Текст книги "Взрывник. Заброшенный в 1941 год"

Глава 5

– Подрывники вернулись. Все, – Капитан, кутаясь в тонкую шинель, потёр свежевыбритую, с порезом, щёку. – Докладывают о десяти подрывах. Потом пришлось уходить. Хорошо, дело ещё до снега было.

– Старшина, выдай капитану нормальный полушубок, есть же запас.

– Я предлагал, он отказывается. Предупреждал, что как всё разберут, уже не будет.

– Запаса уже нет, – Нефёдов нахмурился. – Обычного. Остался только неприкосновенный, сам же говорил. Шинели-то, и те не у всех есть, а полушубки только активному составу положены.

– Ещё командному, – попытался настоять я на своём. – Нужно, чтобы вы, точнее мы, думали о деле, а не о том, как согреться. А болезнь для нас вообще преступление вроде дезертирства. Так что полушубок получить, валенки тоже. Валенок всё же больше, да и Леонид Михайлович договорился о поставках. Полсотни пар уже в конце недели будут. Разведка, что с охранным полком?

– Фефер вчера вернулся из города. Всё плохо. Это не полк, даже не бригада – это дивизия. Правда, на стадии формирования, но всё равно…

– Мать же ж твою, – выругался Байстрюк, разорвав томительное молчание. – А говорили, полк, да на всю область, да тонким слоем…

– Сведения точные? – прервал я словоизвержение сержанта.

– Из вашего источника.

Если сведения из госпиталя, то им можно доверять. Не потому что от моей девушки, просто там официальные бумаги приходят, а вот то, что нет точных сведений по личному составу, говорит о том, что и всего состава на месте нет. Наверное. А может, Ольгу не стали ставить в известность, небось, у дивизии своя санитарная служба присутствует. Пусть не полностью сформированная.

– Это точно бывший двести первый полк?

– Точно, номер у дивизии тот же.

– Ясно. Теперь о хорошем, для тех, кто ещё не в курсе – есть связь с Большой землёй.

– Оба-на, – отреагировал моим присловьем Матвеев. Кроме него об этом ещё не знал Байстрюк, остальные были в курсе. – И что там, в телеграмме?

– В радиограмме приказ прервать снабжение немецких частей, наступающих на Москву.

– И как мы это сделаем?

– Ну, мы это делаем постоянно, по крайней мере, доклад о подрыве десяти эшелонов пойдёт в Центр уже сегодня. А вот как нам дальше исполнять этот приказ мы сейчас и обсудим. И запротоколируем.

Дальше предложений было много, но чего-либо нового я не услышал. Ведь и правда, сейчас у отряда было всего две задачи, собственное выживание и диверсии на коммуникациях врага, но реакция на приказ из Центра должна быть адекватная. Протокол по мероприятиям, долженствующим обеспечить выполнение приказа, вылез аж на две страницы убористым почерком. Здесь я схитрил, а актив, поняв это, подыграл мне, и потому больше трёх четвертей намеченных мероприятий как раз и сводились к выживанию отряда и повышению его боевой мощи. Протокол решили не шифровать, никаких секретных сведений в нём не было, даже приблизительных цифр, только просьбы дать всего и побольше. Основной упор делался на оружие, боеприпасы, средства взрывания и медикаменты.

Перехват данной радиограммы немцам давал немногое, но возможно, подвигнет их, наконец, к активным действиям. Каждый день отсрочки не давал нам практически ничего, а немцев усиливал.

То, что не давал ничего, я конечно преувеличиваю – учёба шла, хоть и не очень валко, попробуй проводить занятия по стрелковой подготовке не тратя боеприпасов. Мы проводили – учили выбирать и маскировать позиции, менять их, развивали глазомер бойцов, буквально вдалбливая в них умение определять дистанции для стрельбы, как по полным фигурам целей, так и по их частям. Учили делать упреждения при стрельбе по движущимся целям, особенно нажимая на разницу в скорости передвижения по снежной целине обычной пехоты и лыжников. Своих лыжников тоже натаскивали – нашлось несколько неплохих бегунов, но снег был пока рыхлый и тяжёлый.

