Текст книги "Психология духовности и чести в летной жизни"

4. Экстремальность в профессиональной жизнедеятельности

А. Н. Разумов

академик РАН РФ, Международной академии проблем человека в авиации и космонавтике, доктор медицинских наук, профессор, директор ГБУЗ «Московский научно-практический Центр медицинской реабилитации, восстановительной и спортивной медицины» Департамента здравоохранения города Москвы

В. А. Пономаренко

главный научный сотрудник ГНИИИ ВМ МО РФ, доктор медицинских наук, профессор, академик РАО, Почетный Президент Международной академии проблем человека в авиации и космонавтике

Экстремальность в жизненно-личностных, профессиональных, социальных ситуациях требует от человека исключительных, прежде всего, духовных, нравственных психофизических качеств, обеспечивающих ответное системное деяние в виде – мужества преодоления, взвешенной разумности.

Экстремальность не есть что-то необычное, наносное, скорее, это наш естественный спутник жизни в системе отношений с природой, обществом, да, пожалуй, и с чем-то Высшим, которого мы не видим, но чувствуем, к которому благоволим и которого боимся. Экстремальность исторически, генетически выступила в роли особого рода естественного отбора, сформировала в человеке потенциал генома выживания через механизмы оценки угрозы, наслаждения, добра и зла. Сформировала целый набор системных защитно-приспособительных механизмов выживания, приспособления при воздействии широкого диапазона факторов. И более того, природа с его создателем заложила доселе не раскрытые многомерные резервы тонкого мира, опережающего отражения предвидимого будущего. Наделив нас сверхчувствительностью, инсайтом, предвидением, откровением, выходом из себя в другое пространство и время, сохранением жизненных функций в запредельных физиологических условиях.

Поэтому решение проблем экстремальности, столь многомерное, полисистемное, интегративное, всегда будет требовать знаний кроме естественных, теологических наук, своего личного философского осмысления, прежде всего предназначения человека, его целей, мотивов, его внутреннего мира, его отношения к миру созидания. Ибо даже в вопросе, как готовить человека-профессионала к преодолению экстремальной среды, внутриличностного конфликта, аварийной ситуации в операторской деятельности, к приспособлению психического напряжения в соревновательной ситуации, надо знать: что страшит конкретного субъекта – утрата материального положения, чести и достоинства, отвержение профессиональным сообществом или утрата самой жизни.

Какие ценности исповедует профессионал, какова его культура, здоровье, уровень интеллекта, выраженность профессионально важных качеств, каков мотив к достижению, какова природа его натуры, уровень целостности личности, чем наполнена потребностная среда и т. д., и т. д.? В данном случае эту проблему рассмотрим в контексте поведения человека в аварийных, нештатных ситуациях с явной угрозой жизни. Конечно, эта тема специфична, так как ограничена рамками летно-космического труда.

Несколько слов об экстремальной среде обитания в летной профессии, о психологии человека летающего. Экстремальность для человека в воздухе проецируется через сознание, встречая на своем пути буфер в виде ценности любви к профессии, избранной на всю жизнь. Отсюда в подсознании формируется страх утраты профессии из-за потери профессионального здоровья, несоответствия способностей к постоянной необходимости повышения квалификации, которая органично связана с расширением риска подвергать себя психической и физической угрозе вплоть до возможной гибели. Из-за появления синдрома излетанности в виде потери мотива, что является высшей формой внутриличностного экстремального конфликта.

И наконец, в результате психофизиологических и нравственных истощений от непонимания окружающими Тебя как небожителя.

Какие же профессионально-социальные противоречия составляют содержание личностно-ориентированной экстремальности?

