Текст книги "Гонка на выживание"

Как только мы приземляемся, «Бутвиль» врубает круговое освещение и теперь сияет в ночи, словно рождественская елка. Бросаю настороженный взгляд на оружейный люк «Бутвиля», ожидая увидеть торчащий из него пулеметный ствол, но ствола не видно, и люк закрыт, что говорит о мирных намерениях его хозяев. Впрочем, люк недолго и открыть…

Мы с Крысой покидаем свои мобили и идем к парням. Они обмениваются с Томом приветствиями, но руки друг другу не жмут. Крыса называет им мое имя – Брайан, а из них представляет только одного, как я понимаю, главного – Эрика. Этот Эрик сразу напоминает мне шарик ртути – скользкий и ядовитый. В общем, неприятный тип, но, как говорится, мне с ним не в разведку идти.

– Ладно, Том, – говорит Эрик, – ты отчаливай, а мы дальше без тебя побазарим.

– Так не пойдет, – возражает Том. – Давайте при мне.

– При тебе разговора не будет! – отрезает Эрик и поворачивается, чтобы уйти.

Крыса бросает на меня вопросительный взгляд. Едва заметно прикрываю веки: езжай, мол, я уж как-нибудь сам.

– Ну, раз так… – Том пожимает мне на прощанье руку, поворачивается к Эрику и с нажимом говорит: – Брайан мой кореш и если что…

– Понял, – растягивает в дружелюбной улыбке губы Эрик, но его глаза леденеют.

Мы в молчании ждем, пока Том сядет в свой мобиль, провожаем взглядами взлетающую яркую каплю.

– Ты тот самый Брайан Макдилл? Гонщик «Отвязных Стрельцов»? – спрашивает один из парней Эрика. В его голосе звучат напряженные, если не сказать враждебные нотки. Да, это точно не мой фанат. Хотя, его лицо мне кажется смутно знакомым…

– Он самый, – с усмешкой киваю я. – Дать автограф?

– Засунь свой долбаный автограф… – агрессивно начинает парень, но Эрик вовремя останавливает его: – Умолкни, Дик, вначале дело.

Дик замолкает, дергает щекой и волком смотрит на меня. Я отвечаю ему тем же, а Эрик примирительно говорит:

– Остыньте, мужики, все разборки потом… Так тебе нужен гипноизлучатель? Портативный или…

– Портативный.

– Цену знаешь?

Киваю. Цена мне известна лишь приблизительно, но ему незачем знать об этом.

– Платить будешь сразу? – уточняет Эрик.

– Сразу, – отвечаю, – как только получу товар.

– Это понятно. – Эрик делает знак второму из парней, высокому и худому, как жердь, спокойному и молчаливому.

Тот достает из машины футляр и протягивает мне. Открываю и вынимаю игрушку, как две капли воды похожую на ту, что я отобрал у Ирэн. Нажимаю едва приметный бугорок на ручке, как меня учил док Рабиш. Раздается щелчок, и у меня на ладони оказывается диск. Все в порядке. Можно платить.

– Восемьсот, – говорит Эрик.

В первый момент теряюсь от такой наглости, а потом отрезаю:

– Это не смешно! Говорю же, я знаю цену.

– Моя цена восемьсот. – Эрик смотрит мне прямо в глаза, ясно вижу в них какое-то напряженное ожидание. Похоже, дело здесь не только в деньгах…

– Сто, и то я переплачу как минимум тридцать кусков.

– Ты не понял, я не торгуюсь, – хищно прищуривается Эрик. – Если тебе нужна эта игрушка, плати, если нет, не отнимай у меня время.

«Восемьсот тысяч! Такую сумму не соберу ни за что», – мелькает отчаянная мысль. Это же целое состояние! Мой полугодовой заработок. А, к примеру, такому, как Рабиш – главврачу преуспевающей клиники, чтобы собрать эдакие деньжищи, пришлось бы не есть не пить года два. А медсестре вроде Ирэн и все десять лет.

– Мне нужно позвонить, – говорю Эрику. Он равнодушно пожимает плечами.

Отхожу в сторонку и набираю на коммуникаторе код Тома, радуясь, что он догадался сбросить мне его перед вылетом.

– Проблемы, Брайан? – тотчас откликается Том.

– Похоже на то. Он заломил такую цену, что… У тебя нет другого купца на примете?