Другая учёба тоже шла – готовили подрывников, наблюдателей, учили работать с новым вооружением, в том числе и с двумя уже готовыми тринадцатимиллиметровыми пулемётами. По паре десятков патронов из них пришлось потратить, изучая баллистику нового оружия. Траектория оказалась очень настильная, а бронепробиваемость вполне на высоте. Даже лёгкому танку на средних дальностях вполне должно хватить, причём в любых проекциях, да и средние не должны чувствовать себя в полной безопасности.

Хотя с танками нам пока не воевать, но такое оружие должно нас неплохо усилить. Ещё одним приятным моментом оказалось то, что в последней партии освобождённых бойцов оказался один из токарей, знакомый с изделием братьев Митиных, и теперь мы уже имели полдюжины глушителей, по три на наган и винтовку. Не зря разбирали трубы с пневматических систем бомбардировщика и транспортников. Было также сделано немалое количество различных видов мин, в том числе и откуда-то пришедшая мне в голову, мина с готовыми боевыми элементами, которую можно устанавливать, в том числе, и вместо гранатной растяжки. Всё ещё были проблемы с самодельными взрывателями – примерно четверть не срабатывала или не инициировала заряд, но тут пошли по старой схеме дублирования взрывателя. Расточительно конечно, особенно по нашей нелёгкой жизни, но что поделать.

Радиограмма с отчётом и нашими слёзными просьбами о помощи ушла вечером, а уже в следующий обед в лагерь примчался запыхавшийся, красный, как рак, боец из группы дальнего наблюдения. Я даже перепугался, как бы он не разделил судьбу первого марафонца.

– Идут, – и рухнул как подкошенный в снег.

– Не давайте ему так лежать, выгуляйте потихоньку, как лошадь после скачки, дабы не запалить, и в тепло его.

Лагерь уже немного становился на уши, посыльный первым делом сообщил часовым у подмёрзшей гати, а они уже кому надо, но почему-то не мне. Бардак. И почему ему пришлось столько бежать? Почему, чёрт побери, не организованы эстафеты? Наверно, потому, что я и не организовал. Но другие-то куда смотрели, они вообще военные или к тёще на грибы пришли? В конце концов, рации же есть, и я точно знаю, что операторы на них готовятся. Когда-нибудь так проснёмся, а немцы в дверь стучат.

План был разработан ещё до моей последней поездки в город, после чего в него постоянно вносились изменения, последние из которых внёс уже снег, причём сам и нас не спрашивая. Начать выдвижение раньше чем через час не получилось. К тому времени данные о противнике потекли, хоть и тонким ручейком. Сперва слегка оклемавшийся посыльный доложил, что немцы выдвинулись из города на двенадцати грузовых автомобилях и нескольких мотоциклах, так же колонну сопровождал и бронеавтомобиль, что и ввело первоначально разведчиков в заблуждение. Этот бронеавтомобиль использовался немцами для эскортирования транспортных колонн. Но заметив две пушки и полевую кухню в виде прицепов, а также осознав, что кузова полны фашистов, командир группы и послал одного связного в штаб, а другого в четвёртый лагерь.

Следующие сведения мы получили уже перед выходом – группа, что контролировала ближние подходы к «четвёрке», вступив в короткую перестрелку с врагом, отошла, согласно приказу. Немцы её не преследовали, а отправились прямиком к ложному лагерю. Тут уже все сомнения в целях врага рассеялись.

В лагере немцев ожидал сюрприз. Печи они должны были застать ещё теплыми, но вот ночевать в наших землянках я бы им не советовал. Последующая информация пошла уже более широким потоком. Противник сначала окружил лагерь, но, не встретив сопротивления при захвате, уже внутри должен был понести потери, надеюсь, серьёзные.

