Текст книги "Портреты в колючей раме"

Вадим Делоне
Портреты в колючей раме

Архивные документы

^{Дед (Б. Н. Делоне) с Вадимом на даче в Абрамцево, 1950 г.}

^{Москва, Пятницкая. Вадиму 6–7 лет}

^{Вадим с младшим братом Мишей и дедом (Б. Н. Делоне), Москва, Пятницкая, 1952–1953 г.}

^{Абрамцево, 1954 г.}

^{Вадим с дедом (Б. Н. Делоне) в горах Кавказа}

^{Вадим Делоне 15–16 лет}

^{Письмо К. И. Чуковского Б. Н. Делоне по поводу стихов Вадима}

^{Москва, 1973 г.}

^{Фото со студенческого билета}

^{Одно из последних писем Вадима из колонии деду (Б. Н. Делоне)}

^{Москва, после освобождения из лагеря, 1971 г.}

^{Вадим с женой Ириной Белогородской, Москва, 1971 г.}

^{Встреча с президентом Австрии господином Крайски.}

^{На переднем плане: г-н Крайски, г-жа Тигрит, Виктор Некрасов, Вадим Делоне. Вена, 1975 г.}

^{Вена, 1976 г.}

^{В ожидании приезда Владимира Буковского из России, после освобождения из Владимирской тюрьмы.}

^{Ирина Белогородская-Делоне, Виктор Некрасов, Вадим Делоне. Цюрих, декабрь, 1976 г.}

^{Около редакции газеты «Русская мысль»}

^{Слева направо: Владимир Максимов, Александр Галич, Вадим Делоне. Париж, 1977 г}

^{Париж, 1980 г.}

^{Артур Вернер, Владимир Буковский и Вадим Делоне}

^{Париж, 1981 г. (фото Г. Файф)}

^{Париж, 1981 г.}

^{Париж, 1982 г.}

^{Первая страница поэмы «Заметки к автобиографии» с автографом Вадима}

^{Обложка книги «Портреты в колючей раме», изданной в эмиграции}

^{Париж, 1981 г.}

Секретно

экз 1

СССР КОМИТЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР

20 сентября 1968 г.

2205-А

гор. Москва

ЦК КПСС

В дополнение к нашему 2102а от 5 сентября с. г. сообщаю, что прокуратурой гор. Москвы в контакте с Комитетом госбезопасности закончено расследование и передается в суд уголовное дело по обвинению БОГОРАЗ-БРУХМАН Л. И. (жена осужденного писателя ДАНИЭЛЯ), ЛИТВИНОВА П. М., БАБИЦКОГО К. И., ФАЙНБЕРГА В. И., ДРЕМЛЮГИ В. А. и ДЕЛОНЕ В. Н.

Вина указанных лиц в учинении 25 августа 1968 года беспорядков на Красной площади подтверждается показаниями многочисленных свидетелей и изъятыми вещественными доказательствами.

В ходе оперативной работы, проводившейся после ареста названной группы, получены данные, что обвиняемые, и особенно БОГОРАЗ-БРУХМАН и ЛИТВИНОВ, враждебно настроены к советской действительности. Вместе с БАБИЦКИМ, ФАЙНБЕРГОМ и другими они до ареста распространяли письма, протесты против прошедших ранее судебных процессов по делам на ГИНЗБУРГА, ГАЛАНСКОВА и других, то есть, как сообщил нам источник, «активно занимались оплевыванием общественного и государственного строя».

Накануне организации беспорядков на Красной площади этими лицами были заблаговременно уведомлены аккредитованные в Москве иностранные корреспонденты с целью передачи о «демонстрации» клеветнической информации на Запад. В разговоре с источником обвиняемый ЛИТВИНОВ заявил: «О предстоящей демонстрации были предупреждены журналисты ряда западных агентств, которые смогли сфотографировать для печати демонстрантов как „представителей передовой части интеллигенции СССР“, которая протестовала против оккупации свободолюбивой Чехословакии. Для того, чтобы эта демонстрация выглядела на фотографии как можно более правдоподобно, журналисты посоветовали демонстрантам выбрать специально место рядом с Лобным местом, напротив собора Василия Блаженного и памятника Минину и Пожарскому, что могло выглядеть очень впечатляюще в прессе». Через зарубежных буржуазных журналистов эта группа и ранее передавала клеветническую информацию о Советском Союзе на Запад.

