Текст книги "«Агентурно Х»"

Глава четвертая
Заслуженный авантюрист его величества

1914 год. Сентябрь. Берлин

Аркадий Михайлович фон Лартинг к деньгам относился как к одному из самых действенных инструментов для достижения поставленных целей. «Этот ключик подходит почти ко всем замкам», – любил говаривать он. А деньги у действительного тайного советника в отставке водились. Во-первых, генеральская пенсия, во-вторых, удачные вложения в финансовые бумаги, в-третьих, наследство от почившей в бозе супруги баронессы фон Лартинг в виде одной из самых солидных, а соответственно и доходных нотариальных контор Дании. Звезда русской разведки на севере Европы постепенно закатывалась, а с ней заканчивалась и бурная карьера Аркадия Михайловича. Прошли времена самого начала XX века, когда барон фон Лартинг принимал самое непосредственное участие практически во всех секретных операциях русской разведки в Европе, сначала в качестве помощника руководителя, а потом и самого шефа заграничного отдела полиции в Европе. После окончания Русско-японской войны, разгрома народовольцев и подавления революции интерес к заграничному отделу со стороны высокого столичного начальства пропал. Полиция и жандармерия постоянно реформировались, войн не намечалось, революционеры тоже на время попрятались по углам зализывать раны. Недальновидные политики стали задаваться вопросом, а нужен ли вообще этот отдел, у которого к тому же довольно приличный и совсем непрозрачный бюджет. Из Петербурга повадились наезжать ревизоры, которые, слава богу, сами с удовольствием вкушали от непрозрачности этого самого бюджета, стараясь задержаться в Европах до неприличия, за что писали о Лартинге замечательные рапорты. Однако Аркадий Михайлович был воробьем стреляным и счел за благо выйти в отставку, что, ко всеобщему удовольствию, и сделал в 1910 году, получив на прощание очередной орден Святого Владимира за беспорочную службу с надписью «25 лет». Аркадию Михайловичу, несмотря на всю деятельность его натуры, к шестидесяти годам уже хотелось некоторого покоя. К тому же нотариальная контора требовала все большего внимания, бизнес разрастался, открывались новые отделения. В свое время заведование таким учреждением наряду с баронским титулом служило русскому резиденту отличным прикрытием, позволяло вояжировать, заводить обширные знакомства и открывало двери очень многих значимых европейских домов. Таким образом, Аркадий Михайлович решил в Россию не возвращаться, поскольку и дела не отпускали, и хотелось быть подальше от начальства с его возможными не очень приятными вопросами.

С течением времени агентура Лартинга начала редеть в силу самых разных причин, но нескольких особо ценных кадров резидент продолжал прикармливать и держать на коротком поводке, так, на всякий случай. Одним из таких «законсервированных» агентов был Клаус Дитрих, инженер по минному вооружению, завербованный в 1904 году тогдашним шефом Лартинга Петром Станиславовичем Рачевским. Рачевский спас молодого незадачливого инженера от неминуемой смерти, буквально вырвав из рук японской агентуры в Германии. С тех пор Дитрих исправно поставлял ценную информацию, которая, впрочем, неплохо оплачивалась. В свете последних событий Лартинг решил встретиться с этим агентом, посему выехал в Германию для инспекции берлинского офиса своей фирмы. Туда же выехал и Дитрих, интерес которого Лартинг подогрел тем, что не прислал деньги, как обычно, с доверенным курьером, первый раз за многие годы. Они встретились на вокзале.

– Не ожидали, Дитрих? – весело спросил вышедший на перрон Лартинг. – Я сегодня за курьера, не возражаете? Ну что вы стоите, как телеграфный столб? Разве так встречают финансовых попечителей? Здравствуйте, Клаус.

– Добрый день, господин Лартинг.

– Слава богу, вернулись память и дар речи.

– Какими судьбами?

– Вот решил прогуляться по Берлину, а заодно проведать вас, поговорить. А то я шлю, шлю дорогие приветы, а в ответ ничего. Может, вы и не получаете их давно?

– Пойдемте, господин Лартинг, здесь слишком людно. Я бы и впредь получал, да только поток иссяк. И не называйте меня, пожалуйста, Дитрихом, моя фамилия Шварцер, и уже давно, или вы позабыли?