Этот взрыв услышали даже мы, хоть и были почти в десяти километрах. Взрывники использовали последние наши стодвадцатидвухмиллиметровые снаряды, соорудив из них и драгоценного детонирующего шнура развитую минную ловушку. Главный инициирующий заряд был установлен в «командирской» землянке, на которой, дабы фашисты не ошиблись, был прикреплён красный флаг. Остальные шесть снарядов скрывались в кровлях прочих землянок, а ещё несколько зарядов, забутованных обрезками металла и камнем, ждали своей участи в других удобных местах. Снаряды в кровлю заложили не просто так, а с тем прицелом, что при взрыве они смогут поразить как тех, кто находится снаружи, так и тех, кто успеет проникнуть внутрь.

Был, конечно, шанс, что немецкие сапёры разгадают наш план, но вряд ли те сталкивались с таким изощрённым коварством, тем более что лагерь должен был выглядеть, как после панического бегства «лесных бандитов». Получилось или нет, узнаем позже. Главной задачей данной ловушки было не убить всех врагов, а задержать противника, чтобы мыши успели захлопнуть кошколовку.

Мы успели. Вероятно, немцам, и правда, не хило досталось, потому что я умудрился здорово замёрзнуть, а солнце зайти, когда, рыча слабосильным мотором и пробуксовывая, на просматриваемый участок дороги выбрался бронеавтомобиль. Ну что, «двадцаточка», вероятно, сегодня закончатся твои мучения. Да, ведь служба врагу, конечно, мучает твоё горячее пятидесятисильное сердце, оно обливается горячим маслом в тоске и желает погибнуть, лишь бы не быть рабом врага. Следом за бронекоробкой потянулись двухосные «Опели».

Жандармы на мотоциклах катались последние полчаса туда и обратно без остановки, но мы успели сделать свои дела и замаскироваться гораздо раньше, хорошо, что полсотни маскхалатов у нас уже было. Главная опасность, исходящая от мотоциклистов, заключалась в том, что они могут заметить неровно заметённые места на обочинах, но снег не прекращал идти третий день, хотя и поумерил свой пыл. Зря я, наверно, настоял на минировании, но не ожидал, что дозоры будут так плотно инспектировать дорогу, особенно на обратном пути. Возможно, свою роль в немецкой паранойе сыграла и минная ловушка.

Сама схема с минированием осталась с первого плана, когда снегом ещё не пахло, но наши сапёры подошли к делу с фантазией, двигались только ползком, близко к дороге не приближались, а уж замаскировали свой отход и места работы – любо-дорого посмотреть. То есть совсем не видно. Только сейчас, глядя на шастающих в темноте жандармов, понимаю, насколько мы могли крупно влететь. Всё-таки не исчерпали мы удачу.

Броневик пересёк невидимую черту. Та-та! Первая очередь из крупнокалиберного авиационного пулемёта хлестнула его по скуле. Та-та! При той фантастической скорострельности, которой обладал «сто тридцать первый», стрелять из него одиночными было практически невозможно. Нет, варианты были, например, можно заряжать патроны через один. Лента у него не рассыпная, так что этот способ мы и использовали при пристрелке, но дергать каждый раз рукоять перезарядки в бою, это не вариант – пусть уж будет по два.

Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах! Загрохотала обочина. То, что взрывалось сейчас, не было обычными зарядами, скорее это были короткоствольные картечницы, снаряженные смесью пороха и стружки из амматола, с набивкой из рубленой арматуры. Та ещё гадость, в количестве шести штук. Ко всему, установлены эти картечницы были не перпендикулярно дороге, а под достаточно острым углом и с некоторым возвышением, от того и ударил железный вихрь по тентам автомобилей очень, на мой взгляд, удачно. Впрочем, сейчас эти тенты рвали уже и пули, выпущенные из винтовочных и пулемётных стволов.

Самодельные одноразовые пушки были опасны не только своей начинкой, но и сами по себе, потому что прямо сейчас мимо меня и просвистел, ну скорее прохрустел, метровый обрезок трубы, из которых их и изготавливали. Только бы своих не задел. Отчаянно обидно будет.

