Текст книги "Оружие разрушения"

Глава 8

Задача оказалась проще, чем предполагал Римо.

По берегу он дошел до спасательного лагеря. Там каждый был чем-то занят, и никому не было дела до ничем не примечательного худощавого человека, который к тому же старательно избегал освещенных участков.

У кромки воды стоял большой желтый подъемный кран. Один вагон уже извлекли из воды, а сейчас над поверхностью показался второй. Из всех его разбитых окон вытекала вода.

Вагон застыл над водой и висел до тех пор, пока из него не перестало течь. Окружающие так и ели его глазами. Под светом мощных прожекторов с берега можно было разглядеть через окна, что находится внутри. А внутри плавали мертвые тела, словно рыбы в сачке.

Мало-помалу уровень воды в вагоне падал, и наконец все мертвецы оказались на полу.

Римо решил осмотреть валявшиеся повсюду тележки с вещами пострадавших пассажиров: портфели, сумки, рюкзаки, какая-то одежда, игрушки.

Портфель Харолда У. Смита Римо нашел быстро. Не узнать его было невозможно. Когда-то портфель был светло-коричневым, но изрядно потрепался и потемнел за десятки лет.

Взяв его, Римо огляделся, убедился, что никто ничего не заметил, и направился обратно к шоссе.

Портфель хлюпал; от него мерзко пахло. Он был тяжелее, чем обычно, но с каждым шагом делался все легче.

И вдруг ночную тишину прорезал чей-то крик:

– Ай-йаааа!

Римо сразу же узнал этот голос. Это кричал от боли Чиун, но Римо впервые почувствовал, что в его вопле звучит недоумение и ужас.

Ученик бросился на крик. Он быстро миновал заросли кустарника и оказался в лесу. Ничего не разбирая на своем пути, он рассчитывал только на то, что уши приведут его куда нужно.

Видимо, мастер Синанджу столкнулся с чем-то серьезным.

Очень серьезным.

* * *

Найти Чиуна Римо не успел. Тот сам вырос перед ним.

Одна рука мастера Синанджу была тщательно обернута тканью широкого рукава кимоно. По всей вероятности, старик получил повреждение.

– Чиун! Что такое? Что произошло?

– Я ранен, – отозвался тот так, будто сам не верил своим словам.

Римо от неожиданности даже портфель выронил.

– Что-о?

Мастер Синанджу переминался с ноги на ногу.

– Я ранен. Я побежден.

– Покажи, Чиун! Покажи.

Кореец отпрянул, схватившись за скрытое под кимоно запястье другой рукой.

– Нет, Римо. Это слишком ужасно! Увидев это, ты лишишься рассудка.

– Я выдержу, Чиун. Покажи.

Римо уже представил себе старческую руку с глубоким порезом.

Учитель глянул вниз.

– Где?

– Что ты ищешь?

– Надо найти... Может быть, мне помогут ваши врачи.

– Боже... Едва ли...

Похоже, худшие опасения Римо оправдались.

– Ну что ты застыл как столб? Помоги мне найти!

– Хорошо, хорошо. Где?

– Вон там.

Чиун раненой рукой указал в сторону леса. В свете луны, как отполированный костяной кинжал, блеснул один из его ногтей.

Римо принялся осматривать слой хвои под ногами. Вот следы. Следы Чиуна. Странно, мастер Синанджу обычно не оставляет следов.

– Ничего не вижу, – в ужасе воскликнул ученик.

– Осторожнее, сломаешь!..

– Что сломаю? Твою руку?

– Руку? – В голосе Чиуна появились ворчливые нотки. – Римо, о чем ты болтаешь?

Римо посмотрел на учителя.

– Ты просил меня найти твою руку, верно?

– Нет. Рука моя на месте.

Римо опустил глаза и увидел плотно сжатый кулак, словно сделанный из старинной слоновой кости.

– Ничего не понимаю. Что все-таки случилось?

Напряженное лицо Чиуна казалось застывшей восковой маской.

– Не могу заставить себя ответить.