– Нет, милый Клаус, – почти шепотом, но вполне отчетливо сказал Лартинг с серьезным видом, – я все помню, я даже помню, почему вы взяли фамилию жены, это очень схоже с моей собственной историей. И еще помню, что я практически единственный человек на земле, кто знает вашу, так сказать, девичью фамилию.

– Где мы будем говорить?

– О, я знаю один ресторанчик тут поблизости, время вечернее, а я так волновался по поводу того, состоится ли наша встреча, что забыл пообедать и голоден как сто чертей. Шучу, просто мой организм не переносит, когда его трясет на стыках во время еды. Не откажите составить мне компанию?

Вскоре они сидели в отдельном номере уютного заведения. Лартинг с аппетитом закусывал. Шварцер же сидел в некотором напряжении.

– Ну что вы, право слово, как истукан. Давайте за встречу.

Шварцер машинально выпил очередную рюмку водки, но так и не опьянел.

– Какой замечательный мундир. Вас можно поздравить, вы у нас теперь старший лейтенант цур зее. Прекрасно, настоящий морской волк.

– Бросьте, господин Лартинг, просто всех инженеров нашего профиля призвали на службу. Какой я морской волк, меня укачивает от одного вида моря.

– Ну ничего, слава богу, в морских походах вам нет нужды участвовать. Как девочки, старшей, кажется, девять, а младшей шесть?

– Да, верно. С дочерьми все неплохо, они сейчас в очень хорошем пансионе, здесь, в Берлине. Учатся. К сожалению, удается видеть их не так часто, как мне бы того хотелось, особенно сейчас.

– Бедная Герда, она так и не увидела свою вторую дочь. Ужасная трагедия, рождая новую жизнь, погибнуть самой.

– К несчастью, это так.

– Давайте помянем по-русски, не чокаясь.

Они выпили.

– Может быть, перейдем к делу, господин Лартинг?

– Что ж, давайте перейдем, я вроде как заморил червячка, теперь и разговаривать легче. Нынче война, господин Шварцер, и надо приступать к работе, а то информации от вас почти никакой, согласитесь. Я вас не трогал, поскольку время было мирное, однако ситуация в корне изменилась.

– Я сам хотел поговорить об этой самой ситуации. Я, знаете ли, в некотором смысле даже рад, что вы перестали мне платить, хотя это и весьма затрудняет мое финансовое положение. Тогда, десять лет назад, вы воевали с Японией, а потом, как вы сказали, и вовсе было мирное время, а теперь воюет моя родина.

– И что?

– Ну я офицер.

– Вы мне еще про патриотизм и офицерскую честь расскажите. Не стройте из себя девственницу, Дитрих, или как вас там по-новому. Что же вы брали деньги от русской разведки? Брали регулярно и с удовольствием.

– Вы знаете, как мне трудно было содержать двух малюток. Я столько лет работал на вас.

– Ага, и вы решили, что ушли на покой, а Россия должна выплачивать вам пожизненную пенсию за заслуги. Нет, голубчик, не вытанцовывается. Вы знаете, кто такой Вальтер Николаи?

– Нет.

– Этот весьма жесткий господин – начальник германской контрразведки. Говорят, он очень не любит предателей. Хотите познакомиться с этой бесспорно интереснейшей личностью? Он проведет с вами не одну бурную ночь в допросах, а потом, как в той известной истории про Клеопатру и ее любовников, однажды поутру лишит вас жизни. Ваши дочери осиротеют окончательно и, лишившись финансовой поддержки, покинут пансион, а их будущее приобретет весьма туманные очертания.

– Контрразведка может заинтересоваться и вами.

– Милостивый боже, вы что, пытаетесь угрожать мне? Я кадровый разведчик, противник, но не предатель. Улавливаете разницу? Тут совсем другой расклад. В случае ареста мое имя не будет покрыто позором. И потом я свое пожил, честное слово. Так что бросьте эти капризы. Полноте! Вам понятно?

– Хорошо, мне понятно. Что я должен делать?

– Вот это совсем другой разговор. Вы спокойно служите, дочки живут себе в дорогущем столичном пансионе под присмотром заботливых тетушек, что вдвойне важно в это трудное время, когда нужно просто выжить. Но все проходит, и даже война, поверьте, рано или поздно закончится и закончится так, как предписано свыше, на небесах, и мы можем повлиять на ее исход только в очень малой степени. Так что пусть совесть вас не мучает. Итак, скажите Шварцер, где вы служите и в чем состоят ваши функциональные обязанности?