А канонада нарастала. Враг не стал покорно ждать, когда его расстреляют, и, несмотря на то что большинство тентов представляло собой дуршлаги разной степени продырявленности, солдаты, довольно споро и в достаточном количестве, стали покидать машины. Количество было достаточно для того, чтобы достойно нам ответить. Если бы мы сидели в окопах, то, наверно, это было бы не так опасно. В нашем же случае спасало нас только численное превосходство, потому как не прошло и минуты, а противник уже вёл достаточно плотный, но будем надеяться, не слишком прицельный огонь. Одна из проблем заключалась в том, что мы не можем применить миномёты – даже мины-«пятидесятки» на таком расстоянии опасны для нас самих. А вот ампуломёт можем.

Первая ампула рванула не сильно удачно, угодив в кабину грузовика. Даже этот, в целом неудачный, выстрел вызвал со стороны противника вопль, заглушивший звуки отчаянной стрельбы, – всё-таки кому-то попало. Второй был лучше – вспышка на противоположной обочине и вой сгорающего заживо человека, поддержанный другими криками, говорили сами за себя. Сейчас немцы уже поняли, что здесь их ждёт только смерть, и первые черные фигурки бросились прочь от дороги.

Так как в месте нашей засады лес был только с левой от дороги стороны, то за спиной у немцев было чистое поле, на котором, несмотря на наступающую темноту, фигуры отступающих были хорошо видны. Но вот стрелять по ним было некому – все старались подавить огнём всё ещё огрызающихся врагов. Вообще-то по плану, группы наших лыжников, что находились впереди и позади попавшей в засаду колонны, должны были броситься через дорогу и попытаться охватить место засады с флангов и тыла. Заранее выводить туда группы было опасно – чёртов снег, а теперь они могли не успеть. Проклятые мотоциклисты могли помешать. Нет, то, что бойцы не справятся с мотоциклистами, я не верил, но задержать те их могут, по крайней мере, со стороны головы колонны. Группы находились примерно каждая на расстоянии полукилометра от нас, а тыловое охранение должно передвигаться значительно ближе к хвосту колонны, вот авангард вполне мог и на полкилометра оторваться, и больше. В этой же пальбе ни хрена не разберёшь, идёт где ещё бой или нет.

С ужасом представляю расход патронов с нашей стороны. Сам отстрелял из своего «двадцать восьмого» не больше половины магазина, стараясь бить прицельными «двойками», винтовки тоже много не сожгут, но вот пулемёты… Хотя, если бы не они, давящие в два десятка стволов очаги сопротивления, не известно как хорошо у нас бы пошло.

Всё больше немцев ударялось в бегство, и кое-кто из бойцов уже перенёс огонь на поле.

– Миномёты, – оглядываясь, командую связному.

Тот закрутил ручку телефона и заорал в трубку. Он не успел докричать, как первый султан взрыва разметал на поле снег. За ним ещё один такой же мелкий, и тут же более крупный ударил вблизи пары тёмных фигур, опрокинув их на землю. Вероятно, это был последний штрих, и, до этого продолжавшие отстреливаться, солдаты противника бросились бежать сломя голову. Будь у нас больше миномётов, мы, может быть, и смогли бы отсечь их от спасительного леса, но сейчас это было нереально.

– Ура! – раздался где-то слева от меня одинокий крик, тут же подхваченный несколькими голосами и в течение секунды подхваченный ещё тремя сотнями глоток. – У-р-р-а-а-а-а!

– Ура! – это что я ору? Ну, ору, ну, даже уже бегу вперёд! Меня как будто кто-то подхватил под руки и несёт вслед за убегающими фашистами.

Только бы Нефёдов догадался огонь подальше перенести, мелькает в голове одинокая мысль. Мы промчались мимо расстрелянных автомобилей и валяющихся убитых и раненых врагов, и выметнулись на поле. Те, кто догадался бежать по уже протоптанным, пускай и одним человеком, стёжкам вырвались слегка вперёд.

– Огонь по готовности!

Кто-то из командиров или сержантов догадался, что надо притормозить людей, чтобы те не попали под свои же мины и не подставили спины под свои пули.

– Огонь по готовности! – присоединил и я свой голос.

Взрывы прекратились, чтобы через полминуты вспухнуть метрах в двухстах далее.