– Нет. Эрик в этой теме единственный. А сколько он хочет?

– Восемьсот.

Том замолкает и молчит довольно долго.

– А у тебя сколько? – наконец, спрашивает он.

– Сто. Я думал, что излучатель столько стоит.

– Ты правильно думал, – откликается Крыса. – Тут что-то не так. Я давно знаю Эрика. Он, конечно, мразь еще та, но купец честный. Не понимаю, с чего он вдруг так зарвался.

А я, кажется, понимаю. Похоже, Эрик и не собирается продавать мне гипноизлучатель. Почему? Ответ очевиден: потому что так хотят таинственные «игроки». Они предвидели, что я так или иначе выйду на Эрика, и запретили ему продавать мне «игрушку». Может, и не впрямую запретили, а с помощью того же гипноизлучателя, но от этого не легче.

– Знаешь что, давай пока отложим это дело, – предлагает Том. – Через недельку-другую все устаканится, и я куплю для тебя излучатель за сотку у того же Эрика через подставных лиц.

– Не пойдет, – отказываюсь. – Он нужен мне прямо сейчас.

– Тогда… Я могу дать тебе четыреста кусков. Сможешь собрать остальное?

– Еще триста, – прикидываю. – Нет, боюсь, не наскребу.

– Значит, все-таки придется отложить, – говорит Том. – Другого выхода нет.

Придется отложить, выхода нет… Эти слова стучат в моей голове пулеметным стаккато – смертельным и горячим… Придется отложить. Но это означает убить Ирэн! Как наяву, слышу слова Рабиша: «…в их планы входит непременная, я подчеркиваю, непременная гибель Ирэн…» Чувствую, как тяжело, яростно ударяет сердце, а перед глазами встает кровавая пелена. Падлы! Ну что она вам сделала?! За что вы ее?!

Ирэн… Неэффектная серенькая мышка. Она сумела чем-то зацепить меня. Глубоко зацепить, по-настоящему – так, что ради нее я, что называется, «готов стрелять».

Нащупываю под курткой рифленую рукоять бластера и несколько секунд всерьез прикидываю, а не забрать ли гипноизлучатель силой. Их трое, и на пай-мальчиков они совсем не похожи. Мой единственный шанс – застать их врасплох и завалить всех троих, пока они не очухались. Такой вот размен – их жизни против жизни Ирэн. Что ж, раз так, значит, так, но без гипноизлучателя я отсюда не уйду!

Выхватываю из-под куртки бластер, теряю драгоценное мгновение, чтобы нащупать предохранитель, и опаздываю – три ствола смотрят мне точно в грудь. Я замираю, держа палец на спусковом крючке.

– Зря ты так, – щурится Эрик. – Мы с тобой вроде по-честному.

– По-честному?! Это восемьсот-то кусков по-честному?!

– Товар мой, я назначаю цену, а тебе решать, брать или нет, – парирует Эрик.

– У меня нет таких денег, – говорю и чувствую, как от напряжения потеет сжимающая рукоять бластера ладонь.

– Тогда приходи, когда будут, – нагло усмехается он.

Еле сдерживаюсь, чтобы не влепить в него всю обойму, но тогда его дружки ответят мне тем же. Особенно в этом смысле постарается Дик. Не знаю уж, за что он на меня так взъелся, но в решето будет превращать явно с большим удовольствием.

– Послушай, Эрик, – стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее. – Эта вещь нужна мне прямо сейчас. Хочешь долговую расписку? Под проценты. Сколько там берут ростовщики? Десять? Я дам тебе двадцать.

Эрик с интересом рассматривает мое лицо, переводит взгляд на бластер в моей руке и задумчиво тянет:

– Значит, чтобы получить его, ты готов на все?

– У тебя есть предложение?

– Да. Только вначале убери ствол. И больше не доставай, если не собираешься стрелять.

Ха! Я-то как раз собирался. А они, видно, решили, что просто попугать. Что ж, так оно сейчас и к лучшему.

– Лады. – Защелкиваю предохранитель и прячу бластер под куртку. Они делают то же самое, хотя Дик явно разочарован таким поворотом. Да что я ему такого сделал-то?! Может, он ставил против меня в «Огненной Серии» и проиграл?

– Хочу предложить тебе сделку, – говорит мне Эрик. – Ты поучаствуешь в Ночной гонке. Если победишь, отдам тебе гипноизлучатель за сотню.

