Текст книги "Хоббит, который слишком много путешествовал"

11

Я сижу за столом в доме Ясенгарда, Золта, его солдатка, только что принесла вторую перемену блюд, мы пьем вино, едим жареную оленину с тушеной репой, все хорошо, все довольны и радостны, но в то же время немного смущены. Ясенгард очень доволен, что стал бургомистром, на Арканусе это самое высшее положение, доступное простому смертному, выше бургомистра только хозяин. Золта довольна, что теперь Ясенгард перестал быть солдатом, а это значит, что и она перестала быть солдаткой, теперь ей нечего бояться, что ее муж однажды уйдет навсегда по приказу великого Оберика. Тьфу, Моргот, я даже в мыслях начинаю вставлять перед словом «Оберик» слово «великий»! Что в нем великого, если вдуматься? Могущественный эльфийский волшебник, обладающий могущественными артефактами и великими знаниями, подчинивший себе четверть Аркануса, ну и что с того? Уриэль, открывший врата в мир высшей магии, на мой взгляд, куда больше заслуживает титула «великий».

Дебол доволен, что он теперь не простой сотник, а командир гарнизона. Не так круто, как бургомистр, но даже это невероятная удача для солдата-халфлинга. Живрон рад, что с двумя его друзьями одновременно произошли такие радостные события, а если он и надеялся занять место Ясенгарда, доставшееся Деболу, то умело это скрывает. Я тоже должен быть рад – тому, что мой статус героя официально подтвержден и теперь можно не бояться, что какой-нибудь придурок, облеченный властью, потащит меня на алтарь. Вот только все понимают, что сейчас в Сакред Вейле происходит что-то такое, что никогда и нигде не происходило, и оттого всем как-то не по себе, и именно поэтому мы так много пьем и так старательно убеждаем себя, что все очень хорошо и правильно, нам радостно и весело, но веселье выходит какое-то натужное.

Сегодняшний день, если можно назвать днем промежуток времени, не обозначенный ни восходом, ни закатом, выдался суматошным. Едва мы разыскали в соборе Васкеса и Гвалиура, и Ясенгард велел им оповестить кого надо, начался такой бардак… Ясенгард закрылся в малом кабинете, по коридору взад-вперед сновали халфлинги, каждый спешил засвидетельствовать почтение новому бургомистру и каждый что-то просил. Уменьшить налоги, выдать кредит, добавить вакансии… все просьбы сводились к одному – к банальному «дай денег». Я не присутствовал при этом, Васкес сразу потащил меня в гарнизон, но Ясенгард рассказывает об этом так эмоционально… и довольно нервно, надо сказать.

Едва мы пришли в гарнизон и Васкес доложил кому надо о том, что произошло в соборе, суматоха поднялась и среди солдат. Они забросили тренировки с мечами и пращами, они собирались группами по трое-пятеро и оживленно обсуждали, что теперь будет и как оно теперь повернется. Общее мнение сходилось на том, что Ясенгард в роли бургомистра будет лучше Буридана, хотя никто не мог толком объяснить, что в этом городе зависит от бургомистра, если все определяется законами, а то, что в законе не определено, единолично решает великий Оберик.

Я был чужим в этом обществе, меня сторонились, никто не торопился выдать мне оружие, снаряжение и все прочее, как велел Оберик. Когда я уже был готов возвращаться в бестиарий, где, по крайней мере, есть где поспать, обо мне наконец вспомнили. Я получил на складе короткий и практически бесполезный меч, зачарованный не вполне понятным и, скорее всего, не слишком эффективным заклинанием, кольчугу в один слой, примитивный шлем-шишак, легкий круглый щит из кожи и дерева, и пращу с набором стальных шариков. Интересно, что местные халфлинги почитают пращу выше лука и даже накладывают заклинания на это примитивное оружие. Я привык считать, что праща не идет ни в какое сравнение с добротно сделанным луком, но здесь полагают иначе. Может, это оттого, что местные луки столь примитивны, что настоящему хоббиту нельзя смотреть на них без содрогания? И они еще говорят, дескать, в твоем мире хоббиты живут в дикости и варварстве! Вам бы такое варварство!

Как бы то ни было, я получил воинское снаряжение, халфлинг-кладовщик сказал, что это оружие не вполне достойно героя, но лучшего у него все равно нет, мне выдали подорожную, по предъявлении которой меня должны были бесплатно кормить и пускать на ночлег, и когда все было подготовлено к путешествию, меня нашел Дебол и пригласил к Ясенгарду, на дружескую вечеринку, как он выразился.

