Текст книги "Бриллианты имперской короны"

Уолтер УИЛЬЯМС
БРИЛЛИАНТЫ ИМПЕРСКОЙ КОРОНЫ

Джону и Бет

И как раз вовремя!

«Не всякое преступление вульгарно, но всякая вульгарность есть преступление».

Оскар Уайльд

1

Дрейк Мейстрал в высоких ботинках из мягкой кожи шел к центру бального зала в Пеленг-сити, причем шел совершенно бесшумно. Его поступь приобрела легкость благодаря его ремеслу.

Над ним, под высоким потолком, реяли идеограммы, означавшие «Будьте здоровы» и «Добро пожаловать, путешественники». Лампы озаряли помещение еще более ярким светом, чем обычно, главным образом для того, чтобы обеспечить достаточно света для информационных шаров, также паривших над собранием. Присутствующие, как люди, так и представители других рас, реагировали на неожиданно яркое освещение в зависимости от их характера и намерений. Некоторые, не желавшие выносить свои дела на всеобщее обсуждение, прятались в тени и что-то бормотали, повернувшись лицом к стене. Те же, кто хотел, чтобы их заметили, прогуливались под парившими шарами или плавали в полях антигравитации в надежде, что какой-нибудь шар снизойдет до того, чтобы взять у них интервью. Некоторые прохаживались в ярком свете под лампами, но, чувствуя смущение, краснели. Другие изо всех сил старались вести себя, как обычно, и, в конце концов, начинали задавать себе вопрос: а что значит «вести себя , как обычно», особенно в этих обстоятельствах.

Мейстрал ничего такого не делал. Ему привили умение сохранять уверенность в необычных обстоятельствах, он привык к тому, что средства массовой информации уделяют ему некоторое внимание, и, хотя род его занятий был не совсем законным, у него не возникало желания прятаться по углам и что-то бормотать.

Большинство гостей предпочитали официальную позу, то есть отведенные назад плечи и бедра, подобранные под слегка искривленную и в то же время совершенно прямую спину. Поза была естественной для Хосейли, но человеку, чтобы научиться принимать ее, требовалась тренировка. То, что Мейстрал сумел придать этой позе мягкую грацию, делало ему честь. Он был всего на несколько дюймов выше среднего человеческого роста, но казался еще выше. Его костюм также делал ему честь – он ухитрился извлечь максимум из одноцветной гаммы, требуемой Высоким Обычаем: сочетания черного – траурного цвета, принятого большинством человечества, и белого – траурного цвета Хосейли. На нем почти не было драгоценностей, если не считать серебряных булавок, которыми были заколоты сзади его длинные каштановые волосы, и кольца с крупным бриллиантом на пальце. Его глаза были приятного, непритязательного зеленого цвета, а полуопущенные веки придавали его лицу ленивое выражение. На вид ему было лет двадцать пять.

Мейстрал приблизился к высокому элегантному человеку чуть постарше его, прогуливавшемуся по бальной зале в одиночестве. У мужчины один глаз был вставным, стеклянным. Он был одним из трехсот представителей человеческой расы, носившим только одно имя. Кожа у него была черной, а кружевные гофрированные манжеты и башмаки – ярко-алыми.

– Этьен, – сказал Мейстрал.

– Мейстрал. Как приятно.

Они обнюхали друг другу уши в официальном приветствии. К щекам Мейстрала легко прикоснулись кончики навощенных усов.

– Я вижу, ты все еще в трауре, – заметил Этьен.

– Мой отец по-прежнему мертв, – ответил Мейстрал.

Они разговаривали на Классическом Хосейли. Большинство людей довольно легко справлялись с чуждой им интонацией и носовыми гласными, однако для того, чтобы научиться правильно употреблять ускользающий синтаксис, где структура каждой фразы содержит в себе комментарий к предыдущему предложению, высказыванию или мысли, и одной замысловатой формулировкой можно даже выразить отношение предмета разговора к состоянию вселенной в целом, нужна была хорошая подготовка.

