Текст книги "Пространство бетона"

Пространство бетона
Вадим Сатурин

Дизайнер обложки Яна Май

© Вадим Сатурин, 2024

© Яна Май, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-4496-2458-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«укатить бы с дуру на юг…»

 
укатить бы с дуру на юг,
смахнуть пыльный город
с ресниц, запустив море в венах.
но кто-то должен провожать
железных птиц
и быть кирпичами
в бетонных
стенах.
 

<весна 17-го>

«недалеки от нас чужие драмы…»

 
недалеки от нас чужие драмы,
незнакомка,
финал тем более все ближе,
пулей неизбежен.
вибрации часов настенных
ночью громче,
попробуй их услышать…
прикоснувшись к стенам.
 

<февраль 17-го>

«море – всегда диалог…»

 
море – всегда диалог.
вода – и тишина, и собеседник.
я бы взял его в карман с собой,
но ждет метро…
и понедельник.
 

<весна 17-го>

«умытые бензином и «неистовым счастьем…»

 
умытые бензином и «неистовым счастьем»
с одуванчиком в руке, наблюдая за птичкой,
на крыше Оптимизма с улыбкой давай,
сожжем этот день
к чертям…
лови спички!
 

<осень 20NN>

«прохладу бы в мысли…»

 
прохладу бы в мысли,
волну – под ребро,
чем мы дальше от рек,
тем сильней
«все не то».
 

<2017>

«кусаем губы до алой кро́ви…»

 
кусаем губы до алой кро́ви,
запертые в комнате 2х2
от людей изнутри.
и как же нам выйти
из пространства бетона,
раз вдвоем в темноте
мы теряем ключи?
 

<зима 20NN>

«давай сбежим отсюда прочь?..»

 
давай сбежим отсюда прочь?
людей здесь веселит чужое горе…
пакуй, подруга, чемоданы в ночь.
им мало океана…
нам же хватит моря!
 

<лето 16-го>

«плевать на погоду…»

 
плевать на погоду.
завтра осень вернется.
лишь тело – под солнцем,
а не то, что в нем бьется.
плевать на рассветы,
вино и закаты.
разлуки и встречи,
моду, фото, прокаты.
плевать и на небо,
на поцелуи в грозе,
ждать лучшее «где-то»,
но где?
 

<лето 17-го>

«пыль & катакомбы…»

 
пыль & катакомбы,
весна. капель. болты.
в N-городе нет солнца,
есть театр. мэрия. мосты.
дыры. щели. пакля. ветер.
гаи. ракеты. дураки.
дым сигарет и засыпает пепел
к тебе цветы.
 

<весна 17-го>

«закройся, погрузись, забудься…»

 
закройся, погрузись, забудься.
отвечай им односложно и просто.
с теми в ком высохло море
так можно.
 
 
успокойся, молчи, образумься.
пусть считают, что Ты – слишком сложно.
чтоб не сбили с пути, укажи
заведомо ложный.
 

<весна 17-го>

«тот же город, те же бульвары…»

 
тот же город, те же бульвары.
весной солнце обманчиво ближе.
метро под сырым тротуаром,
над ним – те же самые крыши.
 
 
те же секты против них те же церкви,
там же площадь, и все тот же Ленин,
все над тем же Красным Проспектом,
над людьми в заботах и лени.
 
 
те же стены, в них врезаны двери.
тлен все тот же, но влюбляются слаще.
шел 17-й год близ апреля.
весна…
обувь мыть нужно чаще.
 

<март 17-го>

«монета упадет на реверс…»

 
монета упадет на реверс,
у жизни сломают крыло.
ночами не возвращайся на берег,
ищи в вязком иле ее.
металл потянет обратно,
над водой возведут потолок.
монета упадет на аверс,
ты – в песок.
 

<весна 20NN>

«лето, как и все, выцветает…»

 
лето, как и все, выцветает.
у драмы привычный утопичный сюжет.
правда, что там…
за бетонными горами
морями разливается цвет?!
 

<август 17-го>

«что готовит нам светлое завтра?..»

 
что готовит нам светлое завтра?
за место под солнцем хладнокровную битву!
и взамен карандаша, и заместо бумаги
мы берем просто тело и еще проще
бритву.
 