Характеризуя политические взгляды участников группы, и в частности ДЕЛОНЕ, наш источник указывает, что последний, «называя себя ярым противником Советской власти, люто ненавидит коммунистов, коммунистическую идеологию», целиком согласен со взглядами Джиласа. Анализируя деятельность… группы, он (ДЕЛОНЕ) пояснил, что у них не было определенной программы, устава, как у оформленной политической организации, но у всех было единое мнение, что наше общество не развивается нормально, отсутствует свобода слова, печати, действует жестокая цензура, невозможно высказывать свои мысли и убеждения, подавляются демократические свободы. Деятельность этой группы и их пропаганда развивались в основном в кругу писателей, поэтов, а также охватывали широкий круг лиц, работавших в области математики и физики. Среди многих ученых велась агитация с целью заставить последних подписывать письма, протесты и воззвания, которые составлялись наиболее активно занимающимися такого рода деятельностью Петром ЯКИРОМ и Павлом ЛИТВИНОВЫМ. Эти люди являлись ядром, вокруг которого сформировалась указанная группа… ЯКИР и ЛИТВИНОВ являлись наиболее активными деятелями так называемого «самиздата».

Этот же источник, отмечая положение арестованного ДЕЛОНЕ в названной группе, сообщил: «ДЕЛОНЕ… был вхож в круг больших ученых, академиков, среди них был своим человеком и связывал таким образом… группу с ученым миром…, воздействуя на последних, ведя среди них активную пропаганду. Среди знакомых лиц называл академиков Сахарова, который вначале осторожно, с недоверием относился к деятельности ЯКИРА, ЛИТВИНОВА и их группы, колебался в своей позиции и оценках, но постепенно под влиянием разъяснений ДЕЛОНЕ стал подписывать различные документы этой группы…; ЛЕОНТОВИЧА, взгляды которого совпадают со взглядами этой группы. По словам ДЕЛОНЕ, многие из ученого мира разделяют их взгляды, но осторожничают, боясь лишиться работы, быть исключенными из партии».

По оперативным данным, ДЕЛОНЕ в 1967–1968 гг., являясь студентом Новосибирского государственного университета и проживая у академика АЛЕКСАНДРОВА – ученика его деда, вел активнейшую антисоветскую пропаганду среди студентов, наклеивал листовки в институте, разрисовывал краской дома в академгородке с различными призывами и лозунгами, наладил выпуск литературы «самиздата». Факты распространения листовок и появления надписей на домах в новосибирском академическом городке имели место.

Из агентурных источников усматривается, что участники группы ЛИТВИНОВ, ДРЕМЛЮГА и ДЕЛОНЕ, не занимаясь в течение длительного времени общественно полезным трудом, пользовались средствами так называемого «негласного фонда», созданного их группой за счет денег, получаемых от отдельных представителей творческой интеллигенции и ученых.

Арестованный ДЕЛОНЕ нашему источнику говорил: «…денежными средствами нам помогает интеллигенция, высокооплачиваемые академики, писатели, которые разделяют взгляды группы ЯКИРА-ЛИТВИНОВА… Мы имеем право требовать деньги, мы – функционеры, а они разделяют наши взгляды, сами за себя боятся, так пусть деньгами поддерживают нас».

По имеющимся в распоряжении КГБ данным, БОГОРАЗ-БРУХМАН и ЛИТВИНОВ недавно получили нелегально от находящегося в заключении ДАНИЭЛЯ сборник стихотворений, охаивающих советскую действительность, и переправили его для издания за границу.