– Я припоминаю, что услышал о смерти твоего отца примерно около года назад. Я полагаю, нет никакой надежды, что он оправится?

– Боюсь, что нет. Он часто шлет мне письма, жалуется на свое состояние.

– Я уверен, что мертвые тоже могут быть обузой. Однако траур очень идет тебе, Мейстрал.

– Спасибо. А ты элегантен, как всегда. Хотя я не уверен, что тебе так уж идет этот твой «монокль». По-моему, ты недостаточно стар для такого жеманства.

Этьен понизил голос:

– К сожалению, это косметика. Женщина-Перл вызвала меня на дуэль на Малой Вересковой Пустоши и проткнула мне глаз. Сапог соскользнул, черт побери. Вокруг имплантанта все еще осталось несколько ссадин. – Он на минуту замолчал, словно вдруг забеспокоился: – А ты разве не слышал об этом?

– Боюсь, что нет. Я только закончил долгое путешествие и отстал от свежих новостей.

– А, – Этьена, казалось, это успокоило. – Возьми меня под руку и составь мне компанию. Похоже, жители города несколько стесняются.

Мейстрал двинулся в ногу с Этьеном. Местные жители расступались перед ними в некотором благоговейном страхе.

– Меня это не удивляет, – заметил Мейстрал. – Сколько лет прошло с тех пор, как члены Диадемы приезжали сюда с визитом?

– Сорок стандартных. И если судить по виду этого городишки, я даже понимаю, почему.

Мейстрал дипломатично промолчал. К чести его учителей, он бросил лишь мимолетный взгляд вверх, чтобы убедиться, что ни один из информационных шаров не подслушал этой реплики. Этьен продолжал, и то, как он строил фразы, свидетельствовало о его раздражении.

– Здесь у них не столько прием, сколько желание выразить свою готовность, если ты понимаешь, о чем я. Слишком много пиетета.

– Ну, я уверен, в твоем обществе они скоро научатся расслабляться.

– Мой дорогой Мейстрал, я вовсе не ЖЕЛАЮ, чтобы они расслаблялись. Мне не годится быть их соседом, предполагается, что я должен быть богом.

Любому, получившему в глаз рапирой, а потом узнавшему, что его старинный знакомый об этом даже не слышал, можно простить некоторую брюзгливость, подумал Мейстрал, даже если эта брюзгливость непоследовательна. Мейстрал пожал плечами.

– В таком случае пиетет тебе только причитается, – заметил он. – Наслаждайся им, это новое выражение обожествления, – Мейстрал высказал свою мысль в сложной формулировке, отражавшей отношение предмета разговора к условиям бытия.

Этьен был не настолько раздражен, чтобы не заметить укола, но оправился от него очень изящно. Он поклонился высокой белокурой женщине, лениво приближавшейся к ним. Она была одета в элегантное голубое с серебром платье и выглядела моложе своих тридцати двух лет.

– А, Николь. Мейстрал только что о вас спрашивал.

Ее аромат был знакомым и ударил в ноздри Мейстрала шелковой перчаткой.

– Миледи. Я очарован. – Он слегка коснулся губами ее пальцев, прежде чем обнюхать ее уши. Женщина была выше его ростом и очень бледна. Как и Этьен, она носила только одно имя, без фамилии. Она подарила Мейстралу ослепительную улыбку.

– Дрейк. Как приятно видеть тебя после столь долгого отсутствия. Траур тебе идет. – Она говорила на стандартном человеческом языке.

– Благодарю. И еще раз спасибо за теплую записку по поводу смерти моего отца.

– Кстати, как он?

Информационные шары начинали один за другим тесниться над головой Николь. Этьен извинился, обнюхал уши и удалился. Николь взяла Мейстрала под руку. Ее близость навевала старые интимные воспоминания, рождала новые надежды. Рука об руку они прогуливались вдоль зала. По меньшей мере пятьдесят мужчин покраснели и мысленно расправились с Мейстралом на месте.

