Текст книги "Легион"

– Дай отсосу!

Лаптев перепугано отпрыгнул в сторону и чиркнул зажигалкой. На пожарном ящике сидело существо по кличке человек-паук. Желтая, словно пергаментная кожа плотно обтягивала шишкастый череп, огромные, как у инопланетянина глаза отражали свет зажигалки. Сломанные на свободе ноги неправильно срослись и двигался сей отважный джентльмен исключительно при помощи рук, и опираясь на пятую точку. Любимым местом его был темный предбанник, где он сидел обычно, взобравшись на пожарный ящик с песком.

Лаптев чертыхнулся, сколько раз заходил в этот барак, а все не мог привыкнуть, что углу сидит этот придурок. Едва зайдя в коридор, Лаптев был атакован другим придурком, из какой-то секции, или как по больничному называли в ИК-14 палаты выскочил худосочный зек с бешенными глазами.

– Ваше превосходительство!

Лаптева уже третий год как перевели в этот зоопарк из ИК-8, поэтому он уже научился общаться с его обитателями.

– В чем дело, милейший?

– Вот заявление, будьте любезны принять.

– Конечно, конечно, а кому заявление, позвольте полюбопытствовать?

– Патриарху всея Руси, понимаете у меня видения, и кажется я пророк, недавно получил послание от всевышнего, и нужно срочно донести благую весть патриарху, папе римскому, верховному раввину, и верховному муфтию.

– Ну, патриарху мы отправим, а вот папе и раввину, с этим проблемы.

– Почему?

– Папа, где живет?

– Ну, в Риме.

– Ну, вот видишь, а итальянских марок, как назло в зоне нет.

– Так пусть сам приедет!

– Да не вопрос, вот только подождать придется, пока визу оформит, время пройдет.

И Лаптев попытался быстрее проскользнуть мимо пророка, но тот был настойчив.

– Так примите заявление!

Лаптев, с самым серьезным видом взял у зека потрепанный лист бумаги, и с не менее серьезным видом положил его в папку, попутно подумав, что если так пойдет дальше, то унитаз в коридоре штаба скоро забьется.

– Так вы даже не читали! – запричитал зек.

– А я, блядь, и не собираюсь – подумал Лаптев и ответил.

– Сей документ, сын мой, требует большого внимания, и я, своим скудным умишком не пойму мудрости, изложенной в нем, и поэтому сегодня же отправлю адресату.

– Так ведь уже ночь!

– А я фельдъегерской почтой, у меня как раз в отделе фельдъегерь сидит.

Зек заинтересовался.

– А как он выглядит?

Лаптев не мог удержать улыбки:

– Лицом чист, очень белый, чистый душой и телом, очень надежен – начал описывать он, вспоминая очертания унитаза – Пьет только воду, а вот с закусью неразборчив.

Зек успокоился:

– Слава Иисусу Христу!, если не пьет, значит довезет в сохранности.

– Извращенец, сорвись нахер!

– А я че, я ни че – зек поспешил нырнуть в свою нору.

Завхоз отделения молоденький мальчишка с ангельскими глазами, по имени Руслан поторопил пророка пинком под зад.

– Заходите, Игорь Петрович.

Лаптев зашел в комнатушку завхоза, сел на кровать и устало вытянул ноги.

– Ну и зоопарк у тебя, Русланчик.

– Сам в ахуе, Петрович.

– Чего там опять Фунтик вскрылся, говорил тебе не давай ему станки.

– Не будет мойки, зубами вскроется.

Лаптев махнул рукой, тут Русланчик был прав, свинья грязь найдет.

– Петрович, я тут с одним пидарченком познакомился из хирургического отделения, такой ласковый, волосики пушистые, Кроликом зовут, хотите познакомлю.

– Ты че, попутал что ли.

– Ой, извини, Петрович, забыл я, настолько вас за своего считаю, ведь живете с нами, постоянно в зоне. Вот придете как-нибудь домой, а там будет мужик в ваших тапочках расхаживать, и спросит вас, ты кто такой? Вот тогда и Кролика вспомните, только поздно будет, на него такой спрос.

