Текст книги "Рус. Заговор богов"

Вадим Крабов
Рус. Заговор богов

Поссорятся два великана, землю начнут трясти.

Группа «Пикник». Два великана

Глава 1

Над безлюдной тирской степью висело жаркое марево. Довольный Рус лежал на жесткой траве, ломкой и колючей, как прошлогодняя солома, и так же, как солома, совсем не ароматной, а тускло пахнущей безводной пылью. Воздух был необычайно сух и наполнен песчаной взвесью, противно скрипящей на зубах. В горле постоянно саднило и зудело, будто какой-то зловредный пакостник устроил там целый муравейник. Но сейчас Рус не замечал ни привычной, вместо небесной синевы, серой дымки, удушающей, как натянутое на голову ватное одеяло, не чувствовал горящего зева, не обращал внимания на стойкий запах далекой гари, до неузнаваемости изменивший легкий тирский воздух, когда-то напоенный ароматами разнотравья, – он блаженствовал. Отдыхал от долгого тяжелого труда, до которого наконец-то дошли руки. Они с Андреем только что завершили первое успешное испытание амулета «универсальной защиты» – итог их годовых усилий. Правда, не непрерывных, а скорее периодических: свободного времени ни у одного, ни у другого практически не было, – но тем не менее…

Много воды утекло с тех пор, как Рус раскрыл купеческий заговор в Кушинаре. За три года во всем мире произошло немало событий, но только в Тире вода утекла в буквальном смысле этого слова. Пиренгул, несмотря на всю свою власть, не смог оставить на «землях предков» не то что половину, но даже треть своего народа. Степи, города, поселения и стойбища практически обезлюдели. И дело было даже не в процветающем Кальварионе и развивающемся Альвадисе – богатейшей ресурсами «Белой долине», куда кочевников манило так сильно, словно те места и являлись завещанной предками «Землею тысячи колодцев»; точнее, не только в этом – большую роль сыграло наступление восточной пустыни, сухой и злобной Карагуль.

Как много, оказывается, для местной степи значили шаманы, а тем паче маги! Об этом никто не задумывался, даже дальновидный Пиренгул. С исчезновением лоосок, с уходом большинства шаманов, почти всех склонных к Силе Гидроса, на земли Тира стал наступать песок. Пересыхали колодцы, скудели пастбища, жухли посевы. Выжженная злым южным солнцем степь вспыхивала от малейшей искры. Оставшиеся шаманы с трудом гасили пожары, грозившие испепелить весь некогда цветущий Тир. Вымирали не приспособленные к безводью овцы и козы. Выносливые борки с единорогами все чаще и чаще бросали хозяев (что совершенно немыслимо!) и уходили в пятно. Самые крепкие, самые преданные родной степи люди вынужденно тянулись за ними, за своими кормильцами, моля всех богов и Предков о дожде. А высшие силы призывов не слышали, они наказывали некогда многолюдные земли за предательство, и не по-отечески, шлепая ремешком по мягкому месту, а лупя с размаху, до крови: осадки за последние два года выпадали так редко, что каждый кочевник мог вспомнить точную дату каждого такого события. И теперь на обширных тирских просторах оставалась лишь жалкая горстка населения, в основном живущая в городках, да и жили они чуть ли не исключительно за счет заморских поставок продовольствия, ставшего неимоверно дорогим. Пиренгул даже вынужден был покупать хлеб за счет казны и распределять его среди самых неимущих. И число их росло. Княжество Тир готово было прекратить свое существование, а тиренцам угрожало полное превращение в «кальварионцев» и «альвадинцев».

Рус как-то поговорил с тестем по душам:

– Пиренгул, я все понимаю, земли Предков и все такое. Ну, придут туда месхитинцы, их орденские маги наладят водоснабжение – чем плохо? Мне и самому жаль «Закатный ветерок», но согласись, что здесь, в долине Кальвариона и в твоей Альваде – всем тиренцам места за глаза хватит! А сбыт здешних богатств наладим по той же дороге, по которой сейчас центральные страны в пятно идут, мимо Кагантополя на Далор. А там – море и торговля со всей ойкуменой. Не посмеют они таможни устроить.