Прежде всего, постоянное присутствие двух состояний: земного человека и человека воздуха. В воздухе он небожитель, радуется свободе, по-другому ощущает Пространство и Время, причастность к Вселенной, к необычной для Земли красоте, ощущает свою пусть временную, но исключительность. Новое восприятие мира, проявление необычных духовных состояний добродетельности, эйфории от красот неба и земли и многое другое. А от него требуют только исполнения, только стандартного алгоритма, строго уложенного во временные и пространственные рамки. Основа обучения – выработка автоматизированных навыков, стандартность действий, стереотипия операций, предметность мышления, что, по мнению администрации, и есть залог безопасности. Но характерно, что этой строгости к формированию профессионального здоровья, физической подготовки, получения психофизиологических знаний о себе нет. И это в условиях, когда более пяти отрицательных факторов полета в виде перепадов давления, кислородного обеспечения, воздействия превышающих санитарные нормы электромагнитных излучений, вибраций, перегрузок, пространственной дезориентации, более 200 иллюзий восприятия и ощущений, влияния нарушения циркадных ритмов и другое неустранимы.

Все это требует создания физических средств формирования специфических функциональных органов в виде новых компенсаторных систем, высвобождающих резервы организма. Эту тему раскроем с помощью психологического анализа психологии поведения в экстремальной обстановке.

Итак, управление любым летательным аппаратом есть, прежде всего, информационное общение с кодированной информацией о состоянии управляемого объекта. Профессиограмма и физиология этого процесса достаточно изучены и психологически охватывают процессы восприятия, переработки информации, принятия решения, управляющие и конкретные воздействия на органы управления. Что же увидела психология? Она увидела ущербность педагогических парадигм обучения, так как главным объектом были сенсомоторные действия по типу «увидел – нажал». На самом деле ведущей системой регуляции действий был психический образ полета, включающий перекодирование информации в реальное представление движения объекта во времени и пространстве. Увидели, что ведущим физиологическим звеном являются экстраполяционные рефлексы, осуществляющие прогноз на ожидаемое событие, т. е. умственная активность, увидели, как строится модель потребного будущего, как функционирует анохинский акцептор результата действия в сочетании с обратной связью. Увидели главное: принципиальные различия подготовки в нормальных, нештатных и аварийных ситуациях.

Как ни странно, но ригидность психологии администраторов проникла в методологию и методы обучения. Вот их кредо: обученный летчик, до автоматизма управляющий летательным аппаратом (ЛА), имеющий твердые навыки, знания, умения в нормальном полете, способен также успешно работать и в аварийной ситуации. Поэтому, когда стоит проблема о моделировании реальных аварийных ситуаций, т. е. экстремальных по существу, как правило, возникают сомнения в полезности излишнего риска. Я не буду отвлекаться на наземные тренажеры, замечу лишь, что идентичность соответствует реальности лишь на 65–70 %. И дело не в формальной разнице психофизического подобия тренажера полету, оно сегодня не так велико. Дело в том, что в полете время и пространство регулируют такие психические и физиологические категории, как хронотоп, ритм, гомеостаз, пороги ощущений, оценку пространства.

Кроме этих особенностей в воздухе приборная информация о движении ЛА существенно дополняется неинструментальными сигналами в виде угловых, линейных, кориолисовых ускорений, изменений векторов гравитации, в виде направлений сил тяжести, которые несут смысловую информацию, используемую летчиком-космонавтом для предвосхищающих реакций в случае отклонения параметров полета от заданных величин. Более того, эта информация может привести к измененным состояниям сознания, вызвать иллюзии и провоцировать ошибки вплоть до полной пространственной дезориентации. Этот вид экстремальности вот уже более 80 лет является причиной летных происшествий. В этой связи хочу особо выделить роль наук педагогики, психологии, физиологии в расширении наших знаний о содержании структуре, механизмах регуляции поведенческих актов в экстремальных летных ситуациях, а в общем-то в жизненных ситуациях летчиков и космонавтов в небе.

Итак, подчеркиваю: производственная установка на то, что можно повысить надежность действий человека летающего в экстремальной ситуации путем отработки только сенсомоторных исполнительских действий, доведенных до автоматизма, противоречит объективной психологической сущности аварийной, нештатной ситуации. Коснусь лишь части этих различий.