 
что готовит нам светлое завтра?
разлуку иль встречу, день или ночь?
и взамен микрофона, нотной папки флейтиста
мы берем тишину, а еще чаще
скотч.
 

<весна 17-го>

«в рельсе, в шпале, в костыле, вагоне…»

 
в рельсе, в шпале, в костыле, вагоне,
в краске, шлагбауме, изгибе путей,
в дистопии перрона, в шуме прохожих,
в сердцебиениях сотен людей,
в металле, в бетоне, в ржавчине, в пыли,
в каждом, дьявол, электрическом проводе,
при ударе ножом или, ах, поцелуе,
тсс… мы в городе.
_
циркулируем в городе.
 

<весна 17-го>

«о чем грустишь, щипая нервно бровь?..»

 
о чем грустишь, щипая нервно бровь?
и по кому во снохождениях твоих агония?
чтоб не болело, приготовься, скоро ночь.
дай волю музыке в дыму и сердцу…
м е л а н х о́ л и я.
 

<зима 17-го>

«здесь сам город, Миледи, не против…»

 
здесь сам город, Миледи, не против,
а уж мы-то подавно не прочь,
предаваться грехам откровений,
нисхождения в полярную ночь.
 

<февраль 17-го>

«скажи мне, как с этажей ниспадая…»

 
скажи мне, как с этажей ниспадая
телом в слякоть и грязь полунóчи во снах,
не запутаться мне всем сердцем, а шеей
не увязнуть навек в проводах?
 

<осень 17-го>

«мир еще не понят тобой…»

 
мир еще не понят тобой,
ночь не изведана до самого дна.
куда прислоняется усталое тело,
обычно там кривит душа.
 

<20NN>

«когда шумом опротивел весь свет…»

 
когда шумом опротивел весь свет,
нервы точат ногти и взгляд —
под руку зонтик и ветер…
они знают, где найти закат.
 
 
когда жар идет изнутри,
рушь плотины и сжигай мосты,
чтобы доступ воды до сердца,
и тела. не нести тебе ей беды.
 
 
когда пьяный кондуктор роняет
свое Я, твою последнюю сдачу,
собери до копейки и в реку…
вчера там топилась Удача!
 

<август 20NN>

«небо заколочено…»

 
небо заколочено,
монета брошена в фонтан.
мчимся на поезде в общество —
Я
и fam-fatale.
 
 
нервы вновь натянуты,
мы к перрону не готовим цветы.
где ночью обращаются люди,
лучше
приготовить ножи.
 

<весна 17-го>

«свет божий пролился на реку…»

 
свет божий пролился на реку,
как и ты обошел он руины,
тот же самый город на снимке
с ветром в лицо, а не спину.
здесь когда-то любили люди,
как знамение – пришествие лета.
коль привыкла, натяни улыбку.
Мы едем, подруга, в Гетто.
 

<NN>

«намного проще, где кладь кирпичей…»

 
намного проще, где кладь кирпичей
не превышает человеческого роста,
где нет ртов и тем более ушей,
где сложное становится «Просто».
 
 
намного легче, где синяя даль
неровность известки сменила,
где теплее колючая шаль,
чем то, что в себя мы влили.
 
 
намного лучше, где мало людей
повстречаешь у дверного замка,
где наш сигаретный дым
не в бетон летит – в облака.
 

<NN>

«не ищи во мне смысла. в побочках утра…»

 
не ищи во мне смысла. в побочках утра
прутья есть прутья; стена есть стена.
 

<осень 20NN>

«утром в стены утыкались многие…»

 
утром в стены утыкались многие
они их заставляли молиться.
кирпичами закалялись к ночи
единицы.
 
 
стены были цветные и мягкие
с другой стороны для столицы.
для себя их не наблюдали
птицы.
 
 
и стенам кричали спасибо,
коль нечем с ними больше делиться.
с двух сторон с улыбкой сигали
вверх
самоубийцы.
 

<20NN>

«нет лекарства от сего сумасшедшего города…»

 
нет лекарства от сего сумасшедшего города.
лекаре́й порошки из банки
во вред человеку.
проснувшись, умывшись, срочно упрись
ушами в музыку,
глазами – в реку.
 
