Текст книги "Тайна женского сердца"

7. К вопросу о блаженстве

Пусть так!

И. В. Гете.

 
О много, много рок отъял!
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина…
 

А. С. Пушкин.

А время гонит лошадей.

А. С. Пушкиин.

Набулионе расхаживал по маленькой комнатке, возбужденно размахивая руками. Он оглянулся и увидел, что Александр Мази спит сидя у стола, положив голову на руки.

Видимо пылкость молодого корсиканца несколько утомила его итальянского соплеменника, тем более что тот был только что с дороги, и хотя от Парижа до Валанса он добирался не пешком, как пару лет тому назад это сделал легкий на ногу и на кошелек Набулионе Буонапарте, а в обычном дилижансе, но любое путешествие отнимает много сил.

Прошло время. Красавица Королина Коломбье вышла замуж за капитана лотарингского полка де Бресье и уехала в его родовой замок, недалеко от Лиона. Мадам Грегуар дю Коломбье вскоре умерла. На смертном одре она пророчески предвещала революцию и говорила, что к власти придут люди, подобные Набулионе Буонапарте. Им нечего терять и они одержимы безумными идеями.

Так и случилось. Дочь мудрой мадам Грегуар Королина, в замужестве мадам де Бресье, лишилась своих поместий. Спустя многие годы, когда император Франции Наполеон Бонапарт проезжал через Лион в Милан на свою вторую коронацию, Королине де Бресье удалось попасть на прием к бывшему артиллерийскому поручику, некогда читавшему ей монологи, составленные из сентенций гетевского «Вертера» и трогательной повести графомана Сен-Пьера о жизни двух влюбленных, укрывшихся от людей на далеком острове.

Император был поражен тем, как изменилась Королина. Обычно с возрастом у женщин меняется фигура, а черты лица, если не сохраняют привлекательность, то по крайней мере остаются ее, привлекательности, следы.

С Королиной все произошло наоборот. Темные глаза ее угасли, окруженные сетью морщин, до безобразия огромная челюсть выдвинулась вперед и занимала, казалось, большую половину некогда симпатичного личика. А фигура осталась такой же, как у двадцатилетней девушки – стройной и изящной.

Сердце поручика не уязвило прозаическое замужество его романтической возлюбленной – император милостиво отнесся к бывшей красавице, оказавшейся в затруднительном положении. Он назначил ее придворной дамой и причислил к свите своей матери. А ее мужу, потерявшему в годы революции свои богатые имения, дал весьма доходное место главного управляющего лесным ведомством, а позже даже пожаловал ему титул барона.

Куда более неприятно, чем замужество феи вишневого сада, Королины Коломбье, поразил Набулионе Буонапарте ответ из Военной коллегии далекой, засыпанной вечными снегами России. Тяжелым казенным языком юному поручику сообщалось, что по распоряжению императрицы, государыни Екатерины II Алексеевны, положение о двойном производстве в чинах иностранцам, поступающим в русскую службу, только что отменено и служить им отныне полагается на общих основаниях.

Уж больно много желающих иноземного происхождения торопились записаться в число непобедимых войск ее императорского величества. Возможно, если бы в Военной коллегии узнали, что проситель не просто артиллерийский поручик французской армии, а корсиканец и горячий сторонник Паоли, к которому русская императрица относилась очень благосклонно, для Набулионе Буонапарте сделали бы исключение, как это зачастую принято в России.

Но поскольку этого никто не знал, Набулионе получил еще один, теперь уже более чувствительный удар. Хотя, впрочем, судьба готовила для него удары посерьезнее – об этом я расскажу попозже.

В конце своей жизни, получив все причитающиеся ему удары – и роковые, и просто доставшиеся на его долю подзатыльники, разжалованный император славных французов и пленник презренных англичан вспоминал в своих мемуарах, что самое большое блаженство в своей наполненной взлетами и падениями жизни он испытал во фруктовом саду небольшого поместья Боссо, до революции принадлежавшего мадам Грегуар дю Коломбье, когда вместе с ее дочерью, очаровательной Королиной, они ели спелые вишни, срывая их прямо с ветвей старого вишневого дерева ранним утром, сразу после восхода солнца.