– Огонь с колена!

А вот это правильно. Многие бойцы пытались стрелять вслед противнику стоя. Уже практически в темноте, из тяжёлой винтовки да с дрожащими от адреналина руками, попасть даже в теории невозможно, только если случайно. Зато пулемётчикам в связи с тяжестью их оружия пришлось сразу залечь. Так что с вероятностью в девяносто девять процентов враг, если и нёс потери, кроме миномётного обстрела, то от их огня.

На мой взгляд, в бега ударилось больше полусотни вражеских солдат. До леса добегут не меньше половины, а скорее больше. Эх, не догадался пару десятков лыжников оставить в засаде, почти всех на фланги отправил. Стрелять из автомата вслед бегунам смысла уже нет, фиг попаду. А ведь десяток пар лыж за спиной остались, это тех, кто колонне тропу пробивал.

– Автоматчики, – кричу во всю глотку, пытаясь переорать звуки пальбы. – Назад, искать лыжи.

Несколько человек, так же понявших, что для их оружия дальность уже слишком большая, переминались на месте, не зная, что предпринять. Теперь и у них появилась цель. Один, другой, а затем третий продублировали мою команду, но я этого уже не видел – бежал назад.

Лыжи я искал минут пять, пару раз просто не успевал их схватить, как у меня уводили их из-под носа более ушлые. Никакого почтения к командиру. Пока бродил в поисках, наткнулся на два бездыханных тела, оба с ранениями в голову, а ещё нескольким санитары, оказывается, есть у нас и такие, оказывали помощь. Пулемётно-ружейный и миномётный обстрел уже закончились, когда вдали, куда утекли немцы, опять раздалась пальба. Так как от нашей засады преследование ещё не началось, то с большой вероятностью это «обходчики». Может, и добьют, но немцев ушло больно много. Если организуются, то вполне смогут отбиться.

Когда вышел на дорогу, увидел, как довольно большой отряд, в темноте разобрать сложно, но явно не меньше, чем в полсотни человек, уже покрыл больше половины расстояния до леса, где скрылся враг. А вот и лыжники пошли. Тяжело идут, хоть и быстрее, чем просто пешие.

На дороге уже шла зачистка. Раненых опять будут добивать. Не то, чтобы я жалел врага, и не то чтобы думал, что ко мне или моим бойцам фашисты отнеслись бы по-другому, но что-то в этом было неправильное.

А вот и капитан со своими артиллеристами. Проскакали мимо в сторону боя. Санки у них знатные, правда, только двое – на одних большой миномёт, на других ящики боеприпасов, да и то не все, часть ящиков и малые миномёты на руках тянут. Вряд ли им вся их артиллерия уже понадобится, но это их дело, тут влезать со своим непрофессиональным мнением не стоит.

Подожжённому грузовику разгореться не дали и уже вовсю закидывали снегом. Из броневичка вытаскивали тела экипажа, оказалось, сделать это не так просто, как выбросить трупы из автомобилей, потому там собралось человек пять-шесть. На всей остальной дороге также царила деловая суета – снимали с убитых обмундирование и снаряжение, откидывая обнажённые трупы в сторону. Пара машин так и стояла с работающими движками, частично съехав с дороги. Заметил старшину, но тот был дюже занят. Ладно, у меня тоже есть дело – командир второго взвода первой роты уже строил своих бойцов. С лопатами.

– Ефимчук, выдвигаетесь быстрее.

Их дело организовать мало-мальски удобный съезд с дороги – здесь метрах в трёхстах была довольно приличная просека пробита, но совсем к шоссе она не подходила, потому пару канав в снегу к ней пробить придётся, да и по самой просеке колею прочистить. Особый геморрой будет с бронеавтомобилем, ну да ничего, хоть на руках но вытащим.

Утром чуть не падал от усталости, да и на остальных смотреть было страшно. Вымотались хуже бурлаков. Три сотни человек тянули и толкали восемь автомобилей и нелёгкий стальной гроб по заснеженному лесу, а снега уже было выше колен. Тяжёлое, налитое водой серо-бурое от вылетающей из-под колёс грязи месиво. Но утащили. Кто бы мне ещё сказал зачем? Ладно, там разберёмся. Ещё почти до обеда ходил, как зомби, и мешал людям работать. Не стал дожидаться, пока пошлют, зашёл в землянку, прилёг и вырубился.