– Иди на хер – беззлобно ответил Лаптев, в глубине души признавая, что Русланчик отчасти прав. Русланчик захихикал. Несмотря на свою ангельскую внешность, Русланчик был тяжеловесом. Срок у него был первый, но как говорится очень нехилым. На свободе он сошелся с женщиной лет на десять лет старше себя. Сожительница держала несколько ларьков, и Русланчик безбедно жил у нее на положении альфонса. Беда, как говорится пришла нежданно. Как-то раз заглянул в гости старый знакомый сожительницы. Ну посидели, выпили и Русланчик отрубился. Проснувшись среди ночи, он увидел мерно колыхающийся волосатый зад гостя. Продрав глаза, Руслан рассмотрел, что его сожительница, широко раскинув ноги и закатив глаза, лежит на спине и громко стонет, а на ней, утробно урча уютно расположился гость. Тут у Русланчика помутилось в голове, схватив поясок от халата сожительницы, он накинул его на шею коварного гостя. После совершившегося справедливого возмездия, они с сожительницей два дня пили мировую у остывшего тела гостя.

– Да не переживай ты так-успокаивал он скулящую от страха сожительницу – У него не самая плохая смерть, умер как настоящий мужик, на тебе, со стоячим хером.

– Что же теперь делать? – продолжала скулить сожительница.

Раздавив еще поллитровочку, они нашли единственно верное решение. Засунув несчастного Ромео в картофельный мешок, они погрузили его на санки, и сбросили труп возле мусорных контейнеров. Все может быть и обошлось бы, но в квартире от гостя осталась норковая шапка, которою они сдуру и спьяну понесли продавать на рынок, где их и приняли. Сожительница отделалась легким испугом, а Руслан прикурил серьезно на десять лет. В зоне Русланчик быстро освоился, сразу разобрался, что зона «красная», а не «черная», сумел втереться в доверие администрации, и стал старшим дневальным, или как говорят на зоне завхозом. Благодаря бойкому характеру легко уживался и с воспитателями, и с отделом безопасности, и с операми, и с зеками. Лаптев вздохнул:

– Пошли, показывай, где этот дебил вскрылся.

Вскоре Лаптев сидел на принесенном Русланчиком табурете и заполнял протокол осточертевшими до тошноты словами: комната для умывания представляет собой прямоугольное помещение размерами пять метров в длину, и два метра в ширину, в помещении расположены слева направо….

– Руслан, приведи двух понятых, только адекватных, не ебнутых.

– Где таких взять, Петрович, в четвертом-то отделении….

– Ну хотя бы, чтобы писать умели, главное, не пиздели бы много…

Собрав все необходимые бумаги, Лаптев сидел в кабинете, попивая крепкий как деготь чай и глядел в окно, небо серело, скоро подъем, развод, потом утренняя проверка, потом завтрак, и так бесконечно год за годом. В дверь постучали.

– Ну кого там еще несет.

– Разрешите, Петрович-в дверь просочился Руслан.

– Чего не спится-проворчал Лаптев.

– Суббота, днем отосплюсь.

– Чай будешь?

– Давай, Петрович, с ваших рук хоть яд.

– Где этот дебил, Фунтик?

– Спит, где еще, всем мозги вынес, теперь харю мочит!

– С него еще объяснение нужно отобрать, после подъема приведи его ко мне.

– Может дома, в отряде напишет, я принесу.

– Он, бля напишет, заебешься читать, не, ему нужно под диктовку, он сука свою фамилию с нагрудной бирки переписывает, и то с ошибками.

– Вот, Петрович, сам видишь, половину зоны нужно разгонять по домам, многие ни за что сидят.

– Это ты что ли, или Фунтик?

– Да нет, про нас и разговору нет, вот у меня в бараке один за печку из нержавейки сидит, другой за козу, а вот сколько сижу, ни одного депутата не видел.

– Их блядей не сажают.

– А почему так, гражданин начальник, воруют бля даже не миллионами, а миллиардами?

– Сказать тебе честно, Руслан?

– Конечно!

– А вот, хуй его знает!

– Я серьезно, вот взять бы и освободить всех легковесов и первоходов, вот бы зона разгрузилась.

– Была уже такая хуйня, Руслан, ты еще пешком под стол ходил, или нет, ты уже свою сожительницу дрючил. Я уже служил опером, так вот в двухтысячном амнистия большая была, нагнали всех первоходов по легким статьям, по сто пятьдесят восьмой в основном, в день бывало по пятьдесят человек уходили.

