Текст книги "Гарин"

– Саныч! За старика деньги не привезли. Что делать?

– Разрежь и зашей… – не задумываясь и вовсе не выказывая ка– ких-либо эмоций, отправил на тот свет человека Иван Александро– вич. Парень в белом халате, не проронив ни слова, вышел из каби– нета так, как будто в него и не заходил. Подобного рода цинизма ни до, ни после Гарин в своей жизни не встречал.

Всё произошло настолько быстро и стремительно, что Платон даже рта от удивления разинуть не успел. Гарин был обескуражен! Ему только что и оставалось в это время делать, как только моргать. Гарин стоял столбняком посреди кабинета и по инерции всё так же улыбался. Но в его голове меж тем одна с другой путались мысли:

«Что это? Зачем это? Не понимаю. Что это было? Я действительно это слышал? Как это? Разве так бывает? Мне не показалось?» Так что постепенно вместе с этими мыслями и натянутая улыбка стала исчезать с лица Платона. Иван Александрович прервал ход его размышлений:

– Всё, Платон! До субботы! Жди. Некогда разговаривать, пора идти сиську резать… – Иван Александрович протянул Платону

Гарин

руку. Платон по инерции пожал её и вышел, находясь под впечат– лением, из кабинета.

Через несколько минут Гарин полностью осознал, что же на са– мом деле произошло прямо на его глазах в кабинете у Ивана Алек– сандровича. В кабинете же у Ивана Александровича, по его, Пла– тона, мнению, только что два врача, походя, как бы между делом, ни за что и ни про что приговорили всё ещё живого и полного на– дежд человека к смерти! Поэтому и нет ничего удивительного в том, что уже на следующий день Платон позвонил Ивану Александро– вичу и сообщил ему о том, что отменяет нынче своё приглашение попариться вместе в баньке. Сказал это безразличным тоном и сразу повесил трубку, вовсе не объясняя причин своего внезапного от– каза. Поступок Ивана Александровича был недоступен в то время пониманию Платона. «Разве можно вот так вот запросто, точно барана, убивать – резать из-за денег живого человека?» – недоуме– вал тогда в тот год всё ещё не испорченный деньгами Платон. Вовсе не давая себя отчёта в том, что сам-то Иван Александрович был к этому времени испорчен деньгами настолько, что ему стало можно. И по сути дела, он, Иван Александрович, человек в белом халате и доктор, дававший клятву Гиппократа, превратился из-за денег, сам того не подозревая, в серийного убийцу. Деньги, знаете ли, портят иногда людей…

Через три года, в декабре месяце, папа Платона всё же умер, а ещё через семь месяцев Платон возвратился с семьей из Парижа в Москву.

Платон последним переступил порог квартиры и прикрыл за собой входную дверь. Гарин поставил в коридоре чемодан, скинул с ног обувь, прошёл на кухню, достал из холодильника бутылку и проглотил залпом стакан водки. После чего вернулся в прихожую для того, чтобы помочь уставшей с дороги супруге распаковать поклажу. На часах было половина двенадцатого. Раздался ночной звонок. Платон, прежде чем подойти к телефону, подумал: «Кто из друзей, что ли, звонит узнать о том, как долетел?» Гарин снял трубку, приложил к уху и произнес:

– Алло.

– Здорово, Платон! Не узнаёшь?

– Пока нет, но скоро, думаю, узнаю… – несколько хмельным, панибратским тоном ответил на приветствие вовсе не знакомого ему человека довольный всем и самим собой Гарин.

– Это Виктор Прокопов из «двадцатки».

Вадим Васильевич Лёвин

– Здорово, Вить… – теперь Гарин уже без труда узнал голос опера из местного, двадцатого отделения милиции.

– Я насчёт брата тебе звоню.

– Догадываюсь… – голос Платона перестал быть хмельным после этих слов оперативника.

– У него проблемы, но, как ты понимаешь, это не телефонный разговор. Ты не можешь прямо сейчас к нам подскочить?

– Что-нибудь серьёзное или же до завтра можно отложить?

– Можно и до завтра, конечно… – произнёс уклончиво Прокопов, после чего выдержал паузу и разъяснил Платону как мог причину своего столь позднего звонка. – Просто я целый день до тебя не могу дозвониться, никто трубку не брал.