В себя пришёл только к вечеру, но всё одно голова была тяжёлая, и что-то в ней гулко шумело. Проснулся от ощущения, что на меня смотрят. Точно, сидит, гляделки свои большущие на меня наставила и молчит.

– Маш, случилось чего?

– Нет, просто я ужин уже третий раз разогреваю.

– Тогда давай, чего ему стынуть.

Каша оказалась недосолена, но мяса на этот раз было богато.

– С общего котла?

– Да.

– А чего мяса так много?

– Леонид Михайлович распорядился двойную боевую норму выдать. Завтрака с обедом всё одно ж не было.

Точно, какие-то сухари мы ночью жевали, а потом я сразу спать завалился. Нефёдов предлагал в бурлаки всех согнать, но тут я настоял, чтобы четверть бойцов оставить в резерве – службу нести.

– Спасибо.

– Вот чай ещё.

– Хорошо, иди.

– Я могу ещё посидеть, у меня сегодня работы больше нет. Вот ещё сахар.

– Что, тоже двойная норма.

– Ага.

– Врёшь, твой, небось.

– Это… нет, ну то есть да… но вам надо…

– Обойдусь. Сама съешь или брату отдай, если раздобреть на наших харчах боишься.

– Тут раздобреешь, как же…

– Всё, иди отдыхать. Да, старшина спит?

– Нет, он всего-то пару часов и вздремнул. Сейчас на складе продуктовом.

– Спасибо ещё раз, беги.

Кошку нашёл на складе, только другом – боепитания. Удивительно, никогда не видел эту землянку не полупустой. В основном здесь только взрывчатка и хранилась, а всё, что можно было распределить по личному составу, ему сразу и распределялось. Правда, после налёта на аэродром стали хранить снаряды к зениткам, бронебойные патроны и непеределанное ещё авиационное вооружение. Сейчас землянка была набита довольно плотно. Особенно выделялись миномёты и станковые пулемёты. Много.

– Ну не фига ж себе!

– Ага, – глаза Кошки поблёскивали как у настоящей кошки, а на лице было нарисовано ощущение непередаваемого счастья. – Это я пока только тяжёлое вооружение оставил. Практически всю лёгкую стрелковку уже растащили.

– Капитан знает? – я указал на растопырившиеся в углу миномёты.

– Знает, но он пушки обихаживает.

– Ясно, дорвался, артиллерист. Вкратце доведёте, чем всё закончилось? Или ещё не закончилось?

– Калиничев три часа как вернулся. Они сначала немцев по лесу гнали. Почти всех положили, но полтора десятка как-то вывернулись и добрались до Зароново. Хутор это такой.

– Знаю, километрах в четырёх от места засады.

– Ну, да, вот немчура там и зацепилась. Наши их только ближе к полудню добили.

– Потери большие?

– Всего у Калиничева шестеро убитых, но раненых много – почти два десятка. Сначала в лесу каша была – фиг разберёшь, где кто, а потом и на хуторе, там обороняться удобно. Да ещё спешка, того и гляди к вражинам подмога подойдёт – сам угодишь как кур в ощип.

– А пытались кого из города прислать?

– Вроде нет, мы провода кругом порезали, так что если кто и слышал, то сообщить сложно было. Немцы с шоссе расслышать могли, но пока тихо. У нас четверо убитых и девять раненых. Итого раненых под три десятка, убитых девять. Фашистов побили сто пятьдесят четыре, двоих взяли в плен. Одного сейчас Тихвинский допрашивает.

– Что вообще хорошего взяли?