– И, что?

– Да ничего, девяносто девять процентов назад вернулись, а один вообще, рекорд поставил. В десять утра освободился, а в два уже с уголовки звонили, хату успел выставить, четыре часа дебил на свободе ходил.

– Да, дятел.

– Кто вас там ждет, Руслан, вот тебя, твоя сожительница ждет?

– Нет, как меня закрыли, так она сразу с каким-то хачиком сошлась.

– На свободе хрен куда на работу устроишься, вот я, почему здесь, как ты думаешь?

– Нравится наверно?

– Дебил, ты думаешь, вы такие красивые, нет, друг, я пришел после армии, а работы нет. Устроился на завод по специальности, четыре месяца зарплату не платили, еще три месяца без содержания сидел.

– Так воровать бы шли!

– И сидел бы с тобой в одном бараке.

– А ты, Петрович и так сидишь, я-то по приговору, а ты просто так. Все друзья и знакомые в субботу или водку пьют, или на рыбалке, а ты с пятницы домой уйти не можешь.

– Вот выйду на пенсию….

– И куда пойдешь, охранником в магазин, нет, Петрович, лучше иди воруй, здоровее будешь.

Глава третья. Витек

В следующее дежурство Витьке досталась новая напарница. Толстая, очень подвижная, похожая на мячик Аленка. Несмотря на полноту, она чем-то понравилась Витьке. Нет, не как женщина, лицо ее с маленькими поросячьими глазками не могло его привлечь, будь он хоть в сильнейшем алкогольном опьянении. Нравилась тем, что с ней никогда не было скучно. Аленка частенько приходила на смену с хорошим перегаром. Витька, сочувствуя ей, то кипятил крепчайший чай, то разводил бульонные кубики. Аленка, отойдя с похмелья, успевала одновременно сидеть в социальных сетях на телефоне, и без умолку болтать и с Витькой, и с администраторшей, и с уборщицей. Вечером, когда кончался рабочий день, они закрывались, и становились, по выражению Аленки ночными директорами. Видимо от частого употребления крепких напитков, у нее иногда перемыкало.

– Давай поиграем в догонялки! – как-то предложила она.

– Это как? – удивился Витька.

– Да очень просто, по коридору, он вон какой длинный.

– Да отстань ты, тебе сколько лет?

– Двадцать девять.

– Да, клиника.

– А что это такое?

Витек понял, что она не отвяжется. Вот дура, то в догонялки, а в прошлое дежурство предлагала выгнать похмелье, занявшись сексом в туалете.

– Тут, Алена, не все хорошо на стадионе, слышишь стук, это хлопают крышки от унитазов.

– А почему они хлопают?

Крышки и в самом деле хлопали. Пацаны футболисты не до конца поднимали крышки, и они падая издавали громкий стук.

– Это очень старая и страшная история.

Поросячьи глазки Аленки загорелись искренним интересом, и ей стало не до догонялок.

– Давным-давно ходил заниматься на стадион один мальчишка, очень талантливый. Был он надеждой главного тренера, тот пророчил ему большое будущее. И вот, однажды, что-то не срослось у пацана, то-ли с родителями, то-ли первая любовь. Ну ты же знаешь, у подростков это серьезно.

– Да, любовь, это серьезно – глубокомысленно, со знанием дела произнесла Аленка, мечтательно прикрыв глаза.

– Это тебе не секс в туалете. – приземлил ее Витька.

– Да что ты понимаешь, мы с мужем всегда так похмелье выгоняем.

– Да, а в это время ты по сотовому разговариваешь, а когда минет делаешь, то пальцами СМСки отправляешь – подколол Витька.

– Я, когда любовью занимаюсь, то телефон отключаю, ну что там дальше с пацаном.

– Короче, повесился пацан в раздевалке, теперь его неприкаянная душа бродит по стадиону ночами и пугает охранников, которые прозвали его черным футболистом. То крышками унитазными хлопает, то слышится стук мяча об стену, это он тренируется.

Тут в тишине раздался глухой удар.

– Ну вот, сама слышишь – прокомментировал Витька.