– Я за границей был. Только что, час назад, домой зашёл. Так что, Вить, до завтра нашу встречу откладываем?

– Давай отложим. Завтра, думаю, всё уладим, а пока он пусть у нас до утра посидит.

– Хорошо, завтра к десяти часам жди меня у отделения.

– Договорились, Платон. В десять жду тебя у ворот.

– Пока, Вить… – Платон повесил трубку и помрачнел. У него напрочь испортилось настроение после этого ночного звонка. Пе– ред тем как лечь в постель, Платон ещё раз заглянул в холодильник и осушил для успокоения нервов ещё один стакан водки… и ещё один. После чего прошёл в спальню, разделся, завёл будильник и улёгся в постель, весьма и весьма озабоченный ночным звонком. С тем, надо признаться, и заснул.

Алкоголь сделал своё нехитрое дело. Заснул Платон быстро, так что даже не уловил тот самый ускользающий момент, когда прова– лился сознанием в пустоту. Сон был крепким и быстрым, отрезвля– ющим. Зазвенел будильник. Гарин встрепенулся, открыл и протёр глаза. На часах было без пяти девять. Во рту же у Платона Гарина с утра, извините меня, было как насрано. Голова тоже побаливала. Платону хотелось как можно быстрее исчезнуть из дому, добраться до офиса и отметить там с коллегами своё возвращение из отпуска, а заодно и подлечиться. Но первым делом он заглянул в «двад– цатку» для того, чтобы повстречаться там с Прокоповым и уладить все дела с братом. Без пятнадцати десять Платон вышел из дому, перешёл по подземному переходу на другую сторону шоссе и на– правился спешным шагом в сторону местного отделения милиции. Именно из этой «двадцатки» его брат Валерий и отправился пят– надцатью годами ранее мотать свой первый срок… Уже на подходе к отделению Платон разглядел маячившего возле его ограды опера Прокопова. Тот тоже заметил Платона и без промедления напра-

Гарин

вился в его сторону. Вскорости их пути пересеклись, и они пожали друг другу руки. После чего между ними состоялся вот такой вот непродолжительный по времени и до предела откровенный разго– вор. Ведь они знали друг друга с детских лет.

– Вить, что случилось?

– Твой брат в квартиру залез.

– Когда?

– Вчера днём.

– Он сознался?

– Сознался.

– Вы его били?

– Да нет, не особо. Как всегда в таких случаях.

– Сколько я должен?

– Ну ты сам, Платон, во сколько свободу своего брата оценива– ешь?

– Вить, давай только вот без этого. Говори, сколько я должен?

– Две тысячи пойдёт… – произнёс Прокопов.

– Хорошо…

Платон без раздумий залез в боковой карман пиджака и отсчи– тал две тысячи долларов. После чего передал их из рук в руки оперу. Пока опер пересчитывал трясущимися руками деньги, Га– рин внимательно наблюдал за ним, так что к тому времени, когда опер до конца сосчитал деньги, у Платона не осталось никаких сомнений в том, что Прокопов этим утром находится в состоянии жуткого, дичайшего похмелья.

– Всё точно, Платон… – Вместе с этими словами опер положил деньги в карман брюк и озадачил Платона своей следующей фра– зой: – Платон, выпить не хочешь? У нас есть…

Гарин мгновенно, без раздумий, отмел в сторону предложение оперативника:

– Нет, не хочу, Вить. Мне не до этого, веди брата… – Сказав это, Платон расслабился. Судя по всему, дело с братом было им ула– жено. Причём улажено как с малыми потерями, так и самым наи– лучшим образом. С этой самой минуты Платону только и остава– лось, что думать и мечтать о том, как бы побыстрее переговорить с самим Валеркой и опохмелиться после этого в кругу коллег и дру– зей в офисе. Но Прокопов в ответ на просьбу Гарина почему-то тормозил. Он промолчал и так и не сдвинулся с места. Вместо этого он бросил короткий взгляд себе под ноги, задумался, приподнял голову, склонил её набок, сощурился и произнёс, посмотрев искоса в лицо Платону.