В последней фразе, однако, мелькнула неуверенность. Правитель подтвердил его опасения:

– Посмеют и устроят! Нынешний договор сам собой сойдет на нет, а новый, на обратный беспошлинный проход к портам, месхитинцы, или кто там вместо них Тир займет, ни за что не заключат! Во-первых, не захотят, а во-вторых – с кем? С владетелем какого-то Альвадиса? А где оно, это княжество или царство? Где? Пока никто его не признал. Кальварион, об который зубы обломали, и то официально не признают, кривятся… – На этом слове князь сам презрительно выпятил губу, показывая свое отношение к «коллегам». – Из-за твоих рабов, между прочим. Зачем их тут столько? Половина населения, считай!..

– То не моя воля, Пиренгул, а Эледриаса, – поправил его Рус. – Какие же они мои?

– Хорошо, Эледриаса, – легко согласился князь, нисколько не изменив своего мнения.

Местный бог, «защитник и освободитель» – буквальный перевод имени «Эледриас», – находился с его зятем в тесных запутанных отношениях. В народе поговаривали, а дочь заявляла прямым текстом, что они были кем-то наподобие «побратимов». Конечно, с поправкой на то, что Рус все же человек (в чем Пиренгул иногда сомневался), хоть и пасынок другого бога, Френома. Впрочем, во втором «родстве» были убеждены только его соплеменники-этруски, которые уверяли, что их бог усыновил Руса. За какие достижения – неизвестно.

– Центральным странам зазорно признавать грязное скопище бывших рабов за полноправное государство! – раздраженно выплеснул владетель Альвадиса.

Рус посмотрел на тестя с укором, как на не оправдавшего надежды школьника:

– Пиренгул. Ты прекрасно знаешь, что дело не в этом! Сильвалифирию, где бывшие рабы и вовсе основная часть населения, – признали. Завидуют они нашим сокровищам! Даже не столько им – сколько готовому городу, о котором бесчисленно разнеслось восторженных слухов. Им-то приходится самим строиться. Все окрестные долины, сволочи, заняли… Нет, тесть, не переживай так за Тир: боги дали – боги взяли… или Предки, не важно…

– Очень важно, Рус, ошибаешься ты! – горячо ответил вспыхнувший Пиренгул. – Никакого нового договора не будет, а старый сам собой кончится, в связи с прекращением существования государства Тира! – Но далее продолжил менее раздраженно: – Ты, может, думаешь, что я за свою власть цепляюсь? – Рус надулся и глупо выпучил глаза. Мол, и тени сомнения не закрадывалось! Если бы тесть плохо знал своего зятя, то поверил бы в искренность. – Хм, – усмехнулся он, – не веришь… Да и Тартар с тобой, не верь! Только протухнем мы здесь, в Кальварионе с Альвадисом без внешней торговли, а она возможна только через тирские порты… ну, это ты понимаешь, вижу. А они… не важно кто, кто бы ни расположился в покинутом Тире, просто так нас к морю не пропустят. По дешевке скупать каганит да амулеты – будут, но позволить нам самим торговать – ни за что! Я бы сам на их месте так поступил…

И пришлось почти всем немногочисленным магам-Текущим, состоящим у Пиренгула на службе, вернуться в Тир и пытаться хоть как-то бороться с засухой. Пришлось, не жалея ног, ибо «пахали как борки» в буквальном смысле: надо было много ходить, чтобы подтянуть глубокие грунтовые воды к поверхности на как можно большей площади. С начала весны – до конца лета. На следующий год опять. Но их было слишком мало. Пески лишь немного замедлили свое победное шествие.

В число тех магов входил Андрей, а во второе лето к нему стал присоединяться Рус. Помимо выполнения ирригационных работ, в часы отдыха друзья вспомнили и занялись экспериментами по созданию «универсальной защиты».

