатии, ни о счастье, ни о печали. Я не смогла их понять и не ставила перед собой такой цели. Собственно, я не могла понять и саму Та-нюху, и её принципы, которыми она руководствуется, чтобы залезть туда, где опасно и грязно. У неё была полная семья, её не били, голодание, судя по комплекции, явно было ей чуждо. Она была хорошо одета, хорошо выглядела, и в её жизни не проскальзывал момент безысходности.

К своим семнадцати годам она уже успела сделать аборт от соседа по лестничной клетке и говорила об этом словно между делом. Меня удивляло отсутствие у неё мук совести или понятия о бережном отношении к своему здоровью. Она была сторонницей рискованных половых связей без соблюдения правил безопасности. На секунду я представила, что в панельном бизнесе с такими замашками ей придётся прописаться в кабинете у венеролога.

Мне думалось, что она воспринимает то, о чём я ей поведала, как киношную авантюру, не отдавая себе отчёт в том, к чему всё это может привести.

Необыкновенное чудо

Ситуация, которая при рациональном раскладе не могла закончиться хеппи-эндом, напоминала фильм без убийства и насилия.

Голос внутри меня, как призывной гонг, требовал действовать без оглядки и промедления, невзирая на страх и здравый смысл. Что-то, что я не могла объяснить, как ни старалась, толкало меня и обещало, что это единственно верный путь.

Решила – сделала.

Я купила газету на те деньги, что остались от маминых подачек, которые она делала для очистки своей совести и которые я бережно откладывала на дошираки, чтобы не умереть с голоду, нашла нужные объявления и начала поиски. Старенький, потрёпанный, но преданно исполняющий свои обязанности мобильный телефон, доставшийся мне от мамы, стал помощником и невольным свидетелем происходящего. По первым двум объявлениям я не дозвонилась – не взяли трубку, – но на третий раз мне повезло. Мы договорились о встрече.

Я дала адрес торгового центра, находящегося неподалёку от моего дома. К нему подъехал автомобиль, из которого вышли двое. Картина маслом: я, бедная, зачуханная девочка, как загнанный зверь, который метнулся в надежде на спасение, не разбирая дороги, и они, двое мужчин в чёрных очках на «Мерседесе». Один из них, по имени Эдуард, оказался выше меня на голову и был довольно упитанной, но приятной наружности. Лишний вес не уродовал его, скорее, придавал статусности. Его манера общения, интонация, темп и тембр голоса, мимика и движения располагали к нему и вызывали доверие. Второй, Андрей, был моложе, худощавого телосложения, одного со мной роста, подвижный, холеричный и суетящийся. Его глаза постоянно бегали в пространстве, как будто искали кого-то или что-то.

Мужчины без всякого давления предложили мне проехать с ними на квартиру, где жили девушки. Я, недолго думая, в состоянии «нечего терять» села в машину. Мы ехали молча, беседа ожидала меня по прибытии. Ни одна живая душа, кроме меня и моих спутников, не знала, куда я еду и с кем.

Квартира, где жили девчонки, содержалась в чистоте и была достаточно уютной. В ванной не было ни сантиметра свободного пространства, повсюду было развешано женское бельё. В квартире на тот момент находились трое: две девушки и один мужчина. Они сидели на кухне и пили чай. Мужчина был третьим сутенёром, две девушки – работницами индустрии секса. Владу на вид было чуть меньше сорока лет, он имел атлетичное телосложение, рост выше среднего, выглядел мужественно и притягательно. Девушки выглядели замученными, но не физически, а душевно, в их глазах я прочла жалостливо-солидарную поддержку, не увидев и тени неприятия или соперничества по отношению ко мне. Они не были писаными красавицами, эффектными кричащими шлюхами или, наоборот, уродинами; они были женщинами, загнанными в тупик. Проституция сделала их безликими.

Эдуард, Андрей и я присоединились к всеобщему чаепитию. Мои руки тряслись от волнения. Едва не уронив кружку, я пролила чай на стол. Пытаясь делать вид, что не напряжена, я нервничала ещё больше. Каждый из присутствующих внёс свою лепту и по очереди сказал, чтобы я не переживала: никто меня не собирается обижать, принуждать и подавлять, и уж тем более никто не намерен отбирать паспорт, коего у меня, к слову сказать, с собой и не было. Я извинилась за расплёсканный чай и, понурив голову, уткнулась взглядом в кружку. Я не знала, как сказать им, что я – девственница.

