Текст книги "Золотой айфон (сборник)"

Путешествие по городу с новой хозяйкой Оля начала даже с интересом. Все-таки Амалия Витковская была известной певицей, а Оля всегда интересовалась звездной жизнью. Директор Витя, который из-за своей патологической жадности одновременно выполнял обязанности секретаря, водителя и пиар-менеджера, катал певицу по городу, а она беспрестанно названивала подругам и знакомым, хвастаясь своим приобретением. Почти все разговоры строились по одному и тому же шаблону: «Как дела? – Что с мужиком? – Какая он сволочь! – Дает мало денег!» Все эти замечательные тексты содержали такие интимные подробности и были снабжены таким количеством мата, что Оля поначалу слегка обалдела. Она была сильно разочарована невысоким, мягко говоря, уровнем интеллекта Витковской и ее подруг.

Оля неоднократно читала и смотрела по телевизору интервью с Амалией. В них певица рассказывала о своем глубоком внутреннем мире, о впечатлениях от посещения вернисажей, а не о ценах на белье на парижских и миланских распродажах. Верхом этого разочарования стал момент, когда в беседе со своей подругой, известной бьюти-блогершей Оксаной Мотыль, Амалия увлеченно и во всех подробностях рассказывала ей о сексе с каким-то малознакомым персонажем в туалете кабинки ночного клуба. Между звонками Витковская пыталась освоить незнакомый ей WhatsApp, поминутно приставая к Вите с вопросами об управлении мессенджером. В какой-то момент Оля вдруг почувствовала, что очень хочет спать и в то же время голодна. Удивившись этим странным для ее положения чувствам, она обратила внимание на уровень заряда батарейки. Он был на минимуме. «Понятно. Все как у людей – если кончается энергия, хочется уйти в отключку», – так Оля провела параллель между человеком и гаджетом. Она решила воспользоваться этой ситуацией, так как ей смертельно надоело слушать пустой и похабный треп. Быстро поняв, что надо сделать, она нашла нужную кнопку, моментально увеличила расход энергии аккумулятора и отключилась.

* * *

В салоне «Дикая орхидея» было немноголюдно. Кроме Амалии, были только сотрудники, точнее, в основном сотрудницы. Телефон стоял на зарядке, Оля больше не хотела ни есть, ни спать, запас энергии был пополнен. Это позволило ей рассмотреть картину обслуживания ВИП-клиентки, которой по всем меркам шоу-бизнеса являлась известная певица. Амалия восседала на огромном парикмахерском кресле. Руки ее были разведены в стороны, как у древнеегипетской богини Изиды. Крыльев, как на канонических изображениях, у нее, конечно, не было, зато вместо них вокруг звездной персоны, точно гигантские термиты в розовых халатиках, хлопотали маникюрши. Над головой Амалии парил стилист Арташес в образе плюгавенького ангела с волосами необыкновенного зелено-фиолетового цвета и огромными ножницами в руках. Одна нога певицы была поднята на специальную подставку, и над ней производились какие-то загадочные манипуляции, другая была погружена в небольшую ванночку, благоухающую цветочными ароматами. Оле удалось рассмотреть весь процесс в подробностях, так как Амалия беспрерывно вертела аппаратом в разные стороны, видимо для демонстрации крутого гаджета, и трещала без умолку. Это зрелище напомнило ей картины Иеронима Босха с его изощренными пытками и издевательствами над беспомощными людьми. Оля когда-то видела его апокалиптические и ужасные произведения, но здесь, в отличие от «оригинала», эта картина была приятна обеим сторонам. Бойкие девицы с ножницами и иным инструментарием весело щебетали, засыпая блаженствующую Амалию комплиментами и вопросами. Наконец после нескольких часов этого увлекательного процесса она снова прыгнула в машину и Витя повез ее в студию звукозаписи.