Комитет госбезопасности счел целесообразным воздержаться от использования этих оперативных данных по настоящему делу, чтобы не придавать ему политической окраски.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ

Ю. АНДРОПОВ

Из «Хроники»:

ГОД ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ

ХРОНИКА ТЕКУЩИХ СОБЫТИЙ

Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ.

ВСЕОБЩАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА, статья 19

ВЫПУСК ТРЕТИЙ

30 августа 1968 г.

ГОД ИЗДАНИЯ ПЕРВЫЙ

21 августа 1968 г. войска пяти стран – участниц Варшавского пакта совершили вероломное и неспровоцированное нападение на Чехословакию. Агрессивные действия СССР и его союзников встретили резкий отпор мирового общественного мнения. Здесь освещаются события внутри страны, связанные так или иначе с проблемой ЧССР. Факты свидетельствуют, что даже в условиях, практически исключающих возможность сопротивления, не прекращается борьба – борьба за претворение принципов гуманизма и справедливости.

* * *

Наиболее решительным выступлением против агрессии в Чехословакии явилась сидячая демонстрация протеста, состоявшаяся 25 августа 1968 г. в 12 часов дня на Красной площади. Исчерпывающую информацию об этом событии дает письмо участницы демонстрации НАТАЛЬИ ГОРБАНЕВСКОЙ.

«Главным редакторам газет: „Руде право“, „Унита“, „Морнинг стар“, „Юманите“, „Таймс“, „Монд“, „Вашингтон пост“, „Нойе Цюрихер цайтунг“, „Нью-Йорк таймс“ и всех газет, которые опубликуют это письмо.

Уважаемый господин редактор, прошу Вас поместить мое письмо о демонстрации на Красной площади в Москве 25 августа 1968 г., поскольку я единственный участник этой демонстрации, пока оставшийся на свободе.

В демонстрации приняли участие: КОНСТАНТИН БАБИЦКИЙ, лингвист, ЛАРИСА БОГОРАЗ, филолог, ВАДИМ ДЕЛОНЕ, поэт, ВЛАДИМИР ДРЕМЛЮГА, рабочий, ПАВЕЛ ЛИТВИНОВ, физик, ВИКТОР ФАЙНБЕРГ, искусствовед, и НАТАЛЬЯ ГОРБАНЕВСКАЯ, поэт. В 12 часов дня мы сели на парапет у Лобного места и развернули лозунги: „Да здравствует свободная и независимая Чехословакия“ (на чешском языке), „Позор оккупантам“, „Руки прочь от ЧССР“, „За вашу и нашу свободу“. Почти немедленно раздался свист, и со всех концов площади к нам бросились сотрудники КГБ в штатском: они дежурили на Красной площади, ожидая выезда из Кремля чехословацкой делегации. Подбегая, они кричали: „Это все жиды! Бей антисоветчиков!“ Мы сидели спокойно и не оказывали сопротивления. У нас вырвали из рук лозунги. ВИКТОРУ ФАЙНБЕРГУ разбили в кровь лицо и выбили зубы, ПАВЛА ЛИТВИНОВА били по лицу тяжелой сумкой, у меня вырвали и сломали чехословацкий флажок. Нам кричали: „Расходитесь! Подонки!“, но мы продолжали сидеть. Через несколько минут подошли машины, и всех, кроме меня, затолкали в них. Я была с трехмесячным сыном, и поэтому меня схватили не сразу: я сидела у Лобного места еще около десяти минут. В машине меня били. Вместе с нами было арестовано несколько человек из собравшейся толпы, которые выражали нам сочувствие, – их отпустили только поздно вечером. Ночью у всех задержанных провели обыски по обвинению в „групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок“. Один из нас, ВАДИМ ДЕЛОНЕ, был уже ранее условно осужден по этой статье за участие в демонстрации 22 января 1967 г. на Пушкинской площади. После обыска я была освобождена, вероятно, потому, что у меня на руках двое детей. Меня продолжают вызывать для дачи показаний. Я отказываюсь давать показания об организации и проведении демонстрации, поскольку это была мирная демонстрация, не нарушившая общественного порядка. Но я дала показания о грубых и незаконных действиях лиц, задержавших нас, я готова свидетельствовать об этом перед мировым общественным мнением. Мои товарищи и я счастливы, что смогли принять участие в этой демонстрации, что смогли хоть на мгновение прорвать поток разнузданной лжи и трусливого молчания и показать, что не все граждане нашей страны согласны с насилием, которое творится от имени советского народа. Мы надеемся, что об этом узнал или узнает народ Чехословакии. И вера в то, что, думая о советских людях, чехи и словаки будут думать не только об оккупантах, но и о нас, придает нам силы и мужество.