– Ой – маленькие глазки Аленка стали большими, и по толстому ее лицу поползли струйки пота.

– Ну так вот – продолжил Витька – пока ты здесь на посту, то в безопасности. Да и в коридоре тоже, разве только сзади подкрадется и обнимет.

– Ой – испуганно пискнула Аленка.

– Ну, если такое произойдет, то ничего страшного, парнишка молодой, игривый, от тебя не убудет, только не оглядывайся.

– А, почему? – испуганно прошептала Аленка.

– Да лицо у него наполовину нормальное, наполовину сгнило, могила, сырость, сама понимаешь. Больше Аленка разговоры про догонялки не заводила, да и вообще старалась без надобности не шарахаться по темному коридору, особенно ночью. Благодаря бойкому языку Аленки, история про черного футболиста пошла гулять среди охранниц. Кто-то ночью слышал детский плач, кто-то даже видел его и подробно описал его, кроссовки, трусы, и другие подробности. Короче байка пошла гулять и прочно утвердилась. Витька, слушая эти истории удивлялся:

– Эх Аленка, Аленка, твоей башкой только лед долбить, и хрен сосать – думал Витька.

Короче жизнь продолжалась, и потихоньку Витька привык в Легионе. Подружился Витька и с проверяющим, старшим охранником Федором Харитоновичем Бубликовым, который наводил ужас на всех охранниц, и даже на кое-кого из мужиков охранников. Федор Харитонович был личностью яркой и запоминающейся, даже на фоне личного состава Легиона, в котором вообще было мало серых и неинтересных людей. В ранней молодости Федор Харитонович бредил военной службой и подвигами. Но судьба распорядилась иначе, юный Федя угодил в колонию для несовершеннолетних, и на военной службе можно было составить крест. Но Федя не унывал, решив, что и в мирной жизни, всегда есть место для славного подвига. И некоторое время, Федя проработал сторожем в каком-то колхозном саду, беспощадно борясь с расхитителями и ворами колхозного добра. Перестройка открыла перед Федором новые горизонты и перспективы. В стране, как грибы после дождя начали появляться различные ЧОПы. Более того, судьба послала ему счастливый билет в лице родственника, трудящегося в руководстве ЧООО Легион. И Федя, ухватился за шанс. И теперь он не Федя, даже не Федор, а уважаемый Федор Харитонович Бубликов. Вот она, сбывшаяся мечта, власть, суровая и ответственная работа. Питая с детства страсть к военной форме, Федор Харитонович покупал и доставал ее через знакомых всеми правдами и неправдами. И выходил он на боевое дежурство, то в омоновском камуфляже, то в спецназовском, то еще в черт знает каком, но с неизменной спецназовской шапке-маске и в спецназовских же перчатках без пальцев. Руководство ЧОПа посмеивалось над ним, но ценило, так как Федор Харитонович исполнял свои обязанности добросовестно и с фанатизмом. Он, к примеру, мог часами сидеть в сугробе и следить в бинокль за нерадивым охранником, и дождавшись, когда тот уснет на посту, подползти к нему, и сфотографировать его на телефон. В этом искусстве маскировки и скрытного проникновения на объект, Федор Харитонович добился настоящего профессионализма, куда там до него какому-то там спецназу. Пристрастившись еще в колонии для несовершеннолетних к траве, Харитонович, часто скрашивал часы, проведенные в засаде, добрым косяком анаши. И внезапно появляясь на посту с обдолбанными бешенными глазами, приводил в ужас бедных охранниц. Словно дикий зверь, он чувствовал страх, и если человек его боялся, то Федор Харитонович, пер напролом, как медведь. Одним из его славных подвигов стал случай на отдаленном посту. Пост был так себе, заброшенное здание, откуда было нечего красть, и поэтому на этом посту поставили охранницу, старушку-божий одуванчик. Видимо в тот злополучный день Федору Харитоновичу попалась особо убойная трава, и он, оставив свою знаменитую Ниву-пятидверку вне зоны видимости поста, прихватив свой верный бинокль, неслышно пополз к посту. Двигался он плавно и бесшумно, омоновский камуфляж-снег делал его незаметным на фоне подтаявших мартовских сугробов. Подобравшись к зданию, Харитонович, швейцарским армейским ножом, ловко отжал форточку, и ужом проскользнул в комнату охраны. Бабулька в это время находилась в туалете. Это фактор объясняет, что ее нижнее белье осталось сухим.