– Я, как и раньше, служу на базе в Киле, руковожу подразделением, отвечающим за ремонт и техническое обслуживание минного вооружения всех кораблей, базирующихся на Киле, а также подготовку и проверку самодвижущихся мин, или торпед, как их теперь начали называть.

– Да ну?

– К чему это удивление? Вы же сами меня туда устроили.

– Надо же, а я грешным делом подумал, что вы забыли, каким образом снова очутились в Германии и на отличной должности. Это стоило больших денег, Шварцер. Сначала, чтобы добыть это место, а потом потребовалась еще более внушительная сумма, чтобы вас особо не проверяли и закрыли глаза на трансформации вашей фамилии. Правда, вы оказались молодцом, и мои усилия не были напрасны. Теперь поглядите, начальник!

– Вы преследовали свои цели, а не старались ради меня.

– Конечно, и не скрывал этого. Что же вы тогда не стали протестовать и отказываться?

– Вы связали меня по рукам и ногам.

– А как вы хотели? Разведка – вещь очень циничная. Но, с другой стороны, мы бы никогда и не пересеклись в этой жизни, если бы вы не польстились в свое время на японские деньги и не занялись незаконным вооружением их кораблей. Так что пеняйте на себя. И давайте прекратим дискуссию. Ни к чему хорошему это не приведет. Вы свой Рубикон давно перешли, я тоже. Так вот мне нужна информация, я ее покупаю за ваше спокойное и безбедное существование. Если откажетесь, станете филонить или, чего хуже, дезинформировать меня, я незамедлительно отправлю вас в ведомство полковника Николаи. Кстати, о деньгах.

Лартинг вынул из кармана конверт и положил его под салфетку.

– Здесь втрое больше обычного. Ну чего вы ждете?

Дитрих не устоял и потянул салфетку к себе.

– Какого рода информация вас интересует? – спросил он.

– Прежде всего меня интересует подготовка кораблей к крупным операциям и информация о самих этих операциях. Также необходимы данные о новых крупных кораблях и подводных лодках, их боевые возможности. Кроме того, нужно иметь сведения о кораблях, вставших на длительный ремонт.

– Немало.

– Но и не так уж много, большинство этих сведений вы можете получить из технических заданий для вашего отдела, послушав болтовню моряков или просто изучив вид из окна своего рабочего кабинета.

– Как я должен передавать сведения? Телеграфом?

– Нет, ни в коем случае. Тут все просеивается и анализируется контрразведкой. Поступим по-другому. Сейчас многие, особенно военные, стараются упорядочить свои дела, да оно и понятно. Никто не может быть уверен, удастся ли ему выжить в этой кровавой круговерти. В связи с чем работы у нотариусов хоть отбавляй. Так вот, вы тоже озаботитесь этим вопросом и на вполне объяснимых основаниях сможете посещать мою контору здесь, в Берлине. Имя клерка, который станет вас обслуживать, я сообщу несколько позже. Этому господину вы будете передавать ваши сообщения. Таким образом, взять вас с шифровкой будет совершенно невозможно.

– Это хорошо, но возникает резонный вопрос: почему для этого надо ездить в Берлин, ведь в Киле тоже есть нотариальные конторы?

– У меня на это есть не менее резонный ответ. Во-первых, вы некоторое время жили в Дании и у вас там осталась кое-какая недвижимость. Ведь осталась?

– Да, совсем крохотная квартирка.

– И тем не менее! Вот почему вам интересно общаться именно со специалистами по датской недвижимости. Во-вторых, контора в Киле всего одна, она перегружена, и это действительно так, я проверял. В-третьих, вам бы хотелось иметь дело с солидной, известной фирмой, что тоже можно понять. А в Берлин вы и так довольно часто выезжаете по делам службы или навестить дочерей. Не правда ли?

– Да, совершенно верно. Вы действительно хорошо осведомлены.

– Конечно, это моя работа.

– Что же, должен сказать, все это звучит вполне убедительно, – удовлетворенно произнес Дитрих.