Рус, конечно, не был Текущим. Он как Хранящий помогал выводить на поверхность земли воду, которой течь по разломам-каналам неимоверно легче, чем просачиваться сквозь грунт. И колодец вырыть ему было просто, все равно что пальцами щелкнуть. Причем глубина некоторых скважин получалась такой бездонной, что в ней терялось эхо.

Когда Рус сделал такой, с позволения сказать, «колодец» в первый раз, Андрей не преминул сыронизировать:

– На дарков хотел полюбоваться? – Имел в виду простонародное поверье о подземном обитании этих аналогов земных чертей.

– Бери выше, Тартара! – Рус с удовольствием поддержал шутку.

– Ох, Чик, вечно ты что-нибудь выдумаешь! Ну, подниму я воду, прольется она на землю, а дальше? Просочится обратно. Толку ни-ка-ко-го! Я же тебе уже объяснял о водоносных слоях…

– Да-да, я помню. Вот и ходи давай ножками по всему полю, тяни воду на тот слой, а я за тобой буду шагать и колодцы варганить. Как последние ученики мы с тобой выглядим, обратил внимание? Потом сюда явятся полудохлые людишки, которых тут на пальцах пересчитать можно, принесут ведра, веревки и начнут поливать. Красота! Хлеб как попрет расти! Смотри, – сказал, обращая внимание друга на окрестности. – Все поле засеяно, и не все еще ростки посохли. Жалко, если пропадет.

– Ага, а ты, значит, собрался сделать добро и устроить им водопровод, как в лучших городских домах… – Андрей, родившийся и выросший в Месхитополе, в одном из крупнейших полисов ойкумены, не проникся заботой о труде земледельцев. Что он мог для них сделать?

– В каганских, – перебил его Рус, подняв статус будущего водопровода. – Специально на холме бурил, чтобы вода в поле сама бежала. Я еще канавки для равномерного стока сделаю.

– Чик! – Андрей от возмущения вскочил. – Это же сколько Силы надо потратить, амулетов, эликсиров! Да их же заряжать и менять раз в полгода придется! И сколько это будет стоить?! А регулировка поступления, а заслонки? Все-все придется делать! Не потянут местные…

– А мы им все это подарим! – торжественно произнес Рус. – У нас этих эликсиров да заготовок для амулетов – хоть вяль, хоть соли. Все равно сбыт ограничен. Тебе что, жалко? Ну и придешь раз в полгода, зарядишь – не переломишься.

Андрей соображал быстро: нудное ученическое занятие – поиск и подъем подземных вод – против интересной работы, достойной мастера. Деятельный Текущий, удивившись: «Как я сам-то не догадался?» – обрадовался:

– Дарки! Чик, ты на все готов, лишь бы побездельничать!

– Лень – двигатель прогресса, – глубокомысленно пояснил Рус. По-гелински это выражение звучало еще более парадоксально.

– Да уж, мне бы такую лень… Ну как это у тебя так получается?! – Андрей задал риторический вопрос, воздев руки, будто обращался не к другу, а к кому-то повыше. – За эликсирами, заготовками, стикерами[1]1
  Стикер – заостренная палочка или кисточка с вложенной структурой, не позволяющей сложным эликсирам распадаться. Стикер обмакивают в алхимическую смесь и рисуют Знаки на оружии или руны на амулетах. – Здесь и далее примеч. авт.


[Закрыть] идти, конечно, мне… – сказал упавшим голосом, будто действительно предстоял долгий изнурительный поход.

– Ты в Кальварионе заведуешь мастерской… – ответил Рус, делано зевая. – Я пока посплю. Местные координаты не забудь снять, – пробормотал, как будто в самом деле уже проваливался в сон. И, словно со стороны, отметил, что они с Андреем ведут себя, как дети. Это его еще больше позабавило.

Андрей иронически покачал головой. Через несколько ударов сердца под ним возник круг цвета морской волны, отдаленно напоминающий плоский, резвящийся на большой сковородке водоворот. В него и провалился.

Рус пробовал просить Великих шаманов, но те смогли устроить лишь несколько коротких ливней в непосредственной близости от своего плато.