 
ее течение к Северу и прогулка без шума
все равно не спасут,
но уж как-нибудь
станет легче с прогрессией в наушниках звука,
коль и тебе этот город
наступает на грудь.
 

<весна 17-го>

«город N просыпался птицами…»

 
город N просыпался птицами,
автомобильным клаксоном, молитвой,
усталыми ломкими ресницами,
затупленной бритвой.
 
 
город твой просыпался медленно
и начинались прятки в метро.
вновь измерить день сигаретами.
забыть к ночи его.
 

<май 17-го>

«из кинотеатра теплых сновидений, мама…»

 
из кинотеатра теплых сновидений, мама,
в холодный город,
где промерзли до рельс
трамвай и метро,
мы выходим каждое бесполезное утро,
чтобы просто обратно вернуться…
и все.
 

<ноябрь 16-го>

«безысходность – это нормально…»

 
«безысходность – это нормально»,
сказали мне в 09 для справки.
в 03 и 02 сейчас занято очень,
операторы изучают «Превращение» Кафки.
 

<февраль 15-го>

«уйди печаль с моих ресниц…»

 
уйди печаль с моих ресниц,
смахни ее со стекол,
мой автомобильный дворник.
но вновь чернила и курю,
пишу к тебе:
«наступит понедельник,
его догонит вторник.
 

<весна 17-го>

«подари нам рецепт от утра…»

 
подари нам рецепт от утра
неизбежности, Машинист Метро,
как будто мчишь не к тоннелю,
а к морю, где иначе все,
где есть и цвет, и звезды,
ее сердце и друга плечо.
подари нам рецепт от утра
в 06:06… Машинист Метро.
 

<осень 20NN>

«нет лучше прогулки утром…»

 
нет лучше прогулки утром,
чем пóд руку с рекой, одиночеством.
почувствуй, как экзистенция птицами
впивается в сердце
с холодом.
 

<осень 17-го>

«жизнь – пародия пьяного театра…»

 
жизнь – пародия пьяного театра.
острые грани я в нем не разведу:
первый носит из злата цепочку,
когда второй надевает петлю.
третий греет цветы на бульваре,
чтоб четвертый их давил сапогом.
жизнь – одно обреченное гетто,
и мы все…
узники в нем.
 

<ноябрь 16-го>

«влюбись до истерик в город, мечтатель…»

 
влюбись до истерик в город, мечтатель,
глазницами, сердцем, телесной оболочкой.
совокупи свое Ego и его излучатель
волн дециметровых
из радиоточки.
 
 
влюбись до дрожи – это несложно,
урбанистический оргазм свинцово-ртутный
испытай судорогой мышц икроножных,
с остановкой снов,
дыханья под утро.
 

<20NN>

«будет много побед и свершений…»

 
будет много побед и свершений,
и не меньше разлук и потерь.
у солнца производные – тени,
у ночи, естественно, день.
 
 
будет мало дружбы и света,
и не больше цветов и любви.
город дарит нам розы? гвоздики!
и тебе, и мне…
Подожди.
 

<2017>

«душной утренней дорогой пустоты…»

 
душной утренней дорогой пустоты,
когда пьянит полупустой фужер вина,
сквозь тлен и топь шагаем в ногу Я и Ты,
но тонут ноги сквозь асфальт…
касаясь дна.
 
 
злые стены бетона сжимают нам плечи,
но от этого ближе – в строю, в одной связке.
скоро дождь все умоет, но кому станет легче?
докурю, раздевайся…
и смотри на развязку.
 

<лето 16-го>

«мы слишком самоуверенны…»

 
мы слишком самоуверенны,
что сердце продолжая биться,
желает продлить эту жизнь,
а не взять
и остановиться.
 
 
мы слишком самообмануты,
что ночью закрывая глаза,
еще раз разомкнутся ресницы
аккурат
в начало утра.
 

<2017>

«день сожжен вхлам усталым солнцем…»

 
день сожжен вхлам усталым солнцем,
ночь отравлена некультурными снами.
Тлен – американский coffee в чашке,
заплесневелый хлеб
временами.
 