– Завтра вы зайдете в мою контору на Курфюрстендам и оставите там письменную заявку. К вам в Киль придет не менее официальное письмо о том, что ваша заявка принята, там будут указаны имя вашего куратора и номер его телефона. С ним и будете иметь дело и только с ним. И еще: телеграф как средство связи мы совсем отвергать не станем. Может случиться срочная необходимость передать сведения, а выехать у вас не будет никакой возможности. Вот тогда вы дадите телеграмму моему клерку, то бишь связному, с просьбой перенести ранее назначенную встречу в связи с крайней занятостью. Дадите официально, на адрес моего офиса. Это будет сигналом для выезда связного к вам. Через день после получения телеграммы он будет ждать вас в баре «Баварский бочонок» каждый вечер в течение трех дней с семи до десяти вечера.

– А почему я не могу просто позвонить?

– Телефоны военно-морской базы наверняка прослушиваются. Зачем дразнить собаку? А на телеграмму такого содержания, не выходящую за пределы Германии, никто не обратит внимания.

– Я могу позвонить из дома, у меня есть аппарат.

– Не будьте наивным.

– Вы думаете, что мой домашний номер?..

– Телефон офицера по минному вооружению военно-морской базы? Тут и думать нечего.

– Пожалуй, вы правы.

– Ну ладно, покончим с этим, вам все понятно? – спросил Лартинг, пристально взглянув на своего подопечного, словно бы пытаясь найти ответ в его глазах.

– Вполне, теперь я вынужден покинуть вас. Мой поезд отходит через тридцать минут.

– Что же, прощайте, лейтенант Шварцер, счастливого пути. И помните, первая информация от вас должна поступить не далее как через две недели. С богом.

Засим офицер вышел из ресторана, а Лартинг заказал себе коньяку и впал в некую задумчивость.

Думы Лартинга касались в первую очередь возможной кандидатуры для работы в Берлине. Этот человек должен быть проверенным профессионалом и в то же время не вызывать подозрений ни у работников берлинского офиса, ни у полиции, ни тем более у контрразведки. Такой кандидат у Лартинга был, и связь с ним существовала. Смущала, как ни странно, только его внешность. Тем не менее по возвращении из Берлина Лартинг вызвал этого человека к себе.

1914 год. Октябрь. Копенгаген

Встреча произошла в нотариальной конторе.

– Боже мой, Серж, отчаянно рад вас видеть, отлично выглядите, время щадит вас, – радостно приветствовал Лартинг в своем кабинете ярко выраженного брюнета с проседью, возрастом за сорок, с довольно правильными чертами лица, которые не портил даже несколько крупноватый орлиный французский нос. – Как доехали, как устроились? – приговаривал он, тряся гостя за плечи.

– Все хорошо, гостиница отличная, спасибо. И я рад видеть вас, очень рад. Сколько мы с вами дел провернули, особенно в ту войну.

– Да, Серж, нам есть что вспомнить. Этим вечером поужинаем вместе, побередим прошлое, а сейчас давайте к настоящему. Я ведь знаю, с вами не надо разводить церемоний, поэтому стану говорить прямо.

– Хорошо.

– Вот что, мсье Барле, надо послужить нашим странам, ведь Франция и Россия нынче союзники.

– Всегда готов, честно говоря, я очень соскучился по настоящему делу.

– Узнаю старину Барле. Ледяное спокойствие Альп не для вашей деятельной натуры, не так ли? Сколько вы уже живете в Швейцарии?

– Без малого семь лет. Вообще-то я и там не сижу без дела. Подрабатываю горным проводником и фотографом. Знаете ли, многие любят не просто прогуляться по горам, но и запечатлеть этот момент на фотокарточке. Так что я довольно популярен. Иногда приходится выступать и в роли спасателя. Горы коварны.

– Ого, вы прямо-таки ищете рискованные затеи.

– Такая натура, ничего не поделаешь.

– Кстати, а швейцарский паспорт вы, часом, не получили?

– Разумеется.

– Черт возьми, Барле, профи есть профи. Так вот то, что я предлагаю, будет вполне в вашем духе. Мне нужен связной. Легенда такова: вы специалист из Швейцарии по обеспечению безопасности нотариальных сделок, проверке клиентов, не вызывающих особенного доверия, этим мы объясним вашу французскую внешность и акцент. Я вас совершенно официально нанимаю на эту должность, которая подразумевает, что вы будете производить такого рода расследования в интересах всех офисов, а соответственно должны будете и перемещаться между ними, хотя ваш официальный кабинет будет все-таки в Берлине. Смею вас заверить, что командировочные и жалование у вас будут весьма недурственные. Так что сейчас вы как бы проходите собеседование, именно поэтому мы так открыто встречаемся в этом офисе.