«Надо сгонять тучи почти со всего побережья, – объясняли они, – слишком сухо. Увы, в призрачном виде мы не такие крутые… вот раньше, эх!» – Дальше Рус их хвастовство пресекал.

В Эолгуле функционировал один-единственный орден – Исцеляющих. Другие эндогорские филиалы, вернувшись после отражения набега коалиционных сил, собрали все свое хозяйство и «эвакуировались» окончательно. Многие ученики, недолго погоревав, помучившись от стыда за «предательство» своей альма-матер, «бросившей» их родину, поехали следом. Коль наделил тебя бог склонностью к своей Силе, то негоже разбрасываться возможностью научиться управлять этим божьим даром. У тиренцев не осталось ни одного магистра Текущего и Ревущего, которые совместными усилиями еще могли бы что-нибудь устроить, да и то недалеко от моря. Не удержали бы и не дотянули тучи, полученные конденсацией морского пара, на полсотни миль вглубь степи, до первых поселений хлебопашцев. Не в человеческих это силах. А если создавать воду магическими структурами, то пользы от нее никакой не будет – через пару статеров она спокойно превратится обратно в Силу. Поднятие глубинных вод – единственное спасение от засухи, не считая мольбы Гидросу, который почему-то не отвечал. Ходили слухи, что он специально наказывает тиренцев за то, что они соблазнились пятном. Может, это и правда. В этом мире, созданном богиней Геей, наполненном богами со сложными, почти человеческими характерами, – и не такое возможно.

Рус не стал ничего выдумывать. Добыл из земли глину, слепил из нее точную копию земной деревенской «колонки» с отводящим краном и рычагом-заслонкой, укрепил эту конструкцию структурами. Поколдовал над эликсиром из порошкового каганита, смешал его с вытяжкой из «каганского масла», окунул в полученную массу стикер и легко, одним росчерком нарисовал на своем сооружении Знак долговечности. Андрей же поместил внутрь «колонки» изумрудный амулет, под завязку наполненный Силой с единственным свойством: подъем воды. Друзья дождались прихода старосты поселения – сухого пожилого тиренца, во взоре которого легко угадывалась безысходность, продемонстрировали ему ирригационное сооружение, объяснили, как им пользоваться, и быстро ушли «ямой», напоследок добавив: «Сие есть дар от князя Пиренгула. Он помнит о нуждах своих подданных!» Андрей не удержался от игривого пафоса – уж больно оторопевшим выглядел старый, но еще крепкий мужик с заскорузлыми натруженными пальцами (и это староста!). В его ошеломленном виде угадывалось все: надежда, недоверие, радость и сожаление об упущенном времени. Он словно говорил: «Что же вы так поздно, сынки?» Потом возник страх: «Сколько же за это чудо запросят?!» – его и заметил Андрей, потому и успокоил.

В «Закатном ветерке», как и весь Тир, тронутом запустением, он поинтересовался у друга:

– А не раскурочат твою глиняную трубу? Поди, догадаются, что там внутри дорогой амулет.

– Не, ее молотом не разобьешь. Укреплена, как городские врата. Пожалуй, получше «пыльной стены» будет… – ответил Рус.

Друзья выпрыгнули на привычной поляне в гоштовом саду среди наполовину высохших деревьев и ступили на пожухлую, иссушенную солнцем траву, присыпанную пока еще тонким слоем пыльного ярко-желтого карагульского песка. Разговаривая, шли к дому, предвкушая вкусную еду, которую готовили две оставшиеся на вилле поварихи, и старались не обращать внимание на явные признаки наступления пустыни, уже достигающей сердца Тира, его столицы.

Бассейн во внутреннем дворике пересох, но в доме водопровод работал исправно. Заметив хозяев виллы еще издали, Асмальгин распорядилась быстро разогреть давно готовую еду и вышла встречать совладельцев. Домоправительница, как обычно, пожаловалась на страшную дороговизну всего, особенно продуктов на оскудевшем рынке и на нехватку слуг, из-за которых дом и сад стояли полузаброшенными. Посетовала на тяжелую жизнь вообще и на свою судьбу в частности: мол, когда же Рус заберет ее в Кальварион, о котором ходит столько восторженных слухов. После всего не удержалась и выплеснула на Руса, которого считала очень покладистым, свое сожаление и снова как бы намек на просьбу:

– Умирает Эолгул, господин Рус, видят Предки – умирает. Это все лооски, которые прокляли наши земли перед тем, как всем до одной издохнуть!