Вадим Васильевич Лёвин

– А его у нас нет… – этими своими словами Прокопов ввёл в сту– пор замечтавшегося было Гарина.

– Как нет?.. – опешил Платон и продолжил c изумлением: – А где он?

– Мы его сегодня утром отпустили.

– Как отпустили?

– Так просто, отпустили. Ольшанский час назад его домой отвёз. Зачем его было здесь держать, Платон? Сам подумай! Мы же с тобой вчера по телефону обо всём договорились.

Гарин в ответ на это крепко-накрепко задумался. Он смотрел в лицо сощурившемуся оперу и никак не мог понять для себя од– ного: с какого такого перепугу его брата отпустили из ментовки? Выпустили ещё до того, как он обсудил с Прокоповым сумму взятки и передал ему после этого деньги? Причём не только отпустили, но и как барина до дому на машине отвезли. Некоторое время Га– рин недоумевал и пребывал в растерянности. Но так как дело с братом было им, в сущности, улажено, то он вскоре перестал попу– сту ломать себе над этим голову и пожал на прощание Прокопову руку. Сразу после чего направился прямой дорогой, минуя офис, в квартиру к брату. Сам офис находился в пятнадцати минутах ходьбы от отделения милиции, квартира же, в которой в то время проживал в полном одиночестве брат Валерий, – в двадцати. Пла– тон шёл быстрым шагом по тротуару, и у него никак не сходились концы с концами. «Не могли менты без денег брата выпустить. Не могли! Это же как божий день ясно! Что-то здесь не так? Надо по– торопиться, чтобы Валерку успеть дома застать. А то свалит ку– да-нибудь, ищи его потом как ветра в поле», – подумал Гарин и ускорил свой шаг, так что вскоре чуть не побежал. Платон заско– чил в подъезд и вызвал лифт. Лифт остановился. Платон зашёл в кабинку и нажал кнопку. Кабинка пришла в движение. Гарин прикрыл глаза в ожидании того, когда лифт остановится на нужном ему этаже. Лифт остановился. Платон выскочил из него на лест– ничную площадку и подошёл быстрым шагом к квартире. Поша– рил рукой в кармане пиджака, достал ключи, открыл дверь, вошёл в квартиру и окликнул брата:

– Валер, ты здесь?..

Никто не отозвался на его оклик. «Всё, не успел, свалил ку– да-то», – подумал Гарин, но тут же и услышал:

– Да, здесь.

Гарин прошёл в ту комнату, из которой до его ушей донёсся возглас брата. Сразу же увидел перед своими глазами Валерия. Лицо брата было изувечено. Валерий лежал на кровати и харкал

Гарин

на пол кровью, вся постель была в крови. Глаз не было видно. Нос был расплющен. Правый уголок губы разорван. Пол тоже был за– харкан кровью.

Платон подошёл к кровати и присел на её краешек. Обратился к брату:

– Валер, ты можешь говорить?..

Валерий приоткрыл веки и пошевелил губами:

– Могу.

– Скажи, это тебя в «двадцатке» так изуродовали?

– Да, там.

– За то, что ты в квартиру залез? Тебя на квартире вчера взяли?.. – уточнил Платон.

– Нет, из дому… – произнёс Валерий и попытался ещё раз отхар– каться. Как только брат отхаркался и стал после этого ровно ды– шать, Платон в очередной раз обратился к нему:

– Валер, послушай меня внимательно, я только что был в «двад– цатке». Я им через Прокопова две тысячи баксов передал, чтобы они дело на тебя не заводили.

– Зря. Это они спецом всё подстроили. Я никуда не залезал… – Валерий перевёл дыхание, помолчал и продолжил: – Для того чтобы бабки с тебя потянуть… – Брат замолчал и повторил, наста– ивая на своём: – Я никуда не залезал… – После паузы добавил: – Я ничего им не подписал. Они ночью начали меня избивать, когда я отказался им их туфту подписывать. Перессали, когда увидели, что у меня кровь ртом пошла, вот и решили утром домой отвезти. Ольшанский отвёз… – Сказав это, брат Платона принялся судо– рожно подрагивать и вновь склонил голову к полу, в очередной раз отхаркнув кровью на пол. Следом продолжил: – Я дома был, когда они вчера за мной пришли…