– Как? Ты до сих пор девственница? Не может быть! Ты шутишь? – они недоумевали.

– Но у меня есть одна знакомая, которая бы тоже хотела поработать, – добавила я неуверенным, дрожащим голосом. – Она – уже нет.

– Сейчас мы отвезём тебя домой, а завтра, часиков в семь вечера, если ты готова, мы приедем за тобой, а потом заедем за подругой. Будем отдыхать в сауне. Бассейн. Парилка. Купальники брать необязательно, – сказал Эдуард.

На следующий день всё ровно так и произошло, как было оговорено.

Страха не было. Я находилась в состоянии прострации, понимая, что это необходимость, которая уже наступила.

Сидя в сауне впятером за дубовым резным столом, рассчитанным на большую компанию, мы ели, выпивали, курили, болтали о жизни. В это время я выбирала, с кем из них троих я хочу уединиться. Они предоставили мне право выбора, но тогда я не придала этому никакого значения и лишь много лет спустя сумела оценить этот поступок по достоинству. Я не помню, кто включил музыку, но помню, как в алкогольном дурмане пошла танцевать с Владом. Он аккуратно обнимал меня, касаясь плеч и спины, и не позволял себе никаких вульгарных и пошлых телодвижений или шуток. Он ждал, пока я сама решусь и скажу ему: «Пойдём!» И я сказала.

Когда всё закончилось, голова кружилась и окружающее плыло перед глазами, превратившись в одно большое месиво невнятного пространства, а моё тело казалось куском глины, тяжёлым и неподъёмным.

Он запачкался и скривил лицо, глядя на кровянистые выделения естественного физиологического процесса. Мне стало обидно и больно, но я понимала, что детство закончилось. Моё детство закончилось ещё тогда, когда мать в первый раз жестоко избила меня, и этот вечер стал тому подтверждением. Я не заплакала, я уже давно научилась этого не делать, потому что для выживания слезы – плохой товарищ. Не стоило делать из плановой дефлорации песню с припевом – не в этой ситуации, не здесь, не сейчас.

Просто он был сутенёром, просто я стала проституткой. Но при этом мы оба не являлись теми, кем были в данной ситуации.

Места для ночлега

Когда Влад и я вернулись к столу, то оказалось, что Та-нюха сбежала.

– А что случилось? Почему?

– Мы не знаем. Мы пошли погреть кости в парилку, были там от силы минут десять, вернулись, а её и след простыл. Вышли в прихожую, а там нет ни её обуви, ни пальто.

– Но мы планировали вместе уехать… Она сказала, что я могу переночевать у неё сегодня… Мне далеко добираться домой… Может быть, случилось что-то, о чём вы мне не хотите говорить? Она боялась, что вы будете приставать? Насиловать?

– Нет, ничего такого не было. Ты же видишь, что мы никого не принуждаем. Не хочет – не надо. Где она живёт? Давай доедем до неё. – А её мобильный? Ах, да, откуда вам его знать… – Он недоступен. Мы знаем её номер, она дала нам его, как только вы ушли в комнату отдыха.

– Сорвалась куда-то среди ночи, в тьму и холод, – засмеялся Влад. – Ты давно её знаешь?

– Да нет, не очень.

Когда мы приехали на адрес, общая дверь в секцию к её квартире была заперта, а между этажами дремал мужичок, от которого за версту разило перегаром.

– Вы в порядке? Вас не били? Вызвать скорую? С вами всё хорошо? – похлопывая его по плечу, спрашивала я.

– А? Что? Кто здесь? Я сплю…

– С вами всё в порядке?

– Обычное дело, – заспанными слипшимися губами с трудом мямлил он. – Напился! Жена домой не пускает… Сегодня я ночую здесь. Мне не привыкать… Не волнуйся, доченька, благодарю, – мужичок отвернулся и захрапел.

– Поехали к нам. Не в подъезде же ты будешь ночевать рядом с ним для согрева.