Выйдя из туалета, и увидев Федора Харитоновича в черной маске, бабулька, схватившись за сердце, рухнула, как подкошенная.

Спасло бабульку от неминуемой смерти от инфаркта, только то, что Харитонович, остатками своих пораженных коноплей мозгов сообразил, что нужно вызвать скорую помощь. Понятное дело, что при его таком ответственном отношении к работе, некоторые из замужних охранниц жаловались на него мужьям. И пару раз Федор Харитонович весьма серьезно огребал. Из чего он сделал необходимые выводы, старался не лезть к замужним бабам, а также, после того как его положили на снег под дулом карабина, избегал постов с вооруженной охраной. Но для старушек, а так-же для охранников, которые его боялись, он был настоящим бичом божьим. Когда Харитонович первый раз появился на посту у Витьки, и застыл, грозно шевеля своими знаменитыми усами, ожидая доклада, Витек, взглянув в его безумные глаза, безошибочно определил, травокур. И, подойдя к нему, протянул руку-здорово, братуха! Тому ничего не оставалось, как пожать ее. Насмотревшись еще в зоне на наркоманов и травокуров, Витька прекрасно понимал, что нужно делать. Анаша забирает много сил и энергии, и поэтому травокуров тянет на жор и интересный разговор.

– Давай, Харитоныч, покушаем, кофейку попьем.

– Это можно-оживился Бубликов.

И налег на остывшую гречневую кашу, которую Витек хотел выкинуть. Аленка, едва завидев подъехавшую Ниву Бубликова, сбежала вглубь коридора, Харитоновича она боялась даже больше, чем черного футболиста. Федор Харитонович, наевшись и выпив чашку растворимого кофе, удовлетворенно откинулся на стуле.

– А где второй охранник?

– Так вот же – Витка указал рукой в сторону коридора.

Харитонович уперся взглядом в противоположную сторону.

– А почему их двое?

– Вот тебя прет – подумал Витька и беззаботно ответил – А один сейчас уйдет!

– Вот и отлично, а как тебя зовут?

– Витька.

– А вот Витька, у тебя на посту дубинка и наручники, это как у рыцаря на коне копье и щит, и доспехи.

– Истину говоришь, Харитонович, а еще у рыцаря булава, меч, боевой топор и знамя.

Но Харитонович уже дремал, его жесткие усы грозно топорщились. Снилось ему, что он, Федя Бубликов скачет на белоснежно белом коне, в сверкающих доспехах и алом плаще, небрежно наброшенном на могучие плечи, сильная рука легко играет тяжелым копьем. Вот он подскакал к прекрасному замку, из окна которого красавица с золотыми волосами и небесными голубыми глазами бросает ему алую розу, которую он ловит на лету, и целуя, прижимает ее к груди.

– О, Теодор! – страстно шепчет красавица.

Харитонович протягивает к ней руки, и роняет розу, роза падает на землю со страшным грохотом и начинает издавать странный неприятный запах, напоминающий запах экскрементов. От грохота он проснулся, и вскочив продрал глаза. Напротив него, с выражением непередаваемого ужаса в маленьких поросячьих глазках стояла маленькая толстенькая охранница, и пыталась поднять с пола упавшие наручники.

– Хрм! – зарычал Харитонович.

От ужаса охранницу как ветром сдуло. Когда Аленка уронила наручники около спящего Харитоновича, и от страха, когда тот открыл свои бешенные глаза, испортила воздух, Витька, не выдержав, заржал так, что не мог устоять на ногах, и упал в кресло, держась за живот. Вот с такого веселого недоразумения и началась большая дружба Витьки и Федора Харитоновича Бубликова. Харитоныч приезжал в Витькино дежурство, они пили кофе и вели неторопливую мужскую беседу. Аленка тоже постепенно перестала его боятся и была принята в члены «рыцарского клуба». Ибо любимой темой Харитоныча были рыцари. И хоть Федор Харитонович и называл Аленку вонючкой, то только любя, как свою. Аленка не обижалась, а другие охранницы ей завидовали, так как она считалась подругой самого грозного Федора Харитоновича Бубликова, а это в Легионе многое значило.