Платон посмотрел на брата и произнёс с сожалением:

– Лучше бы ты всё им подписал, Валер… – Платон замолчал. Он с тихим ужасом смотрел на брата, и в его груди сжималось сердце. Гарин никак не мог понять, почему менты так изуродовали брату лицо, зачем так сурово с ним обошлись, зачем с такой жестокостью избили его? «Неужели из-за “бабок”? Или же просто “хани” пере– жрали и озверели после этого? Вот ублюдки! Хуже братков стали, твари». Придя к такому выводу, Платон в очередной раз посмотрел в лицо Валерию и предложил:

– Валер, давай я тебе на всякий случай «Скорую» вызову?.. Брат промолчал, не сказав на это ни да, ни нет.

Некоторое время братья молчали. В тот же момент, когда Вале– рий в очередной раз склонил голову к полу и харкнул на него кро-

Вадим Васильевич Лёвин

вью, Платон решительно встал с кровати и прошёл в коридор. Склонился над телефонным аппаратом, снял с него трубку и вызвал

«Скорую помощь». Через пятнадцать минут раздался дверной зво– нок. Гарин опрометью бросился к двери, прокричав на ходу:

– Проходите, открыто… – столкнулся в прихожей с бригадой

«Скорой помощи» и провёл их в ту комнату, в которой лежал на кровати брат. Врач, державший в руке чемоданчик, ахнул, увидев пред своими глазами брата Платона:

– Господи! Кто же это его так?

– Менты из «двадцатки»… – прояснил ситуацию Гарин.

Врач поставил чемоданчик на пол и обратился с просьбой к Пла– тону:

– Молодой человек, вы стульчик мне не принесёте?..

Платон притащил из соседней комнаты стул и поставил его на– против кровати. Доктор присел на стул, посмотрел на Валерия и спросил c сочувствием:

– И за что же они тебя так?

– Ни за что… – ответил коротко Валерий.

Доктор же меж тем откинул одеяло, которым был укрыт по под– бородок Валерий, и попросил:

– Перевернись на левый бок, голубчик, я тебя прощупаю.

Брат Платона в ответ на это лишь отрицательно покачал головой.

– Не могу, уже пробовал. Больно мне с бока на бок переворачи– ваться.

– Хорошо, парень, так пока лежи… – сказал в ответ на это врач

«Скорой помощи» и уточнил: – Давно кровью харкаешь?

– С ночи. Ещё в милиции кровь ртом пошла.

– Сейчас вот только терпи, терпи, дорогой. Я всё-таки должен буду тебя прощупать… – Доктор приподнялся со стула, склонился над кроватью и приложил одну из ладоней к правому боку Валерия. После чего слегка надавил на неё ладонью другой руки… В это же мгновение Валерий возопил от боли… Доктор разогнулся, выдох– нул, задумался и обратился к Платону:

– Его надо срочно, без промедления госпитализировать. Вы кем ему приходитесь?

– Братом.

– Мы сейчас сделаем вашему брату обезболивающий укол и уса– дим после этого на стул.

– Зачем на стул?.. – удивился Платон.

Доктор же разъяснил ему суть дела, суть своего предложения.

– У вас в доме грузового лифта нет, на стуле будем на первый этаж спускать, а там уже на носилки переложим.

Гарин

Через десять минут, уже после того как Валерия общими стара– ниями усадили на стул и спустили на лифте на первый этаж, пришло время двум братьям последний раз посмотреть в глаза друг другу. Валерия переложили на носилки и задвинули вместе с носилками в карету «Скорой помощи». Именно в этот момент, в этот уже сол– нечный полдень, Платон Гарин и посмотрел последний раз в глаза брату. Взгляды двух братьев встретились. Такие взгляды, последние, прощальные взгляды, всегда остаются в памяти. Их ничем не выве– трить из недр души. Они незабываемы и неотвратимо год от года всплывают пред глазами. Настолько они очевидны и ярко выражены. Этот последний, прощальный, взгляд в глаза любимому, близкому, родному человеку забыть невозможно, он не стирается из памяти событиями и годами прожитыми. Такого рода взгляды как печальны, так и проникновенны одновременно. После таких вот взглядов в твоём сознании остаётся окружающая тебя со всех сторон пустота. По сути дела, вакуум, который со временем превратится в тот самый уголок памяти, в котором впоследствии и будет храниться, точно на отдельной полочке, воспоминание об этом самом прощальном взгляде. Задние дверки кареты «Скорой помощи» захлопнулись. Всё. На следующий день Платон увидит своего брата Валерия в морге. А пока врач «Скорой» тронул Платона за руку:

– Вы с нами едете?

