Текст книги "Звездная сеть"

– Надо сделать вот что, – сказал я. – Скажи женщинам, чтобы они взяли большой горшок, примерно вот такой, – я показал руками объем около кубометра. – И пусть они аккуратно вырежут из земли большой кусок вместе с корнями рвасса…

– Как вырежут? – не поняла Эзерлей. – Ты имеешь в виду, выкопают и пересыплют?

– Нет, я имею в виду именно вырежут. Пусть выроют в земле кольцевую траншею…

Черт! А ведь вырезать из земли кубометр, не имея ничего, кроме лопат, будет не так-то просто.

– Ладно, – сказал я, – пусть вырежут кусок поменьше. Пусть снимут верхний слой почвы вместе с корнями рвасса и поместят все это в большой горшок.

– Но зачем это нужно? – Эзерлей все еще ничего не понимала.

– В ясные дни этот горшок надо выставлять на солнце, а когда начнется дождь – убирать в помещение. Пусть рвасса подумает, что стоит засуха.

– И тогда оно зацветет? – восхитилась Эзерлей. – Андрей, ты так умна!

С этими словами она припала хоботком к моему лицу. Я оттолкнул ее – мне стало неприятно, что она употребила мое имя в женском роде.

– Помоги дойти до дома, – сказал я. – Я еще очень слаб.

14

Мое здоровье понемногу восстанавливается. Каждый день я совершаю прогулки по территории поселения Врокса и с каждым днем эти прогулки становятся все более длительными. Пройдет еще день—два и мои силы восстановятся полностью, а пока я хожу в сопровождении Эзерлей, но не потому что не могу ходить самостоятельно, а просто чтобы не выглядеть одиноким и потерянным. То, что я вижу вокруг, мне не нравится.

В первые дни после сексуальной революции я ожидал, что из женщин Врокса получатся настоящие амазонки, способные справиться с традиционно мужскими задачами. Но теперь уже ясно, что я ошибся.

Большинство женщин Врокса хотят только одного – сытно есть, предаваться любви друг с другом и больше ничего не делать. Эзерлей, Вомгази, Нона и еще десяток наиболее продвинутых женщин время от времени пытаются мобилизовать остальных на важные дела, но попытки остаются безуспешными. Врокса напоминает большой дом отдыха – женщины ходят туда—сюда, играют в игры, травят байки, всячески бездельничают и развлекаются, а работать никто не хочет. И в самом деле, зачем работать, если каждое утро идет дождь, лес кишит съедобными плодами и ближайшую четверть года заботиться о пропитании незачем. Потом, правда, придет засуха и если не сделать запасы прямо сейчас, вместе с засухой придет голод, но великая элрози Что-нибудь обязательно придумает, на то она и элрози. А если она ничего не придумает, один сухой сезон можно протянуть и на консервированных мужских трупах, благо у женщин Врокса хватило здравого смысла пустить тела бывших угнетателей в дело, а не дожидаться, пока они сгниют.

По-хорошему, мне надо навести здесь порядок, объяснить тупым бабам, ошалевшим от нежданной свободы, что свобода – не только благо, но и ответственность, напомнить им, что свобода не отменяет необходимость трудиться на благо племени. Но я не делаю этого, потому что Эзерлей поселила в моем сердце новую надежду.

Глупо верить, что шаманские манипуляции над ведьминским варевом приведут к желаемому результату, но когда верить больше не во что, приходится верить во всякую чушь. Кто знает, как влияют на Сеть астральные излучения рвасса? Кто знает, почему в деструкторе можно использовать протухший сыр, но нельзя использовать протухший лук? Может, цветок рвасса обладает особыми свойствами, которые позволяют ему связываться с Сетью без электрической составляющей терминала? В это очень хочется верить, ведь есть, черт возьми, есть косвенные признаки, указывающие, что вейерштрасс может выступать в роли терминала Сети. Тело путешественника исчезает, а потом появляется снова, для возвращения из путешествия достаточно дать простую мысленную команду. Все это может быть совпадением, но не слишком ли много совпадений? А если даже это и совпадение, то что я теряю?

Ценой гигантских усилий мне удалось собрать вместе десяток женщин, заставить их снять с ближайшего к деревне холма слой дерна и переложить его в некое подобие корыта. Эзерлей пообещала, что проконтролирует, чтобы в это корыто не попало ни капли воды.