Мы сидим, едим, пьем, радуемся, но что-то неуловимое и неопределенное гложет душу, подсказывая, что нельзя в этой жизни вечно радоваться, рано или поздно приходит время печали. Но это не означает, что не следует веселиться, ведь, избегая веселья, нельзя избежать печали, когда настанет ее время.

12

Путь из Сакред Вейла в Торвелл предельно прост. Выходишь из города через северо-восточный спуск и идешь по дороге, никуда не сворачивая. Через двадцать дней пути, за которые вне дороги пройдет шестьдесят дней, окажешься в Торвелле.

Этот путь мне не подходит, я не хочу тратить время на долгий пеший поход, ведь я могу перемещаться с места на место мгновенно и почти не затрачивая усилий. Но я не хочу переноситься в Торвелл в одно мгновение, я хочу поближе познакомиться с этим миром. И, выйдя к северо-восточному спуску, я не стал проходить через ворота и петлять по пыльной дороге, сбегающей с горы и скрывающейся в мерно колышущемся зеленом море леса. Проверив, надежно ли приторочен мешок за плечами и не мешает ли дурацкий меч, болтающийся на поясе, я разбежался и прыгнул со скалы, раскинув руки, подобно птице. На какой-то миг мне показалось, что я действительно лечу как птица. Я уменьшил вес посредством магии и полы распахнутой куртки стали похожи на крылья не только по внешности, но и по сути. Наверное, можно было бы научиться полноценно летать в таком режиме и, вполне возможно, это стало бы интересным развлечением. Но сейчас я здесь не для того, чтобы развлекаться, мне предстоит дальний путь и то, что я лечу, а не иду – всего лишь способ сократить время пути. Я отменил дурацкое заклинание и перешел на более привычный метод движения.

Заклинание перемещения миль на пять вперед и сразу заклинание неподвижности. Я вишу в воздухе на высоте полтора-двух миль и некоторое время созерцаю окрестности. Потом следующий прыжок и так далее.

Первое, что потрясло меня – это Сакред Вейл, каким он представляется птицам, нарезающим круги вокруг одинокой горы на высоте города, а то и ниже. Никакой гобелен не в силах передать странное величие кучки игрушечных зданий, приютившихся на склоне одинокой горы, первозданную красоту нерукотворного моста, связывающего Сакред Вейл с благодатной долиной, отданной словом Оберика в распоряжение безмозглым тварям. С каждым следующим прыжком я все больше удалялся от Сакред Вейла и, каждый раз обращая взгляд назад, видел город по-новому, и нельзя сказать, какой вид более прекрасен – когда город занимает все поле зрение или когда он практически неразличим на сером боку гигантской горы.

Местность подо мной круто понижалась, и мне пришлось опуститься ниже, чтобы не потерять из вида дорогу. Голые склоны сменил густой лес, и все чаще кроны деревьев смыкались над дорогой и ее направление приходилось угадывать. Хорошо, что эта дорога почти не петляет и угадать ее направление совсем не сложно.

На Арканусе не водятся пони. Мелочь, казалось бы, но из-за этой мелочи халфлинги совершенно лишены верхового и вьючного скота. Лошади халфлингам не подходят из-за чрезмерной величины, а овцы и козы – из-за слабости и глупости. Поэтому во владениях Оберика почти нет торговли, и дорога, над которой я лечу, так разительно отличается от главных трактов Аннура.

Говорят, в лесу, над которым я пролетаю, водится невероятное количество оленей, именно поэтому оленина в Сакред Вейле – основной вид мяса, куда более распространенный, чем свинина или баранина. Зачем заниматься тяжелым и утомительным каждодневным трудом, выращивая скотину, если мяса в лесу хватает на всех? Скорее всего, лет через пятьдесят поголовье дичи сократится и халфлингам придется думать о других источниках пропитания, переходить от варварства к цивилизованной жизни. Тьфу, Моргот меня раздери! Как я могу судить о том, что есть варварство, а что не есть варварство, руководствуясь теми представлениями, которые с молоком матери всосал в Хоббитании? Пора бы уже понять, что в каждом мире, да и в каждой отдельной стране свои представления и свои законы, и нельзя однозначно утверждать, что эти законы хорошие, а эти плохие только потому, что ты привык поступать так, а не иначе. Разные условия жизни порождают разные привычки, а разные привычки порождают разные законы, на словах это очевидно, но на деле уразуметь эту простую истину совсем непросто.

