Текст книги "Властители земли"

Римо огляделся по сторонам.

– Твердый диск, дискеты, – бормотал он себе под нос. – Дискеты, твердый диск. Ну так. По-моему, я закончил.

Он покинул здание через шахту подъемника. На улице, на бульваре неподалеку от элегантного особняка с Дальней набережной вооруженный охранник окинул его тяжелым подозрительным взглядом. Римо улыбнулся. Охранник осведомился, чего ему понадобилось в доме, откуда он вышел.

Римо попробовал было придумать правдоподобный ответ. Ничего подходящего в голову не пришло, поэтому пришлось уложить охранника вместе с его оружием в ближайший мусорный контейнер.

Ничего не упущено? Твердый диск, дублирующие записи на дискетах. Именно это ему было велено уничтожить. Римо был уверен. Почти.

Он вообще недолюбливал компьютеры.

Но когда Римо приехал в маленькое курортное местечко неподалеку от южно-каролинского побережья, они стали нравиться ему еще меньше. Несколько деревянных бунгало с видом на Атлантику, окруженных песком и травой. Старые деревянные ступени у входа в бунгало даже не скрипнули, когда Римо легко поднялся по ним в дом. Воздух, пропитанный соленой влагой, был чудесен. Римо тихо насвистывал, но войдя внутрь, смолк. Отвратительный стеклянный экран, возвышаясь над клавиатурой, уставился на Римо. Кто-то принес в бунгало компьютер.

В кресле лицом к морю сидел хрупкий хилый человечек в кимоно мягкого темно-бордового цвета с вышитыми золотыми драконами, танцующими вокруг золотого же косматого солнца. Ветерок развевал легкие, напоминавшие волокна водорослей, пряди волос на его голове. Маленькие, обтянутые пергаментной кожей руки с изящными пальцами и длинными ухоженными ногтями мирно отдыхали.

– Кто приволок сюда эту штуку? – вопросил Римо, тыча пальцем в компьютер, стоявший рядом со входом.

– Сердце мое поет от радости при виде твоего возвращения, – ответствовал старый человечек, Чиун, Мастер Синанджу.

– Извини, папочка, – сказал Римо. – Просто я терпеть не могу компьютеры, и разные устройства, и вообще все эти штуки, которые нельзя отключить на ночь.

– Однако это еще не может служить причиной для того, чтобы приветствовать меня столь непочтительно, – упрекнул его Чиун.

– Прости, – ответил Римо.

Он обошел компьютер и увидел лежащее на полу тело. Рядом стоял открытый дипломат.

– Что все это означает? – поинтересовался Римо. В дипломате он заметил брошюру о компьютерах.

– Что именно? – мягко спросил Чиун.

– Да это вот тело. У тебя были какие-то проблемы с компьютером? – пояснил Римо.

– У меня – нет. Я ведь не безграмотен в этой области.

– Тогда что тут делают эти бренные останки?

– Вот у него-то как раз и были неприятности с компьютером, – заметил Чиун.

– Которые его и прикончили?

– Он ведь уже мертв, не так ли? – спросил Чиун.

– Я не собираюсь возиться с этим трупом, – заявил Римо.

Чиун промолчал. Разве он просил Римо избавиться от тела? Разве весь день, весь этот несчастный, солнечный денек, когда мир, казалось, готов был одарить его капелькой радости, он не старался быть как можно более рассудительным и справедливым с этим крайне несправедливым миром? А что он, Чиун, хотел от мира? Всего лишь покоя. Ему нужна только достойная крошечка справедливости и возможность наслаждаться тем, что дарует солнце. В ответ на то, что он раскрыл Римо благоговейно хранимые секреты Синанджу, он сам, Чиун, Мастер Синанджу, вместо благодарности слышит неприязненные расспросы о каком-то совершенно бесполезном торговце компьютерами.

С горечью размышлял Чиун о том, как в течение долгих лет он давал Римо то, что не получал еще ни один белый человек. Он передал ему силу Синанджу, солнечного источника всех боевых искусств, испускавшего лучи, которыми смогли овладеть даже белые: карате, тай квандо, дзюдо и все прочие немощные телодвижения.