НАТАЛЬЯ ГОРБАНЕВСКАЯ

28 августа 1968 г. Москва, А-252

Новопесчаная ул., д.13/3, кв.34».

Следствие по делу о демонстрации ведет бригада следователей прокуратуры г. Москвы – АКИМОВА, ГНЕВКОВСКАЯ, ЛОПУШЕНКОВ, ГАЛАХОВ, СОЛОВЬЕВ. Трое из них участвовали в следствии по делу о демонстрации на Пушкинской площади 22 января 1967 г. Общий надзор за ходом следствия осуществляет пом. прокурора г. Москвы. Участникам демонстрации предъявлена ст. 190 ч. 3, предусматривающая наказание до 3-х лет за создание помех в работе транспорта и государственных учреждений (?), а также ст. 190 ч. 1 УК РСФСР, предусматривающая осуждение за распространение сведений, «порочащих советский государственный и общественный строй» (до 3-х лет).

Стало доподлинно известно, что в ходе предварительного следствия собирается материал чисто интимного характера, создаются фальшивые версии, возможности для ложных и превратных толкований. Вместе с тем по отношению к лицам, допустившим на площади садистские хулиганские действия, в частности избиение ФАЙНБЕРГА и ЛИТВИНОВА, не принято никаких мер.

Защитительная речь адвоката С. В. Калистратовой по делу Вадима Делоне 11 октября 1968 г.

Я прошу вас, товарищи судьи, отнестись снисходительно к некоторым шероховатостям, которые могут быть в моей речи, так как я начинаю эту речь на двенадцатом часу непрерывной работы.

Мы, юристы, глубоко уважаем закон и знаем, что нельзя оправдать нарушение закона никакими, даже самыми лучшими побуждениями. Руководствуясь законом, и только законом, я обязана, в силу своего профессионального долга, просить суд об оправдании Вадима Делоне, так как ни в законе, ни в материалах дела нет оснований признать уголовно наказуемыми его действия. А если нет преступления, то нет места и для применения уголовной репрессии.

Правовой анализ материалов дела в моей речи будет очень краток, так как я постараюсь избежать повторения доводов товарищей по защите, выступавших до меня. Но прежде чем я перейду к изложению основной позиции защиты, я не могу не отметить, что даже с точки зрения государственного обвинителя, который считает виновность Делоне доказанной, даже с этой точки зрения невозможно понять, почему прокурор требует такой суровой меры наказания для Делоне. В своей суровой несправедливости прокурор даже прямо нарушает закон, когда он просит, определив Делоне по совокупности двух вмененных ему статей наказание в виде лишения свободы сроком на два года, присоединить к этому наказанию еще год лишения свободы по предыдущему приговору, в то время как по правилам ст. 41 и 42 Уголовного кодекса может быть присоединена лишь неотбытая часть наказания. Вы знаете, товарищи судьи, что Делоне до освобождения из-под стражи по приговору 1967 г. пробыл в заключении более семи месяцев. Следовательно, в соответствии с буквой и смыслом закона, прокурор не имел оснований просить вас о присоединении года лишения свободы по предыдущему приговору.

Но дело даже не в этом.