В стандартном полете человек определяет план действий и операций, предвидит и знает, какой будет ответ на его управляющие или коррекционные воздействия на органы управления. В случае автоматического управления, экипаж постоянно сличает соответствие своей концептуальной модели о полетной ситуации с заданной, контролирует работу автоматики. Рассогласование есть стимул к осуществлению коррекции. Физиологическим аппаратом, регулирующим сенсомоторные действия, выступают ориентировочная реакция (ОР), доминанта, условные рефлексы, стереотипы, перцепция, двигательная задача и т. д. Функционирует устойчивый принцип переключение внимания, оперативный покой, активность оперативной памяти, стандартный алгоритм взаимодействия и приоритет включения сенсорно-двигательных систем.

Возникает нестандартная ситуация, или нештатная, или угрожающая, или аварийная, или катастрофическая, объединенная одним понятием – экстремальная.

Что происходит в организме и психике человека?

Происходит реорганизация, реструктуризация во взаимодействии психофизиологических систем. Включаются в систему регуляции вновь возникшие психические состояния, изменяется приоритетная роль физиологических механизмов регуляции поведения. Рассмотрим эти процессы.

Принципиальность перестройки в активации умственной деятельности состоит в том, что теперь человек в полете вынужден осуществлять параллельность умственных действий по контролю и управлению за текущим состоянием ЛА на принципах автоматизма и одновременно осуществлять поиск причин случившегося, т. е. включать эвристическую составляющую мышления, осуществлять прогноз последствий, выбор из альтернатив и принимать решения по действиям, направленным на минимизацию воздействия аварийной ситуации на исход полета. И вот здесь-то происходит самое главное, а именно: физиологические механизмы ОР, доминанта, стереотип, оперативная память могут выступать как помехи для решения творческих задач. Принципиально важно усвоить: в экстремальной ситуации нередко защитно-приспособительные механизмы эволюционно мобилизуют организм на избегание, уход от опасности, вплоть до обморока. А интеллектуальный уровень поведенческих действий с подключением нравственных резервов в виде долга и чести профессионала формирует новую смыслообразующую цель – преодолении победы. Быстрота и готовность переключения с одного уровня регуляции поведения к другому – фундамент успеха. Несколько слов о генезе тормозных факторов самого процесса переключения.

Ориентировочная реакция – чрезмерно задерживает внимание на факте аварийной ситуации (АС), мешая процессу интеллектуального осмысления произошедшего. Доминантное состояние еще больше удерживает в фокусе сознания сам факт АС и прерывает контроль за текущим пространственным положением ЛА, тем самым провоцирует частичную потерю пространственной ориентировки. Стереотип в действиях приводит к безрезультативности из-за отсутствия в его структуре решения задачи выбора. И наконец, для эвристической линии поведения требуется долговременная память, а извлечение из нее информации временно прерывает текущий процесс восприятия и осмысления поступающей информации.

Акцентирую Ваше внимание, что это еще не стресс, это лишь начало внутриорганизационных и личностных перестроек.

Следующий этап. Отличием экстремальной ситуации от нормальной является незапланированность и включение в информационный поток самого сильного стресс-фактора – неопределенности информации, что влечет за собой два отрицательных последствия:

а) затруднение процесса предугадывания и управления произошедшими событиями, так как человек оказывается позади ситуации, и она им руководит и требуется время на включение оперативного мышления по выбору решения. Задержка во времени, как правило, сопровождается ростом эмоционального и психического напряжения;

б) затруднение в том, что заранее заученные операции, четко работающие в условиях стереотипии действий, необходимо оттормаживать, так как теперь впереди них идут специальные умственные действия, направленные на определение причины и смысла случившегося. Стереотип включен в систему обнаружения, а в данном случае требуется опознание и принятие решения. И не случайно наш опыт исследования временных характеристик опознания и построения плана новых действий в более 1000 реальных аварийных ситуациях в воздухе подтвердил нашу гипотезу: более 2/3 времени от обнаружения до выхода из аварийной ситуации занимает этап принятия решения.

Итак, главным объектом психолого-педагогической подготовки к преодолению экстремальной ситуации является умственная деятельность: сознание, мышление, личностные характеристики, интеллект.