– Постой-ка, – проговорил ученик и подошел к мастеру вплотную. – Похоже, все не так уж плохо. Покажи.

Чиун отвернулся и вытянул руку.

Римо осмотрел кулак. Все пальцы, в том числе и большой, были на месте.

Очень осторожно Римо разжал пальцы мастера Синанджу.

– Успокой меня, – простонал учитель. – Скажи, что все совсем не так, как мне показалось в минуту боли.

– Ничего не вижу, – медленно проговорил Римо.

– Указательный палец... Он цел?

– Цел и невредим.

– А ноготь?

– Ну да. Погоди... Ноготь срезан.

Чиун взмахнул костлявой рукой.

– Я уничтожен! Какой стыд! Я унижен.

– Да что, черт возьми, стряслось?

Мастер Синанджу взглянул на свой указательный палец. Вернее, на то место, где был когда-то длинный заостренный ноготь, а теперь торчал косой обрубок.

– Сколько лет мне придется его отращивать! – простонал учитель.

– Несколько месяцев, это уж точно, – заметил Римо. – Чиун, что же все-таки случилось?

– Не скажу.

– Почему?

– Слишком велико мое унижение. Не заставляй слова срываться с моих губ. Просто найди то, что было когда-то частью меня.

Римо с облегчением вздохнул, так как убедился, что старик практически не пострадал.

– Хорошо. Подожди секунду.

Теперь, когда стало ясно, что именно искать, он без труда нашел обломок ногтя. Ноготь лежал на земле, и острые, как у истинного воина Синанджу, глаза Римо ясно его видели. В лунном свете ноготь казался необычайно белым, словно он умер.

Ученик вернулся к мастеру Синанджу с зажатым в руке обломком.

– Что теперь? – спросил он.

– Нужно положить его в теплое молоко.

– Ты что, перепутал ноготь с больными зубами? – удивился Римо.

Чиун склонился над его ладонью, на которой поблескивал отрезанный ноготь.

– Значит, надежды нет?

– Можно, конечно, использовать сварочный аппарат, но лично я сомневаюсь, что он поможет.

– Видеть его не могу. Ведь он уничтожен!

– А если попробовать суперклей?

– Опуститься до того, чтобы под искусственными ногтями скрывать свой позор?! Заклинаю тебя, Римо, исполни свой долг.

– Что надо сделать?

– Похорони этого несчастного.

– Что? Похоронить ноготь?

– Так будет правильно, Римо.

– Потом похороним. А пока объясни мне, пожалуйста, как ты ухитрился его сломать?

– Вот первый признак того, что я становлюсь стар и немощен. Мои Кинжалы Вечности сделались хрупкими. Никогда прежде такого не случалось. Всему виной старость. Если бы не возраст, даже ронин не смог бы справиться со мной.

– Кто-кто?

– И этого никогда бы не случилось, если бы ты меня послушался.

– Ты меня упрекаешь? Согласись, я обязан был достать портфель Смита. Ведь иначе погиб бы кто-нибудь из спасателей.

– Значит, пусть лучше изувечат твоего учителя?

– Но при чем тут я?

– Говорил я тебе, что в катастрофе замешаны японцы, а ты не стал меня слушать!

– Японцы? Да с чего ты взял?

Ночную тишину вдруг нарушил знакомый звук – рокот мотора.

Римо повернулся на шум.

– Неужели?..

Чиун тяжело вздохнул.

– О, исчадие ада! Чтобы довершить мое унижение, он украл моего дракона!

Римо помчался на звук и, выбежав из леса, увидел, как алый бронированный «драгун» тронулся с места.

Надо во что бы то ни стало его остановить! Однако голос Чиуна остановил его, как удар кнута.

– Римо! Вернись! Ты не знаешь, что тебе угрожает.

– А что такого? Обыкновенный вор.

Внезапно мастер Синанджу загородил ученику дорогу. Его маленькие глазки сверкали стальным блеском.

