Текст книги "Психика и реальность. Исследования по философии психиатрии"

2

Действительно ли исполнение любого желания, кроме галлюцинаторного, является отсроченным? Да и что значит «галлюцинаторное»? Кальдерон был не глупее нас, когда писал:

 
Что это жизнь – это только бред.
Что это жизнь – это только сон.
 

В романе средневекового корейского писателя буддиста Ким Ман Чжуна «Облачный сон девяти» девять персонажей живут жизнью, полной желаний и приключений, а потом приходит буддийский монах и говорит, что это была их коллективная галлюцинация. Я разграничил согласованный бред и подлинный бред. Но и то и другое – бред. Мандельштам писал:

 
Я блуждал в игрушечной чаще
И открыл лазоревый грот…
Неужели я настоящий
И действительно смерть придет?
 

Когда в фильме «Игры разума» шизофреник Нэш говорит незнакомой девушке «Я хочу с тобой спать», он получает пощечину. Но будучи шизофреником, он не мог в духе согласованного бреда ей сказать «давай поужинаем вместе». Он вновь говорит уже другой девушке «Я хочу с тобой спать», заранее подставляя щеку. Но она не только соглашается, но и выходит за него замуж. Но это получается только у шизофреников. У нас, нормальных людей, принято сначала ужинать, потом провожать до дома, потом «не выпить ли нам чашечку кофе» и так, пока не надоест. Пушкин написал маленькую трагедию «Каменный гость», которая, помимо прочего, интересна тем, что там речь идет о не отсроченном желании. Дон Гуан находится в своей паратопии и требует, требует от Доны Анны прямо сейчас, у горба мужа. Но бессознательное ему подсказывает, что прямо сейчас и здесь, скорее всего, она ему не откажет. Поэтому на ее вопрос, чего же он требует, он отвечает: «Смерти!»

 
Дона Анна
Ну? что? чего вы требуете?
 
 
Дон Гуан
Смерти.
О пусть умру сейчас у ваших ног,
Пусть бедный прах мой здесь же похоронят
Не подле праха, милого для вас,
Не тут – не близко – дале где-нибудь,
Там – у дверей – у самого порога,
Чтоб камня моего могли коснуться
Вы легкою ногой или одеждой,
Когда сюда, на этот гордый гроб
Пойдете кудри наклонять и плакать.
 
 
Дона Анна
Вы не в своем уме.
 
 
Дон Гуан
Или желать
Кончины, Дона Анна, знак безумства?
Когда б я был безумец, я б хотел
В живых остаться, я б имел надежду
Любовью нежной тронуть ваше сердце;
Когда б я был безумец, я бы ночи
Стал провождать у вашего балкона,
Тревожа серенадами ваш сон,
Не стал бы я скрываться, я напротив
Старался быть везде б замечен вами;
Когда б я был безумец, я б не стал
Страдать в безмолвии…
 
 
Дона Анна
И так-то вы
Молчите?
 
 
Дон Гуан
Случай, Дона Анна, случай
Увлек меня. – Не то вы б никогда
Моей печальной тайны не узнали.
 
 
Дона Анна
И любите давно уж вы меня?
 
 
Дон Гуан
Давно или недавно, сам не знаю,
Но с той поры лишь только знаю цену
Мгновенной жизни, только с той поры
И понял я, что значит слово счастье.
 
 
Дона Анна
Подите прочь – вы человек опасный.
 
 
Дон Гуан
Опасный! чем?
 
 
Дона Анна
Я слушать вас боюсь.
 

Почему он требует смерти? Он что, врет? Обманывает? Ни то ни другое. Это и есть то потенциальное пространство желания – паратопия, о котором пишет в своей работе Е. Шулепов. Оно ни внутреннее, ни внешнее, оно лишено значения истинности. Это странное пространство в бионовском смысле, в том смысле, что он воздействует. Дон Гуан очень сильно воздействует на дону Анну. Он заражает ее своим желанием. Вот второе свойство желания – оно заразительно. Если бы не согласованный бред «давай поужинаем вместе», что она ему и предлагает, она отдалась бы ему прямо на могиле Командора. Русская литература знает похожий прецедент. Это эпизод секса на могиле матери в романе Платонова «Чевенгур». Сербинов соединятся со своей возлюбленной Софьей Александровной на могиле своей матери. Платонов – писатель удивительный. Поэтому не исключено, что это косвенная реминисценция на несостоявшийся секс Дона Гуна и Доны Анны на могиле Командора. Не верно, что связь секса и смерти придумала Сабина Шпильрейн в статье «Деструкция как причина становления». Об этом всегда знал народ. Достаточно вспомнить частушку «Лежит милая в гробу». Что уж говорить о Жорже Батае, который совершил половой акт с трупом своей матери.

