Текст книги "Мечт@"

Глава 3
Умник

Пашок общался с ней третий день, а чувствовал себя так, будто знал эту деваху с детства. Звали ее Ева, художница по профессии и определению, она рисовала в каком-то мудреном стиле – он еще не разобрался до конца, в каком именно. Кстати, рисовала она плохо – слишком уж реалистично, получалось почти как на фотографии. Никакой фантазии. Одним словом, посредственность. В Интернете звала себя Маргаритой – взяла себе ник, как тут принято говорить, под влиянием любимого романа. Ха-ха. Книгу Пашок не читал, но кино посмотрел, вернее, просмотрел, чтоб было что обсудить, если вдруг зайдет «об энтом» речь. А фильм – так себе, не «Аватар» и не «Ходячие мертвецы», ни уму ни сердцу.

С ней было легко. Писала больше она, а он лишь гуглил некоторые термины, чтобы не попасть впросак. Ева считала его начитанным умником и даже интеллектуалом. Его хилое эго росло день ото дня, укрепляя в сознании собственный авторитет в вопросах, от которых он был далек.

Пашок придумал себе легенду, легко собрав детские мечты в короткий рассказик. Отвечая на ее витиевато грустные сообщения, он копировал ее же отдельные фразы, меняя лишь пол и некоторые незначительные детали, а затем торжественно отправлял, смеясь в голос. В этой своей легенде он имел профессию врача-кардиолога и московскую прописку – последнее он подчеркнул, чтобы не вспугнуть дурочку, а во всем остальном позиционировал себя одиноким, раз очаровавшимся в женщинах мужчиной, как говорится, «в самом расцвете». С возрастом он пока не определился, но она и не спрашивала, то ли в силу воспитания, то ли от застенчивости. Зато внешность своего персонажа Пашок расписал, не жалея красок: высокий брюнет с ярко-синими глазами, меломан и немного художник… Тут он сплоховал, так как она привязалась к их «общему» художественному прошлому, написав целый трактат, суть которого он так и не понял. Скоренько прогуглив все по начальному художественному образованию, он выкрутился «незаконченной художкой» и историей с первой любовью, которую было «больно вспоминать». Ева тут же отстала. В этом смысле она была молодчинка – не липучая.

На сайте, где он ее зацепил, у него было зарегистрировано шестнадцать аккаунтов. Он выбрал, на свой взгляд, самый удачный – таинственный и многозначительный. Face Off оправдывал его безразличие к жизни, снисхождение к «слабоумным пользователям сайта» и полное презрение к бабам. Кроме того, «человек без лица» не может иметь собственной фотографии и какой-либо полезной информации для составления портрета. Он как-то обмолвился ей, что потерял всякую веру в людей и особенно в женскую половину. Она тут же поверила, видимо ассоциируя какую-то свою историю с его легендой. Казалось, Ева жаждала, чтобы ее обманывали, легко поддаваясь очарованию виртуальности. Дуреха.

Кстати, у нее была крутая хата в центре, и, судя по всему, девчонка неплохо зарабатывала. Пашок как-то вскользь спросил ее о личной жизни, но она неохотно ответила парой скупых строк, и он сразу просек, что не стоит глубоко залезать ей в душу… Зачем рисковать так удачно свалившейся на него соткой баксов? Еще, конечно, не свалившейся, но то, что он получит эту сотку, теперь уже не вызывало никаких сомнений.

Ему не составило труда набросать ее психологический портретик – святая простота и полный лузер в виртуальных отношениях.

Ева заходила в Сеть два-три раза в день, кидала в свой блог пару блюзов, а к ним – пару-другую заумных текстов или стишок, от которого мозг кипел. И тут же набегала стайка восторженных хомячков, в большинстве своем таких же, как она. Читая ее «лирическую прозу» – так Ева обзывала свои литературные опыты, – маленькие лузеры плакали, стонали и хлопали в потные ладошки, посылая всякую виртуальную ерунду. А она благодарно улыбалась. Пашку даже чудилась ее улыбка – будто бы сквозь экран шли неведомые флюиды радости и тепла.