– По-моему, Этьен был обеспокоен тем, что я ничего не знал о его дуэли.

– Его рейтинг понизился, знаешь ли. Это подтвердила интрижка с протеже Женщины-Перла, дуэль с самой Женщиной-Перл, потом – новый глаз. Глупейшая история. Это уже вторая дуэль в окружении Диадемы за последние двенадцать месяцев. Женщина-Перл была в ярости.

– Он сказал мне, что у него сапог соскользнул.

– Возможно. Есть надежда, что это излечит его от воинственных амбиций. Дуэль входит в привычку, хотя, по счастью, самоубийство – нет.

Даже Хосейли, возродившие среди человечества моду на дуэли и самоубийства, испытывали смешанные чувства по отношению к этой части Высокого Обычая. У Хосейли есть поговорка: «Каждый дурак может умереть на дуэли». (У них есть аналогичная поговорка и по поводу самоубийства). Тон, которым Николь давала свои комментарии (хотя она говорила на стандартном человеческом языке, где нет таких контекстных тонкостей, как в Классическом Хосейли), каким-то образом сумел передать сущность выражений Хосейли, при этом ничего не говоря прямо.

Нюансы, нюансы. Поговаривали, что информационные шары их просто обожают.

– А как Роман? Хорошо?

Мейстрал улыбнулся:

– Роман остается Романом. Ему будет приятно, что ты осведомилась о нем, но он не подаст вида.

Беседуя, они наблюдали друг за другом, слушали, прикасались. Мысленно они исследовали возможности. Каждый искал выводов и решений.

– Значит, он не изменился. А ты?

Мейстрал вскинул голову, обдумывая вопрос:

– Тоже нет, я полагаю.

– Ты слишком молод для хандры. Это больше мой стиль.

– А это прозвучало как хандра? Я, признаться, хотел, чтобы было похоже на милую скромность.

– Ты не скромный человек, Дрейк. И не приписывай себе добродетелей, которыми не обладаешь. – Это было сказано небрежно, но с капелькой яда. За четыре года она не изменилась.

– Ну, должен же я приписать себе хоть что-то, – отозвался Мейстрал. – А то у меня их совсем не будет.

Николь положила свободную руку ему на локоть:

– Вот это уже больше похоже на того Дрейка Мейстрала, которого я помню.

То, что она положила вторую руку ему на локоть, было внешним проявлением глубинного процесса. Николь приняла в отношении Мейстрала то же решение, к какому он сам пришел несколько минут назад. А то, что он принял подобное решение так скоро, возможно, было невежливо, и, конечно, означало многое.

Николь посмотрела на группу Хосейли, стоявших неподалеку:

– Эти имперцы что, воротят от нас нос? Они стоят лицом к стене.

– Это барон Синн и его друзья. Он всегда строил какие-то заговоры с моим отцом. Подозреваю, что он шпион. Наверное, жалеет, что вообще явился сюда, если учитывать, какое внимание этому мероприятию уделяет пресса.

– А за чем здесь шпионить? Провинциальная планета, достаточно далеко от границы, чтобы не представлять особой ценности для военных целей.

– Ну, надо же ему как-то отрабатывать свое жалование.

Со стороны антигравитационного оркестра, подвешенного рядом с куполообразным потолком, зазвучали трубы. Публика стала разбиваться на пары и выстраиваться в ряды.

– А, – сказал Мейстрал, – «Паломничество к Коричному Храму». Разрешите вас пригласить?

– Буду счастлива, сэр.

Изначально «Паломничество» было бойким танцем, именуемым «Пойти на рынок», но за восемь лет до описываемых событий, в период правления престарелого, страдавшего артритом Императора, темп танца был замедлен, и ему было дано более достойное название. Как выяснилось, изменения дали танцу неожиданные преимущества. Поскольку танцоры часто меняли партнеров, более медленный темп давал возможность стоявшим в ряду обнюхивать уши, знакомиться и обмениваться остротами, а если острот не хватало, можно было повторять одну и ту же, не боясь показаться занудой. Таким образом, «Коричный Храм» был идеальным танцем для знакомств.