– Да какой в этом сейчас смысл, доктор? Завтра к брату зайду, завтра с утра его навещу… – ответил Платон и протянул врачу в ка– честве благодарности зажатые в руке сто баксов. – Возьми, спасибо. Прошу тебя, помоги ему там, в приёмном покое…

Врач взял деньги, приложил руку к подбородку, посмотрел рас– сеянным взглядом себе под ноги и произнёс задумчиво:

– Да пожалуй, что смысла в этом уже нет…

Карета «Скорой помощи» отъехала от дома. Платон же сразу после этого поспешил в свой любимый офис. Надо с грустью в сердце признать то обстоятельство, что наш с вами герой почти ко всему в то время относился как к делу. Тому или иному уже ис– полненному или же всё ещё не исполненному им делу. Он был до безобразия деловым в те годы человеком, вертелся как белка в ко– лесе. И это очередное его дело, дело с его братом, тоже было им в принципе улажено, во всяком случае, он так думал и считал тогда, что улажено. Гарин сбагрил брата на руки врачам, а посему и не придал особого значения как выражению лица врача «Скорой», так и тем словам, которые тот произнёс с задумчивым выражением лица уже после того, как взял у Платона из рук деньги. Пройдут годы, десятки лет пройдут! Много о чём будет все эти годы вспо-

Вадим Васильевич Лёвин

минать и сожалеть Гарин. Что-то забудется им, что-то вспомнится. Но ни о чём он не будет так горько и бесконечно сожалеть, как о том, что не поехал в тот злополучный день вместе с братом в семь– десят первую городскую больницу. А ведь он мог ему – брату, имею я в виду, – чем-то там помочь. Что-то предпринять и что-то для него там, в семьдесят первой городской больнице, сделать. Договориться, например, с врачами насчёт всё той же срочной операции. Или же уже не мог помочь, не мог договориться? Вот именно с этим до безобразия простым вопросом, засевшим в его голове на десятки лет, он и будет впоследствии жить, периодически, в минуты уны– ния и печали, вспоминая о брате своём Валерии, скотами-ментами в одна тысяча девятьсот девяносто четвёртом году убиенном. Но не только об этом будет думать и сожалеть Платон, по прошествии лет вспоминая о брате своём. Он буквально места себе не будет находить, истерзает себя, и всё из-за того, что не пошёл в милицию сразу после ночного звонка Прокопова и не уладил там без про– медления дело с братом.

Зайдя же в офис, он первым делом заслал «гонца» за пивком и принялся в кругу своих коллег и друзей отмечать своё возвраще– ние из отпуска. На часах было начало второго. Гарин взахлёб, точно гордился собой, рассказывал коллегам о том, с каким удовольствием провёл время в мировой столице моды. Он во всяческих красках рассказал им о том, как под дружный, гомерический хохот посети– телей одного из ресторанчиков танцевал точно дурак вприсядку, поочерёдно выкидывая кверху то ноги свои, то руки. И это уже после того, как влил в себя два литра бургундского. В начале же четвёртого часа уже изрядно захмелевший Гарин решил позвонить маме, которая в тот год проживала за городом, в том самом посёлке Расторгуево, из которого годом ранее Платон переехал с семьёй в Москву. Позвонил и сообщил:

– Мам, Валерку «Скорая» в семьдесят первую больницу увезла.

– Когда?

– Три часа назад.

– Что с ним случилось?.. – всполошилась мама Гарина.

– В милиции избили.

– Немедленно присылай за мной машину.

