Текст книги "Размышления о прошлом и настоящем. Очерки политической экономии"

VIII. Переломные пункты социально-экономического развития России в ХХ в.[33]33
  Философия хозяйства. 2008. № 5.


[Закрыть]
(доклад на круглом столе «Характеристика этапов социально-экономического развития России в ХХ в.»)

Проблемная группа в 2007 г. соединилась с Проблемной группой «Теоретические проблемы национальной экономики» (руководитель – проф. В. М. Кульков) под общим названием «Воспроизводство и национальный экономический рост» и провела совместно с Центром экономики знаний кафедры политической экономии при участии представителей кафедры истории народного хозяйства и экономических учений экономического факультета круглый стол «Характеристика этапов социально-экономического развития России в ХХ веке», на котором обсуждались следующие вопросы:

1. Критерии периодизации социально-экономического развития России в ХХ в.

2. Поэтапное развитие производительных сил и экономический рост в России с международными, региональными и отраслевыми сопоставлениями.

3. Сущность, формы и методы социально-экономических преобразований на каждом этапе.

4. Структура, революции и реформы в области производственных отношений и форм хозяйствования.

5. Экономическая роль государства на различных этапах.

6. Национальная специфика экономического строя России в динамике ХХ века.

Тема обсуждения напрашивается уже с конца прошедшего века, да и не проходила она, хотя, может быть, не в целом, а по отдельным её фрагментам, разделам, сторонам, мимо внимания и публицистов, и научных выступлений, и официальных докладов, и СМИ: ХХ в. насыщен событиями мирового звучания. Но в этом, 2007 г., слышен и особый мотив её обсуждения. 90 лет назад произошли две революции в России, оказавшие огромное влияние на её общественный строй, на её историческую судьбу. Хотя резонанс их в мире был далеко не одинаков.

Февральская революция 1917 г. устранила в России самодержавие, монархический строй, очистив её политическую систему от этого атрибута феодальной системы власти. Если отмена крепостного права в 1861 г., означавшая распад этой системы под влиянием растущих производительных сил и примера западных буржуазных порядков, пробудивших либерально-демократические и революционно-демократические настроения в российском обществе, была проведена самим царизмом, то теперь настала его очередь уйти с исторической сцены России. По крайней мере почти целое столетие Россия не приемлет монархию – даже бутафорско-английского типа. Лишь некоторые маргинальные круги по-прежнему поддерживают культ царя. Отдельные их представители, не видя социально-экономических причин падения самодержавия, пытаются всю вину этого события отнести на счёт личности самого царя, не принявшего-де репрессивных мер подавления революционных выступлений массы людей и многих политических партий. Однако весь период начала ХХ в. насыщен событиями, анализ которых способен дать научное объяснение происшедшей буржуазно-демократической революции. На фоне подъёма с конца XIX в. российской промышленности была и русско-японская война 1904 г., и революция 1905 г., и столыпинская реформа, и, наконец, Первая мировая война, приведшая к разрухе экономику страны, поставившая её перед «грозящей катастрофой». Но при всех своих исторических заслугах Февральская революция продолжила ряд буржуазно-демократических революций Запада и в этом смысле не была открытием, изменившим мир, началом становления капиталистической формации. Некоторые исследователи считают, что февральский политический переворот (революция) замыкается рамками 5 дней,[34]34
  Мстиславский С. Пять дней. Начало и конец Февральской революции. М., 1922. С. 13.


[Закрыть] вслед за которыми не последовало никаких существенных изменений в общественно-экономическом строе, в земельных отношениях, в системе государственного управления, в политике войны и мира.