Зов труб повторился, и танец начался. Мейстрал приблизился к партнерше и втянул ноздрями воздух.

– Придешь ко мне завтра? – спросила Николь.

– Буду счастлив, – ответил Мейстрал. Она с достоинством обходила его кругом, согнув одну руку и изображая, что держит воображаемую корзину.

– Можешь прийти в шестнадцать? В восемнадцать я должна присутствовать на воплощении Элвиса, ты мог бы меня сопровождать.

Мейстрал сделал прыжок:

– Тогда я оденусь официально.

– Бог его знает, что из этого выйдет, – вздохнула Николь. – Он, наверное, не сможет даже как следует исполнить «Отель, где разбиваются сердца».

Мейстрал оказался лицом к лицу с танцевавшим справа от него мужчиной и представился. Танцоры продолжали беседовать.

– Мне это не нравится, Пьетро. То, что здесь находится барон Синн.

Пьетро был нескладным молодым человеком среднего роста. Его партнерша была на несколько лет старше, с темными, коротко остриженными волосами. Вид у нее был надменный. Пьетро был выше ее, но это преимущество в росте достигалось только за счет его высоких каблуков.

– Мне это тоже не нравится, мисс Йенсен, – отозвался Пьетро. – Может, он собирается вмешаться в аукцион.

– Черт бы его побрал. Мы не сможем перебить его ставки. Если бы только Тарталья был здесь! Я послала ему записку, но пока не получила ответа.

– О-оп. Извините.

– Тебе не следовало бы танцевать на каблуках, разве что… Ох, дьявол. Потом, Пьетро.

– Барон, на два слова. – Синн был Хосейли; высокий, с длинным лицом и эбеново-черной кожей под темным мехом. Обратившаяся к нему была человеком – светловолосой женщиной невысокого роста, с ярко-голубыми глазами, сверкавшими, как алмазная пыль. Ей было за пятьдесят, но выглядела она на десять лет моложе.

Барон коснулся теплым носом ее щеки:

– Графиня.

Ее уши чуть опустились:

– Могут возникнуть осложнения. Я заметила здесь Мейстрала.

– Перед ним содержимое целой планеты – есть из чего выбирать, мэм. На вашем месте я бы не беспокоился. Шансов, что наши интересы могут совпасть, очень немного.

– Возможно, самый простой способ – спросить его прямо.

– Мне не хотелось бы раскрывать наши намерения такому неустойчивому типу. Мы просто понаблюдаем за ним и будем ждать.

Она раскрыла рот и повертела языком. Улыбка Хосейли.

– И все же. Я его уже сто лет не видела. Вы не присоединитесь ко мне, барон, в конце тура?

– С удовольствием, графиня. Вашу руку.

– Дрейк Мейстрал, сэр. – Взаимное обнюхивание.

– Лейтенант Наварр, сэр. Я вижу, мы оба в трауре. – Лейтенант был высоким меднокожим человеком лет тридцати в форме с траурной повязкой.

– Боюсь, что не узнаю вашей формы. Местные войска?

Лейтенант рассмеялся, отметая это предположение:

– Нет. Я с Помпей. Я только что получил здесь в наследство кое-какую собственность, надо ее осмотреть.

– Надеюсь, значительную собственность.

– О нет. Всего лишь дом и немного земли. Множество антикварных вещиц – у моего дядюшки были эксцентричные вкусы, но богат он не был. Я собираюсь все это продать.

– Надеюсь, вы не сочтете меня бестактным за то, что я спросил.

Лейтенант пожал плечами:

– Нисколько. О чем еще говорить незнакомым людям?

– …Да. Сапог соскользнул, черт побери.

– Какой был прекрасный глаз. Наверное, из-за ваших глаз я влюбилась в вас – много лет назад, когда была совсем ребенком.

– Э-э. Да. Разумеется.

– Дрейк Мейстрал, сэр.