Вот так-так! Я задумываюсь. Ночная гонка проводится подпольно. Она запрещена в официальных спортивных кругах, и если станет известно, что я участвовал в ней, моей карьере придет конец. Ладно, не будем о грустном. Что еще я знаю об этой гонке? Проводится она на мобилях спортивных классов, таких, как «Эрроу» или любимых мною «Сантвиллах», в запутанном лабиринте улиц безлюдного «Гнилого Квартала» ночью, в полной темноте – при выключенном городском освещении и без прочих источников света вроде мобильных фар. Пилоты ориентируются в основном по приборам и редким тусклым вешкам, которые обозначают трассу и мобили гонщиков. Именно обозначают, а не освещают. Больше того, такие огни скорее мешают, не позволяя глазам привыкнуть к темноте.

Насколько я знаю, скорости в Ночной гонке приличные, а трасса изобилует поворотами и сюрпризами, вроде туннелей или низко висящих мостов, так что нужна потрясающая реакция, чтобы вовремя среагировать на препятствие и не влететь со всего маху в бетонный свод туннеля, полуразрушенное здание или соседний мобиль. Надо ли говорить, что смертность в Ночной гонке примерно один к трем, в смысле из трех пилотов только один добирается до финиша живым. А мне, чтобы получить гипноизлучатель, нужно не просто дойти до финиша, а победить.

– Так как? – торопит меня Эрик. – Рискнешь или отправишься домой собирать кредиты?

Дик смотрит на меня презрительно, смачно сплевывает и бормочет что-то о чистоплюях из гоночных клубов, которые настоящих, мужских трасс боятся, как огня. Но я не обращаю на него внимания, думаю об Ирэн.

– Рискну, – говорю Эрику. – Только сперва хочу услышать от тебя конкретный ответ: тебе-то что за радость от моего участия?

– Я заявлю тебя, как своего пилота, – лыбится он, – и если ты победишь, сорву на тебе приличный куш.

– Тогда три условия. Во-первых, мне нужен закрытый шлем, чтобы никто из тамошней публики не видел мою рожу. Во-вторых, ты скрываешь от всех мое настоящее имя, я буду выступать под псевдонимом. И, в-третьих, в случае победы излучатель отдашь бесплатно. По рукам?

– По рукам, – радуется он. Еще бы! Если я выиграю в Ночной гонке, он получит не восемьсот кусков, а, по крайней мере, на пару сотен больше. Если бы на моем месте был любой другой наемный пилот, Эрику пришлось бы отдать ему минимум половину, а я обойдусь в сущий пустяк – в реальную стоимость излучателя.

– А мобиль? – спохватываюсь. – Надеюсь, ты не выгонишь меня на трассу в «Цирусе»?

– Я дам тебе машину, – успокаивает Эрик. – Какую предпочтешь: «Эрроу» или «Сантвилл»?

– «Сантвилл».

– Будет, – кивает Эрик и командует: – Лонг, подсуетись.

– И гоночный костюм, – добавляю я.

Молчаливый парень со странным именем Лонг меланхолично кивает, отходит в сторону и начинает разговаривать с кем-то по коммуникатору, заказывая шлем, костюм и «Сантвилл».

– А когда заезд? – спрашиваю.

– Через два часа с небольшим, – почти дружелюбно отвечает Дик. Похоже, теперь его отношение ко мне резко изменилось. Дик, конечно, не стал моим фанатом, но вражда из глаз ушла, сменившись легким налетом уважения.

– Я смогу предварительно посмотреть трассу? – спрашиваю.

– Только по карте, на остальное времени нет, – разочаровывает меня Дик. – Но я могу дать тебе парочку советов.

– Ты и сам участвовал? – догадываюсь.

– Ага, несколько раз, пока к Эрику не прибился. Надо ж было мне как-то бабло рубить после того, как меня вышвырнули из клуба пинком под зад.

Дик зло сплевывает, а я наконец-то узнаю его. Он выступал за гоночный клуб «Диких Кентавров», но на трассе мы с ним не встречались – Дик предпочитал «низкие» гонки, как и Курт. А где-то с год назад его поймали на допинге и дисквалифицировали со всеми вытекающими отсюда последствиями. Что ж, теперь мне понятна его первоначальная вражда. Вражда, замешенная на обиде и жгучей зависти.