Глава четвертая. Двое

Эти двое произвели на Витьку странное впечатление сразу, едва он их увидел. На стадион ходило много странного народа. Но эти были какие-то не такие. Что-то от них исходило, а что именно, Витька объяснить не мог даже самому себе. Приходили они всегда зимой, летом пропадали. Всегда вечером, обычно в самый лютый мороз, или в метель. Седой старик в искусственной шубе, еще из тех, которые носили в Советском Союзе и шапке ушанке неопределенного цвета. Длинные неопрятные волосы, и какие-то неестественные движения, как у заводной куклы. И она, в старой длинной дубленке, и в шапке, отороченной светло коричневым мехом. Возраст ее определить было невозможно, ей с одинаковым успехом можно было дать, как и двадцать, так и пятьдесят лет. Правильные черты лица, молодая, неестественная белая кожа, и глаза. Если у старика они были безжизненные и потухшие, то у нее бледно синие, пронизывающие насквозь и замораживающие. Они всегда появлялись внезапно, как будто выныривали из темноты, и зайдя в фойе, безжизненно застывали. Простояв без движения и в одной и той же позе минут двадцать, они так же молча выходили и исчезали в темноте. Никто не знал, кто они и откуда. На все вопросы Витьки все пожимали плечами, и односложно отвечали:

– Не знаю, наверно погреться зашли.

Никто кроме Витьки не обращал на них внимания. Витька про себя называл их ходячими мертвецами. Они, казалось почувствовали на себе его внимание. Однажды, зайдя, и как обычно застыв в углу, девушка поглядела на него своими ледяными глазами и улыбнулась. От этой улыбки у Витьки пополз по спине холодный пот. Так могла улыбаться ожившая восковая кукла или мертвый череп. Старик же оставался неподвижен, его лицо, лишенное всяких эмоций, напоминало деревянную маску. Витька же, после этого случая стал всячески избегать эту странную парочку. Едва завидев их, он, или выходил на улицу, или уходил в комнату для приема пищи. Но даже в глубине души, он бы никогда не признался себе, что боится их, особенно девушку, было в ее замороженных глазах что-то демоническое. В тот день все было, как обычно, странная парочка постояла в углу, и растворилась в темноте зимнего вечера, и Витька с облегчением вздохнул. Вскоре закончились тренировки, разбежались пацаны футболисты и тренера. Витька закрыл дверь на ключ, и поставив чайник, сел на диван, вытянув усталые ноги. Аленка сидела в телефоне, и видимо нашла там что-то интересное. Вот и хорошо-подумал Витька, устал уже от ее болтовни. И тут уши его заложило от истошного визга. Витька не сразу сообразил, что визжит Аленка. Схватив резиновую дубинку, он, не помня себя выскочил в фойе. Аленка, бледная как мел визжала, указывая пальцем в темный коридор.

– Вот я дурак, что рассказал ей эту сказку про футболиста – успел подумать Витька и заорал:

– Что там, футболист? – и дал ей пощечину, чтобы эта дура пришла в себя. Визг прекратился. Аленка, тыча пальцем в коридор хрипела:

– Там, там!

– Что, там?

– Там!

Поняв, что ничего от нее не добьется, Витька, перехватив поудобнее дубинку, и взяв фонарик, двинулся в темноту коридора.

– Витя, не ходи, там страшно!

– Отстань, дура – И Витька, матерясь пошел дальше.

Пройдя шагов десять, он заметил тусклый свет в дальнем конце коридора.

– Пацаны свет забыли выключить, вот эта дура и испугалась-подумал Витька.