Потом мы с Эзерлей возвращались домой, печальные и расстроенные, наш путь пролегал через площадь собраний, на которой женщины устроили очередной праздник. Пьяные бабы окружили нас нестройной толпой, они глупо смеялись и выкрикивали что-то неразборчивое и во мне стал закипать гнев. Хорошо, что у млогса развита система запаховой сигнализации – не успел я по-настоящему разозлиться, как галдящее кольцо вокруг нас с Эзерлей рассосалось само собой, как будто его никогда и не было.

– Это твоя Родина, дочка, – сказал я, обращаясь к Эзерлей.

Я имел в виду анекдот про двух червяков в навозной куче, но Эзерлей его не знала. Она не уловила шутки, она восприняла мои слова на полном серьезе.

– Мне стыдно, Андрей, – сказала она. – Я смотрю на сестер и сомневаюсь, правильно ли мы поступили, последовав твоим словам. Может быть, мы действительно рождены только для того, чтобы быть глупыми тварями? Может, это воля богов?

Я пожал плечами.

– Ты не глупая тварь, – сказал я, – это абсолютно точно. А остальные… честно говоря, не берусь судить. Мне кажется, эйфория должна была закончиться уже давно.

– Ты чувствуешь запах страха? – спросила Эзерлей.

– Где? – не понял я. – Нет, не чувствую.

– Не может быть! – воскликнула Эзерлей. – Когда ты напугал этих пьяных, ты должен был почувствовать их страх.

– Ах, это… Я всегда считал, что этот запах присущ всем женщинам млогса.

– Да, так и есть, – печально произнесла Эзерлей. – Я надеялась, что с твоим появлением все изменится, но…

– Но что?

– Ты не хочешь ничего менять. Ты хочешь только одного – вернуться в свой мир. Неужели наш мир настолько плох?

Я подумал, как высказать то, что думаю, чтобы не обидеть Эзерлей, но так и не успел ничего сказать.

– Не надо сотрясать воздух, – вздохнула Эзерлей. – Твой запах сказал все.

– Извини, – сказал я. – Но я смотрю вокруг и не вижу, что можно сделать для этих несчастных. К свободе нельзя привыкнуть в одно мгновение, этому учатся годами. Они не хотят взять судьбу в свои руки, они ждут, когда явится тот, кто будет командовать ими вместо мужчин. Думаешь, они хотели свободы? Нет. Они хотели всего лишь сменить хозяина. И сейчас они хотят одного – чтобы я стал их новым хозяином. Хозяином, который не будет их оскорблять, не будет наказывать без нужды, будет относиться к ним с внешним уважением, только с внешним, настоящего уважения они недостойны, они и сами это понимают. Я не могу их изменить, я не бог. Лет через двадцать, когда поколение сменится, что-то может измениться, но я не выдержу здесь столько времени. Наверное, кто-то сможет разгрести эту навозную кучу, но не я. Я не хочу марать руки, я хочу просто уйти.

– А что будет с нами? – спросила Эзерлей.

– Если захочешь, я возьму тебя с собой.

– Я не о том, – нахмурилась Эзерлей. – Ты оставишь наших сестер на произвол судьбы?

– Наших?

– Ну… твое тело…

– Да, действительно. Ну ладно, пусть будет наших сестер. Да, я собираюсь бросить их на произвол судьбы. Я не верю, что смогу исправить ситуацию. В прошлой жизни я был воином, я командовал сотней бойцов, я умею управлять разумными существами, но я не умею управлять говорящими животными. Я могу построить их на площади и сказать, что они должны сделать, но тогда получится, что я затеял все это безобразие только для того, чтобы стать вождем племени. А я не хочу становиться вождем вашего племени, во вселенной есть много других вещей, гораздо более интересных.

Эзерлей издала запах разочарования.

– Ты уйдешь, – сказала она, – нас истребят и больше никогда женщины не будут свободны.

– Возможно, – согласился я. – Может, в этом и есть их судьба.

– И моя тоже?

– Ты сама сделаешь свой выбор. Можешь последовать за мной, можешь остаться здесь. Решай сама, я не буду тебя принуждать.

– Ты вернешься? – спросила Эзерлей.