Мы приехали на знакомый адрес. В квартире никого не было.

– В холодильнике – еда, в шкафу – постельное белье. Еду бери, не стесняйся, не голодай. Вот тебе пачка сигарет, если захочешь покурить.

Эдуард, Андрей и Влад поехали каждый к себе домой, оставив мне на всякий случай ключи от квартиры. Я несколько раз пробовала дозвониться до Танюхи, но её абонентский номер до сих пор был недоступен. Я осталась один на один со своими мыслями, чувствами, переживаниями. Мне было не по себе. Одиночество, внезапное исчезновение Танюхи и мой вновь приобретённый статус палитрой красок на сумасшедшей скорости устраивали балаган в моём разуме и моей душе, но едва я прилегла на диван, не раздевшись и не расстелив постели, как мгновенно уснула.

Проснулась я только к вечеру следующего дня, когда на квартиру приехал весь состав.

Первым делом я начала дозваниваться до Танюхи. На том конце провода трубку взяли почти мгновенно. Это была она.

– Куда ты пропала вчера? Что случилось?

– Я решила уйти, – полным гордости голосом ответила она.

– Таня, тебя обидели?

– Нет, я просто ушла. Я вызвала такси и уехала домой. Со мной всё в порядке, – тем же тоном продолжила она.

На этом наш разговор закончился, я повесила трубку. У меня не было оснований ставить под сомнения слова трёх мужчин, несмотря на короткий промежуток времени нашего знакомства. Они меня не обидели и доверяли мне. Её бесшабашная выходка говорила лишь об одном: она, не зная броду, полезла в воду, руководствуясь только ей одной известной мотивацией. Боевая подруга – это не про неё. Больше я никогда с ней не созванивалась и не встречалась.

Кухонные дела

– Сегодня не выходи, восстановись. Завтра поедешь. Успеешь ещё наработаться, – произнёс Эдик, и все, кто сидел на кухне, громко и дико засмеялись.

Конечно, шутка была грязная, но правдивая. Мне было непонятно и одновременно приятно столь трепетное отношение ко мне.

Когда рабочий класс отправился на добычу денег, в квартире остались я и Ирина. Ирина была одной из первых сотрудниц фирмы и одной из самых востребованных тружениц сексуального фронта, а по совместительству – подружкой Эдика. Она приехала из другого города, где её ждали мать и маленький сын, которым она регулярно отвозила заработанные барыши. Маленькая, хрупкая женщина, она напоминала мне хрустальную вазу, которая могла разбиться от первого неловкого движения, но в то же время в ней чувствовалась упорная борьба и стремление к лучшей жизни без страха самоуничтожения.

Мы не стали тратить время даром и нашли полезное для нас обеих занятие. Ирина делилась премудростями и тонкостями деятельности, приводя конкретные примеры из жизни, параллельно обучая меня надевать презервативы на бананы и огурцы. Я старательно выполняла все её рекомендации, после чего съедала объект своих тренировок, жуя и чавкая с открытым ртом и выпученными глазами, заслушавшись очередной историей из многочисленного багажа её жизни.

Среди ночи неожиданно приехали Влад и Андрей. У них была пара-тройка свободных часов, и, вместо того чтобы сидеть в машине в ожидании конца заказов, они решили посидеть с нами на кухне. Девушки, которых в ту ночь развозили по точкам, были заняты на несколько часов.

За чаем и печеньками, сигаретами и пепельницами ни к чему не ведущий разговор вдруг сменил вектор направления.

– Я думаю уйти отсюда, – внезапно произнёс Влад.

Андрей ничего не сказал, лишь замер с удивлённым выражением лица.

– Мне надоел Эдик со своими мечтательными несбыточными планами о несметном богатстве, которое он здесь найдёт.

Ирина согласно кивнула головой.

– Я знаю, он такой.

– Речь не столько о деньгах, сколько о риске.