Он вызубрил все ее пристрастия, все места обитания, как виртуальные, так и реальные. Например, он знал три «Шоколадницы», куда она ходила общаться со своим агентом, знал улицу, на которой она жила, и переулок по которому возвращалась домой. Он еще не встречал таких открытых девчонок.

А еще через два дня случилось невероятное – она назвала его близнецом.

@

На самом деле Пашок пахал санитаром в морге при городской больнице за номером 2213. Его устраивали приличный заработок плюс подношения родственников усопших. Жаль только, все эти материальные блага утекали сквозь пальцы – не держались у него деньги. Кроме сего неприятного обстоятельства, все было вполне пристойно: график «два через два» и коллектив. Никакой вредности в этой работе не было – с мертвыми проще, чем с живыми, и понятнее, во всяком случае, ему самому.

Сестра звонила ежедневно, интересуясь, поел он или нет. Можно подумать, жрачка – это главное в жизни. Иркина опека раздражала, а все мать – наказала за «младшеньким в оба глаза», чтоб «не испортила дитятко какая-нибудь московская „простигосподи“», чтоб «не дай бог не женила на себе». Сестре было проще. Она окончила медицинский и устроилась клиническим психологом в частный хоспис, набитый умирающими богатенькими буратинами. Один дедуся ей даже часики подарил – золотые, швейцарские. Они потом бегали в скупку оценивать подарок. Молоток дед. Пашок таких щедрых уважал.

Иринку он считал красавицей, пока не познакомился с Евой. По сравнению с ней сестра выглядела самым что ни на есть неуклюжим медвежонком. Не было в ней той тонкости и возвышенности, как в Еве. Ну… как говорится, слесарю слесарево.

У Ирки были любовники, и если она цеплялась за какого-нибудь мужика, кричи караул: пока не вытрясет из него пару-тройку тыщ баксов, не успокоится. А Ева совсем другая – не от мира сего или… притворяется. Он пока не разобрался, что именно ей нужно от жизни, но точно не забава на ночь.

@

Пашок не торопясь шел по коридору, толкая каталку с трупом мужика, которому только что зашили живот. Врач уселся писать заключение, а ему, Пашку, должно было вернуть мужика на место. На щиколотке у жмурика болталась клеенчатая бирка. Пашок улыбнулся, подумав о цикличности бытия, – рождаются с бирками и уходят с бирками, меняется только год рождения и обстоятельства. Каталка монотонно скрипела одним колесом в унисон его философским размышлениям.

«Ева-Маргарита, – думал Пашок, – красиво. Даже имя себе подобрала стильное. Вся такая гладенькая и маленькая девушка Ева…» Тишину разрезал звонок новенького смартфона, подаренного ему Натахой. На панели высветился набивший оскомину номер. Пашок дождался третьего сигнала и ответил, приготовившись соврать: мол, «еду взял и сменку тоже не забыл, вернусь под утро и обязательно помоюсь». Разговаривать и катить несподручно, поэтому он прижал тележку к стенке и уселся в ногах мужика.

– Ну как успехи, Казанова? – Не поздоровавшись, сестрица сразу перешла к делу: – Развел нашу красавицу? Ему было чем похвастаться.

– Нормалек. Девочка почти созрела.

– «Почти» не считается, – с иронией ответила трубка.

– Говорю, купилась она!

– Ну и чем же ты ее купил?

Он рассмеялся:

– Умом! Главное, нащупать нужные струны, подобрать душещипательные аккорды и, не спеша так, тихонечко, бздынь пальчиками… и прислушаться… хорошо прислушаться, чтобы услышать ответный стон души.

– Ой! Мне-то хоть по ушам не езди!

Ирка, кажется, наслаждалась подробностями развода наивной курочки. Правда, у него возникло чувство неприязни к сестрице, словно она подглядывала в замочную скважину их с Евой спальни. Она еще что-то говорила, и Пашок положил трубу рядом с ухом дохлого мужика – пусть послушает. Да и кто она такая, чтобы пилить его? Психолог фигов.

Он быстро разделался с мужиком, потом принял двух новеньких, бомжатского вида теток, с которыми не надо было канителиться, и уже вечерком, с чувством выполненного долга, зашел к себе на страницу.