Студия Александра Бубённого располагалась в самом центре Москвы, на улице Фадеева. В холле уже было полно народу – Витя договорился, что во время записи очередного альбома Амалии пройдет фотосессия артистки. Все было готово к приезду звезды, поэтому, когда она, уже привычно помахивая золотым аппаратом, вошла в холл первого этажа, сразу защелкали вспышки и к ней потянулись микрофоны: «Амалия! Как будет называться ваш новый альбом? Когда он выйдет? Снимаете ли вы клип с какой-нибудь песней? Кто вам помогает в записи?» – вопросы сыпались, сливаясь в безумный шум и гам. Оля даже неожиданно испытала чувство гордости, будто бы это она, а не певица Амалия Витковская купается в лучах славы.

Здоровенные охранники аккуратно освободили проход для Амалии, она прошла мимо всех, улыбаясь, но не проронив ни слова. Витя, перекрикивая гвалт, сообщил, что на все вопросы они ответят после записи, и артистка скрылась за дверью, ведущей к лестнице на второй этаж. Бубённый собственной персоной встретил ее наверху, они душевно обнялись и дважды, как истинные европейцы, клюнули друг друга в область между шеей и ключицей, картинно изображая удовольствие от общения. Знаменитый композитор и продюсер лично проводил Амалию в студийное помещение, сам надел на нее наушники, плотно закрыл дверь и занял место рядом со звукорежиссером. Амалия встала перед микрофоном, взяла в руки текст песни и приготовилась к исполнению. От остальных участников ее отделяло толстое звукоизолирующее стекло, но Оле все происходящее было видно и слышно очень хорошо, так как певица оставила свою сумочку и телефон прямо на столе рядом с пультом звукозаписи. «Вот сейчас я пойму наконец, как рождаются шедевры!» – подумала Оля и приготовилась слушать.

– Витя! Какого хрена вы опоздали на два часа? – строго спросил Витю Бубённый, пользуясь тем, что микрофон обратной связи был выключен.

– Алексаандр Иосифовиич, ну разве ее можно-о-о из салона увести-и-и? Она же там готова жи-ить! – оправдывался Витя.

– Я тебя для чего к ней засунул? Чтобы бизнес мне портить? Ты смотри, Витюша, мне тебя заменить есть кем! Поедешь, млять, обратно в свой Чебаркуль или этот… Сыктывкар!

– Алексаандр Иосифовиич, всё-всё-ё-ё. Больше не повторится-я! – Витя чуть не расплакался.

– Ладно, ладно, не ной! – он нажал кнопку на пульте. – Амалия, ты готова?

– Да, маэстро! С вами я готова всегда и на всё!

– Тогда поехали!

Зазвучала фонограмма. Когда настал момент запеть, звукорежиссер, мрачный молчаливый персонаж с хвостом волос, торчащим из-под бейсболки, одетый в майку FRANK ZAPPA, махнул рукой. Амалия запела. То есть ей, конечно, казалось, что она пела. Оля окончила музыкальную школу по классу фортепиано и иногда пыталась петь дома или в караоке с подружками. Она всегда стеснялась это делать, ей казалось, что ее пение совсем не соответствует тому, что можно было бы назвать этим словом. Flo то, что, к своему ужасу и удивлению, она услышала из динамиков над звукорежиссерским пультом, нельзя было назвать вокалом даже в самом первом приближении! 11 иск, завывание и блеянье – пожалуй, это были самые мягкие определения для услышанного. «Я вспоминаю любо-о-о-вь!» От этого истошного вопля Оля подпрыгнула… впрочем, подпрыгнуть она, конечно, не могла, но все служебные иконки в ее поле зрения дернулись и моргнули.

– Ох ты ж божечки, мама ро́дная! – охнул Бубённый. Он уже начал отвыкать от такого кошмара, все-таки всевозможные телевизионные конкурсы вроде «Голоса» понемногу поднимали уровень исполнителей российской эстрады. – Певица голосом, ёпт, Костя, ты вытянешь?

Мрачный звукорежиссер качнул бейсболкой:

– Александр Иосифович, обижаете! Я и не из такого говна икебану делал – помните Сашу Кудряшова? Который Розенблатт на самом деле?

– Да, Костя. Помню!