С каждым прыжком гора за спиной становится все меньше, зато вырастает другая гора прямо по курсу. Это не одинокая гора, это один из многих пиков, образующих величественный хребет, протянувшийся с севера на юг, если считать, что я по-прежнему лечу на северо-восток, что неочевидно – очень трудно ориентироваться, когда на небе нет ни солнца, ни звезд. Хребет круто обрывается, завершаясь самой высокой из образующих его вершин, и дорога ведет меня прямо к этой вершине. Что там говорил Ясенгард про то, что должно встретиться мне по пути? Не помню, пить надо меньше.

А это еще что такое? Голая поляна с полмили диаметром, деревенька в сотню дворов, и в эту деревню входят три дороги. Точно, Ясенгард говорил, что дорога, начинающаяся северным спуском, потом заворачивает на восток и сливается с той, по которой мне предстоит идти. Выходит, я уже преодолел около четверти пути. Интересно было бы приземлиться, поболтать с сельскими жителями Аркануса, но сейчас еще слишком рано. Надо пролететь хотя бы еще столько же.

Дорога постепенно забирала правее и я решил, что теперь лечу на восток. Прыжков через десять слева голубым зеркалом заблистала вода, вначале это была маленькая и узенькая речушка, берущая начало в горных ручьях, стекающих с отрогов хребта, оставшегося по левую руку (Иствейский хребет, внезапно подсказала память), с каждым прыжком река становилась все шире и полноводнее, на ее глади появились парусные лодки, сначала одна-другая, и вот уже они снуют по воде вдоль и поперек целыми стаями, и уже нет никаких сомнений, что это и есть могучий Торуин, величаво несущий свои воды к Великому Океану, омывающему восточные берега владений Оберика. Странная вещь память разумного – только что казалось, что вчерашняя попойка начисто стерла из памяти многочисленные инструкции, которыми снабдил меня Ясенгард, но нет, путевые приметы всплывают в памяти одна за другой.

Пожалуй, стоило бы спуститься отдохнуть, да и поесть бы не мешало, уже, должно быть, далеко за полдень. Или нет? Как трудно ориентироваться во времени, когда на небе нет солнца!

Я приземлился на окраине рыбачьего села на самом берегу Торуина. Халфлинги смотрели на меня, халфлинги, рассекавшие речную гладь на лодках и чинившие сети на берегу, ковырявшиеся на огородах и сидевшие без дела на крыльце с трубкой в зубах. Я входил в деревню, а они смотрели на меня, позабыв про свои дела. Наверное, никогда не видели летающего хоббита.

13

Подорожная, выписанная Ясенгардом, не понадобилась, мое необычное появление не оставило у местных жителей никаких сомнений, что перед ними герой. Все очень просто – халфлинги не летают, даже под действием заклинания, поскольку великий Оберик не знает заклинания полета. А поскольку Хэмфаст все-таки летает, значит, это заклинание на него каким-то образом наложено. А как может быть наложено такое заклинание, кроме как лично великим Обериком? Оно может быть присуще ему от природы, либо у него может быть артефакт, дающий власть над ветром и тяготением. В обоих случаях Хэмфаст может быть только героем, так что это очевидно любому образованному халфлингу.

Меня накормили, на этот раз рыбой, а не успевшей надоесть олениной, деревенский староста изрядно расстарался, на столе стояла и красная рыба, и желтая, бочонок сизой икры и бочонок красной, я понимал, что эти деликатесы большей частью идут в счет уплаты налогов Оберику и вряд ли кто-то из окружающих меня рыбаков пробует такие яства больше двух-трех раз в год, но они угощают меня от чистого сердца и, значит, я не имею права отказываться.

Мне предложили вина, но я отказался, сообщив хозяевам, что предпочитаю пиво, и это вызвало настоящий приступ восторга. Я понимал их чувства, они считают героев сверхъестественными существами и то, что герой, так же, как и они, предпочитает простые здоровые напитки, заставляет их думать, что герой не так уж сильно отличается от них, а значит, они тоже чуть-чуть герои… Глупо, конечно, но они действительно так думают, хотя и не признаются в этом даже самим себе.

А вот разговора по душам не получилось. Даже староста, которого другие жители уважали и заметно побаивались, вел себя настолько униженно, что мое желание получше узнать этот мир увяло на глазах. Как-то не хочется разговаривать с теми, кто так пресмыкается перед тобой. Если человек не уважает себя сам, почему его должен уважать ты?