– Иди сюда, – зовет меня Дик в «Бутвиль». Мы забираемся на передние сиденья, и он достает из кармана портативный визор-фон. – Для начала уясни главное. Вы все пойдете вслепую – без «ночников», «инфракрасных глаз» и прочих штучек. Разрешены только радары.

Ого! Вот тебе и космические кочерыжки, как говорит Мартин. «Ночник» на жаргоне означает прибор ночного видения и, как правило, входит в стандартное оснащение аэромобилей на всякий аварийный случай – если вдруг по каким-то причинам вырубятся все фары и машину придется вести в темноте. Экран ночника вмонтирован в лобовое стекло и дает вполне приличную картинку – изображения получаются хоть и схематичные – темные силуэты на зеленоватом фоне, – но вполне различаемые, так что при определенной сноровке можно без особого риска развить нехилую скорость. Я, собственно, и рассчитывал идти по ночнику и имел бы при этом реальный шанс на выигрыш.

– Только радары, – многозначительно повторяет Дик. – Сечешь?

Конечно, секу. Одни радары без «ночников» или «инфракрасных глаз» – это гроб с музыкой. Аэромобильные радары не дают достаточного обзора, они лишь предупреждают об опасной близости к постороннему объекту. И поди угадай точную форму и размер этого объекта. И не только угадай, а еще и сообрази, как его лучше обойти. И сделай это молниеносно, в течение доли секунды, иначе полный швах, капец и похороны за собственный счет. Чтобы в таких условиях победить, надо знать трассу назубок, неоднократно хаживать по ней и ориентироваться в ее сюрпризах лучше, чем в собственных штанах.

Вероятно, эти мысли очень четко отражаются на моем лице, потому что Дик дергает щекой и говорит:

– Ладно, не дрейфь, пройдешь. Я же проходил.

– И побеждал?

– Один раз, – после паузы отвечает Дик, а мне очень хочется спросить, сколько раз до этого он гонял по трассе вхолостую, и почему больше не рвется в участники. Впрочем, я и сам знаю ответы.

Дик хмурится и бурчит:

– Ну что, рассказывать про трассу или дашь отбой?

Ха, как будто у меня есть выбор!

– Рассказывай, Дик.

Он пробегает пальцами по клавишам портативного визор-фона, и на экране появляется трехмерная карта.

– Смотри. Главное дерьмо на трассе вот этот туннель. Мы зовем его «Адской мельницей»…

Мы с ним подробно «проходим» трассу несколько раз, а потом к нам заглядывает Эрик и говорит:

– Пора. Ты как, Брайан, с нами полетишь или в своей колымаге?

– Давай с нами, – говорит мне Дик. – Я по дороге тебе еще пару трюков расскажу.

– А мой «Цирус»?

– Его пускай Лонг перегонит, – предлагает Эрик. – Слышь, Лонг? Давай за нами в «Цирусе». А еще лучше двигай вперед и посмотри, что там за «Сантвилл» пригнали.

Тот молча кивает и идет к моему мобилю.

– Погоди, давай я сброшу тебе код доступа к «Цирусу», – говорю.

Лонг, не оглядываясь, делает мне знак рукой: не парься, мол, обойдусь. А Дик с усмешкой поясняет:

– Он любую машинку на раз вскрывает, словно коды у них на капотах написаны.

Мы с Диком перебираемся назад, а Эрик садится за консоль управления «Бутвиля».

– Расскажи мне о пилотах, Дик, – прошу. – Среди них есть завсегдатаи?

– Трое-четверо, – отвечает он. – Не знаю, кого заявят сегодня, но проблему, обычно, представляют двое: Мрак и Башня. Остальные так, статисты, «бревна». Отрывайся от них сразу, чтобы под ногами не путались, и рви за Мраком, но не обгоняй, держи его на виду и до «Адской мельницы» близко к нему не лезь, а то зажмет и об стену швахнет – он на такие трюки мастер.

– Погоди, на трассе что, разрешается «биться»? – удивляюсь я.

– А ты думал? – щурится Дик. – Там ведь судей из спорткомитета нету. А зрители… Им чем кровавее, тем лучше. Так что гонка без правил. Разве что из бластеров шмалять нельзя, а все остальное запросто.

– Приехали, – прерывает нас Эрик.

Он припарковывает мобиль на высотной открытой стоянке среди множества людей и машин. К «Бутвилю» подходит Лонг и машет рукой. Эрик приспускает стекло.