– Могут возникнуть вопросы, например, почему вы не наняли немца, если все-таки основное место работы в Берлине?

– Потому что немцев, мой дорогой Барле, нынче призывают на службу в армию, и у меня образовался недостаток в штате сотрудников. Вот, например, раньше эту должность занимал некто Ганс Рольф, так его забрали.

– Действительно?

– Да. Правда, для ускорения процесса пришлось кое-где подмазать, но теперь наш славный Ганс, который, кстати сказать, имел дурную привычку совать нос, куда ему не следует, гарантированно пылит по рокаде навстречу русским казачкам. Надеюсь, они укоротят этот длинный нос.

– А что я буду делать на самом деле?

– Вашей основной задачей станет прием, шифрование и дальнейшая передача донесений, полученных от нашей агентуры в Германии. Дело это сложное и опасное. Возьметесь?

– Вы же сами сказали, что это в моем духе. К тому же мое отношение к Германии теперь резко ухудшилось. Они ведут войну против моей страны, ведут жестоко, не чураясь самых грязных методов.

– Отлично! Я не сомневался в вас, Серж! Я должен представить вас военно-морскому агенту, старшему лейтенанту Безкровному, которому в конечном итоге и должны попадать сведения от нас. Он находится здесь, в Копенгагене.

– А почему именно морскому?

– Потому что сражение за Балтику станет определяющим на северном участке боевых действий и именно морская разведка вышла на меня. Мне эти господа симпатичны, они, может быть, не так подготовлены по нашей части, но умны, образованны и быстро учатся, кроме всего прочего, это люди чести.

– Ну в нашем деле это скорее недостаток.

Они рассмеялись.

– Когда должна произойти эта встреча?

– Незамедлительно, я организую все в самое ближайшее время.

– Хорошо, тогда до вечера?

– Да, встречаемся в ресторане «Морской конек» в восемь.

Лартинг, оставшись один, опять впал в некое задумчивое оцепенение. На этот раз он вспоминал все, что у него было связано с группой Барле. Сам Барле был завербован очень давно, даже не то чтобы завербован, просто совместные действия русской и французской полиций по пресечению деятельности европейских центров народовольцев переросли в нечто большее. Так или иначе, молодой французский полицейский де факто стал агентом русской разведки и, более того, сколотил целую группу из своих коллег, которая по заданию русских выслеживала революционеров, а потом, во время начавшейся войны на Дальнем Востоке, и японских агентов, орудовавших в Европе. Работал Барле виртуозно и ни разу не дал повода усомниться в себе даже в самых критических ситуациях. После Русско-японской войны он удалился от дел и уехал в Швейцарию, ближе к тишине и здоровому горному воздуху. И вот теперь готов вернуться к активной жизни. Лартинг невольно улыбнулся, потом резко потянулся к телефону, покончив с воспоминаниями. Он звонил Безкровному, чтобы назначить встречу.

Глава пятая
Первые потери, первые встречи

1914 год. Октябрь. Ревель

Шальной осенний ветер гонял по кладбищу опавшие листья. Этот веселый разноцветный вихрь резко контрастировал со скорбной толпой людей в черном, собравшихся на местном кладбище. Однажды Непенин даже мрачно пошутил по поводу цвета морской формы в том смысле, что морякам нет нужды заботиться о специальном траурном платье. Сегодня офицеры флота провожали в последний путь своих товарищей, погибших на крейсере «Паллада». Это была первая боевая потеря Балтийского флота в Первой мировой войне. В результате удачной атаки германской субмарины за считанные минуты крейсер был отправлен на дно. Трагедия усугублялась тем, что погиб почти весь экипаж.

Офицеры с суровыми лицами, один за одним, брали слово, говорили добрые речи о погибших и обещали отомстить супостату. Непенин тоже стоял среди этой массы искренне скорбящих людей и укорял себя. Дело в том, что его взгляд постоянно упирался во вдову старшего офицера «Паллады», и она ему нравилась все больше и больше. Траур, казалось, еще более подчеркнул ее благородную красоту. «Господи, какое кощунство, так нельзя, нельзя», – мысленно укорял себя Непенин, однако не мог оторвать взгляда. В какой-то момент ему показалось, что, утирая вышитым батистовым платочком свои глаза, скрытые небольшой вуалью, она не очень-то промочила его и вообще вела себя слишком сдержанно. Непенин поймал себя на том, что ему это приятно, и тут же опять мысленно занялся самобичеванием за столь крамольные мысли во время похорон.