Ни юный поручик Набулионе Буонапарте, ни разжалованный император Наполеон Бонапарт так и не поняли, чего же хотела тем памятным утром под вишневым деревом Королина Коломбье, впоследствии, по мужу, Бресье и даже, по милости императора Франции, баронесса, жена главного лесничего великой Французской империи.

II. В тверской глуши

1. Ход событий и две страшные тайны

Что может быть милей родной глуши?

Анонимный роман XIX века.

Любовь к родному попелищу.

А. С. Пушкин.

Тайна сия велика есть.

Апостол Павел.

Однако вернемся из французской глуши Валанса, окруженного поместьями с обильными фруктовыми садами полными спелых вишен, в глушь тверскую, с ее непроходимыми дремучими лесами, где тут и там тоже найдешь поместья, большие и маленькие, с барскими усадьбами, обычно на берегу речушек или у подножия холмов, укрывающих их от студеных зимних ветров и, что самое главное, с милыми сердцу простыми и понятными названиями: Заполье, Тверское, Зубовка, Надеждино, Тафтеевка или Трилесино.

Напомню читателю произошедшие здесь события, которые кому-то могут показаться незначительными в сравнении с грядущими кровавыми разбоями и погромами в городе Париже или побоищами на воде и суше, скрупулезно описываемыми усердными историками всех времен, однако мне, как автору беспристрастному, эти события так же важны, как иному историку знание точного числа застреленных и зарубленных, а также проткнутых шпагами и штыками в сражении при неприметной, ничем не знаменитой деревеньке, название ее до этого славного события никто и не знал, а после него знают уже все, кому охота читать толстенные тома исторических трудов и исследований.

Не успел Александр Нелимов обрадоваться, что Оленька Зубкова, совсем недавно геройски спасенная им из рук вовремя подоспевших разбойников, уехала и не грозит уловить его в сети опаснейшего из богов – Гименея, прикидывающегося наивным простоватым юношей с гирляндами цветов, под которыми скрыты цепи супружества, как коварная красавица неожиданно вернулась.

Александр уже думал, что он ускользнул и ему не придется расплачиваться за волшебную, полную огня и нежности ночь, страстно подаренную ему Оленькой в Зубовке, и он может спокойно жениться на милой и прекрасной Поленьке, племяннице грозной Старухи, столетней княгини Тверской, и молодоженам достанутся ее несметные богатства и обширные владения. Но не тут-то было.

Оленька Зубкова дерзко явилась на помолвку и, ослепив всех красотой, нарядами, грацией и невесть откуда взявшимся богатством, тут же исчезла, недосягаемая и неуловимая. После помолвки Александр под покровом ночной темноты, так часто способствующей смелым и предприимчивым юношам, отправился в Зубовку, надеясь на свидание с так не предусмотрительно покинутой им прелестницей. Но не нашел ее. Зато узнал вторую страшную тайну.

Он подслушал разговор между братом Оленьки, Платоном Зубковым, и его отцом. Из этого разговора следовало, что старому Салтыкову, воспитателю великих князей, стало известно о романе фаворита императрицы Екатерины II Алексеевны Дмитриева-Мамонова с юной, но искушенной в сердечных баталиях фрейлиной, княжной Щербатовой, невинной сиротой с неотразимо печальным взглядом серых глаз и удивительно стройной фигурой.

Об этом романе рано или поздно узнает и императрица и неосторожный фаворит лишится своего места в монаршьей постели. Занять это место и решил – с помощью, разумеется, покровительствующего Зубковым Салтыкова – молодой, но дальновидный Платон Зубков, брат Оленьки Зубковой, которого она не очень жаловала и, можно даже сказать презирала.

О первой страшной тайне читатель, надеюсь, помнит – ее Александр Нелимов узнал от вездесущей Оленьки. Тайна эта заключалась в том, что у майора Нелимова – его Александр считал своим отцом – хранится некое отречение Анны, от которого зависит судьба российского престола. Как и почему этот документ мог бы повлиять на судьбу престола ни Оленька, ни Александр не знали. Не знала этого и сестра Александра, Катенька Нелимова, посвященная Александром в эту тайну.