– Нельзя допустить, чтобы и ты подвергся унижению! Твоя честь должна остаться незапятнанной, и ты отомстишь за мое поругание.

– Ничего не понимаю! О чем ты?

«Драгун» уже мчался вдаль. Казалось, Римо вот-вот сорвется с места.

– Постой! Я тебе расскажу.

Римо сжал кулаки. На долю секунды он заколебался: повиноваться учителю или броситься в погоню? И все-таки он повиновался.

Чиун указал пальцем в сторону густого хвойного леса.

– Видишь эти следы?

– Похожи на следы сандалий.

– Ничего подобного.

Мастер Синанджу подвел ученика к ели, на стволе которой осталась глубокая зарубка.

– А вот это видишь?

– Кто-то рубанул по стволу.

– Запомни: это след катана. Рассмотри его внимательно, Римо, ибо ты никогда прежде не видел такого.

Римо тщательно осмотрел зарубку.

– Кто-то словно бы размахивал мечом и задел ствол.

– Да, можно назвать и так. Но правильное название оружия – катана.

Брови Римо сдвинулись к переносице.

– Я не знаю такого слова.

– А слово ронин тебе известно?

– Нет.

– Твое невежество безгранично!

– Подай на меня в суд.

– Сядь.

Ученик неохотно опустился на ковер из сухой хвои. Ветер с залива принес с собой запах прелых водорослей и навоза.

– На меня напал враг, подобного которому я не встречал прежде. И в руках он держал катана.

– Ну.

– Я благополучно отразил его первый удар.

– Само собой, неудивительно.

– После второго удара лезвие прошло сквозь мой ноготь, не причинив вреда.

Римо насупился.

– Но...

– Мы сошлись, стали наносить удары. И безуспешно. Он словно был соткан из тумана. А я – тверд как кость. Так что мы не могли ранить друг друга.

– Значит, ты сражался с призраком?

– С ронином.

Римо поморщился.

– Я не знаю этого слова.

Чиун предостерегающе поднял руку. Левую. Правая же покоилась на его колене: пальцы были плотно сжаты в кулак, чтобы не был виден постыдно обломанный ноготь.

– Я еще не закончил.

Римо послушно умолк.

– На меня надвигалось изогнутое лезвие катана. Но я не испугался, так как оно бесшумно рассекало воздух.

Римо кивнул. Когда-то Чиун объяснял ему, что меч рассекает воздух с определенным звуком, уловив который, воин получает шанс спастись.

– Этот проклятый катана казался мне нематериальным, и я не стал уклоняться от удара. – Мастер с грустью опустил голову. – Я совершил ошибку и никогда не перестану о ней сожалеть.

– Да брось ты! Так переживать из-за какого-то ногтя!

Чиун резко хлопнул в ладоши.

– Посрамлена моя честь! Посрамлена честь Дома Синанджу. А значит, запятнана и твоя.

– По-моему, моя честь нисколько не запятнана, – возразил Римо. – Плохо только то, что я из-за тебя позволил ему скрыться на моем новом «драгуне».

На Римо уставились холодные карие глаза.

– Историю эту поведал мне мой дед. Он взял с меня клятву, что я сохраню ее в тайне. Отец об этом никогда не заикался. И обучавший меня мастер тоже. Но поверь: так оно все и было.

Ученик понял все без слов: сейчас ему не следует перебивать мастера Синанджу. Обычно скрипучий голос Чиуна окреп, зазвучали нотки гордости, с которыми он всегда рассказывал о деяниях мастеров прошлого. У Римо не было никакой возможности убедить старика отложить рассказ, поэтому он мысленно послал «драгуну» прощальный привет и приготовился внимать повествованию.

– Ты знаешь, кто такие сегуны?

Римо кивнул:

– Естественно. Военные правители в древней Японии.

– Япония когда-то задыхалась от смуты. Сегуны шли друг на друга войной. Всю Японию охватил хаос. Лились реки крови. И реки золота на мастера, который был готов сражаться на стороне кого-либо из сегунов.