– Все ведь по ноточке собирали, весь альбом! И чего – «Золотой граммофон» наш был, – Костя мечтательно потянулся. – Эта коза, конечно, совсем безголосая, но кто ж ей даст петь вживую! На крайняк – Машу Кац позовем, она гений, напоет за всю маму, потом баками все закроем.

– Амалия, родная, все гениально! – Бубённый включил микрофон и обратился к певице. – Еще один дубль припева – и идем дальше, – отжав кнопку внутренней связи, он ухмыльнулся: – Пусть тренируется!

– Иосифович, не поможет!

– Ну да, ты прав, это не лечится! Но за те бабки, что платит за нее этот бандос Коля, я готов сидеть тут хоть неделю!

Амалия допела, или, точнее сказать, довыла, куплет, и Бубённый объявил перерыв перед записью следующей песни. Витя сбегал вниз и выдернул из кучки фотографов и журналистов известного блогера Харламова. Тот быстро снял Амалию в разных позах около микрофона и тут же отправил фотографии в свой «Инстаграм», снабдив их смачными комментариями.

Внезапно зазвонил телефон. Оля увидела крупную надпись – «НИКОЛАЙ». Увидев, кто звонит, Амалия встрепенулась.

– Да, котик, слушаю тебя!

– Здорово, артистка, – голос в трубке сипло хохотнул. – Жду тебя в NG.

– Котик, но сейчас только семь вечера, у меня студия…

– Ты че, курица, оглохла? Я сказал – жду, значит, ноги в руки – и сюда!

– Да, котик, конечно! – пролепетала Амалия.

Оля догадалась, что это и был тот самый Коля, благодаря которому Амалия и ворвалась в шоу-бизнес. «Неужели все так и делается? Неужели можно совсем не уметь петь и стать популярной?» – Олино разочарование было очень велико. Тем временем Амалия схватила телефон и сумочку, махнула рукой обалдевшему Бубённому и бегом направилась к дверям. «Ама-а-алия, а фотосессия?..» – начал было Витя, но певица ловким пинком подняла его со стула и стремительно скрылась через запасной выход студии.

* * *

Бар NG был очень известным местом, где собирались бизнесмены, политики или просто богатые бездельники и тусовщики обоих полов. Там можно было относительно комфортно и безопасно выпить, закусить и поболтать в отдельных кабинетах. В одном из таких помещений Амалия и обнаружила своего покровителя. Николай Барсуков, или, как его обычно называли друзья и враги, Коля Барсик, полулежал на кожаном диване с сигарой в руках. Это был коротко стриженный крепкий гражданин, лет сорока пяти, одетый в дорогой костюм от Brioni. Его синяя рубашка была расстегнута практически до середины, а грудь украшала толстенная золотая цепь с распятием. Хорошо видимые слева и справа татуировки с изображениями церковных куполов придавали живописному облику авторитетного бизнесмена абсолютную законченность. За столом с алкоголем и закусками сидела троица колоритнейших персонажей в кожаных пиджаках, будто бы шагнувших в модный бар прямо из опасных и лихих девяностых.

– О! Явилась не запылилась! – Барсик был слегка пьян и весел. – Знакомься, шалава: Алик Печеный, только что откинулся с девятки Соликамской! А это Фархад и Моня!

– Очень приятно! – Амалия сморщилась, пытаясь улыбнуться. Получилось не особенно удачно, что немедленно было замечено внимательным Барсиком.

– Что? Друзьям моим не рада?! – Коля привстал с дивана и грубо схватил певицу за то место, которое было не совсем скромно прикрыто короткой юбкой.

– Нет, Коля, что ты! Это я ботоксом обкололась, улыбаться не могу! – испуганно залепетала Амалия. Это было правдой, но только наполовину, так как деньги на косметические процедуры, взятые у Барсика, она потратила на покупку того самого золотого айфона.

– Ну смотри мне! – Барсик сменил тон на более ласковый: – Артистка, че с нее взять? – ухмыльнулся он, кивнув дружкам.

Те понимающе переглянулись.