– Пьетро Кихано, сэр. Послушайте, вы ТОТ САМЫЙ Мейстрал?

– А-а…

– О. Простите великодушно. Это новые туфли.

– Ничего страшного, сэр. Боюсь, что ответ на ваш вопрос – да.

Пауза.

– Сэр? А какой вопрос я вам задал?

– Еще раз приветствую, Николь. Какой прелестный поворот ты только что сделала.

– Мне нужно было попробовать что-нибудь новенькое. Я танцевала этот танец столько раз…

– Ну, а теперь кто из нас полон хандрой?

Неестественный смех.

– Я только что протанцевала тур с самой ужасной женщиной. С графиней Анастасией. Ты бледнеешь, Дрейк.

– Она, наверное, поздно прибыла, а то бы я ее увидел. – Прикрытые веками глаза Мейстрала не могли полностью скрыть его беспокойства. – Призрак дней моей юности.

– Она, должно быть, узнала, что барон Синн здесь. Полагаю, что она приехала не за тем, чтобы увидеть тебя.

– Мой отец приходил от нее в ужас, и не без оснований. Говоря по правде, я тоже, – Мейстрал вытянул голову, оглядывая танцующих. – Может быть, она меня не заметит.

– Я бы не стала на это рассчитывать, Дрейк. По-моему, эта женщина замечает все.

– Привет, Пьетро.

– Я развлекаюсь, мисс Йенсен.

– Рада это слышать.

– Вот мы здесь, замешанные в серьезной интриге, и все эти знаменитости вокруг… прямо как Волшебная Планета Приключений.

– Как что?

– Разве вы не смотрели в детстве Шалуна Ронни? Я смотрел.

– Да, конечно. Я просто забыла.

– Знаете, кто здесь, мисс Йенсен? Дрейк Мейстрал. ТОТ САМЫЙ Дрейк Мейстрал.

– Прошу прощения за свою тупость, Пьетро, но я не уверена, что знаю, о ком идет речь.

– Вы разве не следите за спортивными событиями? Ледник Ховенбург? История Прямо Внутрь?

– А. Теперь припоминаю. Который из них он?

– Вон там. Разговаривает с лукоголовым. Я думал… Он мог бы помочь нам с нашей… э-э… проблемой.

– О. – Удивленным тоном: – Это хорошая мысль, Пьетро.

Пауза на два такта:

– Правда?

– Да. Не повезло. Сапог соскользнул.

– Дрейк Мейстрал, сэр.

Высокий голос, исполненный великолепных гармоник.

– Граф Квик. – Граф был троксанином, в нем было меньше четырех футов роста, а его большая круглая голова состояла из полупрозрачных слоев перемежающейся мозговой ткани и хрящей. Снаружи у него не было ушей, поскольку строение головы создавало резонанс, практически служивший для той же цели. Мейстралу приходилось делать приблизительные оценки во время ознакомительного обнюхивания.

– По не делу пребываю я в эта система, – объяснил граф. – Человечество меня интересовать. Большое путешествие делать я. Большое заканчивание делать я на Земле, делать знакомства.

Мейстрал подумал, что имплантанты для обучения человеческому стандартному, по-видимому, для троксан были не разработаны.

– Звучит восхитительно, – сказал он. – Я никогда не бывал на Земле.

– Должны вы туда делать путешествие. Родина Элвиса и древних греков.

– К тому же, это близко к границе, а я собираюсь двигаться именно в том направлении. Надо бы запланировать. Да. Определенно.

– Лейтенант Наварр, мэм.

– Николь. Я вижу, вы из Разведки Открытых Морей Помпеи.

– Вы узнали форму? Поражен широтой ваших знаний, мэм. Вы бывали в Помпеях?

– Увы, нет. Но мне всегда нравились люди в форме.

– Дрейк Мейстрал, мэм.

– Амалия Йенсен, сэр. Вы Мейстрал из Зеркального Стекла Шкатулки с Колокольчиками.

– Боюсь, что это был Джефф Фью Джордж, мадам.

– Прошу прощения.