Невдалеке заухала сова. Не отрывая взгляда от Римо, Чиун поднял с земли и швырнул камень. Сова испуганно захлопала крыльями и полетела прочь.

– Правящим мастером Синанджу в те дни был Канг. Ему приходилось много трудиться. В Корее у него работы не было, в Египет его не звали, в Персии о нем и не вспомнили. Татарские ханы тоже не тревожили. А вот в Японии его искусство постоянно находило спрос. То один, то другой сегун прибегал к его услугам. А ему было безразлично, на чьей стороне сражаться. В глазах Канга все японцы ничем не отличались один от другого. – Чиун предостерегающе поднял палец. – Вот в чем была его ошибка.

Как-то в деревню Синанджу, где царили в те дни мир и благополучие – ведь золото неиссякаемым потоком текло в карманы местных жителей, – прискакал гонец.

Он передал мастеру послание, запечатанное знаком сегуна, которого Канг никогда не видел, но слышал о нем немало. Японец умолял прийти ему на помощь.

Канг отправился в Японию и явился в долину Канджа, где обитал адресат. Но крепость сегуна встретила его неприветливо. В ответ на стук и приветствие не раздалось ни звука.

Бесполезно взывал Канг к поджидавшему его сегуну. «Я, мастер Синанджу, пришел к сегуну, обитающему здесь», – несколько раз прокричал он.

Но лишь пение птиц было ему ответом.

Тогда Канг решил, что сегун отправился в боевой поход со своим воинством, и стал искать входную дверь. Крепость считалась неприступной, но мастер все-таки проник внутрь. И как только оказался в стенах крепости, на него напала толпа самураев.

Славно сражался мастер Синанджу. Сотни мечей поднялись против него, но он не ведал страха и жалости. Стальные клинки ломались под его ударами и вонзались в тела самураев. Ибо не отлито еще лезвие, способное одолеть мастера Синанджу.

Чиун умолк и посмотрел на свой сжатый кулак. Лицо его на мгновение исказилось от отчаяния.

– Когда битва была окончена и все самураи полегли, мастер прошел в палаты сегуна. В громовом его голосе звучал праведный гнев, когда он объявил сегуну, кто он.

«Зачем ты заманил меня в ловушку? Отвечай, а затем я снесу твою нечестивую голову».

Когда сегун заговорил, Канг понял, что тот и сам уже считает себя мертвецом.

«Я не заманивал тебя в ловушку. Ветер долины донес до меня слух о том, что ты нанят моим врагом. Зачем бы я стал тебя звать?»

Тут мастер все понял и задал разбитому сегуну один-единственный вопрос:

«Как зовут твоего злейшего врага?»

Услышав имя сегуна – Ниши, Канг покинул крепость.

Свет понимания блеснул в глазах Римо. Заметив это, Чиун удовлетворенно кивнул и продолжил:

– Прибыв в замок сегуна Ниши, Канг произнес: «Я – мастер Синанджу и только что прибыл из крепости твоего злейшего врага».

«Он мертв?» – поинтересовался Ниши, хотя заранее знал ответ и тихо радовался.

«Нет, лишь самураи его погибли», – последовал ответ.

И тогда из глубин дворца Кангу вынесли один-единственный золотой слиток. Денег, что можно было бы выручить за него, не хватило бы даже на то, чтобы уплатить за съестные припасы, которыми питался мастер в дороге.

Следующую ночь Канг провел в лесу, а на рассвете увидел, что армия Ниши выступила против сегуна, которого мастер Синанджу лишил всех защитников.

В войске Ниши были отряды лучников, меченосцев и копьеносцев. Одни воины ехали на великолепных конях, другие двигались пешком. Они без труда окружили беззащитную крепость. Настал последний час несчастного сегуна.

Ниши, наблюдавший за ходом сражения, сидя в кресле на вершине холма, отдал приказ об атаке.

К крепости журавлиным клином подошли несметные силы. Затем они перестроились и окружили безоружных слуг сегуна. Канг из укрытия наблюдал за их маневрами.