Катенька пользовалась покровительством самой императрицы Екатерины II Алексеевны, но состояла фрейлиной при малом дворе, то есть при дворе великого князя Павла Петровича. Мать не подпускала его к трону, провидчески опасаясь, что сыну, как когда-то Фаэтону, не удержать вожжи державной колесницы.

Но сам законный наследник престола придерживался другого мнения и давно уже намеревался взять эти вожжи в свои мужские руки из рук женских, коим более подходят разного рода утонченные рукоделия, а не заботы державного кучера.

Так же считала и Катенька Нелимова, делившая с великим князем не ложе любви, как это часто простодушно делают юные скромницы, а размышления о правильном управлении государством российским, страдающим от слабости женского сердца и прихотей фаворитов, в первую очередь чудовищного одноглазого Циклопа, светлейшего князя Потемкина-Таврического, называемого князем тьмы за то, что он разорял несчастную страну своими неистовыми безумствами и вверг ее в пучину очередной войны с Оттоманской Портой, у нее он отнял никому не нужный Крымский полуостров и вознамерился отнять Стамбул – бывший Константинополь.

Влюбленная в родного брата и пока еще удерживаясь от своей греховной любви, Катенька Нелимова ускорила его помолвку с Поленькой, опасаясь, чтобы Александр по неопытности и юношеской наивности не попал в когти – или коготки – коварной Оленьки Зубковой, и умчалась в столицу.

Она надеялась разузнать, в чем же сила таинственного отречения Анны, хранившегося у майора Нелимова, когда-то замешанного в попытке свержения с престола императрицы Екатерины II Алексеевны, занявшей этот престол вместо своего малолетнего сына, уже давно выросшего и намеревавшегося вернуть себе трон своих прямых предков – отца, императора Петра III Федоровича, на этом троне не усидевшего, и прадеда – царя и императора Петра I Алексеевича, ему все потомки и были обязаны своими правами и доставшимся им нелегким наследством.

Вернувшись домой после несостоявшегося свидания с Оленькой Зубковой, Александр обнаружил, что майор Нелимов убит. Отречение Анны – оно должно было храниться в кабинете отца – исчезло. А убит майор Нелимов точным ударом в сердце необычным кинжалом с лезвием в виде извивающейся змеи и рукоятью, украшенной змеиной головой с изумрудными глазами и раскрытой пастью. Александр, в отличие от внимательного читателя первых книг моего сочинения, не знал, что именно таким кинжалом убивают масоны. Убивают тех, кому мстят за предательство.

То, что произошло, потрясло Александра. Но он сохранил спокойствие и силу духа. Нужно было действовать. Но что делать Александр не знал – слишком много неизвестных оказалось в задаче, которую ему предстояло решать. И тогда он вспомнил о Зайцеве. Этот человек мог знать все тайные дела майора Нелимова.

2. Друзья далекой молодости

Однажды Диоген попросил кого-то позаботиться о его жилище, но тот замешкался и Диоген устроил себе жилье в глиняной бочке.

Диоген Лаэртский.

Будущий майор Нелимов и Зайцев родились в семьях соседей, владевших одной деревенькой всего в три десятка душ. Отцы Нелимова и Зайцева, оба вдовцы, давно уже не знали, кому из них какая часть этой деревеньки принадлежит. Отец Зайцева кое-как ведал хозяйством, а отец Нелимова большей частью находился в имении князя Шумского, с ним он когда-то вместе воевал.

Андрюша Нелимов и Петенька Зайцев росли вместе почти без всякого присмотра, верховодили ватагой деревенских ребятишек, питаясь почти тем, что им самим удавалось добыть в лесу, на реке и на подворьях зазевавшихся крестьян. Чего только они не вытворяли, чтобы поплотнее набить детский желудок, подобный бочке Данаид. Но когда умер отец Андрея Нелимова, князь Шумский забрал сына своего боевого товарища к себе в имение, где он и воспитывался с сыном князя. Возмужав, юноши считали себя назваными братьями.

Петра Зайцева Андрей Нелимов встретил уже в годы службы. Он хотел привлечь друга детства к тем делам, которые они затевали с молодым князем Шумским. Но Зайцев к тому времени уже попал в плен к Сократу и Диогену, Аристиппу и Аристотелю и вызволить его из этого плена никому не удалось.