И вот за то, что он посвятил Римо в это искусство, помог ему подняться до подлинного мастерства, Чиун, как, впрочем, и всегда, ничего не получил. Но в то утро он был решительно настроен не позволить испортить себе день. Ему следует принять как неоспоримый факт, что некоторые вещи, некоторые недостатки характера нельзя преодолеть, каким бы совершенным и дивным ни был учитель и его обучение. Чиун настроен был подождать, пока грубость Римо пройдет сама собой, но тут он обнаружил, что Римо вовсе не собирается от нее отказываться, и у Мастера просто не осталось выбора, он прямо-таки вынужден был заговорить о неблагодарности, грубости, нечуткости и всех прочих вещах, о которых он поначалу не хотел даже упоминать.

– Я не собираюсь избавляться от этого тела, – заявил Римо. – Я не прошу тебя заниматься моими трупами, поэтому, пожалуйста, уж будь любезен о своих позаботься сам.

– Этот не мой, – отвечал Чиун. – Но я вдруг понял, что некоторые понятия невозможно объяснить человеку, одаренному порочным сердцем.

– С каких это пор у меня порочное сердце, папочка? – поинтересовался Римо.

– У тебя всегда было порочное сердце.

– Я привык было к «неблагодарному», но уж никак не «порочному».

– Тебя это беспокоит? – спросил Чиун.

На его спокойном восточном лице проступила тень улыбки.

– Отнюдь, – ответил Римо.

Тень улыбки исчезла.

– Я постараюсь придумать что-нибудь другое, – пообещал Чиун.

– Не сомневаюсь, – сказал Римо. – А то «порочное сердце» звучит уж слишком грубо.

Разумеется, Чиун не убивал торговца. О, нет. Он постарался сразу внести ясность в это дело. Он просто-напросто попытался идти в ногу с веком компьютеров. Долгие века, что Дом Синанджу служил императорам и правителям, в маленькой деревне на западном побережье Кореи копились награды и подношения. Дары от предводителя греков Александра, от фараонов и королей, от всех тех, кто стремился взять на службу старинный корейский род наемных убийц. Дары эти были слишком многочисленны, чтобы сосчитать их все. А вот компьютер вполне подходит для такого дела, поэтому Чиун, которому нравились всякие западные устройства, вызвал торговца и купил компьютер, один из тех, что умеют хорошо считать.

Торговец прибыл как раз в тот день и привез прелестную машину, с хорошим программным обеспечением, очаровательным серым футляром и клавиатурой с блестящими клавишами.

Чиун объяснил торговцу, что потребуется учитывать различные метрические меры, ведь старинным Мастерам платили в стоунах, а также в драхмах, скрупулах и шелковых свертках, например, самый большой шелковый сверток или самый маленький шелковый сверток.

– Никакой сложности тут нет, – заявил торговец. – Чему равен этот сверток? Я сразу внесу это в компьютер.

– Это зависит от качества шелка, – начал объяснять Чиун. – Маленький сверток хорошего шелка лучше, чем большой, но дурного. Тут важно и качество, и количество.

– Понимаю. Значит, сверток означает ценность.

– Да, – подтвердил Чиун.

– Очень просто, – сказал торговец. – Сколько стоит один сверток в денежном выражении?

– Один сверток? – переспросил Чиун.

– Да, разумеется, – вежливо кивнул торговец.

– Один сверток равнялся трем целым и семи восьмым монеты времен династии Минг или одной тысячи двумстам двенадцати шекелям Ирода, доброго короля Иудеи.

Работа продолжалась все утро, но торговец усердно составлял систему ценностей для многочисленных и разнообразных мер и весов сокровищ Дома Синанджу. Пальцы Чиуна трепетали в предвкушении того момента, когда он сам сядет перед клавиатурой и в первый раз за долгие века составит опись славных трофеев Дома Синанджу. А это означало, что в последующие века каждый новый Мастер вспомнит про Чиуна, когда станет проверять перешедшие к нему от предков накопленные сокровища рода.