– «Сантвилл» подогнали, – говорит Лонг. – Я посмотрел, все в норме.

– Ага. – Эрик оборачивается ко мне. – Я пойду тебя заявлять, а ты двигай к «Сантвиллу». Дик тебя проводит.

– Вначале шлем, без него из «Бутвиля» не выйду, – напоминаю.

– Дик, принеси, а ты, Лонг, сбрось Брайану код к «Сантвиллу», – командует Эрик и спрашивает у меня: – Как тебя обозвать в заявке?

– Э… А давай Маоли.

– Как?! – Лонг не просто поражен, у него глаза вылезают из орбит.

– А что не так? – осторожно спрашиваю я.

– Так ведь…

– Что? Лонг, поясни толком!

Но он молчит. Только смотрит на меня как-то по-особенному… в общем, выразительно так смотрит, словно хочет то ли прибить, то ли, наоборот, закорешиться.

– Короче, мужики, – хмурится Эрик. – Времени на пустой треп сейчас нету. Мне заявку надо успеть подать, а тебе, Брайан, пора на старт двигать, а то заезд вот-вот… Так как в заявке писать? Маоли?

– Да, – решительно говорю я.

Эрик исчезает, а Лонг суетливо сбрасывает мне код и быстро сваливает, даже не пожелав удачи. Похоже, он боится оставаться рядом со мной – опасается моих вопросов. Ну и хрен с ним, пускай пока идет. Никуда он от меня не денется, я достану его чуть позже. Делаю себе зарубку в памяти: с этим Лонгом после гонки надо будет конкретно побазарить. Подробно и обстоятельно.

Приходит Дик, протягивает мне шлем и костюм.

– Сойдет?

– Вполне.

Быстро переодеваюсь, пристраиваю бластер за пазуху, цепляю шлем на башку, вылезаю из «Бутвиля» и осматриваюсь. Парковка сейчас сияет огнями, как президентский дворец в новогоднюю ночь, и народу здесь ничуть не меньше, а от дорогущих прикидов и мобилей просто рябит в глазах. Да, публика, судя по всему, здесь собралась солидная. Такие, как эти, кредитов не считают. А вот нервишки пощекотать себе любят, правда, за чужой счет – тут Дик прав, – им чем кровавее зрелище, тем лучше. Вокруг парковки по периметру развешены большие экраны. Вероятно, именно на них пойдет трансляция гонки.

– Пойдем на досмотр, – зовет Дик. – «Сантвилл» уже осмотрели, а сейчас твоя очередь.

– Что за досмотр? – Мой голос искажается встроенным в шлем транслятором и потому звучит глухо, незнакомо. Это хорошо, меньше риска быть узнанным.

– На предмет допинга и запрещенных приборов, – поясняет Дик. – Чтоб гонщик с собой на трассу портативный «ночник» или «красные очки» не протащил. Кстати, бластер тоже нельзя на трассу брать. Ты его здесь оставь, потом заберешь.

Сгружаю бластер в брюхо «Бутвиля» и с удивлением смотрю, как Дик тоже разоружается, но вопросов не задаю: какая разница, да и ему виднее, что делать. Он ведет меня к лифтам, заводит в один из них и командует:

– Приказ системе: на досмотр.

Автоматика лифта воспринимает приказ, закрывает двери, мчит нас на пару десятков этажей вниз и выплевывает в короткий светлый коридор с закрытой дверью на торце. Возле нее стоит какой-то амбал башкой под потолок в гоночном защитном костюме и шлемом в руке. Он оценивает меня коротким, но внимательным взглядом и небрежно бросает Дику:

– Привет. А ты что здесь? Ты вроде завязал?

– Я вот его привел, – кивает на меня Дик и представляет: – Это Башня, а это… э… Маоли.

– Новичок, значит. Любитель или профи? Или ты, как и Дик, из клубных? – вроде как равнодушно спрашивает меня Башня.

– На трассе узнаешь, кто он есть, – отвечает за меня Дик и ехидно ухмыляется.

Башня фыркает и заговаривает о каком-то Ричарде. Дик подхватывает непонятный для меня разговор, а потом дверь уезжает в сторону, открывая напичканную электроникой комнату.

– Ну, я пошел, – говорит Башня. – Пока, Дик. На трассе встретимся, Маоли.

Он проходит внутрь, дверь закрывается, а мы остаемся ждать.