Когда глядишь на Вадима Делоне, когда знаешь материалы дела, когда видишь его в суде и сравниваешь его с другими, а такое сравнение неизбежно, то возникает тягостное впечатление, что прокурор требует для Делоне наказания совсем не за то, в чем его формально обвиняют.

Прокурор, квалифицированный юрист, сказал, что Делоне, как и другие подсудимые, совершил тяжелое преступление. Мы, юристы, обязаны употреблять правовые термины только в строгом соответствии с законом. Я вынуждена обратить ваше внимание, товарищи судьи, на то, что примечание 2 к статье 24 УК РСФСР дает исчерпывающий перечень преступлений, отнесенных законом к числу тяжких. И в этом перечне нет ни ст. 190 ч. 1, ни ст. 190 ч. 3 УК, по которым предан суду Делоне. Прокурор не может не знать и не понимать этого.

Вы хорошо знаете, товарищи судьи, санкцию закона, знаете, что обе статьи УК, вменяемые Делоне, предусматривают наказание не только в виде лишения свободы, но и исправительные работы без лишения свободы и штраф до 100 руб. Следовательно, законом установлено, что человек, признанный виновным в совершении преступлений, описанных в этих статьях, может, в зависимости от обстоятельств, быть присужден к штрафу, или к исправительным работам без лишения свободы, или к лишению свободы сроком от трех месяцев до трех лет.

И вот прокурор, не пытаясь даже сослаться на предусмотренные законом отягчающие обстоятельства, хочет, чтобы Вадим Делоне получил максимально высокое наказание. Вот почему я говорю о тягостном впечатлении от того, что прокурор просит для Делоне наказания не за то, в чем он формально обвиняется.

Санкция закона широка. И если вы будете решать вопрос о том, как надо наказать Вадима Делоне, то вы будете избирать меру наказания не произвольно, а на основании закона, потому что ст. ст. 37, 38 и 39 УК РСФСР определяют, чем руководствуется суд, избирая ту или иную меру наказания.

Вы должны учитывать характер и степень общественной опасности действий, вменяемых Делоне.

И вот здесь я вижу серьезное внутреннее противоречие в речи прокурора.

С одной стороны, прокурор говорит, что подсудимые – это незначительная кучка неправильно мыслящих людей, которая тонет в единодушии всего народа. Значит, их действия не так уж опасны? Но, с другой стороны, прокурор требует определить меру наказания самую суровую – три года лишения свободы, то есть, очевидно, исходит из признания какой-то повышенной опасности этих действий, хотя материалы дела не дают для этого оснований.

И личность подсудимого должен учитывать суд, определяя ту или иную меру наказания.

Двадцать лет Вадиму Делоне. Он не герой – он не сделал в своей жизни ничего такого, что мы могли бы положить на судейский стол: характеристики, похвальные листы, свидетельства его неустанной плодотворной работы. По-разному складываются характеры людей. Одни – в девятнадцать-двадцать лет уже устоявшиеся люди, с определенной профессией, мировоззрением. Другие складываются и формируются позже.

Но назвать двадцатилетнего юношу «лицом без определенных занятий» только потому, что он не работал в течение нескольких недель, – можно только сухо, формально и бездушно.

Дело в том, что Вадим – ищущий юноша, который еще не нашел своего жизненного пути.

Если бы всегда так сурово и так несправедливо именовали «лицами без определенных занятий» людей ищущих, бросающихся от одной работы к другой, из одной местности в другую, если бы всегда так сурово относились к таким людям, то мы, может быть, не досчитались бы на своих книжных полках произведений не только Александра Грина, но и Константина Паустовского и многих других. Именно людям, склонным к творческой, литературной деятельности, часто свойственна такая неустроенность, такое метание, такая неспособность сразу найти свое место в жизни.