– Сейчас, у меня тут список, – старшина достал из полевой сумки обычную ученическую тетрадь и подвинул поближе керосиновую лампу. – Сначала по оружию. Начнём с самого крупного, я тут по калибрам табличку составил. Так, сначала миномёты – восемьдесят один миллиметр, две штуки. Мин к ним восемьдесят четыре штуки, но у нас их и так большой запас. Далее идёт семьдесят пять миллиметров – тут у нас две пушки. Капитан назвал их пехотными, восемнадцатой модели – говорит для нас в самый раз. Вообще какие-то они несерьёзные – ствол меньше метра длиной, но нетяжёлые. К ним сто двадцать два снаряда. Ну и последнее, из крупного, три пятидесятимиллиметровых миномёта и двести сорок мин к ним.

– Да, богато. А у нас есть люди, чтобы всё это использовать, с учётом нашей артиллерии?

– Нефёдов обещает за месяц людей поднатаскать.

– Свежо предание… Что дальше?

– Девять миллиметров – тридцать два автомата и двадцать шесть пистолетов. Патронов около четырёх тысяч.

– Толково.

– Теперь пулемёты. Четыре станковых, вон те, – Кошка указал на знакомые уже «ноль восьмые» с кожухами водяного охлаждения. – Не потасканные, два будто с завода только, все под металлическую ленту, к каждому по восемь лент на двести патронов. Ещё двенадцать ручников – все «ноль пятнадцатые» под такую же ленту, но к ним по шесть лент на пятьдесят. Ну и винтовки – тридцать два карабина и семьдесят два полноразмерных винтаря. Этих патронов вообще море – кроме носимого боекомплекта у них ещё и несколько ящиков в кузовах лежало. Может, часть и пулемётчиков, но тысячам к десяти подбирается, так что всего, вместе с лентами, тысяч двадцать. Это не считая ДТ с «двадцатки», к нему, считай, ещё пять сотен.

– Да, стоило немчуру потрепать за такой бакшиш.

– Это не всё. Ещё девять винтовочных гранатомётов и почти двести гранат к ним, ну и обычных гранат три с половиной сотни, в основном «толкушки», но есть и «яйца». Из вооружения это почитай и всё, а вот снаряжения у фашистов тоже хватало. Одних лопат больше трёх десятков, топоры, пилы – они будто обосноваться в нашем лесу собрались. Это не считая того, что на каждом было понавешано, – от ранцев до фляжек. Кроме того, что у них с собой полевая кухня была, жаль, что её прилично издырявили, но ничего – починим, так у каждого и сухой паёк в ранце.

– Интересно, и что там?

– Да на самом деле ничего особенного. Я тоже сначала разгубастился на шоколад и прочее – фиг. Вот.

Старшина, как фокусник, достал откуда-то пакет из плотной бумаги и вывалил на стол его содержимое. Приличную часть кучки составляли сухари, также здесь была банка консервов и несколько мешочков поменьше. В одном, самом большом, находились какие-то сушёные овощи, в двух более мелких коричневый порошок и белые мелкие кристаллы. Ну, с последним понятно – соль, а коричневое похоже на кофе, но, судя по запаху, эрзац.

– Ненастоящий, – подтвердил мои догадки Кошка. – Похоже, из желудей.

– Не уверен, возможно, цикорий.

– Одна фигня.

– Не скажи, должен пригодиться.

– Да нет, съедим и выпьем, конечно, всё, но я рассчитывал на что-нибудь посущественнее.

– А морда не треснет? – я усмехнулся. – Что в карман, то не из кармана. А так – стандартный Eiserne Portion, в переводе «железная порция». Это специальный вид пайка, который можно употреблять только с разрешения командира. Выдаётся сверх нормального довольствия, кстати, в банке должно быть мясо.

– Да, оно. Проверили. Жратва у них отдельно, в том грузовике, что с кухней, тоже была, но не так чтобы и много.

– Ну, так они, небось, перед обратной дорогой отужинать успели.

Тихвинский должен был проводить допрос во втором лагере – пленных в основной мы на всякий случай не водили. Хоть и глаза им завязывали и по-другому стереглись, но мало как дело обернётся. Идти туда по ночному лесу смысла не видел никакого – до утра потерпит, но всё оказалось несколько проще. Наш юрист дожидался меня у землянки, попрыгивая на месте, вероятно, чтобы согреться, но, возможно, от нетерпения и желания поделиться новообретёнными знаниями.