– Когда—нибудь – обязательно. Но я пробуду здесь ровно столько времени, сколько нужно, чтобы вернуться в мое родное тело. Я не хочу оставаться в этом мире надолго.

– А ты уверен, что рвасса зацветет?

Я пожал плечами.

– Я надеюсь. Что мне еще остается?

– Что ты будешь делать, если рвасса не зацветет?

– Что-что… Тогда мне придется остаться здесь. Я стану вождем Врокса, Дзара и всех остальных, буду править долго и справедливо, а мои откровения будут записывать и передавать из уст в уста как великую мудрость. А когда я умру, меня объявят богом.

Я понял, как напыщенно прозвучали эти слова, и смущенно хихикнул.

– Если у меня все получится, – добавил я.

– Тогда почему ты не начнешь прямо сейчас? – спросила Эзерлей. – Если рвасса зацветет, ты прервешь свои дела и уйдешь, а если рвасса не зацветет, ты сделаешь все то, о чем только что говорил.

И в самом деле, почему бы не поиграть немного в великого короля? Здоровье более—менее восстановилось, я вполне могу драться с местными эрастерами. Пока рвасса не цветет, делать все равно нечего, так почему бы и нет?

– Хорошо, – сказал я. – Завтра мы с тобой пойдем в племя Дзара.

– Я люблю тебя! – воскликнула Эзерлей и наши хоботки соединились.

Все—таки у планеты Ол есть одно большое достоинство – тела ее обитателей настолько гиперсексуальны, что когда я снова стану человеком, мне будет не хватать ощущений млогса. Можно как—нибудь потом вернуться сюда… устроить секс—туризм… блин!

15

Дорога к поселению Дзара заняла весь день. Солнце клонилось к закату, а конца—края дороге все еще было не видно.

– Похоже, придется ночевать в лесу, – заметил я.

– Я взяла большое одеяло, – сообщила Эзерлей. – Мы не замерзнем.

Если бы я знал, какой длинный путь придется пройти, я бы десять раз подумал, прежде чем отправиться в путешествие, но Эзерлей ничего не говорила о расстоянии между Врокса и Дзара, а я не спрашивал. А теперь уже поздно поворачивать назад.

– Нам еще долго идти? – спросил я.

– До заката успеем.

Желание грязно выругаться я подавил, но изменения в запахе тела скрыть не удалось. Эзерлей вздрогнула и издала запах смущения.

– Прости меня, – сказала она. – Я должна была предупредить, что нам предстоит долгий путь. Я не подумала, что ты не знаешь, куда мы идем.

Я махнул рукой и ничего не сказал – дорога пошла на подъем, надо беречь силы. Впрочем, какая это дорога? Едва заметная тропинка в высокой траве. Судя по всему, звери пользуются ею чаще, чем млогса.

– Тут водятся крупные хищники? – спросил я.

Почему-то в памяти тела эта информация отсутствовала.

– Все хищники мелкие, – удивленно заметила Эзерлей. – Млогса – самое большое существо из тех, кто ест чужое мясо. Ты не знал?

– Теперь знаю.

– Ты не знал, что лес безопасен, и все равно пошел? Ты настоящий храбрец, Андрей!

На этот раз Эзерлей обратилась ко мне в мужском роде. Интересно, по какой причине – хочет задобрить или от чистого сердца?

– Мы приближаемся, – сказала Эзерлей. – Ты чувствуешь запах?

Я принюхался и ничего не почувствовал. Хотя нет… порыв ветра донес аромат мужчины. Он скрывается где-то впереди… скорее всего вон за теми деревьями… Как же трудно распознавать образы, составленные из абсолютно чуждых ощущений!

И тут совсем рядом кто-то закричал сильным мужским голосом:

– Эге—гей!

Мы с Эзерлей синхронно вздрогнули и испустили запах испуга.

– Какая встреча! – продолжал вопить кто-то невидимый.

Метрах в десяти от нас высокая трава колыхнулась и перед нами предстал млогса мужского пола, его чресла были перепоясаны широким ремнем, к которому были подвешены штук пять тушек маленьких пушистых зверьков, больше крысы, но меньше кролика. Интересно, что мы только что нюхали… то ли запах его товарища, то ли какой—нибудь ложный след. Существа с таким развитым обонянием наверняка используют какие-то хитрости, рассчитанные на то, чтобы обмануть нюх противника.