– Может, на завтра отложим? А, мам?.. – поинтересовался у ма– тери Гарин. Та же в ответ вскипела, прокричав младшему сыну в трубку телефона:

– Немедленно присылай… – Сердце матери, вне всяких сомне– ний, дрогнуло после этой довольно скверной, но всё ещё не смер– тельной для неё новости…

Гарин

В пятом же часу, уже после того, как всё пиво было выпито и все неотложные дела по работе сделаны, Платон наконец-таки послал машину за мамой. В семь часов мама Платона оказалась в приёмном покое больницы. В районе восьми часов вечера водитель, с которым мама Платона приехала в Москву, зашёл в офис и сказал Гарину:

– Платон. Я твою маму только что из больницы в квартиру отвёз.

– А почему сразу не на дачу?.. – Водитель ничего не ответил на это Гарину.

Платон переспросил водителя:

– Что ты молчишь, Дим?

– Ну, ты это… – Дмитрий выдержал паузу и, стараясь не смотреть в глаза Платону, промямлил, переминаясь с ноги на ногу: – Она просила тебя зайти к ней прямо сейчас.

– Чего ты мямлишь? Зачем она просила меня к ней зайти?

– Ну, это… – Водитель перестал переминаться с ноги на ногу.

– Что «ну, это»? Что «ну, это»? Говори!.. – Гарин повысил голос.

– Ну, это, давай я тебя отвезу… – Дима склонил голову к полу.

– Что «отвезу»?! – вскричал Платон. – С братом что случилось? Говори! Что молчишь как пень?!! – Гарин вскочил со стула и уста– вился на водителя разъярённым взглядом. Водитель теперь уже просто молчал, потупив глаза к полу…

Платона посетила страшная, очень и очень страшная для него догадка. Хмель мгновенно выветрился из его головы, а разум по– мутнел. Через десять минут он ткнул онемевшей рукой ведущую в квартиру дверь. Ткнул и сразу увидел перед собой маму…

Мама Гарина стояла в прихожей и тряслась всем телом. У мамы Платона был безумный взгляд, судорожно дрожали губы, тряслись руки и постукивали друг о друга зубы. У неё отняли сына. Люби– мого, надо признать, сына, самого любимого, оттого что самого несчастного. Боль утраты была невосполнима. Платон шагнул к маме, та же бросилась к нему на грудь, и зарыдала, и заголосила, и завыла как волчица. Платон тоже не cмог сдержать слёз, и его плечи вздрогнули. Водитель, который сопровождал Платона, молча вышел из квартиры и прикрыл за собой дверь…

Были похороны. Хорошие, запоминающиеся, надо признать, похороны, на которые съехались во множестве близкие и дальние родственники Платона. Было прощание в траурном зале морга. Торжественное, надо признать, прощание. Во время которого до ушей Платона только что и доносилось со всех сторон: «Какой кра– сивый, какой молодой. Как живой». Танатокосметолог явно в этот раз переусердствовал и сделал, по сути, невозможное. Именно такая и была поставлена перед ним задача Платоном. Гарин не хотел, не

Вадим Васильевич Лёвин

желал того, чтобы мама увидела Валерку в том самом виде, в кото– ром он его застал двумя днями ранее на квартире, когда брат его Валерка был всё ещё живым. Было кладбище, и чин погребения уже после того, как могильщики прибили гвоздями крышку гроба. Были поминки, на которых были сказаны слова добрые. Всё, что положено в таких случаях, было, и страдания, и слёзы матери тоже были в полной мере, как без этого обойтись. Был на похоронах и старший брат Валерия и Платона, Анатолий. Но перед похоро– нами Платон зашёл в «двадцатку», зашёл туда за справкой, которая ему понадобилась для самих похорон. И всё потому она ему пона– добилась, что брат Валерий перед смертью успел по настоянию врачей подписать заявление о том, что был избит в двадцатом по городу Москве отделении милиции. Платон склонился к окошку и объяснил дежурному по отделению, с какой целью сюда пожа– ловал. Дежурный же направил Платона в один из кабинетов на втором этаже, к тем самым операм, которые избили до смерти его брата. Платон поднялся по ступенькам на второй этаж, зашёл в об– ширный кабинет и увидел перед собой нескольких мужчин с ко– роткой стрижкой и разных возрастов. Был средь них и Виктор Про– копов. Платон объяснил им причину своего визита.