Поэтому я считаю, что нельзя ставить Вадиму Делоне в вину то, что он к моменту ареста не работал. Он просто не сумел быстро сориентироваться и устроиться на работу. Нельзя поставить ему в вину, что он оставил учебу в Новосибирском университете. Вы слышали, товарищи судьи, как был травмирован Делоне, молодой, начинающий поэт, разгромной рекламной статьей, обрушившейся на его голову. Я имею в виду статью корреспондента газеты «Вечерний Новосибирск», которая приобщена к делу. В этой статье все, что есть у Делоне дорогого, все его творчество было зачеркнуто даже не черной краской, а дегтем. Да и сам Вадим перечеркнут как человек, как личность, как поэт. Надо иметь закалку, надо иметь волю, чтобы устоять после такого удара.

Посмотрите, товарищи судьи, какая разница между корреспондентом газеты, заключившим с легкостью необыкновенной в кавычки и слово «творчество» и слово «стих», и бережным и чутким отношением к стихам молодого поэта со стороны большого поэта и чудесного человека Корнея Ивановича Чуковского. Мы представили суду письмо Чуковского, который не пожалел своего времени и своих сил, по строчкам разобрал стихи этого юноши и написал, что Вадим Делоне станет большим и сильным поэтом, если будет упорно работать.

Не хватило у двадцатилетнего юноши духа противопоставить разгромной газетной статье даже грамоту, которую он получил от райкома комсомола и правления клуба «Под интегралом». А эта грамота, приобщенная к делу, удостоверяет, что Вадим получил вторую премию на конкурсе стихов, посвященных 50-летию Октябрьской революции. Эта премия и письмо Чуковского дают мне право утверждать, что Делоне – поэт.

Вадим малодушно бежал из Новосибирска – куда? К матери. К этой самой матери, которой он оставил, когда его уводили из дома после обыска, такую простую и трогательную записку: «Прости за то, что я вновь причиняю тебе горе».

Я признаю право прокурора на убеждение, такое же право я признаю и за собой. У нас состязательный процесс. Мы спорим. Прокурор доказывает, что Делоне виновен. Я доказываю, что он невиновен. А вы, товарищи судьи, будете вершить приговор и устанавливать истину. Но разве можно в этом споре закрыть глаза на человека и, оперируя какими-то бездушными понятиями, просить три года лишения свободы для Делоне?

Я понимаю, у прокурора есть что мне возразить. Прокурор может сказать вам, товарищи судьи: я прошу для Делоне такую суровую меру наказания потому, что он судим, а судимость является по закону отягчающим вину обстоятельством.

Да, судим, и по одной из тех статей, которые ему вменяются сегодня. И тот приговор 1967 г. я не имею права критиковать, так как он вступил в законную силу и мне и в голову не приходит выражать сомнение в его законности.

Но я напоминаю вам, товарищи судьи, что ст. 39 УК РСФСР дает право суду и не придавать прежней судимости значения отягчающего обстоятельства.

Вы не можете не учесть, что к моменту первого ареста Делоне было едва девятнадцать лет. Мы не можем сейчас ничего сказать по этому делу, кроме того, что Делоне был осужден к условному наказанию. Мы то дело не исследовали и не могли исследовать. Поэтому прокурор не имеет оснований говорить о «крокодиловых слезах». Может быть, позиция Делоне в том суде объясняется вовсе не желанием кого-то разжалобить слезами, а совсем иными обстоятельствами.

Никаких других, предусмотренных законом, отягчающих вину Делоне обстоятельств прокурор указать не может. Их просто нет.

Безусловно отсутствие каких-либо корыстных целей – в самом широком смысле, полное отсутствие надежд на получение какого-либо личного преимущества или какой-либо выгоды для себя в результате своего поступка, наконец, отсутствие тяжких последствий, – все это должно расцениваться как обстоятельства, смягчающие вину.

Все это дает мне право утверждать, что прежняя судимость за поступок, совершенный в девятнадцатилетнем возрасте, не является достаточной мотивировкой для назначения Делоне максимально тяжелого наказания, если даже исходить из убеждения в его виновности.