– А могли бы мы на каждой странице поставить мое имя? – спросил Чиун.

– Разумеется, – ответил торговец и ввел в программу, что отныне на каждой странице автоматически и неизменно будет сообщение о первом составителе списка сокровищ Чиуне. Он даже предложил сделать страницы короче, чтобы имя Чиуна появлялось еще чаще.

– А могли бы мы написать «Великий Чиун»? – спросил Чиун.

– Разумеется, – ответил торговец и ввел это в программу.

Счастье Чиуна было так неизмеримо, что слезы чуть не брызнули у него из глаз.

Старый кореец сидел перед клавиатурой и касался ее кончиками пальцев. Потом он начал вносить в список подношения последнего времени, которые Америка прислала в Корею на подводной лодке в качестве платы за услуги «Великого Чиуна» в качестве учителя.

Он приостановился, представляя себе, как будущие поколения будут читать эти строки. Им перескажут всякие истории о нем, как ему, и бытность его учеником, рассказывали о Великом Ванге и других старых Мастерах Синанджу. Он и сам рассказывал о них Римо, чтобы белый юноша осознал, каково это – быть Мастером Синанджу.

А потом, когда Чиун снова нажал на драгоценные клавиши, на экране вместо пропавших куда-то букв возникла только серая пустота.

– Где мое имя? – спросил он.

– Ой, да вы вместо вызова файла нажали клавишу, которая стирает информацию.

– Где мое имя?

– Если бы у нас была дублирующая запись на диске, ваше имя по-прежнему осталось бы. Но у нас ее нет. Поэтому в будущем вам надо обязательно иметь диск для дублирующей записи, понимаете?

– Где мое имя? – снова спросил Чиун.

– Оно стерто.

– Мое имя должно было остаться тут навсегда. Вы сами так сказали.

– Да. Так оно и было.

– Навсегда, – терпеливо пояснил Чиун, – не имеет прошедшего времени. Оно есть всегда. Где мое имя?

– Но вы же нажали клавишу, которая стирает информацию.

– Где мое имя?

– Его здесь нет.

– Я сам вписал его сюда, и вы вписали его, – сказал Чиун. – Вы сказали, оно здесь навсегда. Верните его.

– Мы всегда можем снова ввести в программу ваше имя, – сказал торговец.

Тут Чиун, поняв, что имеет дело с человеком недалеким, но будучи сам человеком справедливым, сделал торговцу предложение. Если ему удастся вернуть имя Чиуна на страницы списка, Чиун купит компьютер.

– Да мы в любой момент можем его восстановить, – заявил торговец. – Только прежняя-то запись имени пропала навсегда, – он хихикнул. – Имена приходят и уходят. Так же как люди. Хе-хе. Приходят и уходят.

Вот тут-то и пришел конец торговцу. Он потянулся к розетке, чтобы отключить компьютер, но Чиун, разумеется, не мог позволить ему унести компьютер, который хотя и не выдержал испытания, но нес в себе его имя.

Это была первая неприятность в тот день. Второй стал приход Римо, который почему-то решил, что Чиун каким-то образом нарочно приготовил труп для него. А ведь Чиун ничего не готовил. Он сам пострадал из-за компьютера, который не желал работать. Чиун страдал из-за того, что стер свое имя. А торговец пострадал из-за того, что попробовал стереть само его существование. Ненароком нажав одну стирающую клавишу, Чиун вынужден был притиснуть ногтем и другую, расположенную на виске торговца, чуть повыше уха, чтобы обеспечить его полное и окончательное стирание.

– Полагаю, ты не пожелаешь узнать, что этот человек сделал с моим именем, – сказал Чиун.

– Меня это не касается, – заявил Римо. – Это твое тело, не мое.

– Я так и думал, что тебе нет дела до истины, – сказал Чиун. – В конце концов, тебя совершенно не заботит, что происходит со славой Дома Синанджу, да и никогда не заботило.

– Я не собираюсь возиться с трупом, – упорствовал Римо.

– Ну что ж, я тоже, – отвечал Чиун.