Весь день продолжалась битва, и не потому, что воины Ниши встретили сопротивление, нет – просто они наслаждались убийством. Когда жалобные стоны и крики умирающих достигли ушей Канга, он взглянул на золотой слиток в своей ладони, не окупивший даже питания в пути.

Когда бой окончился, Ниши поднялся с кресла и с великой радостью возвестил о победе, умолчав о том, сколь дешево она ему досталась. Добавил только, что отныне вся Япония должна трепетать от одного его имени.

Воины коварного сегуна заполонили крепость, ранее принадлежавшую его врагу.

Эту ночь Ниши провел в роскошной постели побежденного соседа, голова которого с острия копья у дверей спальни взирала на победителя.

Наутро приближенные нечестивца явились в опочивальню, чтобы разбудить своего повелителя, и, раскрыв рот, застыли от ужаса. У дверей стояло копье с насаженной на него головой Ниши Коварного. А обезглавленное тело его лежало на той самой кровати, на которой он провел свою последнюю ночь. И – послушай, Римо: на подушке лежала та же голова, что покоилась на ней прежде. Голова сегуна, который не вызывал к себе мастера Синанджу.

Чиун многозначительно выпрямился.

– Очень интересная история, – заключил Римо.

Мастер наклонил голову.

– Благодарю тебя.

– Но какое отношение она имеет к данному происшествию?

– Разве я закончил?

– Нет, но мне так показалось.

– Ты чересчур доверчив. Пора уже избавиться от этого качества и отомстить за поруганную честь Дома Синанджу!

– Я весь обратился в слух, – обреченно откликнулся Римо.

– Ты весь обратился в нюх и в бег. Но не об этом речь. Слушай же.

Никем не замеченный, Канг вернулся к себе, в деревню. Он не принес с собой золота, зато смыл кровью жесточайшую обиду. Теперь он мог спокойно жить в ожидании новых вызовов в Японию, где кровопролитные войны не прекращались еще много лет.

В те феодальные времена существовал такой обычай: если сегун умирал, не оставив наследника, то его самураи покидали службу и становились самураями, не имеющими хозяина, или ронинами.

– Ах вот как...

– Знай, Римо: считалось позором стать ронином. У них не было ни товарищей, ни вассалов, ни обязанностей. При них оставались только катана да их жалкое искусство. Некоторые из них нанимались за деньги на любую службу. Другие становились бедными земледельцами. Кое-кто занимался грабежами, а то и вещами похуже, например, политикой. В те времена самураев в Японии было больше, чем мест на службе у сегунов. Потому-то страну наводнили странствующие ронины.

– А, это как наши свободные коммивояжеры?

– Никакого сравнения и быть не может! – в гневе вскричал Чиун. – Сиди молча и слушай, и тогда поймешь, каким образом моя история касается нас.

Старик понизил голос.

– Потом некоторое время мастер Канг по-прежнему жил в тишине и спокойствии у себя в деревне. Однажды до него дошел слух, что некий крестьянин из соседней деревни убит странствующим японским самураем. Но, поскольку убитый был не из нашей деревни... – Чиун помолчал, чтобы дать Римо время осмыслить слово «нашей», – Канг не придал значения этому слуху. Самураи редко появлялись в Корее, но если дело касалось Синанджу, приходили в одноименную деревню.

– Пари держу, пришел и этот, – вставил Римо.

– Именно! Однажды утром он явился в деревню. Щеки его ввалились, под глазами темнели крути. С головы до ног он был закован в черные, как оникс, доспехи, правда, изрядно запыленные. Он пришел к Дому Мастеров, что стоит на холме, и возвысил голос: «Я Эдо, самурай, которого мастер Синанджу лишил хозяина».

Услышав эти слова, Канг вышел во двор и спросил пришельца: «Какого сегуна звал ты хозяином?»

«Ниши Храброго».

«Ниши Злосчастного. – Канг сплюнул на землю. – Он обманул Дом Синанджу и этим подписал себе приговор».