Впервые они встретились летом 1913 года в Либаве. Тогда хороший приятель Непенина капитан второго ранга Дудоров познакомил его с двумя офицерами и их супругами. Офицеры эти были очень дружны, а их жены приходились друг другу родными сестрами и являлись дочерьми адмирала Каневского. Ольга Васильевна Романова моментально приворожила Адриана Ивановича прежде всего своей женственностью. Несколько округлые формы ничуть не портили ее статную фигуру, совершенные черты лица прекрасно сочетались с мягкой доброй улыбкой, довольно часто игравшей на ее чуть припухлых губках. Карие глаза светились живым умом.

Вновь образовавшаяся компания посетила в тот день кинематограф, после чего все отправились ужинать в гостиницу «Петербургская». Было довольно весело, только один Непенин толком не принимал участия в веселье, сидя как бирюк, будто набравши в рот воды.

Когда все, распрощавшись, стали расходиться, Дудоров и Непенин пошли проветриться вместе.

– Ну что ты, Адрианчик, право слово, сидел сегодня бирюк бирюком, – увещевал Непенина приятель. – Я тебя отрекомендовал как человека компанейского, веселого, а ты сам на себя не похож. В чем дело, Адриан? И потом, извини, но ты глаз не сводил с жены Романова. Так же нельзя.

– Не сводил?

– Да, натурально, молчишь, пьешь одну за одной и смотришь на Ольгу.

– Черт, неудобно получилось. Мы вчера с бывшими сослуживцами из минной дивизии встретились. Вспомнили Порт-Артур, плен, ну и «крутанули» изрядно. Нагрузились по самую ватерлинию. Так что я и так после вчерашнего был несколько не в себе, а тут еще Ольга Васильевна. Можно сказать, ввела меня в полный ступор.

– Жениться тебе надо, чертушка.

– Сие верно, надоели бабы эти проходящие.

– Да, брат, надо, чтобы кто-то ждал на берегу и молился за тебя.

– Понимаю, упустил я этот момент, ты же знаешь, война, плен. Потом отходил с год, думал, сопьюсь к чертовой матери, но ничего, вошел в норму. Сейчас служба все сутки занимает. Я и женщин-то толком не вижу. Мне бы вдову какую-нибудь, что ли, пусть с ребенком, неважно.

– Ну Ольга не вдова.

– И слава богу. Понравилась она мне. Что я могу с этим поделать?

– Очень даже тебя понимаю. Такой красоты, благородства и ума женщины поискать. Не знаю, как у них там семейная жизнь складывается, однако в любом случае Ольга Васильевна вольностей себе не позволит, тем более что дочурка у них растет.

– Об этом можно было и не говорить. Я сейчас укачу обратно в Ревель, а там служба навалится и все забудется.

– Ой ли? Я тебя знаю.

– А коли знаешь, так помалкивай. Пойдем-ка лучше спать, а то меня что-то штормит.

Так произошла первая встреча Адриана Ивановича и Ольги Васильевны. Ничего, кажется, не предвещало продолжения каких-либо отношений между ними, но жизнь штука непредсказуемая и порой выдает самые неожиданные сюжеты.

Теперь, спустя почти полтора года, Адриан Иванович стоял, не замечая ничего, и, как в тот летний день в Либаве, видел только ее. Ему хотелось подойти к ней, сказать что-нибудь ободряющее, проявить сочувствие, но ноги двумя вековыми стволами намертво приросли к земле. Георгиевский кавалер оробел. Так бы он и не подошел к вдове, если бы не все тот же Дудоров, который в числе прочих присутствовал на похоронах.

Когда скорбная церемония закончилась, Дудоров взялся сопровождать Ольгу Васильевну. Он аккуратно вел ее под локоть, тихо что-то говоря, и как бы невзначай подвел вдову к Непенину.

На того напал столбняк, он не мог вымолвить и слова, и тут Дудоров очень выразительно посмотрел на своего приятеля.