Оба они одновременно услышали шаги за дверью, неуверенные шаги человека, чье непросвещенное тело разрушалось с возрастом, как это обычно происходит у людей Запада.

– Звонил Смит. Он будет здесь сегодня днем, – сообщил Чиун.

– Сейчас уже день, – заметил Римо.

– И он уже здесь, – сказал Чиун.

Пожилой человек с худым лицом предающими седыми волосами поднялся по скрипучие ступенькам и постучал в дверь бунгало.

Римо отозвался на стук.

– Как у вас прошло сегодня? – спросил Смит. – Вы нашли твердый диск и дублирующие записи?

– Твердый диск и дублирующие записи, – повторил Римо. – Точно. О них можно не беспокоиться.

Он закрыл дверь за Смитом. Римо осознавал свою молодость только глядя на то, как постарел Смит за те годы, что они провели вместе, как постепенно все более скованными делались его движения и неотвратимо деградировала походка, становясь шаркающей и расслабленной.

Римо пытался понять, отчего так происходит: то ли потому, что Смит никогда не занимался своим телом как должно, то ли потому, что работа истощала его. Почти двадцать пять лет Смит возглавлял КЮРЕ – секретное агентство, боровшееся с врагами Америки как легальными, так и противозаконными средствами. Римо был карающей рукой организации, ее палачом, и именно благодаря его деятельности два незадачливых компьютерщика закончили свое существование.

Римо решил сделать Смиту приятное.

– Я обо всем позаботился, – сказал он. – Но вам бы следовало использовать в своих компьютерах какую-то новую схему. В наши дни, похоже, первый встречный может вломиться в программу.

– Мы уже занимаемся этим, – кивнул Смит, осторожно опускаясь в кресло. – Слава Богу, нам удалось найти одного гения, который составит для нас такую программу, что вам больше не придется ликвидировать несчастных, по случайности натолкнувшихся на наши файлы. Но сейчас нам предстоят другие осложнения.

– Всегда готовы к службе, император Смит, – сказал Чиун.

Он отказывался называть главу секретной организации иначе, нежели императором. На протяжении долгих веков Мастера Синанджу всегда служили только королевским домам.

Смит кивнул, но на лице его вдруг появилось встревоженное выражение.

– Что это такое? – спросил он Римо, указывая на другой конец комнаты.

– Ничего, – отвечал Римо. – Это дело Чиуна.

– Это же труп, – сказал Смит.

– Верно, – подтвердил Римо. – Это забота Чиуна.

Смит перевел взгляд на Чиуна, который поинтересовался:

– А вы не хотели бы приобрести компьютер?

Потом на корейском языке напомнил Римо, что никогда не следует обсуждать семейные дела в присутствии Смита.

– Теперь нам надо побыстрее убраться отсюда, – сказал Смит. – Ни в коем случае мы не можем позволить полиции раскрыть нас.

– Мы переедем, – сказал Римо. – Это свежий труп. И время у нас пока есть.

– Я надеюсь, что полиция и в самом деле придет сюда и заберет с собой этот их отвратительный, злобный, все стирающий компьютер, – заявил Чиун. Снова безмятежно улыбаясь, он обратился к Смиту: – Мы глубоко сочувствуем вам и вашим трудностям и готовы озарить лучами славы ваше досточтимое имя.

Смит начал было объяснять, но не мог оторвать взгляда от трупа. Римо и Чиун, похоже, вообще не обращали на него внимания, и Смит подумал, что, вероятно, благодаря жуткому мастерству, которым обладали эти наемные убийцы, смерть потеряла в их глазах свой реальный смысл. Однако наверняка он не знал и с грустью отметил, что это и не так важно. Он и сам уже по-настоящему не придавал столь великого значения таким понятиям, как жизнь и смерть.

– Ну, так какого великого деяния вы ожидаете от нас теперь? – жизнерадостно спросил Римо.

Смит заставил себя успокоиться, собрался и перевел дыхание.

– Римо, – начал он, – что вам известно о насекомых?

Глава третья

– Еще нет, мистер Перривезер, – сказал ученый.