Кратко охарактеризую черты умственного навыка:

1) интеллектуальная способность к переработке неполноценной информации, к преобразованию неявного сигнала в стимульный, побуждающий к выполнению конкретных действий;

2) гибкая приспособительность к меняющимся опасным условиям полета;

3) личностная активность при поиске нужных признаков и их творческий анализ;

4) быстрая мобилизация нужных в данный момент свойств психики: внимания тонкости ощущений, продуцирования новых решений.

Исходя из сказанного есть основания постулировать, что экстремальная ситуация любого генеза есть комплексный раздражитель, возникающий внезапно, и требует двухуровневый ответ:

а) уровень приспособительно-защитных реакций типа ориентировочно-исследовательской деятельности;

б) уровень сложных интеллектуальных реакций, формирующих стратегию поведения и обеспечивающих выбор решений и мобилизацию всех психических процессов и состояний на преодоление конкретного экстремального события.

Экстремальная ситуация всегда манифестирует угрозу и первоначально адресуется психике. Отсюда сила и продолжительность ее воздействия детерминирована состоянием сознания. Вот почему одна и та же экстремальная ситуация по форме, может быть одной и той же, а формы ее отражения в сознании могут быть разными. В этой тезе есть особый смысл, суть его в том, что человек может реагировать не на сам факт, а на воображаемые последствия.

Размер главы не позволяет изложить объективные результаты исследования поведения летчиков в аварийных сит уациях с использованием более 40 показателей, характеризующих практически все системы организма и психики в процессе преодоления экстремального события. Могу только сказать, по результатам этих работ были разработаны ОСТы, ГОСТы на построение всех модальностей сигнализации, создание тренажерных средств. Была сформулирована концепция опасных профессий применительно к летно-космическому труду, созданы разные виды психологических поддержек, приемов реабилитации и восстановительной медицины (В. Попов, Н. Завалова, В. Лапа, А. Разумов, О. Горбачев, Л. Гримак, В. Звоников, А. Ворона и др., 1970–1990 гг.).

Считаю уместным ознакомить читателя с некоторыми состояниями, которые может испытывать человек в полете. Речь идет о наиболее сложном – об осознании возможной гибели, о получении извне дополнительной энергетики, о нравственно-духовной составляющей преодоления экстремальных ситуаций, роли изменения времени и сжатия пространства, о состояниях сомнамбулии и проч. Работая с людьми, которые остались живы в той экстремальной ситуации, где выхода, казалось, не было, мы своими объективными данными о состоянии организма нередко были не в состоянии ответить на вопрос: что же помогло остаться живым?

Мы лишь догадывались о наличии каких-то надпрофессиональных явлений, нераскрытых спящих резервах, о неустановленных небесных законах, несущих духовную информацию.

Характерно, что, создавая в воздухе информационную экстремальность, к которой заведомо у человека не было личного опыта, мы, как правило, регистрировали бурно выраженный физиологический стресс, психическое состояние ступора или агрессии с переходом в состояние отказа от работы или кратковременного пароксизмального состояния. Но были случаи, когда человек мгновенно принимал правильное решение. На вопрос, как он это делал, отвечал: «Не помню». При этом сообщал: «Почувствовал тепло в голове и состояние, как будто кто-то мне насильно вводит информацию: „Делай так-то"». Состояние длится доли секунды. Многие отмечали после аварийных посадок, что количество сделанных операций по их временному физическому исполнению явно не укладывалось в реальное время аварийной посадки, и попытка все это проделать в нормальном полете за это же время не удавалась. Многие обращали внимание на факт предуготовленности идти на риск, и это состояние как бы оттормаживало острое переживание безысходной гибели. Состояние отчужденности от реалии гибели высвобождало время для преодоления экстремальной ситуации. В экстремальных ситуациях возникала масса этических проблем, обусловленных престижем, достоинством личности, которые явно выводили действия из колеи регламента. Иногда это спасало жизнь, иногда нет. Мы провели определенные исследования по выявлению связи профиля личности с гибелью на испытаниях авиационной техники. И установили, что лицо с наличием отрицательных личностных качеств (амбиции, чрезмерное самомнение, недостаточная критичность в самооценках, «решение любой ценой» и др.) чаще погибали в крайне сложных и скоротечных аварийных ситуациях. Феноменологических данных очень много, научного объяснения пока маловато. Приведу размышления заслуженного летчика-испытателя СССР Ю. Жучкова. Цитирую:

«Динамические инерционные силы в полете, фиксируемые нашими органами чувств дают „летающему“ мозгу пищу, и он, основываясь на высоко профессиональной памяти ощущений, забегает вперед на мгновения и создает прогностический виртуальный образ мира. Опережая в целом сиюминутные сигналы анализаторов и сиюминутную „картинку“ (образ полета) и давая пищу для размышлений. Чем выше опыт и летный интеллект в целом, тем больше глубины прогнозирования ситуации. Но в какой-то момент в особо экстремальных ситуациях состояние связки „мозг-тело", человек начинает жить в другой, „запограничной“ динамической области своего временного пространства, несоизмеримо опережая свой стандартно повседневный ритм мышления и действий. Вот только чем это включается, чем подпитывается? И ограничено ли это только резервами мозга? Конечно, нет! Человек, являясь пассивно и постоянно работающей частичкой Космоса, Космоса Разумного, может иногда прозреть и сбросить пелену предписанных запретных постулатов и, презрев опасность, начинает активно функционировать во взаимодействии с ними. Открывая новые или громадным скачком расширяя свои имеющиеся возможности по „упреждению", приему и анализу поступающей информации, переходя на режим заблаговременных действий, не вдогонку, а навстречу развивающимся опасным событиям. Это сверхтонизирующее, раскрепощающее сознание длится доли секунды, вплоть до каких-то возможно опасных границ по времени.

Иногда после таких „тихих“ и недостаточно осознанных случаев, человек узнает, что он был на краю гибели, и только его изменившееся обычное состояние на тревожно-радостное, заставившее изменить планы и ритм действий, увело от однозначного фатального исхода. Возможно, в такие моменты человек активно начинает чувствовать работу управляющих каналов Космоса, Космоса Разумного, каналов тонкого мира, по причине того, что его „преемники“ перешли на другой режим работы. Но самое главное (из личного опыта), после таких случаев человек или меняет свой характер, или начинает искать встречи с подобными явлениями. Не с повтором опасной ситуации, а с новым для него состоянием его связи „мозг-тело“. У носителей опасных профессии, работающих зачастую при дефиците времени, вероятность повторов таких прозрений велика. Вначале суть подобных прозрений находит объяснения в повышении профессионального мастерства. Далее оказывается, что в каком-то случае профессиональных навыков и знаний просто не должно было хватать, так как только что произошедшее ранее в практике не встречалось… Анализ конкретных действий при некоторых ситуациях говорит о том, что они выполнялись практически осознанно, но за какие-то мгновения до осмысления и принятия решения для их выполнения. У человека появляется ощущение наличия второго „Я“ или же поступление управляющей информации извне. Меняется отношение к своим возможностям восприятия действительности, которые, оказывается, могут быть намного шире привычных горизонтов. Мир, получается, может быть другим! Меняется ритм настроя всей остальной жизни.

Я твердо поверил, что небесная стихия не только может быть очень жестокой к „неучам", но и „приоткрывает форточку“ настойчивым и пытливым».

…Не каждый пилот, побывавший чуточку «там», осознает «это», и уж совсем далеко не каждый из «осознавших» скажет об этом вслух. Ведь это запретно воспринимаемое, малообъяснимое. А если воспринимаемое, то только единицами. Общество сегодня с его наукой пока еще не готово принять такое открытие. Единственно, но тихо добавлю, исходя из своих наблюдений за теми, кто, на мой взгляд, побывал хотя бы у границ этого «нового». Они меняют свое отношение к жизни в сторону активности и Добра. Кто-то доходит до уровня просто хорошей двигательной реакции, умения концентрировать внимание, умения расслабиться и мгновенно «собраться», когда это нужно. Но есть механизм, который, как просветление, включает в человеке на какой-то промежуток времени все то, которое в серой повседневности не проявляется, как бы ни хотелось. Этот «механизм» не может быть внутренним. Его полное «включение» происходит, когда человек уже перешел Грань статики.