Евочка закидала его сообщениями и ссылками. Во темперамент! Пашок пробежался по всему списку – ничего интересного, работы никому не известных мазил, скорее всего озабоченных педиков, написано из рук вон плохо, коряво и невыразительно. Убогие серенькие пейзажи, портреты упырей с кривыми тонкими руками и большими головами, больше похожие на изображения боскопов. Он рассмеялся: восторженная натура не знает покоя ни днем ни ночью. Затем галантно отправил ей несколько лестных слов, добавив к ним смайликов. Она немедленно ответила благодарными витиеватыми фразами, нашпигованными неизвестными терминами и определениями. Пришлось залезть в поисковик, а там… пошло-поехало. Он гуглил быстро и так же быстро писал, контролируя каждое слово, чтобы не слететь с планки «умника».

Позавчера, например, он обещал открыть ей своих Шопена, Серебрякову и Цветаеву. С Серебряковой вышел конфуз – он с чего-то решил, что она поэтесса, а оказалось – художница. Вернее, «художник», поправила его Ева, объяснив разницу между поэтом и поэтессой, художником и художницей… Пашок выкрутился, робко заметив, что, общаясь с высоким искусством, нервничает, сбивается и путается. Самое смешное заключалось в том, что она ему верила безгранично и безоговорочно. И вообще, он давно заметил: чем глупее и нелепее ложь, тем быстрее в нее верят. Парадокс.

@

Пашок сидел в полутемной ординаторской и копался на фотосайтах в поисках приличных мужских физиономий. Над столом висело овальное потемневшее зеркало, но подойти к нему вплотную не было никакой возможности – мешала слишком широкая столешница. Отодвинув стол, Пашок протиснулся в образовавшейся проем и вгляделся в свое отражение, изучая каждую черту.

– Согласен, не красавец, – пробормотал он, – хотя с какой стороны посмотреть. Зато не дурак и не подлец… Подумаешь, прикалывается в Сети, и что с того? Все по-разному поднимают себе настроение. Вот Иринке, например, нужно жить в шикарной квартире, пару раз в неделю сходить в бар или клуб, потусоваться с мажорами, потрепаться о тряпках и новых фильмах, а ему – нет. Не любит он выкрутасы.

Пашок еще раз взглянул на себя, прикидывая, что сказала бы Ева, если бы увидела его? Вчера он прогнал ей совершенную чушь – мол, брутальный тип на его новой аватарке и есть тот самый близнец. Девушка обиделась. Он с ней и так и эдак, а она словно воды в рот набрала. Он даже расстроился из-за обломившихся ста баксов, проклиная себя за глупую инициативу, но Евочка неожиданно ответила. Оказывается, красавчик на аватарке – известная модель, и зовут его Карл; кроме того, Евочка лично с ним знакома. Но суть заключалась в другом – брутальный красавчик оказался натуральным геем…

Глава 4
Сиамка

Мы существовали виртуально, не видя и не слыша друг друга. Не было ни копии, ни оригинала – только разность пола, все остальное пугающе идентично. Всплески эмоций, музыкальные и цветовые ассоциации совпадали до бита и пикселя. Мы писали друг другу сообщения одними и теми же словами, ставили равное количество запятых, скобочек, вспыхивая одними и теми же междометиями… Я назвала его Близнецом, и он тут же откликнулся на это определение.

Мой Близнец не выкладывал свои фотографии, ссылаясь на броскую внешность и женщин, которые вели на него охоту. Для него чужая назойливость – кара, бич, сжигающие нервы и время. Человек, спасающий жизни других, дорожит временем. А еще он был удивительно тонким, чувственным, наполненным внутренним светом… самым добрым человеком в виртуальности. С ним я настраивалась на другой лад, стараясь приспособиться к повседневности и серости своего реального мирка.

Близнец бесстрашно вскрывал свою подноготную, нисколько не заботясь о том, что может показаться слабым или незащищенным. Возможно, в умении быть таким искренним и откровенным таится необыкновенная сила духа.

Он умел выражать свое настроение сочно, в красках, рисуя словами, как кистью.

…Пастернака обожаю с детства… странный выбор ребенка, не правда ли?..