Это было явное преувеличение. Скончались только самые сильные жрицы, а остальные превратились в обычных, не склонных к Силе женщин. Некоторые убили себя (отравились, повесились, утопились), а многие просто пропали, словно их никогда и не было. Затерялись, растворившись среди населения без всякой магии: зеленоглазые красотки идеального телосложения превратились в ничем не примечательных матрон. Разве что, несмотря на возраст (от старух до юных девушек), сплошь незамужних и бездетных. Возможно, и в Эолгуле осталось несколько бывших младших жриц, тщательно скрывающих свое прошлое. Асмальгин не видела и неувязок с «проклятием», которое два года назад, с началом массового бегства рабов в пятно, она сама считала направленным исключительно на невольников, а теперь расширила на все пятно в целом.

– А может, эта засуха, подобной которой на моей памяти не было, а я уже пять десятков годов на этом свете мучаюсь, – это Знак от них, от Предков, да не иссякнет память о них! А?

– То есть? – не понял Рус.

– Второй год не посылают они дождей, а в Кальварионе, говорят, все благоухает! Это правда?

– Да.

Хотел добавить, что там всегда благоухает, но домоправительница не дослушала.

– Это Знак нашему кочевому народу! Предки хотят, чтобы мы все, все тиренцы ушли туда! – воскликнула она с неприсущим ей фанатизмом и, вдруг осознав это, стушевалась. – Я правильно думаю, господин Рус?

– Ох, Асмальгин! Видят боги, не до тебя сейчас! То у тебя пятно проклято, то там, наоборот, счастливые долины Предков – не поймешь. На стол накрыто? Мы с господином Андреем борка готовы съесть…

Домоправительница с достоинством поклонилась, пряча смущение, и торжественным движением руки открыла путь в столовую, откуда доносились волнующие голодное естество запахи.

Вот за этим обедом Рус и вспомнил о давних задумках «универсальной защиты». Поделился соображениями с Андреем, тот горячо поддержал это начинание, идущее наперекор Воле богов в том виде, в котором ее преподносили в орденских школах. И в перерывах между заботой о мелиорации вверенной им части тирских посевов старые друзья приступили к реализации невозможного. Благо необходимые алхимические ингредиенты теперь всегда носили с собой, в пространственном кармане Андрея.

К сожалению (а для Руса – к счастью), зять Пиренгула не мог тратить свое время исключительно на помощь тестю. На плечах князя Руса Четвертого лежали Кушинар, который просто опасно было надолго оставлять без присмотра, и Этрусия, куда его, пасынка их бога – Френома, часто звали поприсутствовать то там то сям; хотя сам пасынок считал, что в царстве славных воинов он лично уже не требовался: Эрлан отлично справлялся с царской должностью, а «заветов» Рус написал лет на полста вперед. Орден Призывающих расправлял крылья – даже самые ярые противники нового подхода к воспитанию Духов соглашались с тем, что орденские ученики стали намного сильнее среднего воина Призывающего. Школьные жрецы-наставники только-только освоили Русов курс, который он им закончил начитывать еще полтора года назад, а учить их дальше – только портить. Пусть сначала эти знания дойдут до автоматизма. Страсти между грусситами и гросситами, периодически вспыхивая, все же сходили на нет. В общем, личное присутствие Руса в той большой северной стране требовалось исключительно на праздниках. А был еще и Кальварион, где его и боялись и боготворили как «побратима» Эледриаса и эксперта «по каганам», и где его всегда ждала любящая жена, которая, кстати, решилась-таки исполнить свою главную миссию – забеременела.