Я выразил желание отдохнуть и поспать, и мне немедленно выделили целый дом. Оказывается, в этой деревне, как и во всех деревнях, расположенных у большой дороги, имеются особые дома, специально предназначенные для отдыха проходящих мимо солдат. В этой деревне таких домов было целых пять и самый лучший из них уже мыли, скоблили и наполняли сотнями мелочей, которые делают мертвый дом живым. Староста лично довел меня до крыльца временного пристанища, на крыльце сидели десять обнаженных юных девушек, я подумал вначале, что это часть какого-то торжественного ритуала, и оказалось, что я, в общем-то прав, но совсем в другом смысле, короче, я разозлился, накричал на старосту, а девушки, против моего ожидания, совсем не обрадовались, а наоборот, расплакались, и все получилось совсем нехорошо.

Я завалился на постель, не раздеваясь, и задумался о том, что гнал от себя все это время. Если мне суждено провести на Арканусе остаток жизни, а в Средиземье скоро появится другой Хэмфаст, возрожденный Уриэлем из резервной копии, должен ли я хранить верность Нехаллении? Какой смысл отказываться от создания семьи, если теперь я – это не совсем я? Тот я, что живет с Нехалленией, так и будет жить с ней, а этот я, который здесь, почему бы мне не завести жену в этом мире? Я крутил эту мысль и так, и эдак, и не находил никаких убедительных аргументов против. Но, как бы я ни решил этот вопрос, в непотребстве, подобном тому, что только что предложил староста, я все равно участвовать не буду. И дело здесь не только в Нехаллении и даже совсем не в ней, а в том, что такой неприкрытый разврат просто противен природе уважающего себя хоббита, и неважно, что халфлинги Аркануса думают по-другому.

Когда староста привел второй десяток девушек, я выгнал их спокойно и вежливо, даже не повышая голоса. А потом сообразил, что раз я герой, то значит я солдат, а солдат Оберика не имеет никаких шансов завести нормальную семью и, поняв это, я упал на кровать и заплакал. Давно уже я не плакал.

14

Взлет. Перемещение вверх, выполняемое последовательно маленькими порциями, похоже на взлет. Я сознательно взлетаю таким образом, я не хочу лишать жителей этой деревушки, названия которой я так и не удосужился узнать, зрелища, которое они заслужили. Путь рассказывают своим детям и внукам, что своими глазами видели летающего халфлинга. Я подавил усмешку и направил полет на восток.

Торуин расстилался по левую руку, становясь с каждым прыжком все полноводнее и величественнее, хотя, казалось бы, куда уж величественнее? Иствейский хребет остался позади, его сменила унылая, если смотреть издали, зеленая лесная равнина, далеко впереди и слева, на самом горизонте, хаотично громоздились горы, почти неразличимые с такого расстояния. Это, должно быть, Торгард, странная горная система, в которой вершины и отроги громоздятся совершенно хаотично, не образуя правильных хребтов. Непонятно, как такое может быть, но в мире вообще много непонятного.

Дорога, ранее неотрывно следовавшая за немногочисленными изгибами Торуина, круто завернула направо, и я понял, что цель моего путешествия уже близка. И действительно, примерно через пару часов я оказался над Торвеллом.

В отличие от Сакред Вейла, Торвелл расположен в лесу, посреди огромной поляны диаметром в пару миль, и окружен каменной стеной не в отдельных наиболее уязвимых местах, а полностью. И то, что сразу бросилось мне в глаза – в центре Торвелла стояла башня. Не белая башня собора и не серая башня гильдии алхимиков, эти башни тоже были здесь, но самая главная башня Торвелла не имеет аналогов во всех владениях Оберика. Широкая у основания и узкая наверху, четырехгранная и со скошенными стенами, это скорее вытянутая вверх пирамида, чем башня, но все называют ее именно башней. Башня Оберика. Жилище и заклинательный покой одновременно, то место, откуда воля хозяина руководит действиями сотен тысяч разумных существ, живущих в его владениях. Стены башни имеют густой иссиня-фиолетовый цвет, и непохоже, что они чем-то покрашены или инкрустированы, я готов поклясться, что этот невозможный цвет, не соответствующий ни одной из известных красок и ни одному из известных минералов, присущ этим стенам от природы. Брр… жутковатое зрелище. Красивое, но жуткое, и непонятно, почему.

Ладно, полюбовались и хватит. Пора нанести Оберику визит вежливости. Я решил, что приземляться непосредственно на балкон башни Оберика – это перебор, и опустился на землю неподалеку, там, где я безошибочно распознал гарнизон столицы.