Вопрос о том, догонит ли Ахиллес черепаху, так сильно занял бедного поручика, что ни погоня за чинами и званиями, ни заманчивый шелест золотого дождя, убаюкивающий надеждами, ни лязг шпаг, ни звон бокалов, ни взгляды неотразимых красавиц, ни лабиринты дворцовых интриг не смогли отвлечь его от размышлений на эту тему.

Тем более что явились и другие, ничуть не менее важные вопросы о возможности дважды войти в одну и ту же реку, о том, лжет или говорит правду критянин, сказавший как-то в сердцах, что все критяне – лжецы, и о немом ответе Диогена, упорно расхаживавшем перед Зеноном, только что самым убедительнейшим образом неоспоримо доказывавшем, что ничто в этом мире не движется, как бы мы не заблуждались на этот счет, полагаясь на обман зрения и забывая о доводах всесильного разума.

Майор Нелимов пошел своей дорогой, его друг детства, поручик Зайцев – своей. Не чуждый философских размышлений, майор Нелимов тем не менее поверил в движение и недвижимо стал на точку зрения Диогена – он собирался дослужиться до маршальского звания, готов был рассыпать вокруг себя золотые монеты (а они падали на мостовую как и требовалось, звеня и подпрыгивая), неодолимо орудовал шпагой, поднимал бокалы с пенящимся французским вином, падал на колени перед красавицами и умолял их таким трогательно-отчаянным голосом, что ни одна из них не решилась отказать ему, и вместе с князем Шумским намеревался более правильно, чем они второпях устроились сами, рассадить по престолам монархов в России и сопредельных с нею странах.

Поручик Зайцев не мог найти никаких доказательств движения в этом мире. По его мнению упорная бессмысленная ходьба скандально-строптивого Диогена на виду у мудрого Зенона ровным счетом ничего не значила.

Сотни лет, изо дня в день, когда померкнут звезды и вспыхнут огнем облака и заклубится белый туман, повисая клочьями на кустах лозняка, и ветерок чуть сморщит зеркало тихих вод и совсем не рассмотреть в траве росистую тропинку, покинув за неведомыми морями свой ночлег, поднимается солнце, и ходит целый день перед всеми мудрецами и философами и на виду у мирных пахарей, которые уже с утра за сохой, и перед давно уже пробудившимися рыбаками, привычно тянущими свои сети в надежде на улов, и перед девицами, вроде Оленьки Зубковой, мечтательно забывшими сон и вздыхающими в аллеях старого парка и робко надеющимися, что сегодня, под старой липою, как только это золотое солнце уступит место на небосводе бледно-голубой луне…

Одним словом, каждый день пред нами солнце ходит, ничего тем самым не доказывая, ибо и упрямый Галилей, и рассчитавший пути небесных сфер Коперник подтвердили мысль о неподвижности великого светила, высказанную еще великим Аристархом с острова Самоса, знаменитого отсутствием вин, и славного своими ремесленниками, возможно по причине их же, то есть вин, отсутствия.

Майор Нелимов не доверял расчетам Коперника и Галилея, он не жаловал ни поляков, ни итальянцев и даже школу фехтования предпочитал французскую (как и их же шипучее вино), а не устаревшую итальянскую. Что же касается мнения Аристарха с острова Самоса (родины, кстати сказать, самого Пифагора), то и к нему майор Нелимов относился совершенно равнодушно по причине незнания греческого языка.

Петр Зайцев же посвящал изучению божественной речи эллинов все свое время и слово «демиург» – им греки называли и творца вселенной, и гончара, исправно месившего глину и лепившего свои горшки, чтобы афинской черни было в чем варить себе пищу, завораживало не стремившегося за чинами поручика и занимало его не меньше, чем вопрос о неподвижности выпущенной из лука стрелы, замирающей под строгим взглядом Зенона.

Разное отношение к жизни майора Нелимова и поручика Зайцева получило даже формулировку в виде афоризма. «Жизнь нужно прожить так, чтобы было что вспомнить и рассказать детям и внукам», – говорил майор Нелимов в молодости. В зрелые годы уже не возвращаясь к этому вопросу.