…Пастернак – чудо… открытие юности…

…а еще я люблю Пушкина, с особым почтением люблю…

…я тоже… жаль, что его сделали коммерческим((

…перед Гумилевым хочется стоять на коленях…

…у меня особые отношения с поэтами Серебряного века…

…символисты…

…Великие экспериментаторы!))

…Серебрякова… акварельная сказка))… Цветаева в живописи…

…осень… тонкие ветки… кружево оград…

…улицы… купола зонтов…

…люблю Москву и… раннюю весну…

…это мой город!.. и чтоб дождик обязательно…

@

Иногда мне казалось, что он плачет, не понимая, кто он и в чем его предназначение. Я успокаивала его, как могла, – мы живы, здесь и сейчас, чувствуем плечо друг друга и, каждый по-своему, можем творить, даря надежду другим.

Мы, не сговариваясь, одновременно входили в Сеть, часто молча, и молчание это заряжало нас импульсами тепла и желания выговориться. Каждый из нас успел пережить свою главную утрату, которая не помещалась и при малейшем движении души давала о себе знать.

@

Маргарита))) (19:49)

В детстве мне все давалось легко – грамота, математика, рисование и музыка. А еще меня очень любили. Очень. Знаешь, раньше я думала, что счастье похоже на мыльный пузырь – дотронешься до блестящей оболочки, и он лопнет, но ты сразу можешь надуть другой. Это в твоей власти. Но потом я поняла, что есть другая сила, страшная и более могущественная, чем ты сам, и вдруг, ни с того ни сего, эта сила коснется тонкой стенки твоего счастья, и оно исчезнет мгновенно и навсегда. Я много думала об этом…

Face Off (19:58)

Мое детство было лучшим из всего того, что я помню. Оно было заполнено музыкой и литературой. Я читал запоем все подряд. Домашняя библиотека занимала практически все стены нашего дома. Я почти не помню маму. Она ушла рано – сердце. Мной и сестрой занимался отец. Мама мечтала увидеть нас врачами. Сестра закончила Кембридж и получила профессию психолога, а я стал кардиологом… Мой выбор специализации не случаен.

Маргарита))) (21:03)

Моей мамы не было рядом… Она серьезно занимается искусством: семинары, командировки… Все это принесло результат, но мне от этого не легче. Как-то она привезла редкое издание сказок Андерсена. Я рассматривала иллюстрации, не поверишь, плача от наслаждения, а потом вырезала почти все картинки, наклеила на картон и поставила свой первый спектакль. Наказание последовало незамедлительно – кладовка и время на осознание вандализма)). Именно тогда я решила, что режиссерская профессия опасна заключением в темницу и полным непониманием.

Face Off (20:13)

Восьми лет от роду я начал писать свое первое и последнее произведение (правда, так и не закончил)))… о жизни парнишки, который исполнил все свои детские мечты. Но… воплотив их, понял, что остался один… Та, ради которой старался, предала… как в воду глядел)) жуткая банальщина… но известно, чем банальнее измена, тем больнее рана…

Маргарита))) (22:19)

Отец периодически исчезал. Я теребила бабушку, она прикладывала палец к губам, неизменно отвечая, что это тайна, а если я проболтаюсь, папу не отпустят домой и он так и останется у «этих зверей». Я представляла, как мой отец бесстрашно борется с монстрами, побеждая в каждой битве. Подтверждением его побед являлась целая коллекция медалей и орденов, которые бабушка хранила в комоде под чистым бельем. Я скучала, а он появлялся так же неожиданно, как исчезал. Прижимал маму, что-то шепча ей на ухо. Я стояла в сторонке и наблюдала за ними. Он не любил клятв и посулов, но если брал на себя обязательства – выполнял всегда. Он лишь раз не выполнил свое обещание: умер, вернее, погиб.

Маргарита))) (22:21)

Мне казалось, что любовь безгранична и мироздание – это и есть любовь в чистом виде. Ведь если у тебя нет любви – ты мертвец. Я очень боялась умереть.

Face Off (23:39)

Я не видел любви своих родителей. Не помню. Слишком был мал. Бог дал мне увидеть другое – мой отец после ухода мамы остался один. У него и мысли не было искать другую женщину. Он часто повторял, что самое страшное – это суррогат… Я не приемлю подмены, какой бы прекрасной она ни была.