– Ничего страшного. Такое сравнение мне льстит.

И сразу же:

– Я тут думала… может быть, мы могли бы поговорить о деле.

– Я весь внимание, мадам.

– Антикварная редкость. Ее будут предавать на аукционе. Боюсь, что ее у нас перебьют.

– Буду счастлив послушать вас. Пожалуйста, продолжите, пока мы встретимся в очередном туре.

– С восторгом.

– Какой стыд. Надеюсь, вы приобрели пару новых сапог впридачу к глазу.

– Мейстрал, сэр.

– Пааво Куусинен. – Это был стройный, холодноватый человек, приближавшийся к среднему возрасту.

– Ваш сюртук сшит по имперской моде. Вы принадлежите к компании Синна?

– Я путешествую в одиночестве, сэр. По делам.

Мейстрал не смог придумать, что сказать в ответ, а манеры незнакомца не располагали к задушевным беседам. Он продолжал танцевать.

– Дрейк.

– Николь.

– Ты знаешь, что в Помпеях ежегодно четыреста человек погибают в авариях, связанных с морем?

– А. Вижу, ты поговорила с человеком в форме.

– Он набит фактами, Мейстрал. Сколько времени прошло с тех пор, как я слышала настоящий факт? Не предположение или слух, а настоящий четкий факт. Четыреста жизней. Факт.

– Факт тот, что ты красива.

– Это факт, который, к моему огорчению, слишком хорошо мне известен.

– Пьетро Кихано.

– Генерал Джералд. Военно-морские силы. В отставке. – Генерал был широкоплечим мужчиной, державшимся очень прямо, на его лице застыло выражение вечной ярости.

– К вашим услугам, сэр.

– Дурацкое занятие – этот танец. Я сегодня обнюхал столько грязных шей, что это просто скандал. Кстати, вашу тоже не помешало бы немного помыть.

– Э-э, я сразу же это сделаю. Послушайте, знаете, с кем я только что познакомился? С Дрейком Мейстралом. Знаете, Ледник Ховенбург. История со Швейцарским Сыром.

– Мейстрал? Здесь? Где?

– Вон там. В трауре.

– Ха! Возмутительно! И к тому же здесь, в таком обществе.

– О. Простите, сэр.

– Вам бы не следовало носить высокие каблуки, молодой человек. Лишний рост вам не нужен.

– О. – Один такт. – Вы правда так думаете?

– Николь.

– Пааво Куусинен. К вашим услугам, мэм.

– Вы прибыли из Империи?

– Да, мэм. Неужели это так бросается в глаза?

– Если хотите сохранить инкогнито, вам следовало бы сменить сюртук.

– Я опечален. Я изучаю человеческую природу и надеялся смешаться с толпой, лучше всего – просто наблюдать, как остальное человечество играет в свои игры. Мой портной заверил меня, что это – последняя мода.

– Наша мода больше не идет от Империи. Здесь найдется кое-кто, кто счел бы это потерей.

– Дрейк Мейстрал.

– Генерал Джералд. Военно-морские силы. В отставке. Только попробуйте позариться на что-нибудь из того, что принадлежит мне, и я вас убью.

Изумление. Прыжок, прерванный на середине:

– Прошу прощения, сэр, но у меня нет ни малейшего намерения…

– Мне плевать на ваши намерения. Меня интересуют только результаты. Только попробуйте двинуться в ноем направлении, и я вас убью или прикажу кому-нибудь это сделать. Это честное предупреждение.

– Достаточно честное, сэр.

– И ваши суждения по поводу моей честности мне тоже не нужны, черт бы вас побрал. Идите, нюхайте шею вон той леди и убирайтесь с моих глаз к чертовой матери.

– Мисс Йенсен, если все обстоит так, как вы говорите, мы придется заплатить мне по меньшей мере шестьдесят. Даже больше, если работа будет трудной.

– Вы сомневаетесь в моей информации?

– Ваша информация может оказаться устаревшей.

– Ваша цена… высока, Мейстрал.