Когда Рус узнал об этом – задохнулся. Стал опасаться лишний раз потревожить жену, гордился своим скорым отцовством и толком не понимал чувств, которые при этом испытывает. Жалел Гелинию, придавленную грузом забот о собственном неустроенном княжестве, помогал, чем мог, уговаривал не принимать проблемы близко к сердцу. В спальне старался быть обходительным и, насколько получалось, нежным. Жаль, что из-за засухи и других своих дел ночевать в обнимку с женой удавалось редко.

Надо упомянуть еще и лесное царство Сильвалифирию, где Рус тоже время от времени появлялся. Так что Андрей в полях часто оставался один, и работа над «универсальной защитой» растянулась на целый год.

Дело было не только и не столько в вынужденных перерывах, а главным образом в той самой Воле богов, будь она неладна. Иначе за тысячелетия развития магии, тем более за последние пять сотен послесумрачных лет, когда доступные людям Силы богов возросли и обрели более-менее четкие законы, когда появились уникальные алхимические возможности, такой амулет давно бы создали. Собственно, какое-то подобие «универсальной защиты» и было придумано – это Знаки. Особые рисунки из алхимических эликсиров, наносимые магом на твердую поверхность под речитатив специальных молитв придавали вещам разные свойства: укрепляли материал, защищали от воздействия структур, усиливали проникающую способность и так далее. Еще в некоторые Знаки можно было добавить мини-структуры, например, «разрывающие» или «отравляющие». От последних Андрей чуть не погиб, но это старая история.

Рус на основе простейшей земной механики давно создал «отражатель» – хороший амулет для защиты от воздействия структурированной Силы. Атакующие структуры, попадая под воздействие этого артефакта, разрушались, а высвобождающаяся Сила как бы обтекала носителя амулета. Однако против немагического оружия «отражатель» был бессилен: Знак «стирался», а стрела продолжала свой смертоносный путь, даже не замедляясь. Диверсанты, защищенные от магических ударов, получали ранения, а то и гибли от обычного железа. Не так давно, перед тем самым разговором с Андреем, Рус, теперь уже на основе местной «пыльной стены», сделал амулет, защищающий любого человека (хоть склонного к Силе, хоть нет) от «честного» железа. И очень гордился тем, что сам поработал алхимиком, а не просил Андрея.

Если с необходимостью вручную активировать-деактивировать амулет еще можно было смириться (иначе ни попить, ни покушать), то неприятное открытие того, что оба вида защиты нейтрализовали друг друга, даже когда находились каждая в своем «камне», а не только при попытке их совмещения, казалось, рубило саму идею под корень.

– Чик! – разгорячился Андрей. – Я понимаю, ты – пасынок Френома, побратим Эледриаса, практически божественных кровей…

– Брось, Андрей! – раздраженно прервал его усталый Рус. – Что ты повторяешь разные глупости за простонародьем? С Френомом, каюсь, правда, но зачем разносить эти слухи о якобы побратимстве?

Он никому не рассказывал о своих «встречах» с Эледриасом и Эскулапом.

– Да что ты говоришь! – возмутился Андрей. – А кто боялся в пятно шагнуть? Кто заставил Грацию принять посвящение тогда еще нерожденному богу? Уж по крайней мере – не я! А откуда у тебя столько знаний о каганах и альганах? Я смирился, ни о чем тебя не расспрашиваю, но народу языки не привяжешь. Так что будешь побратимом! Радуйся, что хоть кровным братом тебя не считают, а могли бы… – Текущий выдохся и устало, даже со стариковским – явно напускным – кряхтением, сел на белесую траву, которая сухо захрустела под ним, словно выражая негодование. – Думай, Чик, у меня идей нет. Где твоя божественная наглость?

– Была да сплыла… – задумчиво ответил тоже успокоившийся друг. Лег на землю, привычно не замечая поднятой им пыли, так и норовящей пощекотать в носу, дабы вызвать сопливый чих. Стерпел. В руке появилась медная фляга, он с наслаждением сделал один глоток и предложил Андрею. Тот взял и попил от души, напоследок крякнув от удовольствия.

– Вспотеешь, Андрюша, – подколол друга Рус.