– Дик, а Лонг по жизни кто? – спрашиваю.

– Лонг? Он на Эрика работает. В основном элитные мобили на заказ подгоняет. А до этого в армии был, контрактником. В штурмовом отряде или что-то типа того. Я подробностей не знаю, он об этом трепаться не любит.

– Да, он у вас вообще молчун, как я погляжу.

Тут наш разговор прерывается – распахивается дверь. Дик подталкивает меня внутрь. Вхожу. За огромным столом-пультом сидит мужчина в летах. Кроме него в комнате никого, видно, Башня вышел через другую дверь.

– Дик? – удивляется мужчина. – Ты опять за старое? Вот уж не ожидал! Тебя в той аварии так поломало, что я думал, ты к Ночной гонке больше и на пушечный выстрел не подойдешь!

– Я и не подойду, – бормочет Дик и косится на меня. Ему явно неловко передо мной, но он быстро берет себя в руки и говорит: – Вот новый пилот. По заявке Эрика Стронга.

– Сейчас посмотрим. – Мужчина обращается к клавиатуре визор-фона и смотрит на экран. – Ага, есть. Псевдоним Маоли… «Сантвилл»… Три красных… Ну что, Маоли, проходи вон туда, будем тебя проверять.

Проверка длится минут десять, она довольно скучна и привычна – примерно так же проверяют нас и перед каждой обычной гонкой. Затем Дик говорит:

– Меня тоже проверяй, Стив, я с ним на старт пойду. Объясню ему, что да как.

Наконец, проверка заканчивается, и в дальней стене распахивается не замеченная мною ранее дверь. Дик тянет меня туда, и мы оказываемся в очередном лифте.

– Приказ системе: стартовая площадка, – говорит Дик.

Лифт сперва едет вниз, а потом переходит на горизонтальное движение и везет нас куда-то по прямой, а затем немного вверх. Наконец, останавливается, двери открываются, и мы оказываемся на плоской длинной крыше десятиэтажного здания. Городское освещение в этом районе полностью отключено. Освещенная парковка со зрителями осталась справа и сверху. Сама же стартовая площадка тонет в полумраке, который неохотно разрывается несколькими размещенными по периметру тусклыми фонарями. Зато визорокамер здесь хоть отбавляй. Они висят повсюду. Как только мы выходим из лифта, на нас тут же нацеливаются их инфракрасные зрачки и хищно поворачиваются следом, фиксируя каждый наш шаг. Им не помеха темнота. Сигнал потом обрабатывается специальной аппаратурой и подается на экраны для зрителей уже, так сказать, в освещенном, «товарном» виде.

На площадке в ряд стоят мобили: «Сантвиллы» и «Эрроу». У каждого на заднем бампере горят огоньки: синие, зеленые, красные, желтые, по одному или больше – до пяти. Эти огоньки являются опознавательными знаками гонщиков и заменяют привычные номера.

– Так, у тебя три красных, – бормочет Дик, оглядывая мобили.

Мы идем вдоль ряда машин. У некоторых из них возятся гонщики. Они кивают Дику и провожают меня настороженными взглядами. «Сантвилл» с тремя красными огоньками оказывается крайним слева – не самая лучшая позиция для старта. Но вряд ли это сделано сознательно – как правило, если нет предварительного квалификационного заезда, расстановкой машин на старте ведает автоматика по принципу простой жеребьевки, так что мне просто не повезло.

– Плохое начало, – бормочет Дик и трижды сплевывает через плечо. – Ладно, зато у тебя движок что надо. Его Лонг лично проверял, а на Лонга в этом деле можно положиться.

– Дик, а это что такое? – Провожу пальцами по странному крапчатому напылению на корпусе «Сантвилла».

– Э… я забыл тебя предупредить… – Дик прячет глаза и весь съеживается. – Ты не думай, это на всех мобилях так, не только на твоем. Это новая фишка такая… вернее, не совсем новая, она уже была в предыдущем заезде… чтоб, значит, зрелищнее…

Он бормочет что-то еще, но я перебиваю:

– Так что это, Дик?

– Сухой напалм.

– Чего?!