– Вы же не даете мне прав на информацию. Если передумаете, цена будет снижена.

– Извините. В этом вопросе я буду стоять на своем.

– Тогда я буду настаивать на своей цене. Примите мои извинения, мисс.

– Я видел ту вашу драку. Дрянная робота, черт побери.

– Да, генерал. К несчастью, у меня сапог соскользнул.

– Ха. Вы лжец или просто кретин. Она подставила вам ножку, вы рассредоточились, она перехватила ваш клинок у эфеса, и с вами все было кончено. Курсант, и тот справился бы лучше.

– Сэр!

– Нечего мне разыгрывать разъяренного боевика. Может, я и в отставке, но на такие штучки вы меня не поймаете. Я бы вас на кусочки разрезал.

– Мейстрал.

– Графиня. – Его нервы мучительно заныли, казалось, его руки и ноги вот-вот задрожат, и решимость готова была покинуть Мейстрала. Не слишком приятно обнаружить, что великан-людоед твоего детства сохранил свои зубы и способность вызывать ускоренное биение твоего пульса и слабость в коленях. – Позвольте выразить благодарность за теплую записку по поводу смерти моего отца.

– Он был достойным сыном великого отца. На твоем месте я не стала бы пытаться с ним соперничать. – Графиня говорила на Классическом Хосейли, ее произношение было безупречным.

Мейстрал отвел назад уши – выражение полного согласия по Высокому Обычаю. (Высокий Обычай требует, чтобы уши были подвижными. Пожалейте графа Квика, лишенного таких ценных средств выражения).

– При существующем характере времени, – сказал Мейстрал, – это невозможно.

Он говорил на стандартном языке Хосейли, подозревая, что это каким-то образом может вывести ее из равновесия.

Глаза графини сверкали, как осколки отполированного голубого камня:

– При твоем характере, ты хочешь сказать.

Мейстрал пожал плечами:

– Возможно, если вам угодно.

– Значит, ты здесь по делам, связанным с твоим… родом занятий?

Он улыбнулся:

– Разумеется, нет, графиня. Я здесь, чтобы сходить в зоопарк и посмотреть метанитов.

– Зоопарк.

Казалось, что лицо графини Анастасии никогда не меняет своего выражения; она разглядывала Мейстрала так пристально, что это не только показалось ему пугающим, но и смутило его.

– Твой отец был стабильным человеком.

– Он стабильно влезал в долги.

– Я могла бы найти тебе занятие, если это то, чего ты хочешь.

– Я предпочитаю не навязываться старым связям, графиня. – Мейстрал с нетерпением ждал, когда же закончится этот тур.

Уши графини опустились в хосейлийском выражении презрения:

– Гордость. Гордость и неустойчивость. Неудачное сочетание.

– Неудачное время, графиня. Уверен, что к нашему взаимному сожалению.

Тур окончился, и Мейстрал повернулся к человеку, танцевавшему справа. Его нервы все еще пели. Счет, подумал он, почти равный. Неплохо для человека, вынужденного оживить детские страхи.

– Барон Синн.

– А. Шпион.

– Прошу прощения, сэр?

– Генерал Джералд. Военно-морские силы. В отставке. Вы – хосейлийский шпион.

– Вы ошибаетесь, сэр. – Это было сказано холодно, барон выпрямился во весь рост, чуть-чуть не доставая до генерала.

– Вы военный офицер, путешествующий под прикрытием торговли с двумя хосейлийцами, по виду такими же военными, как и вы. Если это не шпион, то я вообще не знаю, кого называть шпионом.

– Я полагаю, сэр, нам не о чем больше разговаривать.

– Вы ошибаетесь. Мне очень даже есть что сказать. Но если желаете, я готов это отложить.

– А. Последний тур. По-моему, зал просто переполнен новыми знакомствами.

Николь взглянула на Мейстрала с веселой улыбкой:

– Похоже, ты доволен собой, Дрейк. Ты провернул какое-нибудь дело?