– Ох, – разочарованно отозвался Валдрон Перривезер III.

– Вероятно, недели через три, сэр.

– Да, разумеется. А раньше никак?

– Боюсь, что это невозможно, сэр.

Перривезер вздохнул и еще раз взглянул в микроскоп.

– Нам нужно еще два поколения, сэр. По меньшей мере, – пояснил ученый.

– Понимаю, – кивнул Перривезер.

Он чувствовал дурноту. Дышать стало труднее, в груди теснило. Опять этот запах, он всегда вызывал у Валдрона тошноту и страх.

Биолог работал с ДДТ. Разумеется, он вынужден был это делать. Перривезер подошел к окну, пропускавшему лишь рассеянный свет благодаря тончайшей металлической сетке, покрывавшем стекло. Сквозь эту блестящую нейлоновую сетку не смогло бы протиснуться даже мушиное яичко. А снаружи был воздух, хороший чистый воздух. Перривезер вскинул обе руки и ударил в стекло.

– Нет! – завопил ученый, подскакивая к Перривезеру и отталкивая его от окна. – Что вы делаете? Да вы с ума сошли!

– Мне нужен воздух.

– Тогда воспользуйтесь дверью, – посоветовал ученый.

Он помог хозяину встать на ноги и подтащил его к выходу.

За дверьми лаборатории Перривезер оперся на мраморный столик, привезенный из царских покоев. Биолог поразился, увидев, как быстро Перривезер пришел в себя.

– А я было подумал, что у вас сердечный приступ, – сказал он.

– Нет. Это все ДДТ.

– В комнате его так мало, что даже мышку не отравишь, – сказал ученый. – Это поразительно. Я еще в жизни не видел, чтобы человек был так чувствителен к ДДТ, как вы. Но вы же знаете, я должен использовать его на этой стадии проекта. Вы же понимаете это?

– Понимаю, – подтвердил Перривезер.

– И пока мы не закончим, в лаборатории будет еще много и ДДТ, и других токсинов. Если, конечно, вы хотите, чтобы все было сделано как следует.

– Я понимаю, – снова кивнул Перривезер. – Продолжайте работу.

– Но я не буду дальше работать, просто не смогу продолжать, если вы когда-нибудь все-таки откроете окно в лаборатории, – сказал ученый. – Они должны находиться в запечатанном помещении.

– Делайте свою работу, я все понимаю, – сказал Перривезер.

– А когда мы добьемся успеха, нам надо будет занести все данные в компьютер, а потом уничтожить то, что мы создадим.

При этой мысли Валдрон Перривезер III внутренне содрогнулся. Но сумел хорошо скрыть свой душевный порыв.

– Конечно, – подтвердил он.

Он вынужден был так сказать. Ученый просто-напросто никогда не согласился бы работать над проектом, если бы Перривезер не пообещал ему уничтожить все, что будет создано.

Но Валдрон хорошо знал, что придет время, когда биолог уже не будет ему нужен, и тогда, злорадно думал Перривезер, он сможет с наслаждением и радостью выгрызть гнилые глазенки этого старика из его уродливой башки.

– Вы делаете великолепное дело, – заметил Перривезер с легкой ядовитой улыбочкой.

И уехал на очередную встречу с журналистами. Союз освобождения видов нанес новый удар.

Были задушены родители, имевшие пятерых детей.

Собственно говоря, не они являлись изначально основной мишенью Союза. СОВ пытался добраться до лаборатории Международной организации здравоохранения. Полиция преследовала членов Союза и, наконец, окружила в маленьком фермерском домике неподалеку от лаборатории, где они держали главу семьи и его жену в качестве заложников. Члены Союза передали полиции десять требований, обсуждать которые отказались, а когда требования удовлетворены не были, на глазах детей убили фермера и его жену.

Потом преступники попытались с оружием в руках пробиться через кордоны полиции. Ранили нескольких правительственных солдат, но были остановлены прежде, чем им удалось швырнуть несколько гранат, которые у них имелись. Пули полицейских достали их на переднем сидении автомобиля, принадлежавшего убитому фермеру.