Иной масштаб, характер и социальные последствия Октябрьской революции 1917 г., «за десять дней потрясшей мир». 10 дней, конечно, образ, метафора, но Октябрьская революция, начавшаяся как политический переворот, развернулась в мощный процесс социально-экономических преобразований формационного характера не только в России, но и во всём мире. Первое отличие в сравнении с её февральской предшественницей и состоит в том, что Октябрьская революция дала старт преобразованиям, продолжавшимся во всём мире в течение всего ХХ в. и продолжающимся в начале наступившего нового столетия. Второе отличие конкретизирует первое: Октябрьская революция есть не только политический переворот (революция), но и непосредственно революционный переворот в экономических отношениях, растянувшийся в России в основном до конца 1930-х гг. и составивший содержание «переходного периода от капитализма к социализму». Весь этот период – ломка прежних и формирование новых общественно-производственных отношений, системы новых форм собственности. Аналогичный по существу переходный период в национальных рамках и с национальной спецификой проходили страны, образовавшие «мировую систему социализма» после Второй мировой войны. В конечном счёте и китайский путь движения к социализму через «социалистическую рыночную экономику» ведёт свою генеалогию от Октябрьской революции, от НЭПа, открытого В. И. Лениным как многоукладная ступень переходного периода к социализму, «смешанная» экономика особого типа. Третье – важнейшее – отличие Октябрьской революции состоит в её социалистическом характере. С моей точки зрения, характер любой социальной революции определяется: 1) её ближайшей и более всего конечной целью, а также теми социальными слоями, которые поддерживают, защищают и осуществляют эту революцию и которым она выгодна; 2) содержанием последовавших реально социально-экономических преобразований и 3) утверждением соответствующей (в данном случае – плановой) экономической системы на основе определённой формы собственности на главные средства производства и природные ресурсы (в данном случае – не на частной, а на общенародной, общенациональной, государственной).

Перешагивая десятилетия, можно прийти к уверенному выводу, что современная принятая в ряде развитых стран, особенно в Европе, структура «социально ориентированной рыночной экономики», или «социального рыночного хозяйства», есть тоже один из конечных продуктов Октябрьской революции, только достигнутый иным путём, чем шла Россия «напрямую» к модели научного социализма, располагая «средне-слабым» (В. И. Ленин) уровнем развития собственных производительных сил и в условиях изоляции от экономики развитых капиталистических стран. Социально ориентированная рыночная экономика – это ещё не социализм (ни теоретически, ни официально). Но это путь, один из путей перехода к социализму, высшая, так сказать, ступень процесса «социализации», который идёт с давних пор на почве капиталистического способа производства, который по существу зафиксирован в III томе «Капитала» К. Маркса, заметно усилился после Второй мировой войны, особенно в настоящее время, и который не следовало бы отвергать и марксистам-ленинцам в условиях второй половины XX в. и в XXI в.

Сказанное даёт основание отвести схоластические (без определения критериев) постановки вопроса о том, что было в октябре 1917 г. – «переворот» или «революция». Ясно, что политический переворот, сменяющий форму государственной власти, уже есть революция, каковой и была Февральская революция. В отношении Октябрьской революции это определение тем более правомерно. Учитывая же её исторический масштаб, социально-экономические последствия, есть все основания её именовать – по аналогии с Великой Французской буржуазной революцией – Великой Октябрьской социалистической революцией. Не случайно о «восстановлении этого её статуса» уже заговорили российские официальные лица и официальные СМИ. Революцией являются и переворотные события 1991–1993 гг., приведшие к насильственной ликвидации советской власти (контрреволюция по отношению к Октябрьской революции).

Характеризуя сегодня этапы социально-экономических преобразований ХХ в. в России, было бы оправданным вернуться и к вопросу о сущности социального строя и причинах гибели СССР, явившегося в своё время ближайшим продуктом Октябрьской революции и 85-летие образования которого отмечается также в 2007 г.

Более чем столетний исторический опыт функционирования и эволюции российской и советской экономики может дать весьма серьёзный материал как для системного анализа и построения общей экономической теории с включением в неё фрагментов российской специфики (первая кафедральная тема), так и для разработки модели новой российской экономики (вторая кафедральная тема). Участники круглого стола могли бы внести свои предложения по решению этих задач.