Как уверял сам Батай, в 1930 году, будучи уже беременной, Сильвия явилась молчаливой свидетельницей знаменитого ритуала эротических почестей, которые он воздал телу его умершей матери Мари-Антуанетт Турнад. В своем творчестве писатель описывает эту сцену трижды, причем тремя различными способами: один раз – это всего лишь фраза, намек, который требует прояснения; в другой раз – он явно прикрывается тем, что все описываемое есть лишь вымысел; в третий раз – в небольшом рукописном рассказе, очень простом, озаглавленном Труп матери. Вот первая версия: «Я прильнул ночью голым к телу моей умершей матери». А вот вторая:

«Она умерла днем. Я лег у нее с Эдит.

– Твоей женой?

– Моя жена… Ночью я лежал рядом со спящей Эдит <…>. Дрожа, я поднялся и босиком вышел в коридор. Я дрожал от страха и возбуждения, которые охватили меня от близости этого трупа… Я едва мог сдерживать себя… Я был в состоянии транса. Я снял пижаму… И я… Ну, ты понимаешь…» (Roudinesco 1992: 367).

Дон Гуан приехал в Мадрид в поисках смерти. Ему надоел компульсивный секс со скучными северянками. Он влюбился первый раз в жизни, но бессознательно он понимает, что за исполнением желания последует «разочарование» (еще один концепт Е. Шулепова). Потому так искренне звучат его слова «Пускай умру сейчас у ваших ног». Это не влечение к смерти. Это именно желание смерти как исполнения всех желаний. Отличие желания от влечения состоит в том, что желание – то прерогатива Эго, а влечение – прерогатива Оно. Но я не согласен с Е. Шулеповым, что желание похоже на игру. Желание, по-моему, дело очень серьезное. Вспомним финал «Сталкера», когда девочка-мутант двигает глазами стаканы под аккомпанемент стихотворения Тютчева:

 
Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой иx пламенно-чудесной,
Когда иx приподымешь вдруг
И, словно молнией небесной,
Окинешь бегло целый круг…
 
 
Но есть сильней очарованья:
Глаза, потупленные ниц
В минуты страстного лобзанья,
И сквозь опущенныx ресниц
Угрюмый, тусклый огнь желанья.
 

Можно ли сказать, что она играет? У нее даже нет ног, чтобы побегать. И выражение глаз у нее именно такое – угрюмое и тусклое. Впрочем, может быть, я ошибаюсь. Просто я сам не люблю играть. Особенно играть в преподавателя, когда надо ровным доброжелательным голосом говорить о вещах, которые самому тебе давно не интересны. И ситуация согласованного бреда не позволяет сказать: «Ребята, я устал, хочу есть, давайте поужинаем вместе!» Еще вспомнил одну хорошую идею, которую надо обсудить. Славой Жижек в фильме Софи Файнс «Киногид перверта», где он играет самого себя, говорит, что если сновидение – это исполнение желания, то кино – это формирование желания. В этом надо разобраться.