Именно об этом событии и вещал Валдрон Перривезер III. И тележурналист был уверен, что на этот раз ему удастся припереть Перривезера к стенке.

– Я понимаю вашу позицию, как ведущего в Америке представителя борцов за сохранение дикой природы, – сказал репортер. – Но скажите, ради всего святого, как можно оправдать, пусть даже косвенно, убийство родителей на глазах их детей? Эти люди всего лишь хотели жить, ничего больше. Они не отравляли воздух. Собственно, боевики СОВ убили фермера, проводившего биологически чистое хозяйство. Он даже не применял пестицидов. Что вы скажете на это?

Гладкое лицо Перривезера казалось совершенно невозмутимым и спокойным, а глаза его светились, как будто он созерцал что-то приятное, вроде большого шоколадного торта.

– Я бы хотел немедленно выразить свой протест по поводу использования полицией штата автоматического оружия. Это была явно излишняя демонстрация силы, так как члены СОВ использовали только небольшие револьверы. Куда движется эта страна, если полиция запросто расстреливает граждан из автоматического оружия?

– Но они были убийцами, – сказал репортер.

– А кто признал их виновными? Разве был суд присяжных? Нет. Их судьей и присяжными стали стволы винтовок М-16. А что пытались сделать эти двое, у которых даже не было возможности предстать перед справедливым судом? Они пытались только предупредить: «Посмотрите! Мы не единственные живые существа на земле. Живите и дайте жить другим. Мы не одни в этом мире». И за это они пали, раздавленные невероятной мощью.

– А как же фермер и его жена? Как быть с детьми, которые теперь остались сиротами? Что вы скажете о полицейских, раненных в стычке?

– Чтобы искоренить так называемый терроризм, следует бороться с его корнями. Вам никогда не удастся задушить вполне законные и справедливые упования тех, кто борется за справедливый и законный новый порядок для всех живых существ на земле, а не только тех, чье могущество позволяет им открыто заявлять о себе во всеуслышание, но и тех слабейших, которых творцы смертельного ДДТ и прочих токсинов считают недостойными существования.

В Вашингтоне руководитель специального отдела ФБР, которому было предписано защищать лаборатории Международной организации здравоохранения, сельского хозяйства и образования, смотрел интервью с Перривезером, задыхаясь от бессильной ярости. Несколько часов назад ему сообщили, что его учреждение освобождается от обязанностей по охране лабораторий МОЗСХО.

– Сегодня террористы напали на лабораторию. Они не пробились внутрь только потому, что мы были на месте, – сказал руководитель отдела. – Так почему же нас освобождают от этих обязанностей?

– Таков приказ, – ответил ему вышестоящий начальник, занимавший угловой кабинет в правительственном здании «Эдгар-Гувер-билдинг».

– По это же нелепо! Мы их остановили. Именно поэтому они и прицепились к тому фермеру и его семье. Мы не допустили их в лабораторию. Мы. Никто другой не смог бы этого сделать.

– Знаю – ответил начальник. – Но приказ есть приказ. Ваш отдел освобожден от этой службы.

Лаборатория МОЗСХО представляла собой одну из величайших тайн в области научных исследований. Это было одно из немногих действительно производительно работающих подразделений МОЗСХО, там проводились международные исследования в области борьбы с уничтожающими посевы насекомыми. И это было единственное подразделение МОЗСХО, на которое когда-либо нападали террористы.

Что было вдвойне странно, так как лаборатория одновременно являлась единственным учреждением внутри МОЗСХО, деятельность которого решительно поддерживали все нации, богатые и бедные, коммунисты и капиталисты. Собственно говоря, лаборатория занималась тем, что буквально каждый считал единственным, абсолютно безупречным делом из всех, к которым когда-либо имела отношение МОЗСХО.

Но в последнее десятилетие лаборатория находилась под постоянным силовым нажимом. Ученых похищали, убивали, запугивали, калечили и взрывали бомбами. В разных странах, где бы ни обосновывалась лаборатория, работавшие в ней ученые становились мишенями террористов.