Но я не могу, товарищи судьи, ограничить защиту Делоне только вопросом о мере наказания.

Уже в начале своей речи я высказала свое глубокое убеждение в том, что Делоне не совершил уголовного преступления, что он должен быть судом оправдан.

У меня не меньше, чем у моих коллег по защите, права и оснований ссылаться на то, что Делоне не изготовлял и не приносил лозунгов на Красную площадь, что Делоне держал в руках лозунг «За вашу и нашу свободу», который в своем содержании никакой клеветы не несет. Но я не буду на это ссылаться. Я скажу прямо: именно этот лозунг в руки Делоне попал случайно, он не выбирал лозунга. Поэтому я должна говорить о всех лозунгах, включенных в формулу обвинительного заключения.

Но, говоря о всех лозунгах, я не могу не отметить, что некоторые из них, по моему глубокому убеждению, могли попасть в формулу обвинения только по недоразумению.

Как можно признать клеветническими слова: «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!», «За нашу и вашу свободу»?

В фойе кинотеатра «Россия» на стене большими красными буквами написано: «За вашу и нашу свободу!» Это название кинофильма. Газеты, содержащие объявление с этим названием фильма, широко, в миллионах экземпляров, разошлись по стране. И я возражаю против обвинения в уголовном порядке по подтексту.

Как можно признать клеветническим сам по себе лозунг, который содержит лишь призыв к свободе и не только не несет никакой информации о каких-либо фактах, но и не содержит никакой, даже объективно ложной оценки каких-либо явлений?

Я помню, что есть и другие лозунги, и я обещала говорить о всех лозунгах. Но здесь я постараюсь, оставаясь на строго правовой юридической позиции, не выходить ни на минуту за рамки закона. При этом я не буду повторять доводов, уже прозвучавших в речах защиты.

По закону устное распространение заведомо ложных клеветнических сведений наказуется в уголовном порядке только в том случае, если оно носит систематический характер. Произведениями, однократное изготовление или распространение которых наказуемо, эти лозунги не являются. Это положение было прекрасно аргументировано адвокатом Каминской. Значит, даже с этих позиций, независимо от содержания лозунгов, в действиях подсудимых нет состава преступления.

Заведомо ложные измышления – что это такое в строго правовом смысле? Это сообщение о фактах, якобы имевших место, лицом, заведомо знающим, что эти факты не имели места в действительности. Другими словами, закон устанавливает ответственность за распространение заведомо ложных, клеветнических сведений или измышлений, распространение заведомо ложной, клеветнической информации о фактах, не имевших места.

Ни один из вмененных подсудимым лозунгов такой информации не несет.

Может быть клевета и иного порядка – может быть заведомо для данного лица ложное освещение, умышленно ложная оценка тех или иных фактов или событий, действительно имевших место. Это тоже будет своеобразная и направленная информация, которая может быть субъективно заведомо ложной.

Но если та или иная оценка высказывается по внутреннему субъективному убеждению, то она может быть объективно правильной или неправильной, вредной или невредной, но она не может быть субъективно заведомо ложной.

Как можно утверждать, что оценка, в правильности которой человек убежден, – я еще раз повторяю, пусть объективно неправильная, – как можно сказать, что это его внутреннее убеждение, – пусть объективно вредное, – но как можно сказать, что оно заведомо для этого человека ложное?

В соответствии с законом я имею право утверждать, что наш закон не знает уголовной ответственности ни за убеждения, ни за мысли, ни за идеи, а устанавливает уголовную ответственность только за действия, содержащие конкретные признаки того или иного уголовного преступления. Вот позиция защиты, которая дает мне право утверждать, что умысла порочить советский государственный строй у Делоне не было, что он в своих действиях руководствовался совсем иными мотивам. Если эти мотивы, это своеобразие мнений и убеждений прокурор охарактеризовал как политическую незрелость, то за политическую незрелость и неустойчивость нет уголовной ответственности.