Несомненно важны объективные оценки всех этапов сложного пути социально-экономических преобразований, пройденного Россией в ХХ в. Такие оценки необходимы не столько для более полного познания исторического процесса её развития, сколько для извлечения уроков при выборе ориентиров, прогнозов, программ и планов дальнейшего продвижения к более высокому уровню научно-технического и социального прогресса. История учит и позволяет тем самым общественной науке и политическим лидерам вырабатывать более надёжную, проверенную опытом страны, народа, государства методологию анализа и оценки различных крупномасштабных ситуаций, особенно на крутых переломах развития, и находить оптимальные решения в разных сторонах общественно-экономического устройства для проведения адекватной и эффективной деятельности государственного управления и негосударственных общественных институтов. Приходится отклонить «пессимистические» утверждения тех «либеральствующих» философов, социологов и экономистов, которые отрицают возможность всякого научного предвидения, прогнозирования, программирования, не говоря уже о планировании народнохозяйственных и социальных процессов – тем более стратегических, характеризующих долгосрочную перспективу общественного развития. Они отказываются признать возможность осознанного обществом в лице его представительных органов формирования и даже влияния на формирование не только далёкой, но и средне – и даже краткосрочной перспективы своей динамики. Понятно, что такие доктринальные убеждения парализуют активность общества в деле организации и управления своей жизнедеятельностью, своего устройства и совершенствования, ориентируют на приспособление к неуправляемым, стихийным процессам, на своего рода «хвостизм». Мотив: многообразие факторов, воздействующих на исторический процесс, неизбежность появления в будущем непредсказуемых новых факторов, невозможность предугадать силу отдельных факторов в их сложном комплексе и, стало быть, определить поведение результирующего вектора развития и т. п. Такую концепцию, направленную против марксистского диалектико-материалистического понимания истории, предложило в канун ХХ в. бернштейнианство, ставшее знаменем немецкой, а потом и мировой социал-демократии. Напрашивающиеся из этой концепции неконструктивные выводы не мешают, однако, распространению современных футуристических моделей с их далёкими прогнозами, признанию современной философией науки прогностической функции научных разработок, да и современным социал-демократам, когда они становятся у власти, практически заниматься долгосрочными прогнозами и программами социально-экономического развития. Теперь и правительство России всё более обращает своё внимание на эту, чуждую либеральной идеологии, концепцию. Ясно, что без такого поворота Россия не сможет получить национальную модель своей экономической системы.

Остановлюсь далее на трёх вопросах, отражающих ключевые пункты на оси времени системы координат минувшего столетия.

1. Какую Россию мы потеряли? Этот ностальгический штамп известного кинорежиссёра имеет в виду, конечно, дооктябрьскую Россию. С 75 % неграмотного населения Россия в социальном отношении была преимущественно крестьянской страной с чрезвычайно отсталым примитивным сельским хозяйством. П. Столыпин пытался придать ему импульс капиталистического фермерского развития, но реформа затронула лишь часть крестьянства, оставив к началу Первой мировой войны основную массу крестьянских хозяйств малоземельными, безлошадными и низкопродуктивными. Не случайно большевистский лозунг «Земля – крестьянам» сыграл роковую роль для судеб Февральской и Октябрьской революций. Несмотря на промышленный подъём, русский капитализм не сумел выполнить свою историческую миссию в развитии производительных сил: создать адекватную материально-техническую базу, провести индустриализацию народного хозяйства, включая и земледелие, преобразовать полностью сельское хозяйство на капиталистический лад, освободить его от феодальных пережитков и значительного удельного веса натурального хозяйства. Не нужно много цифр, чтобы показать тот громадный скачок, который сделал, как известно, в экономике, образовании и здравоохранении СССР в сравнении с высшими показателями старой России. К 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции (1987 г.) СССР по сравнению с дооктябрьской Россией (1913 г.) перешёл с 5-го на 2-е место в мире; с 4-го на 1-е место в Европе по объёму промышленности, увеличив его в 205 раз (а в рамках РСФСР – в 199 раз), по машиностроению соответственно с 4-го на 2-е и с 3-го на 1-е место и т. д.

Таким образом, экономика России не только не «потерялась»: она многократно увеличилась количественно и поднялась качественно (новые отрасли, кадры, научное обеспечение и др.), хотя нуждалась в постоянном совершенствовании, но не по образцам дооктябрьской России, а по требованиям современного научно-технического прогресса и по образцам тех стран, где получались его более высокие достижения.