Дик тяжко вздыхает и молчит. Впрочем, слова здесь и не нужны. Сухой напалм – это бомба замедленного действия При достаточно сильном ударе машины о стенку, о землю или о другой мобиль, произойдет взрыв. Да-а, похоже, устроителям гонки показалось мало просто зрелища покореженных, разбитых машин – ведь при подобной аварии у гонщика всегда остается шанс выжить. А вот при взрыве такого шанса нет…

Стискиваю зубы до хруста и молча забираюсь в брюхо «Сантвилла». Дик мнется рядом и виновато вздыхает. Сажусь в кресло пилота, включаю внутренний свет и осматриваюсь. Машина явно переделана для гонки. Спасательного снаряжения нет и в помине. Блок автоматического управления, естественно, отсутствует – режим управления только ручной. Почти все приборы отключены, вернее, их просто-напросто нет – на их месте зияют пустые гнезда. Оставлены только плоская бляха экрана радара, высотомер, датчики вертикальной, горизонтальной и угловой скоростей, да блок контроля рабочих систем мобиля.

Пробегаю пальцами по сенсорной клавиатуре и прежде всего регулирую под себя страховочные ремни, кресло, штурвал и консоль. Все должно быть предельно удобно, чтобы на трассе я почти не чувствовал своего тела, и мог полностью слиться с машиной. С этим все. Теперь настройки. По экрану блока контроля бежит колонка цифр и слов. Так-так… Исходная вязкость инерционной среды, пожалуй, высоковата, а в остальном машинка что надо – похоже, Лонг и впрямь свое дело знает.

Осталось последнее. Запускаю вертикальный инерционный движитель, постепенно наращивая мощность до максимума. Мобиль вибрирует и трясется в силках гравитационного якоря, словно стремящаяся к небу птица в жестоких руках ловчего, а я запускаю горизонтальные двигатели и секунду слушаю приглушенный вой турбин. Вроде все отлично. Выключаю все двигатели и снова проверяю настройки.

– Ну, как машинка? – заискивающе спрашивает Дик. Он маячит рядом с мобилем и заглядывает в салон через открытую дверцу.

– В норме, – откликаюсь я. – Сколько там до старта?

– До самого старта полчаса. Но через пятнадцать минут вырубят свет и дадут команду зажечь «светлячки». – Дик перехватывает мой непонимающий взгляд и поясняет: – Это такие маленькие белые огоньки. Они будут вешками на трассе, и станут обозначать машины гонщиков. Смотри. – Он указывает на стоящий справа от меня мобиль соперника. Я замечаю, что вдоль борта и впрямь идет гирлянда не горящих сейчас лампочек. – Когда дадут команду, нажмешь вот здесь, – учит меня Дик.

– Понял. А еще что-то мне надо знать до начала гонки? Может, ты забыл предупредить о часовых бомбах в мобилях? Типа, кто не успел вовремя на финиш, тому капец, а? – В моем голосе вполне понятный сарказм и укор.

– Ну, зачем ты так? – бормочет Дик. – С сухим напалмом это ж не я придумал.

– Ладно, проехали. Так как? Мне надо знать что-то еще?

– Да вроде все. Разве что спецуху гонки, – чешет в затылке Дик. – Времени, конечно, в обрез, но… Ну что, глянем?

«Спецуха» – спецификация – это план расстановки машин на старте, и список пилотов по номерам, в данном случае «по огонькам».

– А давай, – соглашаюсь я. – Может, набросаем хотя бы приблизительную тактику, если успеем.

Дик понимающе хмурится. Вообще-то у гонщиков не принято «нырять» в гонку без подготовки: без знания трассы и соперников, без проработанной заранее тактики, да к тому же на чужой, незнакомой машине, особенно если речь идет о такой экстраэкстремальной гонке, как эта. Мы оба понимаем, что мое участие – чистейшей воды авантюра, вот только другого способа заполучить гипноизлучатель у меня нет.

Дик протягивает лист распечатки спецификации и говорит:

– Смотри, всего вас девятнадцать. Вот этот, этот и эти – шантрапа, «бревна», «лом». Этих двух не знаю, а вот здесь Башня. Он, как правило, лидирует в двух гонках из трех. У него три синих, запомни. Он стартует почти в центре, так что сразу уйдет в отрыв, а тебя перед «горловиной» зажмут, оттиснут назад. Но ты не паникуй, отступи. Ты потом наверстаешь на «Адской мельнице». Там все тормознут, а ты рви вперед. Если проскочишь на всем ходу, считай гонка твоя. Если, конечно, тебя Мрак на выходе не зажмет. Он в последний раз именно там меня подстерег. Я уже расслабился, думал все, сюрпризы кончились, до финиша чистая прямая, а тут… – Дик делает выразительный жест. – Короче, очнулся я уже в реанимации… Говорят, по кусочкам собирали… Правда, тогда у нас еще напалма на мобилях не было. А сейчас Мрак вряд ли рискнет напрямую биться – ведь если что, взорвутся оба. Но лучше все же держись от него подальше – он парень отморозистый, мало ли что ему в башку встрянет.