– Вот это неожиданность! – воскликнул охотник. – Никогда не знаешь, что найдешь в дальних урочищах. Откуда вы взялись, девчонки?

– Она из племени Врокса, – сказал я. – А я – элрой.

– Вот это да! – продолжал радоваться охотник. – Никогда не пробовал девочек из Врокса. Пожалуй, я начну с тебя, – он указал пальцем на Эзерлей, – хотя нет, ты некрасива, у тебя рука покалечена, я лучше начну с тебя, – он указал на меня, – а ты, – он указал на Эзерлей, – ей поможешь.

Надо было изобразить гнев, но я не смог, потому что меня разобрал смех. Охотник захихикал в ответ.

– Люблю веселых самок! – заявил он.

Эзерлей бросила на меня негодующий взгляд, повернулась к мужику и заорала:

– Ты оглох? Тогда прочисть уши! Перед тобой элрой!

Мужик скорчил обиженную гримасу и глупо захлопал глазами.

– Да, я элрой, – подтвердил я. – Именно элрой, а не элрози. Мое имя Андрей Сигов, я был мужчиной до того, как войти в это тело. Назови свое имя.

Мужик тупо помотал головой и ничего не сказал. Я подошел к нему вплотную и хотел было ущипнуть за руку, но он отпрыгнул в сторону.

– Ты что? – воскликнул он.

– Хочу тебя ущипнуть, – пояснил я, – чтобы ты убедился, что я тебе не снюсь.

– А щипать-то зачем? – не понял мужик.

До меня дошло, что эта присказка на планете Ол не получила распространения. Ничего, Христос тоже изъяснялся притчами… стоп! Откуда я это взял? Однажды мне уже приходила подобная мысль про Гомера, получается, Христос тоже был инопланетянином? Ни хрена себе! Но какого черта Вудсток вложил в меня эти знания, если это, конечно, знания, а не глюки?

– У тебя меч, – констатировал охотник. – Ты с ума сошла?

Я отбросил меч в траву, он мне все равно не понадобится, и сделал два скользящих шага по направлению к охотнику. Охотник растерялся и не ничего сделал, он только поднял руки, защищая голову непонятно от чего. Я ударил его ногой в колено, ухватил за запястье, резко потянул на себя и охотник рухнул в траву к моим ногам. Внезапно я ощутил нарастающее желание, оказывается… отставить! Я здесь не для того, чтобы насиловать первого встречного.

Охотник потянулся за ножом, болтающимся в плетеных ножнах на поясе. Я позволил ему достать нож, а затем сделал неуловимое движение и нож перекочевал в мои руки.

– Назови себя, – потребовал я.

– Окст, – представился охотник.

Он сидел на земле в неестественной позе, его глаза были широко раскрыты, а запах сообщал, что он страшно растерян и ничего не понимает. Неудивительно. Увидеть живого элроя, да еще в теле женщины – еще то потрясение.

– Слушай меня и не говори, что не слышал, – торжественно произнес я. – Ты передашь мои слова эрастерам в точности, не исказив ни единого звука. Я, элрой Андрей Сигов, явился в племя Врокса. Каждый, кто придет на землю Врокса до того, как я дам позволение, умрет. А теперь смотри.

Я подобрал с земли толстую палку, сконцентрировал внутреннюю силу, напрягся и переломил палку об колено.

– Возьми эту палку, – я протянул ему обломки, – и отнеси эрастерам. И скажи им, что так будет с каждым, кто не поверит моим словам. Я сказал все. Пошли, Эзерлей.

Эзерлей неподвижно стояла, смотрела на Окста и источала запах желания.

– Пошли! – прикрикнул я. – Мы сюда не блудить пришли.

Эзерлей вздрогнула и ее взгляд обрел осмысленность. Я взял ее за руку и мы направились в обратный путь.

Когда мы прошли метров пятьсот, Эзерлей спросила:

– Разве ты не хотел лично поговорить с эрастерами Дзара?

– Хотел. Но этот охотник подвернулся очень вовремя.

– Разве не стоило дойти до поселения и сказать лично эрастерам те слова, что ты сказал ему?

– Может, и стоило, – проворчал я. – Но теперь уже поздно.