Но что-то мне подсказывало, что основная причина кроется в другом. Его слова выглядели неточным оправданием. Между строк читалось нечто иное, нежели только деньги, а именно: уголовная статья за сутенёрство и прочие последствия, вытекающие из проституции. У Эдуарда не было семьи и детей, у Андрея была супруга и годовалый сын, а у Влада была дочь – ровесница тем, кто ложился под мужиков за деньги. Складывалось ощущение, что Влад влез в эту блуду в первую очередь от скуки, во вторую – из желания заработать, но деньги таким путём ему оказались не нужны. Для Андрея фирма была правом налево, он по взаимному согласию переспал со всеми девушками фирмы; Эдуард рассматривал фирму как бизнес-проект, а Владу всё это быстро опротивело.

Спринт

Хватило меня ненадолго. Пара выездов в сауны и одна квартира.

В одной из саун клиент специально снял презерватив, а я не заметила. Когда я это поняла, то сразу же попыталась прервать половой акт, но он начал силой держать мои руки и прижал своим телом к кровати. Я заплакала – прямо под ним, еле слышно, – после этого он остановился. Тогда я не знала о средствах первой помощи при незащищённых половых контактах, мать никогда не разговаривала со мной на подобные темы, и с девочками из фирмы мы не поговорили об этом. Я заранее не подумала, что может произойти подобное, я не была к этому готова. Единственное, что в тот момент вертелось в моей голове: «Я совершила роковую ошибку!»

Не шмогла

Страх заразиться ВИЧ-инфекцией и гепатитом был настолько силен, что я для себя решила: уж лучше умереть от голода и холода, чем от этой холеры. Почти все заработанные деньги я потратила на сдачу анализов, с ужасом ожидая вердикта. За те три дня, что готовились результаты, я уже миллион раз успела похоронить себя, смирилась с бессмысленностью своей маленькой и короткой жизни и, как когда-то в школе, вновь начала обдумывать суицидальный план.

Анализы показали, что я абсолютно здорова. Я ехала в трамвае из лаборатории и не верила своему счастью, одновременно злясь на то, что все предыдущие дни потратила на пустую болтовню с самой собой.

Разобравшись с физическим аспектом, нужно было думать, как жить дальше. Вернувшись в квартиру матери как побитая собака, но не рассказав ей о случившемся, я занялась поиском других возможных вариантов работы и отдельного проживания. Жить с ней было невыносимо, и даже моё короткое исчезновение никак не пробудило в ней элементарных материнских чувств.

– Если ты не свалишь от меня в ближайшее время, я выпишу тебя из квартиры и выгоню сама! Здесь нет твоей доли! Ты не имеешь никакого права на эту жилплощадь и на проживание здесь! Ты – взрослая девица! Вперёд и с песней из родительского гнезда! У меня должен был родиться красивый мальчик! А родилась уродливая ты! Гадина!

Одновременно с этим меня накрыло колючим и дырявым одеялом стыда и осуждения. Мне казалось, что все вокруг знают, что я – проститутка, все меня презирают и на всем белом свете не найдётся ни одного человека, который будет способен полюбить такую, как я. Настало время, когда я не заслуживала человеческого отношения не только в глазах матери, но и в своих собственных глазах.

Одним из первых было желание броситься под поезд.

– Каренина смогла, и я смогу!

Но внутри меня было какое-то чувство, что так не должно произойти, что смерть не выход, что это будет не та пропасть, в которой почувствуешь ощущение полёта и эволюции. Это будет бегство и трусость. Уже в который раз я задавалась вопросом о самоубийстве и в который раз не могла решиться уйти из жизни.

Подставить железного друга, который регулярно и смиренно возит меня от одной станции к другой? Добавить сотрудникам лишнюю работу по отмыванию того, что от меня останется после мясорубки? Создать коллапс? У полиции и врачей и без меня работы достаточно. Некрасиво это всё и дурно пахнет.

Танцуй для себя! Только для себя, танцуй!

Был найден альтернативный вариант – танцевать.

Я позвонила. На том конце провода ответили утвердительно и назначили собеседование на этот же день. Я поехала в совершенно незнакомый мне район города. Весь путь на автобусе до необходимого пункта назначения я подпрыгивала от кочек и ям на дороге и своего внутреннего волнения. Я боялась, что меня не примут на работу, боялась, что автобус сломается, боялась пропустить нужную остановку, боялась потеряться, боялась маньяков, боялась своей непривлекательности, боялась своей наготы… боялась жизни!