– А Мрак где стартует?

– Вот, – показывает Дик. – Он крайний справа, ему тоже со стартом не повезло. Значит, злой будет, по трупам пойдет. Кстати, у него один зеленый, легко запомнить.

– А рядом со мной кто? – киваю на соседний «Эрроу».

– Три зеленых… щас глянем… – Дик сверяется со спецификацией и пожимает плечами: – Какой-то Джордан Бинг. Никогда о нем не слыхал. Хрен его знает, что за птица. Погоди-ка, я ему в рожу посмотрю.

Дик идет к «Эрроу» и стучит в закрытое стекло.

– Слышь, братан, у тебя попить нету?

Стекло опускается и высовывается рука с фляжкой. Дик пьет, а потом возвращает флягу и идет ко мне.

– Ну как? Узнал его? – спрашиваю.

Дик делает в ответ выразительную гримасу и ехидно говорит:

– Может, и узнал бы, если б морду его увидал. Но он, как и ты, в закрытом шлеме. Блин! Развели тут секреты, мать вашу!

– Я репутацию свою берегу. Меня за участие в этом отстое по головке не погладят! – повышаю голос.

– Да ладно, чего ты. Я ж не про тебя, я ж про него… – Дик мнется, дергает щекой и, заикаясь на каждом слове, говорит: – Слышь, Бра… э… Маоли, тебе и впрямь так нужен… та вещь?

– Любой ценой! – отрезаю я.

Дик порывается что-то сказать, но тут раздается громкий сигнал предстартовой готовности.

– Ладно, Маоли, – поспешно говорит Дик, – мне надо валить со старта, а тебе удачи!

Он делает жест, словно собирается пожать мне руку или похлопать по плечу, но не решается, и делает вид, что просто поправляет на мне страховочные ремни.

– Мы после гонки выпьем с тобой, Дик, обмоем мою победу, – обещаю ему.

Он светлеет лицом, улыбается и рысцой бежит к лифтам. А я захлопываю дверцу «Сантвилла», выключаю свет, откидываюсь в кресле, затягиваю страховочные ремни и жду команды зажечь «светлячки».

Тем временем фонари на стартовой площадке гаснут один за другим, и на меня обрушивается ночь. Глаза еще не привыкли к темноте, к тому же она усугубляется полной тишиной и потому кажется особенно глубокой – ватной, давящей. Словно я вдруг оказался в открытом космосе – один и без скафандра. Или зарыт живьем под землю. Короче, ощущения не из приятных. И хотя я парень не очень-то впечатлительный, но у меня, того и гляди, мурашки побегут по коже. Но тут звучит команда: «Зажечь светлячки», и я прихожу в себя, избавляясь от наваждения. Нажимаю клавишу, как велел Дик, и смотрю на вспыхивающие в ночи крохотные цепочки звезд – это заработали вешки мобилей и трассы.

Вглядываюсь в начало трассы повнимательнее. Сверяю увиденное с показаниями локатора. Так, похоже, огоньки обозначают контуры зданий не целиком, а лишь углы и повороты. И на том спасибо. Могло быть хуже, хотя… куда уж хуже! По такой трассе и днем-то гонять чревато. Чего стоит одна только «горловина» – узкий, в размер двух мобилей, туннель в бетонной стене, которая отсекает первый полукилометр трассы от остального пути. Туннель расположен на высоте тридцати метров над уровнем стартовой площадки и точно по центру от ее краев, так что при старте преимущество получат те мобили, которые сорвутся из середины ряда. А мне, и другим «крайним» придется либо немного отстать, либо, напротив, ломануться вперед и «потолкаться локтями» за право преимущественного прохода. Дик советовал мне отстать, но я еще не решил, как поступить.

Ладно, все мысли прочь, сейчас надо просто расслабиться и позволить глазам привыкнуть к темноте. Так и делаю. Сижу, вглядываюсь в ночь и слушаю размеренное биение собственного сердца.