Она права, мне не следовало ограничиваться разговором с простым охотником, надо было поговорить с вождем. Эзерлей сейчас думает, почему я принял такое странное решение, но я уверен, что правильный ответ так и не придет в ее симпатичную и умную голову. Правильный ответ очень прост – я просто устал от долгого путешествия.

16

Ночь прошла без происшествий, если не считать того, что от холода не спасло ни одеяло, ни тело Эзерлей под боком. Интересно, почему у млогса не принято разводить костер на привале?

Я задал этот вопрос Эзерлей и она подтвердила, что ночью в лесу костры не разжигают, но не смогла объяснить, почему. Возможно, млогса опасаются устроить невзначай лесной пожар, а может быть, причины, породившую эту традицию, давно перестали быть актуальными, а традиция осталась. Кто его знает…

В самом конце путешествия, уже на подходе к поселению Врокса, нас ждал сюрприз.

Первую женщину с луком и стрелами заметила Эзерлей. Женщина ломилась через кустарник, держа лук над головой, чтобы острые ветки не порвали тетиву. Женщина была явно чем-то возбуждена, но непохоже, чтобы она от кого-то убегала. Жалко, что она слишком далеко, чтобы уловить ее запах.

– Что она делает? – спросила Эзерлей.

– А я почем знаю? – ответил я. – Полагаю, охотится на кого-то.

Эзерлей издала запах непонимания.

– Вчера, когда мы уходили, – сказала она, – во всем племени никто не занимался ничем полезным, а сегодня вдруг все отправились на охоту.

– Все? – переспросил я.

– Это уже третья, – пояснила Эзерлей. – Но первых двух было плохо видно, я не видела, что они делают. Мне показалось, что они кого-то выслеживают, но я не была уверена.

– А кого они выслеживают?

– Не знаю, – растерялась Эзерлей. – Мужчины никогда не охотились в этих местах, здесь не водится никакой дичи. Разве что барни, но они не годятся в пищу, у них мясо горькое. Томба – тем более.

– Томба?

– Да, в этой роще наверняка живут две—три пары томба. Вон на том флаксе, например, может быть их гнездо. Но томба нельзя есть, от их мяса пучит живот и бывает понос.

– А от печени?

– Что от печени?

– Если мне не изменяет память, печень томба входит в вейерштрасс.

– Ох!

Кроме этого восклицания, Эзерлей ничего не сказала, она просто ускорила шаг, настолько ускорила, что угнаться за ней стало трудно. Но я постеснялся попросить ее идти медленнее.

17

По дороге я узнал, кто такие лакстены – это такие мелкие твари наподобие земных кузнечиков. За час пути мы с Эзерлей встретили шестерых женщин, увлеченно ловивших лакстенов в густой траве. При виде нас женщины делали на лице смущенное выражение и быстро уходили, как будто внезапно обнаружили в противоположной стороне нечто требующее незамедлительного внимания. А потом мы увидели, как ловлей лакстенов занимается целый выводок детей.

– Боюсь сглазить, – сказал я, – но по-моему, рвасса в том корыте начало цвести.

– Боюсь, что да, – подтвердила Эзерлей.

– Ты не рада?

– А чему радоваться? Ты сваришь вейерштрасс и уйдешь, а племя погибнет.

– Еще неизвестно, подействует ли вейерштрасс, – заметил я. – А если подействует, ты сможешь пойти со мной. Мне бы хотелось, чтобы ты пошла.

Эзерлей просияла, издала запах восторга и радостно взвизгнула.

– Я пойду с тобой куда угодно, – сказала она. – Я не смела навязывать элрози свое общество, но раз ты сама зовешь меня, я пойду с тобой, куда бы ты ни пошла. Но я не хочу, чтобы ты уходила.

– Я мужчина, – напомнил я в очередной раз. – Пожалуйста, обращайся ко мне в мужском роде.

– Извини, – смутилась Эзерлей, – я все время забываю. Это так странно…

Она не стала продолжать мысль, а я не потребовал. Оставшиеся полчаса пути прошли в полном молчании, а потом мы достигли цели путешествия и я не поверил своим глазам. Корыто, в которое позавчера по моему приказу поместили рвасса вместе с куском земли, было полностью разорено. Создавалось впечатление, что по нему промаршировало стадо буйволов.