3

Вспоминаются эпизоды из детской жизни, когда мальчики говорили: «Посмотрел фильм, который “детям до 16 лет воспрещается”, я и сразу захотел девочку». Но проблема гораздо серьезнее. Почему текст формирует реальность, а не наоборот? Это заметил Ю. М. Лотман. Сначала Грибоедов написал «Горе от ума», где Чацкого (первоначально Чадский) объявили сумасшедшим, а потом уже объявили сумасшедшим его прототипа Чаадаева. В. А. Успенский назвал это парадоксом Лотмана (Успенский 1982). Как это получается? Это даже не магическая импликация. Что-то более сложное. Как из текста рождается реальность? Как из кино рождается желание? Текст накапливает информацию и передает ее реальности, а реальность ее рассеивает. Мы смотрим фильм, который очень похож на реальность, отождествляем себя с героями, переживаем за них. Мы забываем, что это актеры. Нам показывают реальность. Но это не реальность, это иллюзия реальности. Почему иллюзия формирует желание? Вот человек влюбляется в женщину. Он хочет, чтобы она заразилась его желанием. Но женщина, как говорил Лакан, лишь симптом мужчины. Что это значит, почему женщина это иллюзия? Психоаналитик бы ответил: потому что она похожа на твою мать и всякая любовь трансферентна. Но ответ аналитика мне известен и понятен. Он ничего не объясняет. Ведь мать – тоже женщина. И, стало быть, тоже иллюзия. Это заводит в тупик. Если все иллюзия, то не о чем и говорить. Но текст не иллюзия. Вот он, закреплен в знаках, н несет информацию. Допустим, это «Евгений Онегин» Пушкина, постмодернистское произведение. Пушкин пишет:

 
Письмо Татьяны предо мною,
Его я свято берегу.
Читаю с тайною тоскою
И начитаться не могу.
 

Он это говорит так, как будто перед ним настоящее письмо настоящей Татьяны, реальной женщины. Вот он, кинематограф! Почему бы взять и не сказать: «Текст – это тоже иллюзия, никакого “Евгения Онегина” нет, такого романа не существует!» Язык не поворачивается. Я могу усомниться в существовании Бетховена или Шекспира, но «Гамлет» – вот он, читай, Третья симфония – вот она – слушай. Что такое, в сущности, текст? Это от слова techne, что-то сделанное, сотворенное и искусственное и в этом смысле вторичное. Но и женщина вторична в библейском смысле. Почему же не реальность вызывает желание, а иллюзия? Нет, ну что же. Я хочу поесть. Но все-таки желание поесть, хотя и фундаментально и эротично с психоаналитической точки зрения, все-таки это желание с маленькой буквы. Мы говорим о другом желании, о том, о котором писал Тютчев: «Угрюмый тусклый огнь желанья». Лотман много раз говорил, что надо не решать проблему, а правильно ее ставить. Почему желание сексуального обладания так серьезно глубоко и фрустрирующе? Ведь, в сущности, речь идет о пустяках. Как говорили в нашем детстве:

 
Наше дело не рожать,
Сунул, вынул – и бежать.
 

И Лакан утверждал, что сексуальных отношений не бывает. Секс бывает, а отношений – нет. Бывают отношения любви. Это когда хочешь, чтобы хорошо было не тебе, а тому, кого ты любишь. А желание – это другое. Желание рождается из иллюзии, но само оно не иллюзия. Может быть, реальность – это одно большое желание. А вот все остальное иллюзия. Мы сидели с моей старинной подругой. И она сказала: «Неужели это все иллюзия?» – «Да, это все иллюзия». – «И нас не существует?» – «И нас не существует». – «И Путина не существует?» Я думаю, желание формируется только массовым кинематографом и литературой. Какое желание могут сформировать «Зеркало» или «Малхолланд-Драйв»? Лотман учил нас любить массовую культуру. Он говорил, что, только изучая ее, можно понять фундаментальную культуру. Но у меня нет больше желания говорить о Лотмане. Как формируется желание, вот что меня интересует. Или лучше, как формируется отсутствие желания в буддийском смысле? Принцип Нирваны. Но это не влечение к смерти, это что-то другое. Нам недоступное. Мы будем разочаровываться тысячу раз, а потом все равно очаровываться. Так как же он формируется?

4

Желание порождается несоответствием между опытом возможного и опытом дозволенного

(Шулепов 2016: 88)