– А я – Текущий, вспотею – высохну. Ну не могу терпеть так, как ты – каменный. Приятно на жаре испить холодной водички, согласись. Словно божественный нектар по горлу льется…

– Кстати, фляжечку наполни, пожалуйста. Родничок похолоднее отрой.

– Сейчас, отдохну немного. Чуть до отката с тобой не дошел. Соленая ему, видите ли, вода пошла… а пресная еще глубже залегает, между прочим…

Андрей ворчал, чтобы не было скучно, а Рус размышлял.

Он уже пожалел, что взял за основу «пыльную стену» – чисто местное творение. Вроде разобрался в ней, изучил «от» и «до», а что-то упустил. И уже догадывался, что именно, – Волю. Исповедуя принцип «от добра добра не ищут», полностью положился на искусство местных магов. Сильно врос он в местный мирок, и это давало свои минусы. Земля забывалась, ее реалии становились все менее фундаментальными, а магия, с ее почти полной иррациональностью, уже воспринималась как норма. Рус постепенно терял то, чем и был силен – веру в неизменность мира, в его незыблемые объективные логичные законы. Раньше это мешало ему поверить в свою Волю, а теперь, когда он ее осознал и побывал на короткое время Богом, стало препятствием в обратном – внесении земных законов чисто технологичного, научного мира в местные магические Силы. Слишком близко он познакомился с магией и поверил в ее действенность почти так же, почти на том же бессознательном уровне, как верил прежде в обычные физические явления. Например, в закон всемирного тяготения, который, кстати, здесь пока что преодолеть не смогли. Люди не летали – ни как птицы, ни при помощи «ковров-самолетов». Даже маги-Пронзающие умели заставлять левитировать исключительно неодушевленные предметы. Стоило сесть на то же бревно человеку – и на пядь поднять не смогут. Самих себя от земли отрывать не получалось. Магистры Ревущие при помощи сложнейшей структуры могли совершать длинные прыжки. И это все! Ну, Хранящие наловчились подниматься на своих «лифтах». А где полет? Не встречалось еще на благословенной Гее такого явления. Слияние с Силой и перемещение могучих магов над поверхностью – не совсем то. В этом случае само тело «теряется». Да и перевелись те досумрачные мастера, теперь это умел один Рус. Возможно, и некоторые магистры, чтобы компенсировать потерю Звездных троп, тоже научились – Рус о том не ведал. Отиг точно пока не мог и, похоже, освоив «зыбучую яму», особо не стремился.

Андрей прервал вяло копошащиеся мысли друга:

– Может, бросим этот амулет к даркам!

– В смысле? – Рус удивился, сел и бросил на Андрея непонимающий взор. И чуть было не обманулся: лицо друга было непроницаемо серьезно, но где-то в глубине глаз плясали дарковы огоньки, которых «актер любительского театра» скрыть не смог. «Ну, черт Текущий! Зацепила тебя, зубрилу, эрудита задачка…» – довольно отметил Хранящий.

– А ты, Чик, вспомни историю. – Андрей говорил самым серьезным тоном. – После Сумерек случилась Война орденов. Из двадцати осталось девять: Пронзающие, Ревущие, Текущие, Пылающие, Хранящие, Светящие, Исцеляющие, которые не воевали, а также Родящие и Ищущие, которые сейчас сгинули. То есть осталось семь сильных магических сообществ… но речь пойдет о тех временах, когда было девять. Тогда маги решили и государства потеснить. Помнишь, чем все это кончилось? Большими потерями с обеих сторон и заключением всеобъемлющего клятвенного договора «Об основах доброй жизни между государями и склонными к Силе». Орденам предписывалось создавать практически независимые друг от друга отделения во всех странах и их фактическое подчинение владетелям этих стран…

– Ну, Андрей, мы-то с тобой знаем, что ордены все равно остались государствами в государстве. Царь не может управлять генералом…

– Правильно! Он может только просить. А ты слышал, чтобы хоть кто-нибудь отказывался? Я – нет. В армиях всех просвещенных стран есть разнарядка на орденских магов…

– Которые служат за деньги, которые царь или князь выплачивает ордену. Кроме того, при каждом уважающем себя ордене есть совершенно неподотчетная государю гвардия…

– Далеко не при каждом! Лооски да Пылающие скорее исключение…

– …которое подтверждает правило. Могут? Могут. И царь ничего не сделает… А, вообще, ты это к чему?