И разведывательные силы многих стран, объединившись, начали втайне самую широкую совместную акцию в своей истории. Лаборатория обосновалась в Убанге, развивающейся африканской стране, чьи посевы особенно страдали от нашествия насекомых. Но когда ученые МОЗСХО стали один за другим исчезать в кишащих крокодилами реках, Убанге пришлось проглотить свою гордость и признать, что она больше не в состоянии обеспечить безопасность приехавших ученых. Убанга, хоть и неохотно, передала статус страны-хозяйки Великобритании. Англичане доверили охрану исследователей своим знаменитым спецкомандам, объединив их в систему под шифром МИ-26.

Через четыре дня после приезда в Англию эксперт по токсинам был найден около камина в своем новом доме в Суссексе с вырванными глазами. После второго сходного инцидента британцы, забыв про гордость, предложили Франции принять эстафету. Лаборатория переехала в Париж, где сгорела дотла еще до того, как успели подключить центрифуги.

По требованию всех работников лаборатория была переведена в самую мощную полицейскую державу мира. Она обосновалась в центре Москвы, а КГБ было поручено охранять ученых ради блага всего человечества.

С помощью постоянного наблюдения и пользуясь правом арестовать любого человека, замеченного вблизи лаборатории, КГБ оказалось в состоянии обеспечить безопасность ученых, хотя и нельзя сказать, что доставило им при этом массу удовольствия. Так продолжалось три месяца. А потом в запертой изнутри комнате был найден ботаник, разодранный насмерть.

Русские передали лабораторию Соединенным Штатам, и ФБР, используя самые современные технические средства в мире, в течение четырех месяцев обеспечивало безопасность ученых. Даже и в тот день это им удалось, и нападение СОВ было отбито.

И все же ФБР отстранили от выполнения задания, и начальник отдела хотел знать почему. Террористам не удалось проникнуть за последний лучевой барьер, ученые остались живы. Все. Более того, появился даже хоть какой-то след, возможно, ведущий к тому, кто стоял за таинственными нападениями на исследователей. Так почему же все-таки отстранили ФБР? Глава отдела требовал ответа.

– Я только исполняю приказ. Он исходит с самого верха.

– Значит, директор свихнулся, – сказал руководитель службы.

– Бери выше, – ответил начальник.

– Тогда и главный прокурор тронулся.

– Как раз он тоже не согласен с решением о вашем отстранении, – заметил начальник.

Руководитель службы уже хотел было обругать принимающих решения пустоголовых политиков, но вдруг осознал, что это совершенно лишено смысла. Совершенно очевидно, что кто-то близкий к президенту или даже сам президент принял это решение. Но если оно вызвано политическими мотивами, то это большая ошибка. Даже в Белом Доме это увидят. Ведь вот же, удалось Америке сделать то, что не смогла ни одна другая страна. Такой урок в мире не забудут, и Белый Дом должен понимать это. Но охранную службу ФБР все-таки отозвали.

Руководитель службы испытывал большой соблазн предать всю историю гласности через прессу. И он почти поддался этому соблазну. Но он слишком много лет служил верой и правдой, да к тому же еще не доверял прессе, которая вполне могла вмешаться в какое-то событие, принести несчастье, а потом, не испытывая ни малейшего чувства вины, не ощущая ответственности за содеянное, продолжать упорно талдычить как раз то, что и стало первопричиной всех бед.

И он успокоил себя, сказав:

– Какое безумие.

– Таков приказ, – ответил его начальник. – Мы проделали хорошую работенку. Никто у нас этого не отнимет, и мы будем продолжать расследование деятельности СОВ. Мне кажется, за этим Союзом кроется что-то гораздо более мощное, и надеюсь, до них все-таки доберутся.

– Мы остановили нападение на лабораторию. Так почему же нас отстранили?

– Сдается мне, этой работой займется кто-то другой, – заметил начальник.

– Великолепно. И кто именно? Я должен им передать то, что мы уже знаем.

– Понятия не имею.

– ЦРУ?

– Нет, – ответил начальник. – После Пената Брейна им никогда больше не позволят работать внутри Америки.