В наших руках целый арсенал средств борьбы, средств исправления людей, страдающих политической незрелостью и политической неустойчивостью. Уголовная репрессия в число этих средств не входит.

Таким образом, я полагаю, что в действиях Делоне нет состава преступления, предусмотренного ст. 190 ч. 1 УК, и он по этой статье подлежит оправданию.

Пожалуй, еще более кратко будет изложение позиции защиты по ст. 190 ч. 3 УК.

Прокурор утверждает, что Делоне виновен, ссылаясь лишь на то, что Делоне признает факт появления на площади 25 августа и развертывания там плакатов и что его в этом уличает Ястреба.

Несмотря на то, что в законе идет речь о групповых действиях, в пределах этой группы каждый несет ответственность индивидуально за свои действия, а не за действия всей группы, по принципу – индивидуальная ответственность за индивидуальную вину.

Так вот: Делоне признает, Ястреба уличает. Это все доказательства, которые приведены прокурором в его обвинительной речи.

А в чем уличает Делоне Ястреба? В каком нарушении порядка? Она ведь не уличает Делоне в том, что он кого-либо ударил. Она дает показания о том, что ударили самого Делоне два раза. Она ведь не уличает его в том, что он кричал, создавал шум, нарушил порядок. Она его «уличает» в том, что он и сам признает, что он сказал так вот, совсем прямо и открыто: пришел на Красную площадь, чтобы выразить свое несогласие с решением правительства о вводе войск в Чехословакию, сел у Лобного места и развернул плакат с лозунгом «За вашу и нашу свободу».

Если, как утверждает товарищ прокурор, в самом факте выражения несогласия с отдельными мероприятиями правительства содержится состав преступления, – то тогда защищать Делоне возможно. Но пусть прокурор укажет закон, определяющий, что в этом есть состав преступления.

А я слышу, что Делоне обвиняют в несогласии с отдельными мероприятиями, тем более несогласии, которое никак не сочетается в обвинении с какими-нибудь неблаговидными целями, – а только за форму выражения этого несогласия. Вот этой преступной формы в действиях Делоне усмотреть невозможно. Ведь недостаточно пять раз повторить, что было нарушение, надо указать и доказать, в чем именно конкретно было нарушение порядка со стороны Делоне.

Прокурор говорит о ст. 13 УК, о необходимой обороне…

Судья (прерывает): Вы в своей речи больше касаетесь речи прокурора. Пожалуйста, переходите к защите непосредственно.

Каллистратова: Я, товарищ председатель, очень дисциплинированный человек и беспрекословно подчиняюсь указаниям тех, кто имеет право – а вы имеете это право – давать мне указания в судебном заседании. Но я прошу вас учесть, что я – адвокат – не обязана представлять доказательства невиновности Делоне, по закону я здесь для того, чтобы оспаривать и критиковать те доказательства, которые представлял прокурор. Поэтому мне представляется такое построение моей речи правильным.

Однако мне осталось не так долго занимать ваше внимание. Я подхожу к концу своей защитительной речи.

Ст. 13 УК не может оправдывать незаконные действия. Нужно ли было в порядке ст. 13 бить Делоне, который не сопротивлялся? Мне кажется, что не нужно. И мне хотелось бы, чтобы в речи прокурора прозвучал упрек тем неизвестным, неустановленным лицам, которые делали это. Мы к юноше Делоне предъявляем очень большие требования. Давайте же предъявим такие же требования и к тем людям, которые своим несдержанным поведением создали нарушение порядка. Нельзя за действие этих лиц возлагать ответственность на Делоне, который не шумел, не кричал, никого не оскорбил, никому не мешал и не совершил никакого нарушения общественного порядка.

Не стану останавливаться на других вопросах, чтобы не повторять прекрасно аргументированные доводы Каминской и Поздеева. Я заканчиваю. Надеюсь не на снисхождение, а на справедливость и законность вашего приговора.

Я прошу Делоне оправдать за отсутствием в его действиях состава преступления.