И сам застыл от страха, перед ним стояла эта девушка, своей жуткой улыбкой. Витька попробовал поднять руку с дубинкой, но почувствовал, что не может ни шевелится, ни кричать. Девушка подошла, даже не подошла, а подплыла по полу, как по воде, прикоснулась к его лицу ледяной рукой, и повернувшись к нему спиной, стала удалятся. Нет, она не уходила, а уплывала, стоя на одном месте, как на эскалаторе. В дальнем конце коридора, в стене открылась дверь, откуда исходил неяркий синий призрачный свет, и девушка, под плывя к двери, исчезла в ней, дверь же продолжала светиться. Преодолевая страх, Витька дошел до этой двери. Среди синего, словно живого света, Витька разглядел очертания огромного зала, обложенного камнями, как в средневековом замке. В этом зале колыхались неясные фигуры и тени, на стенах зала, в железных кольцах пылали факелы, и Витька явственно чувствовал запах смолы. Витьке очень хотелось шагнуть в эту таинственную дверь. Но он никак не мог преодолеть в себе страх, он чувствовал, что, пройдя эту черту, обратно уже не вернется. А дверь, вот она, словно манит, как бы говорит, ну зайди, что тебе стоит, и ты увидишь то, что тебе и не снилось, то, что никто и никогда не видел. Казалось дверь была живая, и мысленно разговаривала с ним.

– Все то, что ты знаешь, ничто по сравнению с тем, что скрывается за мной, иди, наберись мужества, и сделай этот шаг.

– Но я же не вернусь обратно – подумал Витька.

– И что из того, твой жалкий мир не стоит того, чтобы возвращаться, ибо за мной скрыто то, о чем ты мечтал всю твою жизнь.

Витька потряс головой и отогнал наваждение. Дверь вспыхнула ярким светом, и начала таять, как изображение на мониторе, и погасла. Витька провел рукой по стене, двери как будто и не было. Невольно вздохнув, чувствуя, что упустил что-то очень важное, и ругая себя за то, что не решился сделать этот шаг, Витька повернулся и зашагал обратно по коридору. Внезапно Витька почувствовал, что он не хочет возвращаться обратно в эту серость. Тусклую и однообразную жизнь, лишенную каких-либо радостей, нищенскую зарплату, маленькую и замызганную избушку в деревне Козловка, отца алкоголика, жену, которая ушла от него сразу, как его уволили с работы, и теперь требующую алиментов, хотя детей у них не было. Под ногой что-то зазвенело, и Витька, посветив фонариком по полу, разглядел какую-то металлическую шпильку, и круглый кусок металла, похожий на монету. Сунув находки в карман, и стараясь придать лицу беззаботное выражение, он пошел дальше. Аленка встретила его как выходца с того света.

– Что это было?

– Пацаны свет забыли выключить в раздевалке.

– Нет, Витька, ты врешь, там кто-то ходил!

– Футболист, наверное.

– Нет, Витька, это была женщина.

– Значит женился пацан.

– Нет, Витька, ты как всегда врешь, что там было на самом деле?

– Да нет там ничего, хочешь вместе сходим?

– Нет, не хочу, но я в самом деле что-то видела.

– Что именно, можешь сказать?

– Нет, просто показалось, что это женщина, страшная, глаза горят.

– А точно можешь сказать?

– Нет.

– А чего ты, милая вчера употребляла?

– Да ничего, так с мужем, чисто символически.

– А, что именно?

– Самогоночки.

– Вот видишь, Аленка, завязывай с этой херней, хотя бы перед работой, а то видишь, до чертей допилась.

– Почему до чертей?

– Сама же говоришь, бабу видела.

– Да не видела я ничего – Аленка разрывалась между желанием доказать, что она что-то видела, и боязнью показаться алкоголичкой.

– Шла бы ты, Аленка на улицу, на обход на свежий воздух, погуляй, и всякая хрень в голову лезть не будет.

– Ой, Витька, что у тебя на щеке?

Витька подошел к зеркалу: на щеке красовался небольшой ожог. Витька вспомнил ледяное прикосновение руки девушки к щеке и вздрогнул.

– Да, это я прикурил неудачно, обжегся.

И, выпроводив Аленку на обход, Витька достал из кармана находки. Кругляк оказался тяжелой монетой из желтого металла, очень похожего на золото. Но была ли она золотой, Витька не был уверен, не разбирался он в таких вещах. На монете было изображено какое-то странное животное, то-ли дракон, то-ли змей с крыльями. Витька невольно залюбовался, никогда ему не приходилось видеть такое красивое животное, объединяющее в себе одновременно силу, мощь, стремительность и грацию. По краям монеты шла надпись на неизвестном языке, причем некоторые буквы выглядели как русские. Железка, похожая на заколку оказалась действительно женской заколкой из желтого же металла с насечками из белого металла и двумя камешками такого яркого синего цвета, что Витька долго не мог оторвать от них глаз. Сама заколка была выполнена в виде того же змея, как изображенного на монете. Камешки были вставлены в глаза змея, и казалось, что змей смотрит на тебя яркими синими глазами, напоминающими глаза этой ведьмы. Витька опять вздрогнул и прикоснулся к ожогу на щеке. Взяв заколку, он провел ею по стеклу, покрывающему поверхность стола, и замер от удивления, камешки оставили на стекле глубокие царапины.