И еще одно наблюдение, сделанное в космическом полете.

Вы помните, что в космическом полете наиболее экстремальными факторами являются невесомость, изоляция, удаленность от Земли и многое другое. Но в данном случае процитирую летчика-космонавта Ю. Усачева, раскрывшего особый смысл воздействия изоляции:

«Изолированность заставляет глубже заглянуть в себя, помогает переосмыслить многие вещи из прожитого. Переоценить, прежде всего, себя. И, Боже упаси, почувствовать себя героем. <…>

Изолированность меняет отношение к родным и близким, они становятся ближе и лучше. Меняет отношение к стране и народу, ее населяющему: „Господи, как же я вас всех люблю!“ <…>

Изолированность делает человека более терпеливым и терпимым. Начинаешь больше ценить любое, даже самое короткое общение. И самое главное – изолированность учит слушать и слышать. <…>

Изолированность учит прощать. Все эти кажущиеся непреодолимыми обиды – на самом деле такая ерунда. Ну не вяжутся они с этим размахом картины за окном. <…>

Изолированность меняет отношение к материальным ценностям – они больше не играют той довлеющей роли, как на Земле. <…>

Изолированность плюс риск, тебя окружающий, дают ощущение раскрепощенности, свободы и полноты жизни. Понимаешь, что жить надо сегодня и сейчас, а не находиться в состоянии ожидания жизни. <…>

Изолированность плюс риск и особые условия сближают совершенно разных людей. <…>

Изолированность меняет отношение ко времени – нет этой постоянной земной гонки, зависимости от времени. <…>

Изолированность заставляет работать интуицию, в обычной земной жизни нам всегда что-то мешает заняться собой. Здесь гораздо чаще, чем на Земле, ты как бы предугадываешь, предвосхищаешь события. И это становится нормой и уже не удивляет через какое-то время. И это удивительное чувство единения всех и вся. <…>

И самое главное – изолированность учит щедрости и любви, благодарности за все, что дано в жизни»[11]11
  Усачев Ю. Дневник космонавта. Три жизни в космосе. М.: Голос, 2004.


[Закрыть].

Вот вам пример проявления мира человека, явно отличающегося от служебной профессиограммы в полете.

* * *

В заключение выскажем ряд обобщений о проблеме «экстремальности».

Практически все раздражители физико-химической, биологической, психофизиологической, социально-экологической природы, с которыми сталкивается организм, психика, личность действующего человека при взаимодействии с природой, обществом, они входят в состав экстремальных ситуаций. Все органы чувств и психика имеют разветвленную сеть регулирующих, защитных, приспособительных механизмов, обеспечивающих жизнедеятельность и психическую выносливость. Но все до определенного предела обусловленного общим законом – мерой вещей.

Экстремальность есть крайнее выражение любого вида воздействия на живую материю, живое вещество, на высшее психическое образование и духовное в том числе. Экстремальность как универсальная угроза приобретает системное синдромальное очертание разрушения целостности человека, когда у него в данной конкретной жизненной ситуации не сформирован адекватный механизм адаптации, оперативной перестройки всей системы компенсаторных функциональных механизмов регуляции жизненных систем.

Что касается психики, то для нее экстремальность проявляется в двух ипостасях: психологической, когда человек априори не обладает специфическими качествами воли организовать интеллектуальный процесс в интересах построения модели предвидимого будущего, и профессиональной, когда профессионал не имеет набора для снятия с ситуации ее экстремальности с помощью смыслообразующего выбора нестандартных, альтернативных действий.

Экстремальность воздействия набирает силу и масштаб распространения, когда в психической нейрогуморальной, клеточной, рецепторной памяти нет образов распознавания стимулов и механизмов перевода угрожающего физического стимула в смыслообразующий акт принятия решения, порой, минуя собственно концептуальный гарант – психику.