Весь последующий вечер состоял из выпивки и тошнотворнейшей демонстрации Амалии в качестве собственности Барсика. Это стало для нее серьезным испытанием! Коля, конечно, питал к ней какие-то чувства, во всяком случае те, на которые был способен человек его уровня развития и интеллекта. Но это совершенно не помешало ему демонстративно лапать несчастную певицу за все приличные и не очень места, нисколько не стесняясь при этом крепких выражений. Словом, он всячески старался показать своим не менее авторитетным товарищам, что она находится в полной его власти. Это, в общем-то, было правдой, так как только благодаря Колиным деньгам ей удалось записать два альбома, снять три клипа, встать в ротацию на радио и телевидении.

Амалия прекрасно понимала, что без этой подпитки ее забудут через месяц, в лучшем случае – через два, да и сытой и обеспеченной жизни тоже придет конец. Поэтому все полтора года этой связи она безропотно выносила капризы и прихоти Барсика, стараясь не показывать виду, насколько ей бывает тяжело и противно. Правда, до сего дня он никогда не знакомил ее со своими друзьями и партнерами, за исключением пары молчаливых персонажей, которых Амалия видела мельком. Барсик всегда общался с ними тет-а-тет, уводя гостей в сторону или за соседний столик. Тут же все было по-другому – все смачно хохотали, шутки, казавшиеся им невинными, были невероятно похабны, и Амалии на какой-то момент показалось, что она находится не в дорогом ресторане, а в тюремной камере.

Апофеозом этого уголовного праздника стал момент, когда Коля схватил Амалию в охапку и демонстративно зашвырнул ее в одноместный туалет, захлопнув дверь за собой. Троица за столом поддержала это подбадривающими возгласами: «Штаны снять не забудь! Давай быстрее, тут очередь! Кончил в тело – гуляй смело!» – и тому подобными остротами. Как хорошо, что Оля этого всего не видела, так как айфон остался внутри сумочки. Но и услышанного ей было достаточно для того, чтобы представить, какое ужасное унижение сейчас испытывает Амалия!

Вскоре несчастная певица, вся красная и растрепанная, с размазанной по щекам губной помадой, выскользнула из дверей. Барсик медленно и торжественно вышел за ней, поправляя брюки и застегивая ремень. Тот факт, что он может продемонстрировать полное обладание всеми прелестями певицы, которую присутствующие джентльмены видели исключительно по телевизору, доставлял ему истинное, практически физическое наслаждение. Удовлетворенный во всех смыслах, Барсик шлепнул Амалию по заду и сказал, что она может быть свободна, так как у них есть еще о чем поговорить без женских ушей. Амалия моментально собралась и практически выбежала на улицу.

– В «Ку-ка-реку»! Быстро! – По голосу было понятно, что Вите лучше сейчас помолчать и побыстрее доставить хозяйку в модный бар, где известная тусовщица и модельер Ульяна Гейден праздновала выход в свет своей новой коллекции.

– Не, Уль, я все понимаю – без него я никак и никто… Но зачем же так! – Амалия уже прилично набралась и с трудом удерживалась за барной стойкой. – Я себя чувствую хуже проститутки! Представь – в кабаке, при этом быдляке чуть не трахнул меня! – она окончательно разревелась. – Скотина!.. В сортире минет пришлось ему делать!

– Амаль, а что делать? Что? Послать его и вернуться к себе в Усть-Зажопинск? – Ульяна тоже немного выпила и разоткровенничалась. – Думаешь, мне легко? Кому бы я на фиг нужна была тут со своими платьишками? Левинсон меня год таскал по мужикам… С кем только не трахалась, как вспомню – так вздрогну! Думала, уж все, абзац, пока Исмаила не цепанула…

И подруги дружно выпили.

Тем временем вечеринка была в самом разгаре, народ все подходил и подходил. Было ясно, что ни успех коллекции, ни сама Ульяна никого по-настоящему не интересовали. Всем было важно посмотреть на других, показать себя и свои тряпки, потешить свое эго и посплетничать. Похоже, что вид Амалии и ее рассказ по-настоящему зацепили Ульяну. Она отходила от подруги только для того, чтобы перекинуться парой слов с вновь пришедшими гостями, и снова возвращалась к бару.