2. Были ли экономический кризис и «застой» в конце советского периода и в чём причина гибели советской экономической системы? В опубликованных работах Проблемной группы этот вопрос постоянно рассматривается начиная с 1992 г. Всякий экономический кризис выражается в падении объема производства или, как теперь говорят, в спаде производства. Поскольку известны кризисы разных видов, которые имеют разное происхождение и неодинаковый характер, необходимо, во-первых, выяснение тех особенностей, которые отличают данное кризисное явление не как эпизодическое, однократное, вызванное чрезвычайными, не зависящими от самой экономики, от производства и воспроизводства обстоятельствами (стихийное бедствие, война и т. п.), а как периодически повторяющееся и в этом смысле закономерное явление. Если руководствоваться этими признаками и ограничениями, то в послевоенный период в СССР не было экономического кризиса вплоть до 1990 г. Среднегодовые темпы роста ВНП (по системе национальных счетов), валового общественного продукта и национального дохода (по балансовому методу, без учёта услуг непроизводственной сферы) и реальных доходов на душу населения (по методу советской статистики) хотя и снижались, но имели положительное значение с 1961–1965 гг. по 1986–1990 гг. включительно. Худшие показатели во всём этом периоде приходятся на годы «перестройки» (последняя 12-я пятилетка – 1986–1990 гг.), но и здесь в среднем годовой ВНП составлял +2,4 %, хотя последний – 1990 г. дал –2 %.[35]35
  Статистический справочник «Народное хозяйство СССР. 1990».


[Закрыть] Таким образом, о спаде производства, а следовательно, и об экономическом кризисе в этом смысле говорить нет оснований. Снижение темпов роста, если это – рост, не означает не только экономического кризиса (спада производства), но и пресловутого «застоя», под которым, строго говоря (если это не журналистско-популистская острота), можно было бы понимать нулевое состояние роста (т. е. его отсутствие без факта спада объёма производства). Можно ли всерьёз без политизации говорить о «застое» экономики только СССР, если в 1980-е гг. производительность труда выросла в нём на 35 %, в Испании – на 34 %, в США – на 31 %. По логике этих оценок и США находились в эти годы в состоянии застоя. Но кризис, начавшийся в 1990 г. в СССР, стал действительно всеобщим экономическим кризисом, который по масштабам спада производства превзошел масштабы Великой депрессии в США 1930-х гг. и не преодолён до конца до сих пор, спустя 17 лет (а если мерить по 2013 г., то почти четверть века), поскольку не достигнут полностью уровень 1989 г. по главным сферам материального производства. Однако этот спад – не обычный классический циклический периодический кризис перепроизводства товаров. Он вызван не внутренними воспроизводственными причинами и противоречиями между производством и потреблением, когда возникает избыток предложения товаров при суженном спросе на них. Спад производства (почти вдвое) возник и увеличивался бешеными темпами при громадном неудовлетворённом спросе, при астрономической инфляции. Это свидетельствует об особом характере экономического кризиса в СССР и России в 1990-х гг. Мы имеем здесь дело с так называемым трансформационным кризисом (по Я. Корнаи – трансформационным спадом), импульсом которого явились неэкономические, идеологические, политические факторы, приведшие через правовые акты и вооружённое насилие к разрушению сложившейся экономической системы и тем самым опосредованно вызвавшие хаос в общественном производстве. Непосредственными причинами такого состояния явились: а) демонтаж централизованного планового управления народным хозяйством, включая систему материально-технического снабжения при отсутствии рыночного механизма хозяйственных связей между предприятиями – производителями и потребителями; б) отказ от системы международных кооперационных связей между государственными органами и предприятиями стран СЭВ, включенных в единую интеграционную программу; в) распад СССР, повлекший разрушение единого народнохозяйственного комплекса производства, обмена, распределения и потребления на территории всей страны. Таким образом, противоречия и кризис политической системы во главе с руководящим ядром – КПСС привели к всеобщему трансформационному кризису, к гибели советской (назовём её так) модели экономической системы социализма.

3. К какой модели идёт Россия (некоторые методологические соображения).