Однако есть особого рода ипостась психического во взаимодействии с экстремальностью, которая проявляется в мобилизации так называемого «тонкого», «внутреннего», «трансцендентного» мира. Этот мир включает высшие оценочные механизмы: дух, нравственность, честь, достоинство, порядочность, добродетельность, долг, жертвенность и многое другое. Этот мир противостоит экстремальности своей встречной надситуационной информационной программой более разумного видения своего предназначения. Отсюда берут ростки истинного смысла психического состояния преодоления стереотипов, зажатости, влияния инстинктов, гомеостаза, фиксированных установок, «синдрома колеи» и кое-чего другого.

Из этого посыла вытекает второе следствие. Экстремальность своей мишенью избирает стандартность, устойчивость, симметричность, логичность, традиционность и все то, что, казалось бы, отображено и проверено жизненным и социальным опытом. В результате информационная матрица нашего жития в определенное время, оказывается, не содержит в полном объеме тех резервов, тех новых функциональных органов, набора свойств особой чувствительности, пробуждающей все анализаторные системы, высшие психические функции и индивидуальные психические свойства личности, которые обеспечат главное – ассиметричный, нестандартный, высокоинтеллектуальный, организменный, этический, эстетический, нравственный, духовный ответ, просветленный не столько фактом, сколько истиной происходящего.

Наш жизненный, научный и экспериментальный опыт изучения поведения и поступков человека в условиях реальной угрозы жизни человека сформировал некие новые для себя убеждения.

Сформулируем некоторые положения.

1. Экстремальность в любом проявлении всегда системна. По сути это вызов разуму, удар, т. е. стресс для чувств. В своей опосредованности организмом экстремальность выступает как целевой фактор дезорганизации регуляции жизнеобеспечивающих и витальных функций организма. Отсюда профилактика, как ни странно, начинается не из устранения экстремальности, а из формирования новых уровней, прежде всего, функциональной надежности всех систем организма, сознания, человеческих качеств с учетом генезиса и психофизиологической сути морфологии экстремальных факторов и психологии экстремальной ситуации. Системообразующим противодействием экстремальной ситуации является прижизненно сформированная предуготовленность в сочетании с эволюционными запасами жизнестойкости.

2. Из всех видов экстремальности наиболее опасна и разрушительна для индивида, личности, общества, человечества в целом информационная экстремальность. Именно она центрируется вокруг истинно человеческого: одухотворенности, образованности, культуры, психического здоровья, продления рода, менталитета, цели и смыслообразования жизненных ценностей, установок, Я-концепции, проявлений энергетических выбросов подсознания. Точкой приложения информационной экстремальности является сознание, психические процессы, состояния, интеллект, чувства, воля, душа и дух.

Приведем несколько примеров из собственной практики изучения причин аварийности в авиации. Отсюда начала свою жизнь теория «человеческого фактора» (ЧФ), начиная с «унфеллеров», т. е. лиц, предрасположенных к несчастьям (Марбе), и кончая использованием этого понятия как универсального объяснения почти для 90 % причин летных происшествий. ЧФ в процессуальном отношении всегда представлен в виде гласной и полугласной вины в любом происшествии. У человека опасной профессии, целью которой является спасение других или жертвование своим здоровьем и т. д., информационно формируется синдром виновности. Именно этот психический образ тормозит альтернативные решения в экстремальной ситуации, если это решение выходит за рамки регламента. В жесткой действительности это выразилось в том, что, условно говоря, на 100 погибших, скажем, летчиков-истребителей, более 50 % имели возможность воспользоваться средством катапультирования, но не воспользовались. Боролись за жизнь самолета, за свою честь, долг, предчувствуя последствия разборов, разносов на Земле.

В 1992–1998 гг. в гражданской авиации на чартерных рейсах произошло более 40 тяжелых авиационных происшествий. Причина – информационная зомбированность сменой нравственной ценности полета на материальную как цели летного труда. В результате сформировали криминальное сознание, безответственность, непрофессионализм, цинизм, межличностные и внутриличностные конфликты в экипаже, нарушение физиологических норм труда, несоответствие профессиональной подготовки уровню решаемых задач и многое другое.