Я грубо выругался по-русски, в языке млогса нет адекватных слов. Эзерлей не поняла, что именно я сказал, но общий смысл уловила. Она вздрогнула, не только от неожиданности, но и от страха.

– Это не поможет, – сказала она.

– Что не поможет?

– Ты хочешь найти тех, кто украл цветы, и заставить их вернуть украденное?

– Почему же это не поможет?

– Потому что женщины потеряли головы от ужаса. Когда они увидели, что рвасса зацвело, они поняли, что ты скоро уйдешь, и это их напугало. Они не верили, что ты уйдешь, они думали, это невозможно, и когда ты сама это поймешь, ты займешься делами племени и спасешь его от истребления. А теперь они поняли, что ты не будешь нас спасать.

– Они уничтожили цветы, чтобы я не смог уйти?

– Ты слишком хорошо о них думаешь. Они не уничтожили цветы, они их забрали и сейчас каждая, кому достался цветок, пытается сварить свой вейерштрасс. Помнишь, какая толпа ловила в поле лакстенов?

– Помню. Выходит, амазонок из вас не получилось. Стоило чуть—чуть припечь и все дружно бегут… – я попытался сказать «с тонущего корабля», но в языке млогса нет слова «корабль». Фраза осталась незаконченной, но Эзерлей и так все поняла.

– Что будем делать? – спросил я.

– Элрози спрашивает у меня совета? – восхитилась Эзерлей. – Это великая честь! Что ж, раз ты просишь совета, я его дам. Надо пойти в поле, поймать одну из тех женщин, что ловят лакстенов, и отобрать цветок рвасса. Потом мы добудем печень томба, насушим лакстенов, вырежем ложку из дерева моррге и будем ждать Ночь Древних Сил.

– Сколько придется ждать? Девять дней?

– Уже семь.

– Все равно много. Рвасса зацвело на третий день… может, проще заложить в корыто новую порцию земли?

Эзерлей отрицательно покачала головой.

– Ты забываешь о других ингредиентах, – сказала она. – Ты научил нас добывать цветы рвасса, но вейерштрасс – это не только рвасса, но и томба. Всех томба в окрестностях скоро переловят, а без печени томба вейерштрасс не сварить.

– И что ты предлагаешь?

– Срочно добывать томба.

– Да, другого выхода не остается, – констатировал я. – Причем томба надо добыть живьем.

– Почему? – удивилась Эзерлей.

– Потому что к Ночи Древних Сил печень протухнет.

– Нет, что ты! – воскликнула Эзерлей. – Печень хранится так же долго, как и мясо. А вот цветы рвасса точно протухнут. Ты прав, те цветы, что сорвали женщины, нам не пригодятся. Надо наполнить новое корыто и охранять его, чтобы цветы снова не растащили.

– Тогда пошли искать томба, – сказал я.

– Ты умеешь стрелять из лука? – спросила Эзерлей.

– Нет. А ты?

– Тоже не умею. Охота – мужское занятие. Подожди, ты же был мужчиной! Почему ты не умеешь стрелять?

– В моем мире не нужно охотиться, – сказал я.

– Как же вы добываете мясо? – удивилась Эзерлей.

– Животных выращивают в специальных домах, которые называют фермами… но это неважно. Стоп! Получается, ни одна женщина во всем племени не умеет толком стрелять из лука?

– Получается так, – согласилась Эзерлей.

– Тогда как нам добыть печень томба?

Эзерлей всхлипнула и ничего не сказала.

– Можно соорудить ловушку, – предложил я. – У нас раньше ловили птиц силками. Надо сделать… гм…

Я понял, что в языке млогса нет слова «сеть», а это значит, что силки нам не сделать. Можно попробовать сплести самому, но сколько это займет времени…

Как можно еще поймать птицу, кроме как сетью? Помнится, я читал, что какие-то аборигены ловят птиц на удочки, но чтобы сделать удочку, надо сделать крючок наподобие рыболовного, а без кузнеца это непросто. Может, сходить в соседнее племя, поймать какого—нибудь охотника и заставить его добыть птицу томба? А что, дельная мысль.

– Для начала давай разживемся лакстенами, – предложил я. – А потом ты вырежешь две ложки из дерева моррге.