Телефон лежал на стойке, Оля слышала и видела все, о чем говорили девушки. Ей искренне было жаль Амалию, да и Ульяну тоже. «Да, мама мне всегда говорила, что за все хорошее в жизни приходится платить… интересно, почему начинаешь верить этому, только когда попадешь в настоящую жопу?» – Оля опять вспомнила, что она ведь тоже хотела всего лишь кусочка гламура и чем это для нее кончилось.

Тем временем рядом с подругами за барную стойку присел молодой человек. Он хорошо видел, что Амалия уже довольно прилично выпила и не совсем контролирует себя. Выждав момент, он потянулся за очередным Б-52 правой рукой, одновременно ловко смахнув левой со стойки лежавший чуть сбоку от Амалии ее золотой айфон. Увидев, что она этого не заметила, он выпил горящий напиток и спокойно отошел в сторону. Оля поняла, что у телефона, кажется, скоро снова сменится владелец, но в этот момент воришка нажал кнопку и выключил его.

* * *

Паша очнулся довольно быстро, но грабители были уже далеко. Гудела и кружилась голова, из разбитых губ сочилась кровь, но все это было полной ерундой по сравнению с пропажей айфона! Он встал и вяло побрел к метро, купил в киоске бутылку воды и умылся. Покупка была вызвана не только желанием промыть ссадины и попить. Паша решил проверить, нет ли у него сотрясения мозга. Он где-то читал, что при сильной травме голова начинает плохо работать, в частности, затрудняется счет. Убедившись, что за воду попросили тридцать пять, а сдача с сотни составила именно шестьдесят пять рублей, он решил, что со здоровьем все более-менее в порядке.

Надо было думать, что делать. Проблема осложнилась тем, что теперь ему необходимо решать сразу две задачи: для того чтобы вытащить Олю из аппарата, нужно было сначала ее найти. «Так, Фот, будь спок! Хуже не будет, все, что могло случиться, уже случилось» – примерно такие мысли тихонечко похрустывали у него в голове. Паша решил, что вернется домой, приведет себя в порядок, так как после избиения и падения рваными оказались и джинсы, и ветровка, да и голова работала все-таки не очень. Дома он некоторое время колебался между двумя болеутоляющими – анальгином и водкой. Решительно выбрав второе средство, он успел подумать, что осетинский разлив оказался на этот раз не таким омерзительным, и заснул.

Проснувшись рано утром, он первым делом кинулся к телефону и компьютеру. От Пафоса снова не было никаких известий. «Ага. Он ведь что-то рассказывал про каких-то пострадавших от его проги. Может, через них можно что-то узнать?» Паша вспомнил, что их было двое – бывший мент, ныне служитель в зоопарке, и экс-банкирша, она же учительница географии. Начать Паша решил с зоопарка, так как это казалось совсем простой задачей. Но выходить из дома с разбитой физиономией было как-то неудобно, и он подумал, что в оставшейся после Олиного исчезновения сумочке наверняка есть что-то из косметики. Паша спешил, поэтому просто вытряхнул ее содержимое на стол и удивился, как такое количество разнообразного барахла смогло поместиться в столь маленькой фитюльке. Куча предметов, принадлежавших его подружке, включала в себя несколько комплектов разных ключей, маленький складной зонтик, сигареты, несколько зажигалок, упаковку колготок, презервативы, зарядное устройство для телефона, переносной аккумулятор, несколько ручек и маркеров, огромное количество бумажек, рецептов и записок.

Паша невольно начал трогать и перебирать Олино богатство, задумчиво перекладывая вещи из одной кучки в другую. Он всегда воспринимал ее визиты как нечто само собой разумеющееся и естественное, никогда не считал их отношения серьезными или просто заслуживающими внимания – так, встретились-разбежались. Паша даже как-то особо и не интересовался Олиными увлечениями, мечтами и желаниями, но предметы из ее жизни вдруг включили в нем что-то похожее на слайд-шоу из фотографий недавнего прошлого. Он вспомнил, как они бежали прошлым летом от ливня с градом, пытаясь раскрыть на бегу тот самый зонтик, что лежал перед ним на столе. Пачка ее сигарет и зажигалки напомнили об их споре по поводу вреда курения – Паша утверждал, что курение безвредно, Оля спорила, приводя медицинские доводы. Курить, впрочем, продолжали оба.