«Ты сделал из меня ронина, и я пришел отомстить за обиду».

Он обнажил свой черный катана и переложил его в левую руку.

«Лучше вонзи этот клинок себе в живот, ронин, чем угрожать мастеру Синанджу. Тебе же лучше будет», – сказал ему Канг.

Ронин, не говоря ни слова, опустил лезвие катана плашмя на запястье вытянутой вперед правой руки, словно изготовясь к схватке.

– Теперь я сам могу рассказать тебе, что случилось дальше, – перебил учителя Римо.

– Молчи и слушай! Ронин оскалил зубы, как раненый зверь, и в глазах его мрачным огнем сверкнула вся копившаяся в нем злоба. Внезапно лезвие поднялось в воздух, со свистом опустилось, и на землю упал отрубленный указательный палец правой руки ронина. Он нагнулся, поднял палец и швырнул его в лицо мастеру. Тот, конечно же, с легкостью уклонился.

А ронин, не теряя ни секунды, распорол себе клинком живот и безжизненно рухнул на землю.

– Ага, харакири, – кивнул Римо.

– Нет. Сеппуку! Только белые невежды называют это «харакири». Ты – не белый человек, хотя порой бываешь невеждой. Ритуальное самоубийство называется «сеппуку».

Ученик вздохнул.

– Значит, самурай умер?

– Не подобает тебе называть изгоя этим благородным именем. Он был всего лишь ронин. Да, он умер, причем мастер Канг остался у него в долгу.

Римо удивленно воскликнул:

– Как это?

– Знай же, Римо, для японцев характерно отрезать палец и бросать его в лицо врагу. Таким образом японец дает понять, что он бессилен отомстить за нанесенное ему оскорбление. Отрубленный палец ронина означал, что он предлагал Кангу загладить ошибку. Но в результате сеппуку мастер Канг уже никак не мог расквитаться. Итак, ронин умер. А над Кангом навеки повис невыплаченный долг.

Чиун снова качнулся. Римо внимательно смотрел ему в глаза и гадал: закончил он или нет? Судя но его позе, закончил, но так же он сидел и в прошлый раз. Римо не хотелось снова попасться на крючок.

– Что скажешь, Римо?

– Ты закончил?

– Разумеется! – Чиун заметно рассердился. – Так что же ты можешь сказать?

– А история твоя на этом завершилась?

Мастер Синанджу схватил себя за жидкую бороденку и дернул, как будто желая выйти из мрачного настроения.

– Нет!

– Только не расстраивайся! Не надо. Хорошо, ронин отрубил себе палец. Теперь кто-то перерубил твой ноготь. Одно ведь связано с другим?

– Конечно, связано.

– Ну, теперь я, кажется, кое-что понимаю. Потомок обиженного ронина пожелал отомстить тебе.

– Нет. Это тот самый ронин. Он вернулся.

– Откуда? Из могилы?

– Не имеет значения. Не важно. Я не нихонджин. – Заметив недоуменный взгляд Римо, Чиун пояснил: – «Нихонджин» – это выходец из страны Нихон, которая на вашем языке зовется Японией.

– Ты хочешь сказать, что твой ноготь перерубил призрак самурая?

– Да не самурай, ронин. Он становится материальным, только когда сам пожелает. У него нет лица. Он не принадлежит этому миру. Значит, он принадлежит другому миру. К чему лишние слова?

Римо пристально посмотрел в глаза учителю.

– Выходит, сейчас на моей машине разъезжает мертвый ронин?

– Да. И он не успокоится, пока не совершит возмездие.

– Он поломал твой ноготь. Что ему еще нужно? Ноготь за палец – разве этого недостаточно?

– Нет. Ему нужна моя жизнь. Возможно, твоя тоже. Мой мастер умер, он уже не лишит меня учителя. Похоже, он хочет лишить учителя тебя, последнего в линии Синанджу.

– Выходит, все дело в пальце?

– Да нет же, в лице! Как ты слушал? Канг утратил лицо.