– Почему две? – не поняла Эзерлей.

– Потому что ты тоже пойдешь со мной. Забыла или передумала?

Эзерлей издала запах смущения, помолчала некоторое время, а потом спросила:

– Так я пойду?

– Куда?

– Добывать лакстенов.

– Иди, – разрешил я.

И она ушла.

18

Пока мы разговаривали с Эзерлей, корыто, в котором раньше росло рвасса, было восстановлено. Рядом с корытом возвышалась горка засохшей земли, из которой торчали засохшие стебли, а само корыто было наполнено свежим пластом земли, из которого торчали стебли рвасса. Воистину удивительно, насколько работящими могут быть женщины млогса, когда припрет.

Я произнес короткую речь, которая сводилась к тому, что если кто—нибудь возьмет без спроса хоть один цветок, то этот кто-то очень пожалеет. Женщины внимательно выслушали мою речь и выразили полное согласие. Они слишком трусливы, чтобы противоречить элрою, стоя лицом к лицу. Пока я рядом, они не осмелятся выразить непокорность, но я уверен, стоит мне чуть отойти за пределы видимости, и мои слова тут же будут проигнорированы. Похоже, корыто придется караулить постоянно.

Я выделил из толпы одну женщину и велел ей добыть и высушить лакстенов. Она была расстроена, что я выбрал именно ее, она издала запах сожаления, но тут же подавила его и быстро ушла. Надеюсь, она не осмелится не выполнить мое распоряжение.

Осталось только добыть птицу томба. Сходить в племя Хсана или Гволфа и потребовать ее в подарок? А если за это время рвасса зацветет и корыто снова разорят? К тому же, идти через лес два дня кряду очень утомительно. Может, кто—нибудь из этих баб все—таки сумеет добыть томба? Или…

Точно! В деревне есть специальный склад, в котором хранятся запасы пищи на черный день, причем состоят эти запасы главным образом из мяса, в этом мире мясо хранится дольше, чем растительная пища. Может, на складе найдется и печень томба?

– Эй! – крикнул я проходившей мимо пожилой женщине. – Подойди сюда.

– Слушаю тебя, великая элрози, – отозвалась она, склонив голову и издавая запах покорности. – Что тебе угодно?

– Найди Эзерлей и скажи ей, что я пошел на склад. Пусть она тоже придет туда.

– Будет исполнено, великая элрози, – сказала женщина и пошла прочь.

Я проводил ее взглядом и направился на склад.

19

Дойти до склада я не успел. Что-то мелькнуло передо мной, я автоматически вытянул вперед руку, сомкнул пальцы, их обожгло, я отдернул руку и понял, что только что вытащил из воздуха стрелу. Что за черт?!

От второй стрелы я уклонился, но тут же увидел третью и отпрыгнул за угол здания, из-за которого только что вышел.

И же почувствовал, как меня обхватили сильные руки, а к шее прикоснулось холодное железо.

– Не дергайся, элрози, – произнес мужской голос над самым ухом.

Мужской?!

Этому мужику следовало гораздо сильнее прижать нож к моей шее, так, чтобы брызнула кровь. Он не сделал этого, должно быть, получил приказ взять элрози живой и невредимой. Сам виноват.

Я схватил противника за запястье руки с ножом, сконцентрировал внутреннюю силу и резко оттолкнул руку от себя руку. Острие ножа чиркнуло по шее, я не почувствовал боли, но отметил краем сознания, что на шее появилась глубокая царапина. Не прекращая концентрацию силы, я вырвал нож из руки врага и полоснул его по плечевой артерии. Оказывается, у млогса не только нервы, но и кровеносные сосуды проходят в тех же местах, что и у людей. Кровь брызнула фонтаном, противник издал запах паники, я развернулся к нему лицом и ударил ножом в грудь.

– Потрясающе! – услышал я.

Я обернулся на голос и увидел высокого атлетически сложенного млогса. Он был настолько красив, что мое тело отреагировало немедленно и недвусмысленно. Я подавил неуместное чувство и обратился к новому собеседнику с естественным вопросом:

– Ты кто?

Млогса учтиво склонил голову и представился:

– Эрастер Ней Уфин Або, преемник вождя племени Гволфа. А ты, надо полагать, элрой Андрей Сигов?

Я молча кивнул.