15

Первым, кого я увидел в Торвелле, был человек. Точнее, женщина. Блондинка лет тридцати-сорока, густые волосы уложены в относительно короткий, но толстый конский хвост, не свисающий по спине, а каким-то странным образом оттопыривающийся назад и распускающийся пышной кисточкой, как у рыси на ушах. Серо-зеленые миндалевидные глаза слишком крупны и широко расставлены, чтобы принадлежать человеку, но уши незнакомки, совершенно человеческие, не оставляют сомнений в ее расовой принадлежности. Или в этом мире эльфы и люди скрещиваются и дают потомство? Лицо женщины не слишком правильно, черты излишне крупны, лоб низковат, форма носа несколько картофелеобразна, густые дугообразные брови и крупный рот с пышными губами, подчеркнутыми умело наложенной помадой, придают лицу надменное выражение, но она все равно красива. Не обычной красотой человеческих женщин, тонкой и хрупкой, в ней есть что-то от женщин-орков, что-то монументальное, но не застывшее, массивное, но не неподвижное… А как она одета… Салатово-зеленое платье с глубоким вырезом на груди и высоким стоячим воротником, тонкая золотая цепочка ниспадает на пышную грудь, огромные синие серьги-кольца, похоже, из того же материал, из которого сложена башня Оберика, несколько дисгармонируют с остальными деталями облика, но все равно, она выглядит, как… ну не как женщина-майар, но… думаю, вы понимаете, что я имею ввиду. Крупные кисти рук с несоразмерно тонкими пальцами, увитыми многочисленными кольцами и перстнями, заботливо ухожены, они явно не знают тяжелой работы. Интересно, какое положение она здесь занимает?

Женщина оглядела меня с ног до головы, задумчиво и как-то беззастенчиво, и спросила низким и глубоким грудным голосом:

– А ты еще что за хрен с горы?

– Хэмфаст, сын Долгаста из клана Брендибэк к твоим услугам, прекрасная незнакомка, – я склонился в учтивом поклоне.

Прекрасная незнакомка расхохоталась.

– Меня зовут Табата, – ответила она, – я ведьма.

– Ведьма? Что это такое?

– Разновидность героев. Оберик говорит, довольно редкая.

Я отметил, что она не назвала Оберика великим, но не стал ничего говорить по этому поводу. Табата тем временем продолжала:

– Откуда ты взялся, Хэмфаст? И почемуты умеешь летать? Ты тоже герой?

– Бургомистр Сакред Вейла считает, что герой, – ответил я. – Оберик велел мне прибыть сюда и встретиться с ним, он хочет разобраться во всем сам.

– В таком случае тебе не стоит тратить время на беседу со мной, – Табата сразу подобралась. – Пойдем, я провожу тебя к Лорен, она командует здешней богадельней, потом она отведет тебя к бургомистру, а бургомистр проведет в башню. Субординация – великая вещь, не правда ли? – и Табата снова расхохоталась своим бархатистым смехом.

И мы пошли наискосок через гарнизонный плац.

– Вот здесь я живу, – Табата изящным движением руки указала на красивый двухэтажный дом, вдвое больший, чем обычные дома местных халфлингов. – Как освободишься, заходи, поболтаем, вина попьем, я тебя с Редблейдом познакомлю, этомой муж, тоже герой.

– Разве герой может иметь постоянную семью? – надежда вспыхнула в моем сердце, но тут же угасла, когда Табата сказала:

– Постоянную нет, а временную – запросто. Оберик обычно держит героев подле себя, сейчас только Толин где-то бродит, все остальные в Торвелле. Мы уже больше полутора лет живем с Редблейдом, и за все это время никого из нас никуда не отправляли. – Табата хихикнула. – А тебе найти пару совсем просто, ты же халфлинг. Будет странно, если к вечеру у тебя будет меньше двух временных жен. А может, и три.

– Как можно иметь три жены одновременно? – не понял я.

– Никогда не пробовал? – Табата еще раз хихикнула. – Попробуй, рекомендую. А хочешь, заходи ко мне вечерком, побалуемся. Давно хотела попробовать с халфлингом, но сношаться с простым жителем женщине-герою как-то не к лицу, а с тобой… вполне! Никакого урона для чести… слушай, Хэмфаст, а правду говорят, что халфлинги отменные любовники?

Меня передернуло от негодования и Табата снова рассмеялась.

– Да ладно тебе, Хэмфаст, – сказала она, – не обижайся, если не хочешь, так и не надо. Просто останемся друзьями.

И после короткой паузы она добавила:

– А жаль, было бы оригинально, – и опять хихикнула.

Великий Гендальф, что за безумный мир! Человеческая женщина, совершенно не смущаясь, предлагает себя хоббиту! Никогда бы не поверил, что это возможно. Что за мир!