Маргарита))) (23:59)

Говорят, что нужно благодарить Бога за все то, что тебе дается. В этом случае я неблагодарное существо. Мне дали так много, такого высочайшего качества, что я захлебнулась… Ты спросишь, разве можно захлебнуться любовью?.. Да – отвечу я. Более того, не каждый заслуживает такой доброты. Я не умела ею распорядиться, дорого заплатив… полным и абсолютным одиночеством… не хочу об этом писать.

Face Off (00:26)

Одиночество не так страшно, как если бы рядом с тобой находился равнодушный индивидуум, которому ты безразличен и у которого есть ИНТЕРЕС… понимаешь? чудовищный меркантильный интерес, не более того…

Маргарита))) (00:42)

Когда я потеряла самое долгожданное и дорогое, что может потерять женщина, мой прекрасный принц ушел. Я кружила в нашем общем прошлом, выискивая свои ошибки и просчеты… Остановиться значило немедленно начать плакать до рассвета, ночью… днем… среди чужих и едва знакомых. Так родилась моя печаль, которая ненадолго покидает меня днем, чтобы вернуться очередным вечером вместе с усталостью и молчанием.

Face Off (01:14)

Прости… мне бы хотелось быть рядом… чтобы не дать тебя в обиду никогда и никому… но сейчас… это невозможно… ты же моя сиамка… ты должна понять…

@

Иногда я ловила себя на мысли, что доверяюсь незнакомому человеку без остатка… Неразумно? Но… в моем прошлом не было темных пятен и нечего было стыдиться.

Глава 5
Это мой город!

Пашок проснулся в обед. Отдежурил вчера неслабо, даже Натахе булки успел помять. Она смешно отбивалась, называя его дураком. Знала бы, что дурак этот приклеил интеллигентную девочку, как не фиг делать. Пару недель романтических соплей, и – оба-на! – похожая на розовую овечку Ева готова круглосуточно сидеть в Сети, ожидая его появления. Мог ли он еще недавно мечтать о таком подарке?

Ну а в том, что приклеил намертво, Пашок не сомневался. Ева была подготовлена к встрече, а там уж зависело только от него, будет ли продолжение этого виртуального романа или нет. Она, бедолага, и не предполагала, что встречи-то не будет! Или будет? Пашок пока не решил. Можно было бы и перепихнуться пару раз: сводить в какой-нибудь бар, а потом напроситься к ней в гости, на пуховые перины. С такой красоткой он еще не пробовал.

Пашок валялся на кровати, представляя их с Евой любовь. Это, конечно, не с Натахой кувыркаться на узкой больничной кушетке или в убогой душевой. Хотя Наташка любила его всей душой. Уж в этом он был уверен.

Он тяжело вздохнул и зашел к себе на страницу. Ева светилась на сайте, аки солнышко в ненастный день, раздавая направо налево благодарственные надписи на стенках прирученных хомячков.

– Ути-ути, моя хорошая. – Сделав козу ее аватарке, Пашок прыснул.

Ева тут же отозвалась, словно почувствовала его присутствие. Спросила, как прошел день и как он себя чувствует. Он, конечно, ответил, небрежно кинув пару строк о тяжелом дежурстве, хронической усталости и о том, что в данный момент намечается совещание и он будет немного занят. Сиамка (тут Пашок снова загоготал) робко спросила, придет ли он на сайт вечером. Он написал многозначительное «Ммм…» и, выдержав полминуты, добавил, что после фитнеса обязательно зайдет пожелать ей «добрых сноОff».

На всякий случай Пашок поинтересовался про сегодняшний вечер (нужно было контролировать ситуацию – вдруг какой-нибудь ухарь случайно возникнет в поле ее зрения и испортит его старания?). Помедлив некоторое время, Ева, явно стесняясь, нацарапала, что собирается погулять с ним сегодня по набережной. Пашок оторопел сначала, а потом до него дошло, что она собралась погулять по листу кистью, то есть намалевать их первое свидание. Надо полагать, раскрасит пару акварелек, отсканирует да и отправит ему на «емельку». Тема щекотала его самолюбие. Он пялился в экран, глупо улыбаясь. Ну и фантазии! Да, хорошо бы с ней в реале замутить. Он отправил ей танцующего человечка, и она повеселела.