– Тогда кто же?

– Никто не знает. То есть, буквально никто, – сказал начальник.

– Если это не мы и не ЦРУ, КГБ, второй отдел французской разведки и МИ-26 тоже исключаются, тогда, во имя Господа, кто же это может быть?

– Добро пожаловать в лаборатории МОЗСХО, штат Вашингтон, – сказала Дара Вортингтон.

Девушка раздумывала над тем, осмелится ли она подружиться с этими двумя. Она ведь уже потеряла столько друзей в МОЗСХО. Поначалу она хотела только показать новеньким их личную лабораторию и упорхнуть. Но пожилой был столь любезен и обходителен, что она просто не могла не сказать пару слов о его восхитительном блестящем зеленом кимоно.

– Оно великолепно, – сказала Дара.

– Вам обязательно надо болтать все эти глупости? – грубо осведомился белый партнер старика-азиата.

Его звали Римо. Выглядел он невероятно сексуально, именно с таким мужчиной Дара мечтала бы оказаться в постели, но Римо вел себя так грубо, что его поведение оттолкнуло девушку. Это была безразличная холодность, отсутствие даже малейшего проявления интереса к ней. Когда Дара тепло приветствовала его при встрече, он даже не обратил на нее внимание. Впрочем, девушку не слишком беспокоило такое равнодушие. Она и сама знала, что хороша собой. Еще бы, с такими роскошными рыжими волосами и телом, за обладание которым многие мужчины клялись умереть. Разумеется, Дара никому не желала смерти. И без того ее слишком много было в последнее время вокруг этих лабораторий. Но в конце концов, если уж она так тепло приветствует кого-либо, то вправе ожидать соответствующего ответа, хотя бы слабого проявления интереса к ней.

– Просто покажите нам лаборатории и представьте остальным исследователям, – сказал тот, кого звали Римо.

Она сделала вид, что не слышит его, и обращалась только к старшему, восточного вида мужчине который был столь мил и любезен.

– И не вздумайте потерять что-нибудь из его записей в компьютере, – предупредил ее Римо.

– Неужели он всегда так разговаривает с вами? – спросила Дара.

– Ничего страшного, – ответил Чиун.

Дара решила, что он не только чрезвычайно приятный и чуткий человек, но и имя у него такое милое.

– Я вас серьезно предупреждаю не вздумайте играть с его компьютером, – громко повторил Римо.

– У меня были неприятности из-за компьютера, – пояснил ей Чиун. – И меня же тогда обвинили в его неудаче.

– Это выглядит весьма несправедливо, – сказала Дара.

– Мы уже много лет работаем вместе, я и это вот белое существо, – грустно заметил Чиун. – И я больше не ищу справедливости.

– Просто не играйте с его компьютером, и все, – сказал Римо, – или вам и в самом деле придется столкнуться с несправедливостью.

– Совсем не обязательно вести себя так грубо, – сказала ему Дара.

– Нет, обязательно, – отрезал Римо.

– Почему?

– Потому что если я не буду груб, вы можете полезть в его компьютер.

Дара решила не обсуждать больше эту тему, но она не могла позволить Римо осуждать пожилого человека за то, что тот так любезно принял похвалы своему кимоно.

– Я знаю вас обоих всего несколько минут, но честно говоря, мне очень хочется прямо сказать, что я о вас думаю.

– Можете не беспокоиться.

– Нет. Я настроена высказаться, и я скажу, – заявила Дара.

– Так я и думал.

– Я совершенно не понимаю, почему этот любезный человек вообще имеет с вами какое бы то ни было дело.

– Вы закончили? – осведомился Римо.

– Да.

– Прекрасно. А теперь покажите лабораторию.

– Я уже привык мириться с этим, – грустно сказал ей Чиун. – Знаете ли, ведь я даже вынужден сам выносить мусор.

– Это ужасно – сказала Дара. – Он мог бы по крайней мере выказывать хоть какое-то уважение к вам.

– Вы молоды и прелестны, – сказал Чиун, – и не по годам мудры.