– Вот тебе раз – Удивился Витька – А камешки-то драгоценные, а сама заколка похоже из золота, насечки скорее всего серебряные, да и монетка похоже золотая. И запрятал находки подальше. Дома, дождавшись, когда останется один, Витька, достав нож, открыл только ему известный тайник в бревенчатой стене старенькой избушки. После смерти матери и Витькиного развода, старик стал здорово поддавать, и Витька был вынужден прятать свою более чем скромную зарплату. Пересчитав заначку, Витька вздохнул и вытащил тысячу, положив туда найденные безделушки, закрыл тайник. Сходив в магазин, Витька купил две бутылки водки, и отдав отцу одну поллитровку, отправил его в гости к дяде Коле, давнему его другу и собутыльнику. Достав сотовый, Витька набрал уже почти забытый номер.

– Алло, Игорь.

– Витек, ты куда пропал, давай посидим как-нибудь.

– Давай.

– Когда?

– Прямо сейчас.

– Ты че, Витек, сейчас отчет квартальный, я раньше одиннадцати не выберусь, да и заночевать может придется.

– Короче, Лапоть, нужно срочно встретится. По очень срочному делу.

– А подробнее?

– Не по телефону, сам понимаешь.

– Горит что ли?

– Горит, Игорек.

– Лады.

Лаптев призадумался, после этой аварии, после которой Витьку поперли из зоны. Витек пропал и замкнулся в себе. Бывших сослуживцев стал избегать, а тут позвонил и хочет срочно встретится. Витек по пустякам звонить не станет. Может приперло чего, и на всякий случай сунув в карман пару тысяч, Лаптев, никому не сказав, сунул в сейф осточертевшие бумаги, переодевшись в гражданку, рванул к Витьке. Через час Лаптев с Витькой сидели за столом, на котором стояла бутылочка водки и нехитрая закусь. Лаптев внимательно слушал, внимательно рассматривая лежащие на столе монету и заколку с синими камнями.

– Чего молчишь, Игорек? – спросил Витька, закончив рассказ.

– Видишь, Витек, я лет так на десять старше тебя, и побольше слышал. Стадион вообще темное место, да и городок наш тоже, тут какой только хренотени не было. Вот, где стоит твой стадион?

– Между Козловкой и Рыльском.

– А раньше, что там было?

– Болото какое-то, пруд, лес.

– Сам-то видел?

– Нет, батя рассказывал.

– Так вот, в древности, там было языческое капище, ну идолы там всякие, животных и людей в жертву приносили. А при крещении, когда попы хотели идолов сжечь, народ на уши встал, резня была, а трупы в болото побросали. Хотели церковь поставить на этом месте. Ну построить-то построили, только ушла она под землю со всеми, кто в ней был в этот момент.

– Ты-то откуда знаешь.

– Читал, да и дед с отцом рассказывали.

– И, что с этого?

– Потом появился какой-то комерс, местный с Козловки родом. Мутный такой, ну как и все в девяностых. Тогда в Козловку и менты даже соваться боялись. Ну короче, комерс этот Ванька Ветров, попал в какой-то блудняк, подстрелили его, после больнички, его закрыли. Отсидел он у нас на восьмерке. Освободился, начал мутить что-то с мебелью, с татарчатами какими-то. Ну он с катушек съехал, то-ли после огнестрела, то-ли после отсидки. Но почти все свои деньги на благотворительность пускал, то на детдом, потом этот стадион на свои деньги построил, и в день его отрытия умер прямо на стадионе, с сердцем что-то. Хотя говорили ему, не строй на этом месте, проклятое оно.11
  См. книгу «Осень в Козлинорыльске, или Хрустальное небо сентября».


[Закрыть]