Пашок отключился и задумался. Завтра, пожалуй, нужно применить свой коронный номер – исчезнуть на день-два, повергнув «жертву» в нервное расстройство, поиски исчезнувшего любимого и тому подобное. Ева, обнаружив пропажу, начнет отправлять ему душещипательные сообщения, нервничая и волнуясь, начиная каждый абзац с вопроса «У тебя все хорошо?», и в конце концов, отчаявшись, придет к выводу, что жизнь без него не имеет смысла. Так происходило в тридцати одном случае из пятидесяти восьми. Пашок вел точный счет своим победам.

Его размышления прервал очередной звонок сестры. Звонила она, как всегда, по скайпу.

Он поводил рукой у кровати и нащупал бутылку пива, а рядом нераспечатанную пачку чипсов. Ловко открыв бутылку, разорвал хрустящий пакетик, и соленые пластинки рассыпались по покрывалу.

– Ну, что там у вас? – Ирке было явно невтерпеж, и его это возмутило до глубины души.

– Ты чё, теперь каждую минуту будешь спрашивать? Сказал же – все на мази… созрела девочка. И вообще, у меня ай-кью высокий, ясно?

– Неужто? – недоверчиво поинтересовалась сестра и, не удержавшись, рассмеялась: – Ну ты артист, Пашка! Всем артистам артист!

Пашок облизал жирные пальцы и отпил еще пива. Шипучая пенка защекотала нос, и он смачно рыгнул.

Ирка скорчила недовольную мину:

– Да-а? И на чем же основывается ее убеждение? Ну, что ты интеллектуал?

– А на том! Если хочешь знать, я разбираюсь в искусстве не хуже любого профессора.

– Ой, не могу, тоже мне проф-ф-фэссор! Еще чего скажешь!

– Чё ты ржешь? Это она сказала! Щас пиво допью и засяду зубрить фамилии писателей прошлого века.

– Тебе полезно.

– Короче так, Ирка, я врач-кардиохирург, успешно лечу чужие сердца, а собственное вылечить не в состоянии. Оно разбито на мелкие осколки женским эгоизмом. – Он снова рыгнул и пафосно закончил: – Я путник, устало бредущий в знойной пустыне алчности и предательства. Вот!

Сестра ответила гомерическим хохотом:

– Так она на жалость, что ль, повелась?

– Не все так просто. С ней нужно аккуратненько работать. Мои диалоги излучают оптимизм, но девочка умеет читать между строк. В данный момент мы, взявшись за руки, гуляем по набережной.

– Это как? – удивилась Ирка.

– А так. – Пашок высокомерно поднял брови. – Она в данный момент малюет наше первое свидание, ясно?

Сестрице, видимо, что-то не понравилось. Нахмурившись, она проворчала:

– Смотри, Казанова ты этакий, сам не влюбись. А то будет тебе картина маслом.

Его вывело из себя это замечание, и он поспешил отключиться.

Часа через два Пашок зашел в Сеть и поинтересовался, как прошла их прогулка. Ева тут же откликнулась, сообщив, что она еще не окончена.

Утром в ее блоге появился текст, а под ним красовалась картинка: девушка, сидящая на парапете у реки, и парень, бегущий к ней по волнам. Красиво намалевала, не придраться.

Маргарита))) (23:23)

я тебя удержу в своем сне. я придумаю как. может быть, расскажу забавную чушь / осень, знаешь ли… дождь… прокуренный ветер. ржавый пожар расстелет узор, похожий на скатерть… / или просто буду молчать, загадочно улыбаясь в рассветной мгле. вот вчера, например, какой-то чудак рисовал на асфальте цветы. утро бросило крохотный луч, и они расцвели, бушуя весной… странно, правда? октябрь, а пахнет весной, и этот рисунок… иногда я умею тебя забыть. это несложно. нужно просто настроить внутри малюсенький механизм, застыть в инвизе и слушать других, удивляться, расспрашивать или просто писать эссе… грустно, конечно. и я не знаю, куда всё девать, как справиться с мыслью, что шансов нет. понимаешь? нет шансов…