– Добрый день, Ольга Васильевна, господи, какой он добрый, извините, ради бога. Я только хотел выразить соболезнование вам. Это не только ваше, это наше общее горе. Мы все сделаем, чтобы покарать, чтобы жертва не была напрасной, даю слово офицера. Всегда готов помочь вам лично, я сейчас все больше на берегу по службе, здесь, в Ревеле. Располагайте мной, как вам будет угодно. Буду искренне рад оказать содействие в любом вопросе, – сбивчиво говорил Непенин, зачем-то теребя свою бороду.

– Спасибо вам за участие, Адриан Иванович, но я уезжаю к сестре в Гельсингфорс, а потом, скорее всего, останусь жить у родных в Петрограде.

– Да, конечно, сейчас надо быть с близкими, это поможет как-то пережить, – с еще большим волнением сказал Непенин.

– Но вы, если будете в Гельсингфорсе, заходите, буду рада вас видеть. А сейчас, извините, мне надо идти.

– Всенепременно, Ольга Васильевна, ежели будет оказия в Гельсингфорс, зайду, – не сдерживая коварно прорвавшейся улыбки, ответствовал Адриан Иванович.

И снова обстоятельства их встречи, а затем скорый отъезд молодой вдовы делали их отношения, да и просто возможные контакты совсем призрачными. К тому же теперь была война, и начальнику Службы связи стало совсем не до романов.

1914 год. Октябрь. Копенгаген

Лартинг и Барле явились на встречу с Безкровным за полчаса до назначенного времени. Лартинг прошел к заранее заказанному столику в самом дальнем углу и стал осматриваться. Небольшой ресторанный зал был заполнен где-то наполовину. Никаких подозрительных личностей Лартинг не обнаружил. В свою очередь Барле снаружи наблюдал за входом. Наконец, появился молодой человек, подходящий под описание Безкровного. Барле задержался еще на какое-то время. По всей видимости, за русским никто не шел.

Вскоре вся троица была в сборе.

– Добрый вечер, господин Безкровный, – начал встречу Лартинг.

– Здравствуйте, господа, – несколько привставая, сказал молодой офицер.

– Вы еще каблуками щелкните. Сядьте, – цыкнул на него Лартинг. – Для вас я Барон, мой визави Серж Барле. Вы же в разговорах с нами станете представляться как… – осекся Лартинг. – Вы, кстати, по-датски говорите?

– Да, и довольно сносно.

– Наверняка с акцентом. Другие языки знаете?

– Французский.

– Прекрасно, отныне в разговорах с нами и другими агентами вы станете представляться, скажем, как Мишель Коста, на скандинава вы еще более не похожи, чем на француза или швейцарца.

– Хорошо.

– Встреча наша происходит главным образом ради того, чтобы мы знали друг друга в лицо. Это лучше любых паролей. Далее, чтобы вы понимали. Вы переданы в мое распоряжение. Связь у нас будет односторонняя. Думаю, что Сташевский вам все уже объяснил.

– Точно так.

– По оперативным вопросам будете контактировать с моим помощником, господином Барле. О методах и средствах связи договоритесь между собой сами. И еще: вы оба в Дании недавно, я вам в двух словах расскажу о менталитете местного народонаселения. В большинстве своем это довольно открытые и радушные люди, не чуждые ничего человеческого. Немцев они недолюбливают и не прочь подзаработать, работая против них. Поэтому вербовать их легко и приятно. Однако запомните один раз и навсегда: они так же легко могут сдать вас с потрохами, и вовсе не потому, что датчанам свойственно предательство. Нет. Они патологически не могут держать язык за зубами и хранить тайны. Вот уж где воистину все тайное становится явным, так это в Датском королевстве. Так что будьте бдительны, крайне скупо выдавайте информацию о себе, а лучше совсем не выдавайте. На этом все. Засим разрешите откланяться, а вы отужинайте, господа. В этом заведении неплохая кухня, по датским меркам, конечно.

На этом Лартинг покинул своих агентов, практически не дав им произнести ни слова. Безкровный находился под глубочайшим впечатлением от энергии своего нового шефа.

– Да-с, – только и произнес он.

– Впечатлились? Таков наш Барон. Паровой локомотив.

– Вы давно с ним знакомы?

– Более десяти лет. А он все такой же. Поверьте, работать под началом такого профессионала – большая удача. Сколько мы с ним всего прошли, роман написать можно, и не один. Однако, бог с ним, с романом, давайте договоримся, как будем контактировать с вами.

– Давайте.