Внезапно он почувствовал, что внутри что-то зашевелилось, словно кто-то несильно, но довольно чувствительно прихватил его слева, в области сердца. Это тянущее ощущение было какой-то странной для всегда невозмутимого циника-айтишника Павла Фотина смесью жалости и неожиданной нежности. Стерев нежданную крохотную слезу, тихо выползающую из левого глаза, он обнаружил старенькую косметичку, в которой был тюбик с тональным кремом. Как мог, Паша замазал следы вчерашнего на физиономии и выскочил из дома.

В зоопарке Паша легко нашел вольер с носорогами. Утром буднего дня посетителей практически не было, можно было спокойно понаблюдать за зверем. Огромное животное вальяжно лежало посередине огороженного пространства, напоминая какого-то богемного персонажа, постепенно отходящего после вчерашней попойки. Паша заговорил зубы банальной чепухой полусонному охраннику и вошел в большое помещение позади загона. Внутри сильно пахло соломой и навозом, от этого плотного и терпкого запаха Паша принялся чихать.

– Будь здоров!

Паша обернулся и увидел здорового мужика лет сорока со шваброй в руках. Нос его был заклеен серо-грязным пластырем, из-под которого слева выглядывала здоровенная серьга. Приглядевшись, Паша узрел, что это не просто серьга, а приличного размера металлический топорик, хитро проткнувший носовую перегородку.

– Спасибо!

– Безуха тебе, ты чихать можешь!

– А вы что, нет?

– Да чихнешь тут, как же! Видишь, какую пепяку воткнул – болит, сцуко… – скривился в улыбке правой стороной лица собеседник.

– Ага, знатная вещица. Дорого, небось?

– Не даром, точно. Это же The Great Frogg. Мик Джаггер, Аксель Роуз, из наших – Серега Воронов из «Кроссроудз» – все они эти вещи носят. Дунуть хочешь? – продолжил он практически без паузы.

«Ничего себе! Только что меня увидел – и сразу травку предлагает, рокер хренов! Похоже, что как раз этот перец мне и нужен», – подумал Паша.

– Не, не надо, я и так с рождения дурной! А вы тут недавно работаете?

– Ага! Пару недель.

– Ясно. Знаете, тут такое дело… Короче, вы не знаете такого человека – Алексея Памфилова? Он программист, очень серьезный чел, вы его точно знать должны! Мне бы найти его как-то – не поможете?

По лицу собеседника пробежала какая-то блаженная полуулыбка. Он отшвырнул в сторону швабру и полез в шкафчик для переодевания за его спиной. Достав оттуда размалеванную гитару, он резко ударил по струнам и запел:

 
Носорог и Аня, да-да-да!
В оловянной ванне навсегда!
Тайные желанья и мозги
Ты на расстояньи сбереги!
 

Это была довольно известная песня какой-то панк-группы. Спев ее целиком, он перешел к следующей композиции, которая была так же бессмысленна, но исполнена довольно складно. Все Пашины попытки задать еще какие-то вопросы были оставлены без внимания; бывший милиционер, а ныне – служащий зоопарка самозабвенно продолжал шерстить весь панковский репертуар, ловко аккомпанируя себе на гитаре. Прослушав с десяток песен и отчаявшись добыть хоть какую-нибудь информацию, Паша махнул певцу-смотрителю рукой и направился к выходу. Вслед ему снова зазвучал хит:

 
Носорог и Аня, да-да-да!
В оловянной ванне навсегда…
 

Оставив новоявленного артиста одного, Паша поспешил на свежий воздух. Его слегка мутило то ли от носорожьего ядреного духа, то ли от безумного панковского репертуара. Проглотив таблетку болеутоляющего, он сел на лавочку и закурил. Оставался один вариант – искать банкиршу-учительницу. «Странный перец. И что ж это с ним такое стряслось, что так от музыки вставило?» – думал он, одновременно переписываясь со смартфона с коллегами «ВКонтакте». Он хотел найти школу, где работала та самая банкирша, ставшая учительницей географии. Это оказалось несколько сложнее: прошло часа два, прежде чем коллеги-приятели сумели найти адрес школы. Она находилась в районе метро «Баррикадная», недалеко от зоопарка, и Паша, несмотря на головную боль после многократного чихания и саднящие замазанные ссадины, отправился туда пешком.