@

Это она ему написала. Почти поэма. Пашок ликовал. В личке Ева отметилась сообщением, что завтра у нее тяжелый день – нужно сдать работу, которая ей до чертиков надоела, но, мол, никуда не денешься. И какой-то Авдей, вроде как посредник, или, как принято говорить в их среде, агент, наседает на нее, требуя сдачи. Пашок задал наводящие вопросы и выяснил, что встречаются они с этим Авдеем на Арбате, в ее любой «Шоколаднице», и ей жутко неудобно ехать туда, потому как встреча назначена в самый час пик. Пашка вдруг осенило – завтра у него выходной, и он сможет увидеть ее мордашку в натуре. Он наскоро ответил ей парой заранее заготовленных фраз и между строк успокоил, мол, ему тоже не все нравится в его сложной работе, однако если уж назвался груздем, то… как говорится, забрасывай ноги в кузов. Ева рассмеялась, послав ему стайку смайликов. Чудна́я.

На следующий день он явился в кафе за час до ее появления. По наитию поднялся на второй этаж и, усевшись за свободный столик, принялся ждать свою «сиамку». Чего уж греха таить, девчонка его зацепила. Пашок мечтательно улыбнулся, чувствуя нарастающее внутреннее напряжение. За столиком у окна сидел толстяк в ярко-зеленой сорочке навыпуск и пестром шейном платке. Перед ним на тарелке громоздился огромный кус шоколадного торта. Пашок, сразу определив в нем пресловутого Авдея, приклеил ему прозвище «прохиндей». Решив не скупиться, он заказал двойной капучино с корицей и сливочный десерт. Цены кусались, но он решил, что может позволить себе раз в году шикануть.

@

Ева вошла в зал, и Пашок сразу узнал ее. Он тщетно старался не смотреть в ее сторону, боясь пересечься взглядом: вдруг, по какой-то дикой случайности, она узнает его и разочаруется? Он поморгал глазами, прогоняя неизвестно откуда взявшуюся слезу. Вообще-то он представлял ее другой, типа тех, что маячили на ТВ: блестящей, едкой и само уверенной. Черта с два! В зал вошла невысокая хрупкая шатенка с мягкими чертами лица и трогательной ямочкой на подбородке. Ему захотелось притянуть ее к себе и не отпускать, никогда и никуда, и еще набить морду ее агенту, да так, чтобы тот оказался у него в анатомичке. Раскромсанный кусок сала в собственном дерьме.

Как и предполагал Пашок, прохиндей оказался ее пресловутым агентом. Алмазов тоже заметил ее, помахав короткой ручкой. Пашка чуть не стошнило, и он отвернулся, искоса приглядывая за девушкой. На одном плече у нее висела картонная папка, видимо с работами, на другом – тоненький портфельчик с ноутбуком. У Пашка задрожали руки – он никак не мог войти на свою страницу и послать ей смайлик еще до того, как она войдет в Сеть. А то, что она войдет, не было никаких сомнений, иначе зачем тащить с собой портфель?..

Ева расположилась за столом боком к нему, первым делом открыла бук и уж потом заказала кофе. Пашок усмехнулся. Предсказуемость в ее поведении ему нравилась. Он чувствовал себя кукловодом, играющим своей любимой марионеткой.

Постепенно возбуждение отпустило, и он расслабился, смело поглядывая в сторону столика, за которым сидела Ева. Смешная парочка чинно беседовала, попивая кофе. Больше говорил Авдей. Загибая короткие пальцы, похожие на сардельки, он что-то доказывал девушке, и та соглашалась. Пашок послал ей приветственный смайлик и маленького ктулху с тонким намеком на мозгоклюев, высушивающих мозги.

Ева откинулась на спинку кресла и теребила край платьица – видно, надоел ей этот агент до зеленой тоски, – а Пашок безостановочно долбил по клавишам, отправляя сообщение за сообщением. Она краем глаза наблюдала за экраном, продолжая внимательно слушать своего агента. Пашка это разозлило. Неужели этот урод ей дороже «Оффа»? Такого не может быть априори! Пашку нравилось заграничное слово «априори», и он вставлял его в случаях, когда словесно рубил с плеча. Окончательно разозлившись на Еву, он решительно набрал сестрицу.