– А к тому я, разлюбезный мой Чик, что в ойкумене сложилась такая ситуация, какая сложилась… Дарки, Чик! Сбил меня с мысли своей гвардией… Во! Какое ни есть, но равновесие существует. А что мы пытаемся сделать сейчас, в довесок к твоему «отражателю»? Амулет «универсальной защиты»! – Торжественный тон подкрепился поднятым вверх пальцем и воспаленным взором. – Ни мечом меня не возьмешь, ни структурой! Я – не склонный к Силе, любого мага в землю втопчу и попляшу на его могиле! Чуешь, чем пахнет?

– А-а-а, вот ты о чем! Я думал – о чем-то серьезном. Да ничего с так называемым равновесием не случится: оно выгодно всем, и никто из царей и генералов и не подумают на него покуситься. Нашел о чем беспокоиться, тоже мне…

– А о чувствах магов ты подумал? – упрямо, явно играя, не сдавался Андрей. – Раньше они считали себя чуть ли не посланниками богов, теперь согласились быть «склонными к Силе», что тоже, по сути, высшее благоволение. Они же любого человечка могут скрутить! Не буквально, конечно, законы в большинстве стран соблюдаются, но сама эта мысль им душу греет…

– А теперь, стало быть, они не смогут чувствовать себя всемогущими… И дарки с ними! Меньше надо чваниться и строить из себя небожителей. Ну, хватит, Андрей, – сказал Рус, вставая. – Тебя я знаю, ты не такой, а поэтому… давай-ка работать.

– Эх, Чик, Чик, Френомов ты отпрыск. – Андрей медленно поднимался, усиленно кряхтя и хватаясь за поясницу. – Меня, старика, не жалеешь, как не жалеешь ты все мироздание. Почто Эребуса обидел, изверг? Лоос я тебе еще могу простить… а красотулек-лоосок – никогда! – Нарочито хромая, он подходил к невозмутимому Русу и продолжал дурачиться, говоря дребезжащим стариковским голосом: – Ты зачем «Ссору» устроил, громила? А каганы с альганами чем тебе, душегубу, не угодили? Законы свои в мире устанавливаешь, аки бог какой… – При этом, не глядя другу в глаза, так хитро косился исподлобья, что Русу почудилось, будто Андрей заглянул ему в душу. Пасынка Френома невольно передернуло: «У, черт артистичный! Все хочет, чтобы я признался. А я думал, он давно успокоился… Обломись, Андрюша! Ты выстроил мою биографию, ей и довольствуйся… Ха! А расскажи я сейчас правду, что я просто человек из немагического мира – это будет шагом назад… но надо когда-нибудь… с доказательствами… потом! Блин, влез в душу, артист… а о законах, которые, мол, я устанавливаю, хорошо, что напомнил… кажется…» – Додумать не успел, потому что провалился в «изумрудный омут» – андреевский аналог его «зыбучей ямы».

Выпрыгнули друзья у знакомого Русу городка Баламбор, возле которого состоялось генеральное сражение тирской армии против войск коалиции центральных стран. Тогда тиренцы победили, но и собственные потери оказались невосполнимыми. Вызванные Русом этруски подошли слишком поздно. Пять сотен он отправил в Кальварион, и с тех пор они занимаются сопровождением караванов, которые помогают кормить голодный Тир, другие пять сотен распределились вдоль тракта, по которому, согласно договору между Тиром и несколькими центральными странами, жители любых государств, в том числе и армейские части численностью не более сотни, могли свободно проходить в пятно и обратно.

Сражение прошло давно, а места вокруг мертвецки тихого наполовину опустевшего Баламбора выглядели гораздо хуже, чем во времена той знаменитой битвы. Карагуль, что в переводе и означает «сухость», наступала…