Теоретическая разработка российской модели экономической системы предполагает постановку двуединой задачи: 1) характеристика ныне существующей экономической системы, сложившейся или складывающейся в процессе перехода от плановой к рыночной экономике; 2) определение и описание прогнозируемой (ожидаемой) экономической системы и путей её формирования и дальнейшего (в пределах обозримого периода) развития. Хотя по названным проблемам имеется немало неоднозначных представлений и в научных, и политических, и в журналистских кругах, всё же характер и содержание разночтений в рамках каждой из них существенно разные. В первом случае речь идёт о реально существующем объекте, поэтому различия возникают в связи с оценками одних и тех же эмпирических фактов и статистических данных. Разброс мнений велик: от признания до отрицания завершённости переходного периода к рыночной экономике, к капитализму, от отрицания «нормального» капитализма или вообще факта капитализма в сегодняшней России до признания господства в ней или некоего «дикого капитализма», или «олигархического капитализма», или «корпоративного капитализма», или, наконец, «государственного капитализма». Во втором же случае к очевидным тенденциям в реальной экономике, оценка которых аналогична оценкам первого случая, добавляется принципиально новое обстоятельство: гипотетическая творческая характеристика их пролонгации не только в среднесрочной, но и в долгосрочной перспективе. Иначе говоря, во втором случае речь идёт о научном предвидении, обосновании прогноза некоей идеальной, будущей модели российской экономики. Здесь не обойтись без разработки вариантов развития, векторы которых могут иметь весьма существенное расхождение. Причём речь идёт, видимо, не только о макроэкономических воспроизводственных показателях, но и о социально-экономических индикаторах, характеризующих систему общественно-производственных и институциональных отношений. В таких представлениях усиливается влияние фактора «желаемого общественно-экономического строя», учёта активности преобразовательной (строительной) деятельности государства, общества, понимаемой по-разному в различных политических партиях и негосударственных общественных организациях. Правомерно поэтому в разработке прогноза ограничить группу приоритетных концепций, носителями которых являются политические партии, образующие фракции в парламенте (не исключая из поля зрения и другие оригинальные проекты). Вместе с тем диапазон заслуживающих внимания моделей расширяется за пределы рыночной системы. В связи с этим следует подчеркнуть два обстоятельства, важных для понимания самой задачи.

Во-первых, Учёный совет экономического факультета уточнил в плане по НИР на 2008 г. формулировку первого из 5 направлений: «1. Развитие экономической теории на основе системного анализа и формирования российской модели рыночной экономики», заменив «рыночную экономику» на «инновационную экономику», и наименование второй из этого направления кафедральной темы «Методологические, теоретические и практические проблемы формирования российской модели смешанной экономики», заменив последние четыре слова новой фразой «и развития российской экономической системы». Такая корректировка адекватно отражает титульное название Научного совета МГУ по «Разработке современной экономической теории и модели социально-экономического развития России» (2001 г.), вследствие чего снимается жёсткое ограничение исследований рамками рыночной экономики.

Во-вторых, поскольку кафедра политической экономии экономического факультета разрабатывает модель рыночной экономики, актуализируется вопрос о двух альтернативных видах этой модели, известных современной экономической теории и практике развитых западных стран – «либеральной» и «социально ориентированной» («социальное рыночное хозяйство»), которую можно также именовать «неолиберальной», поскольку она, с одной стороны, признаёт исходными рыночные регуляторы, а с другой стороны, допускает в необходимых случаях и активное государственное регулирование. В связи с этим Проблемная группа поддерживает инициативу руководства кафедры политической экономии ориентировать научно-исследовательскую работу кафедры на разработку российской модели рыночной экономики, для построения которой неприемлема абсолютизация известного неоклассического парадигмального принципа «методологического индивидуализма»,[36]36
  Отражение переходного периода российской экономики в исследованиях учёных экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова: момент становления. Часть 1. М.: Грант Виктория ТК, 2006. С. 41–77.


[Закрыть] т. е. в неявной форме модели, близкой к социально ориентированной экономике. В связи с таким поворотом, конечно, получает определённую конкретизацию проблема «смешанной экономики», актуализируются вопросы государственной собственности, государственного предпринимательства, государственного регулирования частного сектора рыночной экономики, государственного капитализма. Модель социально ориентированной рыночной экономики России не может не учитывать опыт тех стран, где она рождалась и действует, и особенности её применения в этих странах (Германия, Швеция, Австрия и др.). Исходные принципы идут оттуда. Вместе с тем российская модель должна воплотить в себе единство «общего и особенного», отразить национально-историческую и современную специфику образа жизни своего народа. Проблемная группа будет концентрировать своё внимание на воспроизводственном аспекте социально ориентированной рыночной экономики. На её базе в рамках Международной конференции «Ломоносовские чтения – 2008» организуется секция «Инновационный тип национального воспроизводства».

Ноябрь 2007 г.