Мне казалось, что дорога будет тянуться вечно, что, когда я приеду, вакансия перестанет существовать, а здание клуба рухнет под тяжестью веков.

Остановка. Мой выход.

Это была небольшая комната, в которой стояло несколько стульев, шкаф, стол и кожаное кресло. Ничего не привлекало взгляд, кроме сорокапятилетнего полноватого мужчины в кепке в должности арт-директора клуба. Его кепка с торчащей из-под неё во все стороны кудрявой шевелюрой позабавила меня. Было в кепке что-то настолько тинейджерское и несерьёзное, что придавало нелепость его внешнему виду, выглядело как желание подмолодиться или подражать какому-то известному режиссёру. Я нашла для себя тот штрих, который снизил градус моего напряжения.

Кепка немного переключила внимание, но ненадолго. Я старалась не показывать клубок своих переживаний, надев на себя искусственную маску уверенности и вуаль из лёгкой наглости и напористости.

Сначала он объяснил мне, в чём заключается суть работы.

– Нести секс в массы посредством танца, но без сексуального принуждения.

Всё просто и понятно.

– Раздевайся, мне нужно на тебя взглянуть.

Я не стала долго раздумывать. По телефону меня не предупредили о кастинге «до трусов», и если я была готова морально, то визуально не подготовилась вовсе.

Где-то между стульями, шкафом и столом стояла девушка в белых советских хлопчатобумажных тёплых трусах. Она пыталась эротично станцевать стриптиз в чёрных грязных демисезонных сапогах на плоской подошве. Это была пародия на эротику. Музыка, под которую пришлось выжимать из глубин себя чувственность и страсть, не обращая внимания на окружающее пространство и его атрибуты, была мне не по вкусу. Сознание растворилось, я не помню, что и какде-лала. Арт-директор сказал, что принимает меня в коллектив.

Я не могла поверить в то, что произошло, и в то, что я сделала ради этого. Эта цель оправдывала средства. Я старалась отгонять грустные мысли и не задумываться о том, через что пришлось пройти в этот раз. По сравнению с прошлым поприщем это было наименьшее для меня зло, потому что это было единожды.

Едва я вышла на улицу, поток радости вместе с порывом пронизывающего осеннего ветра внезапно подхватил меня, отрезвил и придал ускорения.

В кошельке были остатки денег, на часть из них я купила пару каблуков. В голове – праздник, а в душе – счастье. Именно в этот момент я поняла, что я – хозяйка своей судьбы. Я точно знала, что у меня всё получится. На завтра нужно было как можно раньше приехать в клуб, чтобы разведать обстановку.

Несмотря на мой заблаговременный приезд, в гримёрке уже сидели девушки. Меня очень удивило то, как они выглядели. Мне почему-то казалось, что я увижу перезагорелых красоток, стервозных, высокомерных и недружелюбных, на фоне которых я буду выглядеть серо и ничтожно. Это было первое моё заблуждение, но, тем не менее, я задавалась вопросом:

– Почему я не родилась такой же красивой?

Я боялась подойти к ним и первой завести разговор. Я привыкла к агрессии, которая лилась на меня ушатами всю мою сознательную жизнь, и не ждала иного. Это было второе моё заблуждение. У меня не было подходящего наряда для танца, и мне выдали что-то из закромов прошлых лет. С миру по нитке – голому рубаха.

С первых заработков я нашла для себя недорогое отдельное жильё. Я не хотела снимать жильё совместно с кем-то из девушек, хотя это было бы дешевле. Я понимала, что можно сэкономить, но на личном пространстве я экономить не могла, для меня было слишком важно жить одной. Однажды поздно вечером, возвращаясь из магазина домой, я почувствовала, как на меня кто-то пристально смотрит. Резко остановившись и озираясь по сторонам, я увидела у мусорного бака бездомную кошку. Она сидела на холодном, обледеневшем асфальте, была тощая, облезлая и грязная. Её глаза были полны отчаяния и смирения со всеми невзгодами, отражая то, что ей пришлось и ещё придётся пережить. Я была не согласна с её будущим. Теперь нас было двое, и мы обе имели крышу над головой и дом, из которого нас никто не выгоняет.