«Жизнь нужно прожить», – кратко формулировал свое кредо Зайцев, придерживаясь этого простого, но неожиданного вывода из философии древних греков как в молодые годы, полные неясных надежд, так и в следующие за ними годы многообещающей зрелости и лишенные всяких призрачных иллюзий и обманов годы старости.

Разность взглядов на жизнь, подтверждаемая неутомимыми действиями майора и неторопливыми, но неизменными поручика, составила некое противоборство, которое, по мнению безутешного Гераклита, и движет гармонией мира, поддерживая равновесие вселенной, то разгорающейся вечным огнем, то слегка угасающей, чтобы возгореться снова.

Разность эта не помешала друзьям, соблюдая свои несогласия, сохранить верность детской дружбе, она ведь, в отличие от детской любви, не исчезает после опытов быстротекущей жизни.

Когда самое рискованное предприятие майора Нелимова, затеянное вместе с князем Шумским, – они решились свергнуть с престола засидевшуюся на нем императрицу Екатерину II Алексеевну – провалилось, ему пришлось укрыться в тверской глуши. Поручик Зайцев, не удерживавший друга в его стремлениях и деяниях и не препятствовавший им, но сам в них не принимавший никакого участия, вышел в это время в отставку, так как изучение «Обряда службы», изложенного на бумаге косноязычным, но зато громогласным перед солдатскими шеренгами фельдмаршалом Румянцевым, и тем более сего «Обряда» исполнение все больше препятствовало размышлениям о быстроногом Ахиллесе и неугасающем огне Гераклита.

3. Источники мыслей и мысли, отвлекающие от суеты

– И что же он делает?

– Да все размышляет.

– Об чем?

– Да мало ли об чем. Он человек ученый, он об чем хочешь может размышлять.

Анонимная пьеса XIX века.

Оставив строгую в своей простоте воинскую службу, Зайцев обнаружил, что деревенька, в которой в недолгие годы золотого века, именуемого детством, они вместе со смелым и изобретательным Андрюшкой Нелимовым ловили безо всяких приспособлений рыбу в тихой речушке и воровали кур из крестьянских сараев, исчезла, растащенная по частям рачительными соседями, не поскупившимися на мзду судейским писакам с чернильными душами.

Вот тогда-то Нелимов, зная наклонность друга к размышлениям о сути истины и его нелюбовь к выяснению истины в судах, продал ему, а скорее, подарил под видом продажи одну из своих деревенек недалеко от Заполья.

Заполье с тех пор пришло в полный упадок. А деревенька Зайцева – Каменка – не то чтобы процветала, но умножилась числом душ, учитываемых по ревизским сказкам, с одной сотни до двух сотен с половиной, а внешним видом производила весьма приятное впечатление.

Нельзя сказать, что поклонник Платона и Аристотеля стал заботливым хозяином. Но и на произвол судьбы и приказчиков он тоже не полагался, за мужиками все-таки присматривал сам, раз в два года меняя старосту, привыкавшего к своему положению и начинавшего обворовывать барина больше меры, предусмотренной не бездонной российской природой и до поры только терпимой русским обычаем, ограничивающим безграничную жадность дорвавшегося до возможности воровать человека диким бунтом, не знающим ни смысла, ни пощады.

Сам барин жил в просторном доме, не похожем на барскую усадьбу. Обычно барское жилье украшали три колонны на древнегреческий манер и крашенные, штукатуренные снаружи стены. Дом Зайцева был срублен в нехитрый русский угол из смолистой сосны, не скрываемой штукатуркой ни снаружи, ни изнутри. Состоял он из нескольких комнат, необходимых в простоте деревенской жизни.

Единственной особенностью его был большой полуочаг, полукамин, живописно выложенный диким камнем. Отставной поручик любил смотреть на живой огонь, на пляшущие языки пламени, на красные неугасающие угли от дубовых дров, слушать треск сахарной березы и завывание ветра зимой в каминной трубе, перекликающееся со звериным воем снежных вихрей, метелей и бурь, темною мглою заволакивающих полнеба, пугающих всхлипами, подобными детскому плачу, то и дело ударяющих комьями снега в окошко или, утихая, шуршащих по старой, обветшалой кровле.