– Мне удалось придержать эту жуткую графиню и при этом вести себя не более оскорбительно, чем она.

– Ах. Действительно есть чему радоваться. – Танец завершился, и танцоры постучали кончиками пальцев ног, выражая одобрение. (Снова Высокий Обычай. По крайней мере, хоть не надо было вращать ушами). Николь взяла Мейстрала под руку, и они стали прогуливаться среди рассеивающегося многоцветного облака пар.

– Этьен выглядит так, словно он выбит из колеи, – заметила Николь. – Хотелось бы знать, почему?

– Возможно, пообещал графине Анастасии следующий танец. Могу я предложить тебе прохладительного?

– Спасибо.

Информационные шары подплыли ближе, их объективы крупного плана тихо зажужжали, фокусируясь на двух лицах. Где-то в штабе их операторов эксперты по чтению по губам ниже склонились над своими видеоэкранами. Сконцентрировав все свое внимание на единственном незначительном разговоре, они пропустили три отборных выражения генерала Джералда, смотревшего вслед Мейстралу с выражением отвращения на раскрасневшейся физиономии.

Мейстрал принес Николь шербет и взял для себя стакан ринка. Он снова обвел взглядом толпу и увидел графиню, погруженную в беседу с бароном Синном. Оба бросили быстрый взгляд в его направлении и сразу отвели глаза. Мейстрал подумал, хватит ли его на то, чтобы еще раз сегодня оказаться лицом к лицу с графиней, и решил, что нет.

– Думаю, мне пора удалиться, Николь, – сказал он. – Я только сегодня утром прибыл на Пеленг, и это был долгий путь. Я совершенно пропустил сиесту. Сюда я пришел только, чтобы увидеть тебя.

Если Николь и была задета, то не подала виду. В свете последнего замечания Мейстрала она мысленно пересмотрела ранее принятое ею решение, потом подтвердила его.

– Что ж, тогда я увижу тебя завтра утром, – сказала она. Они обнюхали друг друга. – Я в восторге от того, что ты здесь, Дрейк. Старые друзья всегда подчеркивают удовольствие, которое получаешь от новых зрелищ.

– К твоим услугам, Николь. Как всегда.

Оркестр снова стал настраивать инструменты. Плавающие голограммы объявили «Следопыт». К Николь подковылял на высоких каблуках нетерпеливый юноша и поклонился.

– Пьетро Кихано, мисс. Может быть, вы помните меня. Не окажете ли вы мне честь танцевать со мной?

Если Николь и почувствовала смятение при виде этого явления, она сумела хорошо это скрыть. Она улыбнулась:

– Ну, разумеется.

Информационные шары поплыли за ними.

Мейстрал, покинутый шарами и только порадовавшийся этому обстоятельству, допил напиток. Он прошел вдоль стены, направляясь к выходу, коротко переговорил с Амалией Йенсен, подтвердив их прежнюю договоренность, и пообещал держать с ней связь. Он шел к выходу и уже собирался пройти сквозь прохладную, разрисованную голограммами дверь, когда ему преградили дорогу.

– Прошу прощения, сэр.

Человек в форме, распознал Мейстрал, носитель фактов. Лейтенант Наварр.

– Могу ли я попросить вас о снисхождении, сэр, ответить на… э-э, бестактный вопрос.

Мейстрал окинул его ленивым взглядом зеленых глаз:

– Говорите, сэр.

– Юная леди, с которой вы только что разговаривали. Наверное, ваш старый друг?

– Вы имеете в виду мисс Йенсен? Мы только что познакомились, во время «Паломничества».

Наварр, похоже, испытывал облегчение:

– Значит, между вами нет привязанности?

– Ни в коей мере, сэр. Путь свободен.

Лейтенант широко улыбнулся:

– Благодарю вас, сэр. Прошу вас, простите мою дерзость.

– К вашим услугам. – Мейстрал поклонился и вышел в теплую ночь Пеленга. Какой-то информационный шар попросил у него интервью, но Мейстрал отказал. У него было достаточно «паблисити».