– Так значит, что победил ронин. Не Канг ли должен преследовать его в Черном Небытии?

– Что я слышу? Логику белого человека! Ты осмелился парировать мне логикой белого человека!

– Тот парень уже когда-нибудь беспокоил Дом? После смерти, я имею в виду.

– Нет. Потому-то эту историю и не рассказывали. Решили, что, поскольку Канг остался у него в долгу, он не ищет другой мести. А вот сейчас он вернулся.

– Но где же здравый смысл? Где он был все эти годы? Откуда пришел?

– Он вышел из воды. Я слышал, как он выходил, но больше уже ничего не слышал. И катана не свистел в воздухе, потому что был нематериален, и тем не менее меня коснулось стальное лезвие.

– Ты хочешь сказать, что он дошел сюда пешком из самой Кореи?

– Да.

– А не проще ли ему было идти в другом направлении, через Берингов пролив и через Канаду? Если уж ты призрак, какой смысл выбирать более длинный маршрут? Бедняге пришлось пересечь всю Азию, всю Европу и прогуляться по дну довольно бурного Атлантического океана. Тихий он пересек гораздо быстрее, тебе не кажется?

– Ты снова решил оскорбить меня своей дурацкой логикой?

– Нет, я имею в виду обыкновенный здравый смысл.

– Ответ на твой идиотский вопрос очень прост, ронин заблудился и пошел не туда. Вот потому-то он и добрался до нас спустя столько столетий.

– Чепуха какая-то!

– А про эту штуковину ты забыл? – Чиун извлек из рукава кимоно искореженную металлическую пластинку, подобранную им возле желтого японского бульдозера. – Взгляни, вот знак четырех лун, или символ дома Ниши.

– С чего ты взял, что это луны? – удивился Римо.

– В отличие от тебя я разбираюсь в лунах.

Римо посмотрел вверх, на ночное светило.

– Выходит, он не просто пересек Атлантику по дну, но и притащил с собой бульдозер, отмеченный знаком своего клана?

– Этого я не говорил, – проворчал кореец.

– Хорошо, спорить не буду. Допустим, нас действительно преследует ронин-призрак. Что же нам делать?

– Надо вернуться в Синанджу.

– Зачем?

– Если мы вернемся в Синанджу, ему придется последовать за нами. Следовательно, он вынужден будет преодолевать Тихий океан, если сумеет выбрать верный путь, если же нет, то идти через Атлантику. В любом случае, когда он доберется до жемчужины Востока, я уже буду покоиться в могиле, а Дом возглавит твой потомок.

– Не собираюсь я прятаться от какого-то призрака! Кроме того, мы заключили контракт с Соединенными Штатами Америки.

– Мастер закапывает меч Императора. Помнишь мои уроки, Римо?

– Да. Контракт прекращается, если Император умирает. И нужно заключать новый договор. Насколько я помню, именно за этим мы собирались лететь сломя голову в Вашингтон.

Чиун задумчиво покачал головой:

– Нет. Теперь мы спешим в Синанджу. – Он вскочил на ноги. – Идем. Сейчас вот вернемся в Замок Синанджу, упакуем вещи, и ты приготовишься к возвращению домой.

Римо тоже поднялся. На мгновение они замерли на освещенной луной поляне, молча глядя друг на друга. Причем Чиун вынужден был смотреть снизу вверх.

Римо заговорил первым.

– Как будущий Верховный Мастер, я имею право на свое мнение?

Учитель склонил голову набок и вежливо сказал:

– Конечно.

Римо скрестил на груди руки.

– Вот и славно!

– Ты вправе будешь высказать свое мнение, когда станешь Верховным Мастером, а я отойду в Черное Небытие. Пока же ты подчинишься своему учителю, чтобы Дом не перестал существовать.

– Ничего определенного обещать не могу. Вместо ответа Чиун повернулся и пошел прочь из леса. Теперь он здорово смахивал на дух, облаченный в шелковое кимоно. Римо осторожно ступал следом и думал: Когда же у меня начнется спокойная жизнь?