– Товарищ командир, разрешите обратиться.

– Обращайся, только внутрь пройдём – не май, не лето.

– Ну, чего узнал? – я уселся на холодную скамью. Надо бы дровишек принести, протопить хотя бы немного. – По твоему довольному виду сужу, что новости неплохие.

– Да, немцы в показаниях сходятся.

Ишь, «в показаниях». Интересно, какую он им статью шьёт? Спрашивать не стал, вдруг обидится – так сказать, профессиональная деформация.

– Ну, и чего показывают?

– Это и правда, часть двести первой охранной дивизии. Вторая рота третьего батальона, плюс усиление.

Рассказывал он долго, но если коротко, то мы рано испугались. Во-первых, сам двести первый полк, на основе которого дивизия формировалась, особого опыта не имел. Во-вторых, дивизия была далека от полного формирования и, соответственно, возможностей боевого применения. В-третьих, она только называлась дивизией, а в реале не дотягивала и до бригады. Основой дивизии так и остался полк трехбатальонного состава, батальоны, в свою очередь, состояли из трёх пехотных, одной пулемётной роты, роты пехотных орудий и противотанковой роты. Так и не понял, зачем им противотанковая рота, но на её вооружении стояли двенадцать тридцатисемимиллиметровых орудий. В роте пехотных орудий было шесть семидесятипятимиллиметровок. Вооружение одного из взводов этой роты нам и досталось в виде двух пушек. Пулемётная рота, кроме двенадцати станковых пулемётов, имела ещё шесть восьмидесятимиллиметровых миномётов. Один из взводов этой роты тоже был на усилении, его пулемёты и миномёты мы и прихватили. Обычная пехотная рота имела двенадцать ручных пулемётов и три миномёта калибра пятьдесят миллиметров.

Вооружение по большей части было устаревшим, потому нам и достались винтовки образца девяносто восьмого года и пулемёты с водяным охлаждением. Ерунда, нам не в падлу, а дарёному коню вообще никуда не смотрят. Тем более что автоматы нормальные, нашим ППД, конечно, уступают, миномёты и артиллерия тоже вполне на уровне.

Кроме этого единственного полка ещё имелся артиллерийский дивизион, состоящий из двенадцати орудий калибра сто пять миллиметров. Полк и дивизион считались некими частями быстрого реагирования, но в связи с тем, что полк раздёргали на отдельные роты, что-то я сомневаюсь. В Полоцке как раз и должна была находиться эта рота с усилением – теперь уже не находится.

Кроме вышеперечисленных частей в дивизии была масса других подразделений, вроде группы Тайной полевой полиции, отдельный охранный батальон, полицейский батальон, батальон полевой жандармерии и три батальона охраны тыла. Все эти части не имели тяжёлого вооружения, даже миномётов и станковых пулемётов. Да и батальонами они скорее назывались. Кроме того, существовала ещё масса мелких небоевых подразделений типа полевых комендатур, санитарной роты и подразделения полевой почты. Как я и сказал, по своим возможностям данная дивизия значительно уступала нормальной бригаде, да ещё находясь на стадии формирования.

Несмотря на это времени у нас осталось вряд ли много, скорее, даже мало. Надо активизировать действия, пока противник раскачается и перебросит к городу по-настоящему крупные силы. Немцы уже скоро месяц как обещают взять Москву «на следующей неделе», вероятно, все силы у них брошены именно на решение этой задачи. Думается мне, что обломаются. Конечно, приходится бойцам напоминать о восемьсот двенадцатом, и что захват Москвы ничего врагу не даст, а если это и произойдёт, то всё одно станет началом конца для гитлеровцев, но очень не хотелось бы видеть подобного развития ситуации. Всё же тогда Москва не являлась единственной и даже главной столицей империи, а сейчас, когда Ленинград чудом удерживается, подобное поражение может стать катастрофичным. И наоборот, если фашистам не удастся взять оба города, это может сдвинуть чашу весов в нашу сторону.