В настоящем разделе я хочу предпринять попытку деконструкции этого кажущегося мне глубоким и верным утверждением Е. Шулепова. Итак, модальности. Алетика и деонтика. Почему же алетика? Желание мне представляется связанным, прежде всего с опытом аксиологии. Желание – это что-то позитивное. Впрочем, как я показал в книге «Прочь от реальности», аксиология – это супермодальность, она окутывает все модальности. Ну, хорошо, что такое опыт возможного? Если я хочу чего-то и не могу думать ни о чем другом и хочу другого заразить своим желанием, то есть это, скажем, эротическое желание, то как оно связано с опытом возможного? Есть модальный трехчлен: «необходимое – возможное – невозможное». Если человек хочет чего-то очень сильно, то с логической точки зрения это возможное, но с психологической – необходимое. С логической точки зрения в моем мире этого еще нет, это только возможно. С психологической точки зрения это необходимое, это уже произошло, я уже пережил это в своем Воображаемом. Но это может быть также и невозможно с психологической точки зрения. Например, если женщина, которую человек хочет, замужем или она кинозвезда и живет совершенно в другом мире. Во всех случаях речь идет о психологических модальностях, а не о логических. Хорошо, в чем же здесь несоответствие с деонтикой? Почему не дозволено желать? «Не возжелай жены ближнего своего». В этом смысле? Но что мне запрещает ощущать свое желание? Ведь запрет – это крайний член деонтического модального трехчлена: «должное – разрешенное – запрещенное». Кто может запретить мне желать? Ты хочешь, но ты не должен – вот краткая формулировка шулеповского утверждения. Почему я не должен желать? Разве любое желание непристойно? Всегда ли человек хочет чего-то? Чего я хочу сейчас? Я хочу понять, что значит, что желание возникает как несоответствие между возможным и дозволенным. Я хочу написать этот раздел, и я должен его написать. Кому должен? Самому себе. Потому что если я его не напишу, у меня будет фрустрация от неисполнения своего желания. Вот еще одно правило. Неисполнение желания ведет к фрустрации. А из фрустрации, по Биону, два выхода: или начать плакать и звать маму, или начать думать. Хорошо, это понятно, будем думать. Допустим, человек говорит женщине: «Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж», а она отвечает ему, что она уже замужем или любит другого. Означает ли это несоответствие между опытом возможного и опытом дозволенного? Он может настаивать на своем желании, добиваться ее, заражать ее своим желанием. И он может добиться своего. Здесь мне вспоминается неоднократно мною цитируемый эпизод из «Анны Карениной», когда Вронский овладевает Анной:

Он же (Вронский. – В. Р.) чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит тело, лишенное им жизни. Это тело, лишенное им жизни, была их любовь, первый период их любви. Было что-то ужасное и отвратительное в воспоминаниях о том, за что было заплачено этой страшною ценой стыда. Стыд перед духовною наготою своей давил ее и сообщался ему. Но, несмотря на весь ужас убийцы перед телом убитого, надо резать на куски, прятать это тело, надо пользоваться тем, что убийца приобрел убийством.

И с озлоблением, как будто со страстью, бросается убийца на это тело и тащит, и режет его; так он покрывал поцелуями ее лицо и плечи.

«Анна Каренина» – это как раз роман о желании как несоответствии между опытом возможного и опытом дозволенного. Н. А. Некрасов написал на «Анну Каренину» такую эпиграмму:

 
Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом,
Что женщине не следует «гулять»
Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом,
Когда она жена и мать.
 

Над чем здесь смеется Некрасов? Над тем, что такой обыденный и пустяковый, в сущности, светский адюльтер превратился в руках Толстого в трагедию. Толстой боялся сексуальности, так как в силу своей психической конституции не мог управлять ею. Отсюда «Крейцерова соната». Осуществление желания ведет не просто к разочарованию, но к взаимным мучениям и убийству. Причем убийца оказывается неподсуден. Он наказывает себя сам. «Мне отмщение, Аз воздам». Иисус Христос придумал для европейского человека психологию. Важно не само прелюбодеяние, а намерение его совершить, смотреть на женщину с вожделением. Иисус сделал людей невротиками, чувствующими вину за несовершенные грехи. Отныне человек должен был сам себя все время обманывать. Недаром один из основоположников эзотерического христианства, П. Д. Успенский, определил психологию как изучение лжи. Но возможное, если его рассматривать в ракурсе «принципа предопределенности» (Руднев, 2016) это то же самое, что действительное. Если все предопределено сразу от начала и до конца, то имеет место только действительное, а игра между модальностями происходит лишь в сфере Воображаемого. В сфере Реального нет никаких желаний, никаких страстей, там господствует пустота, руины. «Добро пожаловать в пустыню Реального». Но как доказать, что возможные миры на самом деле действительные миры? Только путем отключения сознания. Если все предопределено, если реальность это просто книжка с картинками, то никаких конфликтов между возможным и дозволенным не может существовать. Все желания давно уже осуществлены. Все разочарования уже наступили. Беспокоиться нечего. Моя книга уже написана. То, чем я сейчас занимаюсь, это, в сущности, так же не нужно, как магическая импликация. То, о чем пишет Шулепов, это, в сущности, конфликт между чувством и долгом в классицистической трагедии. В этом конфликте чувство всегда побеждает. В античной трагедии было не так. Антигона хочет похоронить своих братьев – в этом ее желание и ее личный долг, противопоставленный запрету со стороны Креона. Катерина в «Грозе» Островского хотела запретной любви с Борисом и получила ее. Вот конфликт чувства и долга, где побеждает чувство. «Гроза» по форме – мещанская драма, но по содержанию скорее классическая трагедия. В трагедии герой погибает физически, но торжествует морально. «Анна Каренина», наоборот, по форме скорее трагедия, а по содержанию мещанская драма. Анна погибает и физически, и морально. Никакого катарсиса здесь нет, жизнь идет своим чередом. Можно сказать, что обыденное мещанское желание ведет к разочарованию, а трагическое желание неосуществимо и поэтому всегда ведет к фрустрации.