– Присаживайтесь ко мне… – один из оперативников пригласил Платона к своему столу.

Гарин присел спиной к двери на стул и посмотрел на опера, который тут же принялся выписывать на бланке, в полной тишине, нужную ему для похорон справку. За спиной Платона приоткры– лась дверь, кто-то вошёл в кабинет и произнёс громко и членораз– дельно, вовсе не скрывая своего злорадства:

– Ну и тварь же этот Гарин! Сдохнуть по-человечески и то не смог! Надо же, успел в больнице «заяву» на нас в прокуратуру на– катать…

Платон обернулся, увидел перед собой мордоворота с довольной физиономией и прошипел сквозь зубы, глядя ему прямо в глаза:

– Сам ты, сука, тварь!.. – Сказав это, Платон встал со стула и сжал кулаки… Тут же, в эту же секунду, между Гариным и вошедшим в кабинет оперативником возник Прокопов. Платон сжимал кулаки и с ненавистью во взгляде смотрел в глаза оперу. Тот тоже смотрел на Платона как на врага. Опер скривил лицо в улыбке и произнёс злобно, поглядывая из-за плеча Прокопова на Платона:

– Ничего! И до тебя, падла, очередь дойдёт…

Если бы только Гарин знал, насколько в итоге пророческими окажутся эти слова, то точно бы тогда воздержался спустя некото– рое время от тех или иных своих поступков.

Гарин

Через пять минут Платон Гарин вышел из отделения. Но не успел он отойти от него и на двадцать шагов, как его догнал Про– копов. Догнал, остановил и спросил, с трудом переведя дыхание:

– Платон, ты будешь нам мстить?..

«Как вам отомстишь?» – подумал Платон и ответил благоразу– мно, исходя из чувства собственного самосохранения:

– Нет, не буду, Вить. Дело прошлое. Брата я уже этим не верну.

Мне не до этого, у меня завтра похороны.

– Платон! Я все деньги не смогу тебе вернуть, мы их уже поде– лили между собой. На… – Опер протянул Платону руку с зажатыми в ней баксами и продолжил: – Возьми мою долю, здесь четыреста долларов…

Платон смерил оперативника взглядом и молча посмотрел на протянутую им руку.

Опер же поспешил оправдаться:

– Платон, я не бил твоего брата. Серьёзно тебе говорю. Я пьяный был. Я спал в другом кабинете в то время, когда его избивали.

– Вить, не надо. Оставь себе эти деньги… – ответил Прокопову Платон и направился после этих своих слов в универмаг «Моло– дёжный». Покупать там брату Валерию тапочки синие, рубашку белую и чёрный деловой костюм вместе с галстуком…

Со времён похорон прошел месяц. В офис к Платону заглянул c пионерского лагеря ему знакомый Коля-татарин. Заглянул с од– ной-единственной просьбой, вот такой:

– Платон… – обратившись к Гарину, Анатолий потупил взгляд, задумался и продолжил стыдливо после мимолётной паузы так, как будто что-то у кого-то украл: – Дай мне взаймы пятнадцать тысяч…

Гагарин сдвинул от удивления брови и уточнил у татарина:

– А что случилось, Коля?

– Мы с мамой без квартиры остались. Я заложил квартиру и не– удачно после этого вложился.

– И где вы сейчас с ней живёте?

– Пока у себя. Через три недели надо освободить квартиру, нам выписываться некуда.

– А почему ты ко мне с этим пришёл? Мы с тобой последний раз лет десять назад виделись. Я не благотворительная контора. Мне самому денег не хватает.

– Тебе это выгодно будет.

– Как это?.. – не скрывая своего удивления, спросил Гарин.

– Ты нашу квартиру по залогу у банка задёшево выкупишь и себе заберёшь. А нам с мамой взамен в Голицыно двухкомнатную квар– тиру за пятнадцать тысяч купишь.

Вадим Васильевич Лёвин

– И сколько надо вернуть банку за твою хату?

– Сорок тысяч…

Услышав от татарина, о какой сумме идёт речь, Гарин не пове– рил своим ушам.

– Сколько-сколько? Мне не послышалось, Коль?.. – переспросил татарина Платон.