<20NN>

«усталые гримы прохожих…»

 
усталые гримы прохожих,
бродящий без дела ветер,
черный кофе в гибком картоне.
снег, на котором пепел.
 
 
мятые спины попуток,
искривленные шеи людей.
холод против трампунктов.
будни против идей.
 
 
ЖД, магистрали, распятия,
снохождения, хрущевки, метро.
пусть сказка греет сомнамбулу,
а морщины режут лицо.
 

<ноябрь 17-го>

«проспекты, аллеи, дворы немолоды…»

 
проспекты, аллеи, дворы немолоды,
день – вещество из осени, холода.
в городе «Крест» мечтать не шепотом,
что играть с электрическим…
в сеть включенным проводом.
 

<20NN>

«я умру; ты умрешь…»

 
я умру; ты умрешь.
очевидность зависла,
и в этих строках
находиться нет смысла,
как в глубоком кошмаре,
тени, тлене, коме,
в оконцовке строфы:
«Спи. 17-й. Горе».
 

<17-й>

«в утро снова придется увязнуть…»

 
в утро снова придется увязнуть.
за углом холодный в лени трамвай.
металлу совершенно неважно
февраль за окном или май.
металлу плевать на простуду,
каткам видеть гнутые рельсы.
и нам кажется, что будет чудо…
всего лишь открываются дверцы.
 

<весна 17-го>

«завтра все впадет в безнадежность…»

 
завтра все впадет в безнадежность,
у молодой жены умрет старый муж;
в воскресенье в нас исчезнет возможность
верить в море, а не в воду из луж.
завтра все впадет в уныние,
в декаданс – мечты, бриллианты;
в понедельник сдадут их в ломбард,
чтоб на все – антидепрессанты.
 

<август 17-го>

«круг замыкается в нас серыми буднями…»

 
круг замыкается в нас серыми буднями,
он очерчен ночью Черными Звездами.
в тишине можно слышать многое,
простые вещи в ней становятся сложными.
 
 
день завершается аккурат кражей звука,
ночь обозначается стенами сонными.
днем мы многое брали за Истину,
эти вещи во тьме стали ложными.
 
 
страсть проходит с отсутствием рифмы.
в графе «Любовь» появляется прочерк.
не хочу больше помнить ваш номер,
ведь одиночества телефон короче.
 

<зима 17-го>

«ночь остывает кофе чернотой…»

 
ночь остывает кофе чернотой
в стакане из картона с крышкой
в руках у девушки в потертой куртке,
прислонившейся к дверям метро.
 
 
в подземке люди. тесно. холодно и скучно,
чтобы прислоняться в сутки,
там день и вечер…
то есть одиночество возьмет свое.
 
 
в прикосновениях замерзших плеч
или двухсот катков об рельсы,
в потухшем взгляде незнакомки в шубе,
где замерзла на рассвете моль,
 
 
чужой рукой в моем кармане,
кравшей ночь и две измятых сигареты,
приходит утро…
вместе с ним на станции догонит боль.
 

<зима 17-го>

«пространство кафеля, одеял, бетона …»

 
пространство кафеля, одеял, бетона —
монолитность человека и камня.
«воскресение» обещает многое,
в понедельник закрываются ставни.
долгостроев жилы на́век застыли,
и свершения людей здесь неброские.
не мейнстрим, а заместо молитвы,
перед сном мы читаем Бродского.
 

<20NN>

«на оконном стекле нацарапали «УТРО…»

 
на оконном стекле нацарапали «УТРО»,
пробел, тире и «В нем слишком пусто…»
на проеме, обычно, где крепится дверь,
кто-то мне вывел: «не жди и не верь!»
 

<осень 16-го>

«В кармане ночь…»

 
В кармане ночь,
сигареты,
ириски…
Мы все когда-то
умирали
на вписке.
 

<20NN>

«нож-бабочка, штучка «Петра», кассетный…»

 
нож-бабочка, штучка «Петра», кассетный
плеер, в ночь – в подъезд по привычке.
мама, мы – дети окраин последние,
прикуривавшие
спичкой.
 

<20NN>

«прекрасные, жестокие…»