В школе, слава богу, ничем не пахло. По крайней мере ничем таким, от чего Паша почувствовал бы себя хуже. Он рассказал какую-то нелепую историю про младшего брата, который якобы учится в этой школе, и вежливый охранник в белой рубашке и черном галстуке селедкой пропустил его. Поднимаясь по лестнице, Паша вспоминал свою школу на окраине Альметьевска, учителей, одноклассников и за этими воспоминаниями чуть не забыл, зачем он пришел сюда. Эта школа сильно отличалась от той, что вспоминалась ему.

В поисках кабинета географии он медленно шел по коридору, разглядывая таблички на кабинетах. Занятия уже закончились, но ученики старших классов еще не успели уйти домой. Одинокие школьники-переростки со взглядами диких кабанов время от времени проносились мимо Паши, обдавая его паром из разнообразных электронных курительных приборов. Конечно, школьные порядки вряд ли позволяли пользоваться этими штуками, но, похоже, выпустить струю-другую ароматного пара прямо в стенах учебного заведения было особым шиком практически для всех молодых людей.

А вот школьниц старших классов Паша вообще бы принял за молодых «девиц-менеджериц», по меткому определению одного своего старшего товарища. Девушки были все как на подбор красиво причесаны, дорого одеты, на их ухоженных лицах отражалось вполне профессиональное безразличие. Казалось, что всем этим своим независимым видом они старательно подчеркивали, что их нахождение здесь, в школьной обстановке, – нелепая и трагическая случайность, а их место, конечно же, в офисе «Газпрома» или на худой конец в казино Монте-Карло. Перестав наконец водить больной головой туда-сюда, Паша обнаружил, что стоит перед кабинетом географии. Он решительно дернул ручку двери и вошел.

– Здравствуйте! – строгая брюнетка лет тридцати пяти в темно-бордовом брючном костюме внимательно посмотрела на Пашу поверх коричневых роговых очков. – Вы ко мне?

– Зд… здравствуйте… Да! – Паша слегка оробел и пожалел, что не догадался взять с собой тональный крем. Он испугался, что географичка с ее недавним прошлым топ-менеджера заметит следы на лице и пошлет его куда подальше.

– Отлично! Садитесь, пожалуйста. А вы, собственно, с каким вопросом? – Паша явно не выглядел ни школьником, ни родителем, а уж подумать, что он может быть представителем департамента образования, не смог бы даже самый отмороженный фантазер.

– Я? Тут дело такое… вы… Вы не знаете такого человека – Алексея Памфилова? Его еще Пафосом зовут. Он вам мог программы переустанавливать, или…

Tie дожидаясь окончания Пашиного вопроса, учительница встала из-за стола, взяла электронную указку и подошла к огромной географической карте над столом. Ее глаза за линзами очков стали совсем стеклянными, голос звучал как из магнитофона:

– Алтайский край расположен на юго-востоке Западной Сибири, между пятьюдесятью и пятьюдесятью пятью градусами северной широты и семьюдесятью семью и восемьюдесятью семью градусами восточной долготы. Протяженность территории с запада на восток – около шестисот километров, с севера на юг – около четырехсот километров…

Паша вытаращил глаза, ничего не понимая. Учительница тарабанила сведения из учебника экономической географии, касающиеся почему-то исключительно Алтайского края. Она была похожа на музыкальный автомат из американского салуна эпохи расцвета вестернов – все Пашины попытки вставить слово были полностью проигнорированы. Он узнал про климат, рельеф, гидрографию, растительный и животный мир Республики Алтай. Когда же географичка перешла к перечислению особо охраняемых природных территорий в количестве пятидесяти одного памятника природы, Паша встал со стула и понуро побрел к выходу. Вдогонку ему неслось:

– Алтайское – одно из самых больших и протяженных сел Алтая, оно достигает в длину почти восемнадцать километров, расположившись вдоль реки Каменка, в предгорьях…

Паша вышел на улицу. Голова болела, таблетки больше не действовали, сигареты тоже не спасали. Ясно было, что время на встречи с этими странными людьми было потрачено впустую. Чуть переведя дух, он собрался с силами и поехал домой. Похоже, он слегка переоценил свои возможности после избиения, так как чувствовал себя просто ужасно. Войдя в квартиру, Паша практически рухнул на диван. «Интересно, что с ними всеми происходит? Что это значит? Что же такое сочинил Пафос?» – подумал он и заснул.

* * *

– Короче, вот тут – картинка, а ниже – портрет! По углам – камушки, только аккуратно, усек?

– Да все в лучшем виде сделаем, что вы переживаете? Первый раз, что ли?

– Ты смотри мне, это для такого серьезного человека, что тебе и не снилось!

– Ладно-ладно… пару часов подождете или завтра?

– Через час подойду, понял? И фирменную упаковку эппловскую не забудь, чтоб все как новенькое было!

– Понял, понял…

Оля чрезвычайно внимательно вслушивалась в этот диалог, так как ее судьба вновь проделывала очередной кульбит. Украденный из бара аппарат, а вместе с ним и она, Оля Луценко, за время отключения опять сменили хозяина и были подвергнуты процедуре замены сим-карты, удаления старой информации и обновления телефонной книги. Помимо этой не самой приятной процедуры, оказалось, что новому владельцу срочно понадобился целый букет мессенджеров и программ – это были и Viber, и Telegramm, и Skype, и что-то еще малоизвестное. Оля очень устала от этих процедур, ей даже казалось, что она провела кучу времени в тату-салоне и на ней уже просто не осталось живого места. К счастью, гравировку золоченого корпуса и установку туда драгоценных камней она практически не почувствовала. Но ей самой уже стало интересно, на что же еще способна человеческая фантазия, изрядно сдобренная патриотизмом пополам с дурным вкусом. А смесь получилась ядреная! Через час на обратной стороне аппарата красовался огромный герб России, а чуть ниже – один из самых выразительных портретов президента Путина в обрамлении то ли настоящих бриллиантов, то ли фианитов. Его проницательный взгляд был полностью сохранен, несмотря на то что гравировка по золотой поверхности была лишена красок оригинальной фотографии.

Если бы Оля обладала достаточными познаниями в области истории или древних религиозных верований, то она могла бы подумать, что эти изображения призваны играть для обладателя роль своеобразного оберега или тотема. Через заднюю камеру она внимательно рассмотрела полученный результат. Ее неприятно поразило увиденное, выгравированные картины показались ей жутко пафосными и аляповатыми. Все-таки женщина, даже находящаяся в таком непростом положении, как Оля, все равно остается женщиной и хочет выглядеть привлекательно!

Через час заказчик вернулся, перекинулся буквально несколькими словами с мастером, забрал аппарат и сунул его в портфель. Прошло минут тридцать – а Оля могла при желании видеть часы внутри устройства, – и она вновь увидела свет. Телефон был положен на массивный стол из красивого красно-бурого дерева, богато отделанного кожей и металлом. Вокруг стояли стулья с высокими кожаными спинками, над столом висел точно такой же, как на обратной стороне аппарата, портрет президента с мудрым, всепроникающим взглядом. На другой стене цветными всполохами, похожими на отблески салюта, беззвучно мерцал телевизор. Во главе стола сидел отлично подстриженный холеный мужчина лет пятидесяти в тонких золотых очках. Он был одет в дорогой серый костюм и голубую сорочку, правая рука его была украшена аккуратными часами Breguet, довершал же картину несомненного личного успеха идеально подобранный галстук в едва заметную синюю полоску. Это был господин Маевский, первый заместитель министра… Впрочем, точное наименование ведомства не имеет никакого значения для дальнейшего повествования.