– Здорово! – зашипел он в мембрану.

– Привет, – вяло ответила та, – чего тебе?

– Ничего. Можешь приехать на Арбат в «Шоколадницу»? Эта тут сидит.

– Кто? – не поняла Ирка.

– Блин, не тупи.

– Не поняла-а-а, – протянула Ирка, – ты чё, пьяный?

– Ева тут, – еще тише прошипел он, – дуй сюда, свечку нам подержишь.

– Да ну! – оживилась Ирка и захихикала. – Врешь!

– Давай быстрей, если хочешь увидеть! Поднимешься на второй этаж, я сижу в конце зала. Ну, увидишь… Только тихо будь! На шею мне не кидайся!

– Поняла. Минут через двадцать буду! – Ирина отключилась.

Авдей как раз в этот момент начал прощаться, что-то шепча Еве на ухо и сально улыбаясь. Она сухо кивала и хмурилась. Наконец толстяк передал ей пухлый конверт и, взяв папку с работами, поперся на выход.

Ева ответила Пашку тут же, как только свалил ее агент. Жадно набросилась на «клаву» и стала писать. Ее пальцы танцевали, выписывая необыкновенные пируэты. Пашок сразу оттаял. Ему захотелось подойти к ней и признаться в глупой невинной игре, познакомиться поближе, посидеть, молча улыбаясь, и это было бы во сто раз лучше, чем писать черт-те что… Но пальцы отстукивали прямо противоположное тому, что он думал.

Ева копалась в буке, изредка отводя глаза от монитора. Проследив за ее взглядом, Пашок увидел рекламный щит, на котором сверкающими гигантскими буквами было написано «ТинькОФФ». Во дела! Девчонка подсела на него конкретно. Он тут же засуетился – может быть, познакомиться? В глаза бросилось жирное пятно на рукаве свитера, который показался убогим и пошлым. Пашок совсем сник. А она сидела перед его носом и улыбалась в экран. На секунду их взгляды пересеклись. Она выгнула бровь и опустила глаза. Нет, ей нельзя жить одной, решил Пашок, никак нельзя. Ее может обидеть любой, и любой может запросто стать обладателем этого сокровища. И пусть она не блистала той броской красотой, к которой стремилась его сестра, в одно мгновение она стала для него единственной отдушиной в этом беспощадном холодном городе.

Случись их встреча, они наверняка смотрелись бы красивой парой. Прыщи бы ему повыдавливать да изменить имидж…

Он продолжал изучать ее, мысленно лаская и целуя. Такая не пойдет с первым попавшимся «героем» пить пиво или лузгать семечки на детской площадке. «Придумала дурацкий ник, – он отвернулся, – вот дурочка. Разве такая должна в Сети сидеть? Точно глупыха» – его сердце зашлось от нежности. Он повернул голову и уставился на нее долгим тяжелым взглядом.

@

– Кофе с корицей? Да ты гурман! Только с грязными ногтями, фу-у-у-у! – Ирка присела на диванчик и привычным жестом подозвала официантку.

– Давай без нравоучений. Сказал же, девочка моя на все сто. – Он кивнул в сторону Евы и осклабился: – Баксики на стол.

Ирина рассматривала меню и ехидно улыбалась:

– В виртуале беседуете?

– А что я, по-твоему, должен делать?

– А ты познакомься с ней. Вот же она сидит перед тобой. Угости ее чашечкой капучино с марципанами, и она твоя. Если на кофе не хватит, я тебе пару рублей одолжу.

– Марципаны – это что? – Пашок озадаченно почесал затылок.

– В поисковик забей. Ты ж у нас гений по поисковым системам, проф-ф-фэссор!

– Побеседуй пока заместо меня, схожу отолью. – Он повернул свой ноут к Ирине и встал.

@

Покинув туалетную комнату, Пашок дал кругаля через зал, чтобы пройти мимо нее. Девушка сидела с отсутствующим видом и, улыбаясь, быстро набивала текст. Проходя у нее за спиной, он намеренно задержался на доли секунды и успел вдохнуть запах ее духов.