– Сорок тысяч… – повторил татарин. В ответ на что Гарин возмутился:

– Коля! Так это её рыночная цена! Ты же на первом этаже, как я припоминаю, проживаешь. На хрен она мне сдалась. Скажи лучше, как ты её банку умудрился за такие деньги заложить? Ей красная цена сорок пять тысяч! И то год надо продавать.

– Пятьдесят… – скромно поправил Гарина татарин и добавил: – За взятку заложил.

– Допустим, пятьдесят. Хотя вряд ли. Всё-таки первый этаж… – Платон задумался над этими своими словами и начал быстро пе– ребирать в уме все возможные варианты, в тех или иных цепочках по обмену в которых можно было с выгодой для себя использовать квартиру татарина. Гарин с задумчивым выражением лица рассма– тривал стол, за которым сидел, и постукивал о него шариковой ручкой. Судя по выражению лица Платона, ему явно не хотелось наживать себе лишний геморрой из-за этого татарина с этой его квартирой. Сам же татарин сложил руки на коленях и, как бедный родственник, застыл в ожидании ответа. Гарин прервал молчание и родил из себя, к радости татарина:

– Вот что, Коля! В течение двух-трёх дней мы покажем твою квар– тиру нашим клиентам. И если она кому-нибудь из них подойдёт, то радуйся тогда, я помогу тебе. Но только имей в виду! Это в любом случае будет цепочка по обмену нескольких квартир. Поэтому жи– вых денег ты от меня не получишь. Мы купим тебе двухкомнатную квартиру в Голицыно, для того чтобы тебе было куда выписаться и где жить. А ты мне после этого напишешь расписку на пятнадцать тысяч, которую мы с тобой заверим у нотариуса. Договорились?

– Да… – ответил татарин.

– На какой срок ты занимаешь у меня деньги?

– На полгода.

– Хорошо. Три дня сиди дома и никуда не выходи. Будем твою квартиру всем подряд показывать. Вдруг тебе повезёт, и сыщется какой дурак на твою «трёху» на первом этаже. Иди, Коля, будем уговаривать клиентов, будем с ними твоими метрами играть…

Как ни странно это прозвучит, но для Коли-татарина всё сложи– лось в тот раз самым наилучшим образом. Его квартира всё-таки

Гарин

подошла одному из клиентов. Который, к слову говоря, позарился на лишние квадратные метры и пренебрёг при этом теми мину– сами, теми неудобствами, которые каждодневно ощущают на себе проживающие на первых этажах люди, ведь, как известно, квар– тира – это не офис. Платон таки купил татарину двухкомнатную квартиру в Голицыно, тот же написал ему взамен расписку, заве– ренную у нотариуса в присутствии двух свидетелей, по которой обязался вернуть Гарину пятнадцать тысяч «зелени» в течение полугода. Прошла половина года. Прошёл год. К этому времени татарин продал квартиру в Голицыно и жил вместе с мамой у род– ственников во Владыкино. Платон же денег своих от него так и не увидел. Прошло полтора года с момента составления расписки. Два года прошло, а денег от татарина как не было, так и не было. Не поступало от него и звонков, трубку он тоже не брал. Терпение Гарина лопнуло. В один из дней он обратился за помощью к «брат– кам», которые в то время «крышевали» его фирму. Разговор с «брат– ками» у Гарина был короткий. Братки объявили Гарину, на каких условиях готовы взяться за работу.

– Работаем за половину. Всё, что выбиваем с татарина, делим по– полам, семь с половиной тысяч тебе, Платон, семь с половиной – нам. Платон без раздумий согласился с этим предложение «братков», ему уже были не важны деньги, ему был важен принцип. Он и не заметил того, как превратился к этим годам в того самого Ивана Александровича – врача из онкологического центра на Каширке, которого так в своё время осуждал и который, по его мнению, из-за денег готов был человека живьём зарезать. Платон в этот момент принятия решения вовсе не подумал: ни о самом татарине, ни о маме татарина, ни о его жене и детях. Платон ощущал себя чело– веком дела, и ему тогда, как вы понимаете, было не до излишних сантиментов. Во главе угла у Гарина в те годы стоял принцип, прин– цип и деньги. Гарин стал до безобразия принципиальным челове-