Живой огонь, пылающий за невысокой чугунной оградкой, да живая текущая вода, плавная и спокойная там, где берега пошире, торопливо журчащая там, где они, берега, ее, воду, узко стесняют (к ним можно прибавить разве что заброшенный уголок старого парка, чуждый внимательной и правильной руке садовника, где молодая поросль вместе с вьющейся травой одолевают стволы старых деревьев, покрытых растресканною корою, с ветвями, поломанными ветром, в которых приютилось покинутое гнездышко трясогузки, певшей когда-то здесь свое, только одной ей понятное «пень-пень, пень-пень» – поди узнай, то ли это песня любви, то ли крик радости от восторга жизни) – вот те земные родники, которые вместе со звездами небесными в недосягаемой высоте есть единственные источники наших мыслей, удаляющих нас от пустой, бессмысленной суеты, ошибочно принимаемой нами за жизнь.

В отроческие годы Александр Нелимов много времени проводил у Петра Петровича Зайцева. Сначала нехотя, а потом все с большим интересом он разбирал диковинные древнегреческие письмена, похожие на русские, как черты лица старика в тесном гробу на лик юноши-внука, склонившегося для последнего поцелуя. Потом, захваченный восторгом гомеровских гекзаметров, Александр перешел к нехитрым, казалось бы, вопросам, простодушно и недоуменно задаваемых Сократом, и чуть не оказался в плену у Диогена, Аристиппа и Аристотеля, когда-то навсегда полонивших самого Петра Петровича Зайцева.

Однако совсем не сократовский, а неотступно волновавший его деревенских приятелей-сверстников вопрос «Одинаково ли устроены мужчина и женщина, а если не одинаково, то в чем же разница?» отвлек Александра в сторону от не всегда очевидных философских истин.

Ну а потом безотказная проводница в царство плотских утех Анастасия, и смуглая, безудержная, ненасытная Анисья, и приезжая из города Твери жена губернского чиновника, и всезнающая княгиня Ксения Павловна Свирская, и восторженная Элиза, молодая тетенька ближайшего друга Александра, барона Дельвига, а потом и смелая и предприимчивая Оленька Зубкова вместе с десятком босоногих деревенских нимф полей и лугов не дали поднаторевшему на афинском базаре болтуну Сократу, нечесанному Диогену с его фонарем и бочкой, Аристиппу, не чуждавшемуся утех с гетерами, и занудно-необъятному Аристотелю окончательно пленить любомудрием юношу, вступающего в жизнь.

Не стану повторять рассказ о том, что и как они – не философы, а быстроглазые девицы и опытные девы – предприняли; дабы не терять нить повествования, перечти, мой склонный к последовательности и ясности читатель, первую книгу моего обширного сочинения, и ты еще раз получишь удовольствие сопутствовать юноше, смело и без робости постигающему тайны жизни, вместо того чтобы отгораживаться от нее, этой жизни, измышлениями любомудров, пусть себе даже и древнегреческих.

Когда Александр волей случая узнал о том, что у его отца хранится таинственное отречение Анны, и от этого документа зависит судьба трона Российской империи, он почувствовал себя участником увлекательной игры. Он понимал, что игра опасна. Но по-настоящему осознал это, только увидев отца, убитого ударом диковинного кинжала с рукоятью, увенчанной головой змеи с глазами-изумрудами и со злобно оскалившейся пастью.

Александр догадывался, что в жизни отца есть какая-то тайна. И вот эта тайна приоткрылась. Сначала Оленька подслушала разговор об отречении Анны. Потом явился незнакомец и убил отца ударом кинжала. А отречение Анны исчезло… Скорее всего, оно попало в руки убийцы. За этим отречением он и приходил… Попытаться догнать его? Но он, наверное, был не один… Конечно же его ожидали сообщники с лошадьми… И даже неизвестно куда они направились…

Как быть? Что делать?

И, осмыслив, что произошло, Александр решил, что за советом он может обратиться только к поручику Зайцеву. Он никаким образом не принимал участия в делах майора Нелимова, но, безусловно, знал о них все или почти все.