5

Вернемся к тому злополучному моменту, когда ребенок хочет есть, а матери нет рядом. (Кстати, по одной из этимологий слово «желание» связано со словом «голод».) Итак, согласно Биону, у младенца два выхода: он может кричать до изнеможения, а может начать думать. Рассмотрим оба варианта. Когда человек поглощен фрустрацией, он регрессирует. Это истерическая реакция, характерная, по Кречмеру, для животных (Кремчер, 2001). Вообще, у животных есть почти все психически заболевания, кроме шизофрении, так как шизофрения – это болезнь Нomo sapiеns, Нomo narrativus, болезнь языка и речевой деятельности. Как же в таком случае Мелани Кляйн считала, что шизофрения формируется на параноидно-шизоидной стадии, когда ребенок еще не может говорить? Но это как сказать. Ребенок не говорит, но с ним разговаривают. К тому же параноидно-шизодная стадия – это гипотеза. Я считаю, что первоначальным является принцип всемогущества, тот самый, о котором писал Ференци и на котором желания исполняются молниеносно и галлюцинаторно. Итак, младенец тоскует, младенец кричит, а мать все не приходит. Возможно, она вообще не придет. Может быть, у нее внезапно случился сердечный приступ и она скоропостижно умерла. Тогда либо младенец умрет с голода и изнеможения, либо начнет думать. Мышление рождается из неосуществленного желания. Мышление эмоционально и патологично. Как младенец, не умеющий говорить, может начать думать? Он начинает думать своим телом. Первая прото-мысль – найти маму самому. Он каким-то образом высвобождается из пеленок и выбирается из кроватки. Он ползает по квартире. Но матери нигде нет. Мысль, говорит Бион, возникает, когда нет вещи. Младенцу уже не хочется есть. Ему становится интересно исследовать реальность. Если матери нет здесь, надо поискать где-то еще. Но из квартиры выбраться он не может. Кричать больше нет сил. Скорее всего, он заснет от усталости прямо на полу. Но в конце концов он просыпается и отдохнувший опять начинает кричать. И все повторяется. Исследование квартиры в поисках матери ничего не дало. Тогда он решает идти другим путем. Искать еду сам. После долгих поисков он натыкается на холодильник, каким-то чудом открывает его и начинает есть что попало. Чем закончилась эта история, мы не знаем. Для нас важно, что фрустрированное желание может порождать мышление, причем мышление творческое. Возьмем пример из взрослой жизни. Пример отвергнутого влюбленного. Все попытки завоевать сердце возлюбленной тщетны, и у него начинается депрессия. Пропадает аппетит. Он перестает ходить на работу. Триада Ясперса: замедленные мысли, замедленные эмоции, замедленные движения. Апатия. Тревога. Тоска. Среди психотерапевтов бытует мнение, что у биполярных личностей депрессия является отдыхом от слишком яркой и интенсивной эмоциональной, интеллектуальной и двигательной активности при гипомании. И вот наш влюбленный отдыхает. Это своеобразный отдых – с унынием, печалью, тоской и проявлением суицидальных мыслей. Но зато он долго спит, и тело его и мозг отдыхают на самом деле. Он больше ничего не хочет, кроме того, чтобы депрессия прошла. При тяжелой депрессии кажется, что она никогда не пройдет, но она рано или поздно проходит. Вновь начинается гипомания, и оживает забитая депрессией любовь. И вот здесь начинается процесс творческой переработки того, что с ним произошло. Как правило, это выражается в сублимации. Он может начать писать стихи. «Я вас любил. Любовь еще быть, может…», «Я помню чудное мгновенье…». А если он философ, он может осмыслить свой опыт, построив, например, логику любви. В чем состоит логика любви? Слова «любовь» и «любой» с точки зрения истории языка являются родственными. Любой (любый), первоначально означало ‘любимый’, затем – выбранный по желанию, затем ‘кто угодно’ и, наконец, просто ‘всякий другой’. Данная этимология манифестирует одно из наиболее важных свойств концепта ‘любовь’ – свободную произвольность и непредсказуемость. Любовь, какой бы она ни была, платонической, несчастной, земной или небесной, направленной к противоположному полу, к детям или к Богу, – в этом смысле (как факт произвольного выбора с непредсказуемыми последствиями) всегда противопоставлена норме. Отсюда любовь как проявление аксиологической модальности противопоставлена долженствованию как проявлению деонтической модальности. Смысл этого противопоставления прежде всего проявляется в том, что аксиологическое «Я хочу» направлено к любому, а деонтическое «Ты должен» – к каждому. При этом тот факт, что на поверхности и аксиология и деонтика в качестве модальностей (то есть способов отношения высказывания к действительности) строятся изоморфно в виде трехчлена «+», «—», «0»:

на глубине оказывается лишь подчеркивающим фундаментальные различия. Основные законы логики норм суть следующие:

1. Если я должен А, то тем самым мне разрешено А.

2. Если я должен А, то тем самым не верно, что мне запрещено А.

3. Если мне разрешено А, то не верно, что мне запрещено А.

4. Если мне разрешено А, то либо я должен А, либо я не должен А.

Посмотрим, работают ли эти законы применительно к логике любви. Нет, не работают.

Если я люблю А, то не верно, что я безразличен к А.

То есть любовь не является просто усилением «степени безразличия», как долженствование является увеличением степени разрешенности. Если я люблю А, то не верно, что я ненавижу А. На поверхностном уровне кажется, что здесь все совпадает. Но элементарный жизненный опыт говорит, что если невозможно, чтобы нечто одновременно было должным и запрещенным, то по отношению к одному и тому же объекту можно одновременно или почти одновременно испытывать любовь и ненависть. «Ненавижу и люблю» – формула знаменитого элегического дистиха Катулла, обращенная к его возлюбленной, которую он называл Лесбия и настоящее имя которой было Клодия Пульхра. Фрейд назвал это свойство любви амбивалентностью. Нам остается лишь понять, почему мы считаем мышление патологическим процессом. Бион в явном виде этой мысли не высказывал. Он высказал две идеи: что мышление рождается фрустрацией и что мысль – когда нет вещи. Отсюда и вытекает вывод о патологичности мышления. Когда все хорошо и все на месте, то думать незачем. Думать люди начинают, когда возникает какая-то проблема личного характера. Но почему это патология? Это патология в том смысле, что мышление не только питается корнями фрустрации, но его результатом являются психопатологические построения. Когда человек начинает творчески мыслить, например, писать стихотворение «Я вас любил…», то это чистая психопатология. Поэзия – это безумие. Пушкин говорил: «Поэзии священный бред». Если говорить конкретно о его шедевре «Я вас любил…», который я подробно проанализировал в книге «Ведение в шизореальность», то это стихотворение сумасшедшего. Не буду вдаваться в подробности. Но без единой метафоры, что отметил Р. О. Якобсон в знаменитой статье «Поэзия грамматики и грамматика поэзии», здесь ткется коварный заговор, который в силу заразительности желания (ведь «угасла не совсем», а приглядишься, то и совсем не угасла), объект навеки приковывается к себе. «Как дай вам Бог другими, но не даст» (в редакции И. Бродского). Конечно, не даст. Это заговор. Магическая импликация в свернутом виде. Кому бы ни было посвящено это стихотворение, она теперь навеки его. Вот что я имею в виду под психопатологией мышления.