– Поступки богов непостижимы, – заметил Ней Уфин Або. – То, что ты оказался в женском теле, странно, но в этом нет позора. Ты достойный мужчина, хотя и не эрастер.

– Это почему же? – поинтересовался я.

– Потому что ты стал плохим вождем. Нет—нет, я не хочу тебя обидеть! – поспешно воскликнул Ней Уфин Або, уловив гнев в моем запахе. – В этом нет ничего позорного. Не каждый рожден быть эрастером и в том, чтобы признать это, нет ничего стыдного. Если бы ты сам убивал эрастеров Врокса, ты заслуживал бы смерти, но ты этого не делал. Ты рассказывал женщинам легенды, предназначенные для мужчин, но это не преступление, а всего лишь глупость. Эрастеры Врокса сами виноваты, что не смогли себя защитить. Все эти дни дух Грин Грина Ромаро скрежетал клювом в бессильной ярости, но теперь он отомщен.

– Что происходит? – спросил я. – Гволфа пошло войной на Врокса?

– Разве ж это война? – деланно удивился Ней Уфин Або. – Нет, Андрей, это не война, это бойня. Глупые твари возомнили себя равными разумным существам и теперь расплачиваются за свою гордыню. Ты не обижен?

– Я не просто обижен, я возмущен.

– Не возмущайся, – Ней Уфин Або поднял руки в примирительном жесте. – Перед тем, как отдать приказ к нападению, я выяснил все, что должен был выяснить. Ты не принял звание вождя, ты не стал старшим для всего племени, ты отдавал приказы, но они не выполнялись, а ты не требовал их выполнения. Ты не вождь и не эрастер, у тебя нет права требовать моей крови. Ты не понес ущерба.

– Женщина по имени Эзерлей… – начал я, но Ней Уфин Або перебил меня:

– Женщина по имени Эзерлей находится под моей защитой. Я не причинил тебе ущерба и я не хочу, чтобы ты мстил. Ты не будешь мстить?

Я пожал плечами:

– Сначала я хочу увидеть Эзерлей, а потом поговорим.

– Мудрая позиция, – заметил Ней Уфин Або. – Пойдем, зайдем в какой—нибудь дом. Скоро сюда пригонят стадо, думаю, это зрелище будет тебе неприятно.

– Какое стадо? – спросил я и тут же понял. – Ты прав, – сказал я, – пойдем в какой—нибудь дом.

Мы вошли в первый попавшийся дом, он был пуст, вещи были нетронуты. Ней Уфин Або ощутил мое удивление, проследил направление взгляда и прокомментировал:

– Мои воины послушны. Никто не начнет грабить, пока я не отдам приказ.

– Разве приказы отдаешь ты? Мне послышалось, что ты не вождь, а преемник вождя.

– Тебе не послышалось, – сказал Ней Уфин Або. – Уккева Сроз Хова, мой старший, доверил мне командовать войском, он сказал, что мне надо учиться и война с Врокса будет хорошим уроком.

– Что тебе от меня нужно? – спросил я.

Ответ был неожиданным.

– Нейтралитет, – ответил Ней Уфин Або. – В первую очередь – нейтралитет. Эрастеры Врокса должны быть отомщены и я не хочу, чтобы ты помешал свершению мести.

– В чем будет состоять месть?

– Сдавшиеся будут препровождены в Гволфа, где искупят трудом свои преступления. Те, кто будет сопротивляться, станут пищей. Ты не согласен?

Я пожал плечами. С общечеловеческой точки зрения это решение чудовищно, но планета Ол научила меня, что гуманизм гуманизмом, а соваться в чужой монастырь со своим уставом не следует.

– Что будет с Врокса? – спросил я. – Племя перестанет существовать?

– Конечно, – кивнул Ней Уфин Або. – Таков обычай.

– Земли Врокса отойдут к Гволфа?

– Придется поделить их с Дзара и Хсана, иначе они начнут войну. Но если ты поможешь нам их победить, Гволфа заберет себе все земли Врокса. Но мне сдается, что ты не поможешь.

– Ты прав, – согласился я. – Сам подумай, зачем мне помогать твоему племени?

– Будь ты эрастером, – заметил Ней Уфин Або, – причина нашлась бы. Я собираюсь подарить тебе вейерштрасс.