Текст книги "Механист"

Глава 4

Сверкающие змеи, укус которых летален, сплетаются в безумном танце. Их тела чувственно льнут друг к другу, томно скользят и молниеносно расходятся в стороны. Этот танец – гипнотизирующее искусство смерти. Им можно наслаждаться, наблюдая с безопасного расстояния, – не стоит пытаться участвовать в змеином балете. Любое движение, даже самое грациозное, – неуклюжая грубость по сравнению с бескостной гибкостью переливающихся тел. Чарующие па под аккомпанемент звона стали и прерывистого дыхания.

Моего. Техника Венедис невероятна. Это не попеременные, использующие инерцию всего тела удары по принципу маятника, а одновременные, пусть не в полную силу, но четко скоординированные и точные выпады. Причем не синхронные, как можно было ожидать, а абсолютно разные, такое ощущение: каждый клинок живет собственной жизнью. Если правой Венедис рубит сверху вниз, то левой ухитряется колоть – и это в одно и то же мгновение. Конечно, лишь какой-то из двух ударов настоящий, второй – только имитация, способная, впрочем, нанести повреждение незащищенной плоти. А я очень нежное существо – на мне доспехи рубить не надо, за их отсутствием. Это не бой, это дезориентирующее состязание в гимнастике. Я уже вспотел, а Венди даже не запыхалась, комбинируя длинные серии из града парных и переменных ударов, которые я едва успеваю блокировать. Чертова девка! Рукоять палаша норовит проскользнуть во влажных ладонях – это оружие прекрасно зарекомендовало себя в неспешной рубке, но, шайтан побери, мне даже не дают ударить! Принимаю на гарду, вращаюсь сам, вращаю лезвие, блокирую боковой, пытаюсь скользящим движением свести клинки Венди вместе, заканчиваю разворот и рублю по дуге. Пустоту. Пользуюсь энергией вспарывающего пространство меча и кувыркаюсь, уходя из-под ответного удара. Не успеваю подняться, как приходится отражать верхнюю атаку, бью ногой, целясь в колено. Девчонка закрывается голенью – хоть гетры ее белые замарал.

Снова стараюсь завести клинки под наклонные ветви гарды, перехватываю левой рукой незаточенную часть лезвия, разворачиваю палаш. Зажатый в рогатке между гардой и лезвием, один из клинков противницы изгибается немыслимым образом. Вот это сплав! Второй меч Венедис удается освободить, и она рубит снова сверху вниз. Защищаться нечем. И в это время проклятая девчонка бьет коленом, конечно же, в пах, меняет траекторию удара мечом и добавляет в висок рукоятью. Вот с-с-сучка…

Старьевщик выпускает из рук палаш и катится, наполовину оглушенный, путаясь в лямках рюкзака и портупее. Лицо искажено. Он выхватывает из-за спины ствол и, опершись на локоть, направляет на противницу. В голове туман, перед глазами розовые вспышки, что не мешает рассмотреть ответный гневный взгляд и резко вздымающуюся грудь противницы. Вик представляет, как извивается, переливаясь, змей под ее одеждой. Это немного отвлекает. Девчонка со свистом разводит клинки в стороны и, вытянувшись в струнку, все-таки тяжело дыша, смотрит исподлобья.

– Трус, – говорит она.

А Вик что, утверждал обратное? Рыцарства в нем – ни на грош. А она продолжает. Про самовлюбленность, про эгоистичность, про противопоставление себя окружающим.

Пусть выговорится девочка – Старьевщик ухмыляется. Вот только не стоит путать эгоизм с индивидуальностью.

– Оружие придумываешь? Убивать научился? Ты бы мельницу лучше построил…

Да… а ведь была, была и мельница. И кузница с паровым молотом, хотя Палыч предпочитал пользоваться силой ученика. А еще – библиотека. Уникальнейшая коллекция древних книг – не хуже братских схронов. Очень хорошо все это дело горело.

Она бросает еще что-то презрительное и сплевывает. Ну и манеры. Гипнотизирует ствол.

Надо отдать должное – срабатывание кремниевого затвора Венедис блокировала очень эффективно. Сможет ли нейтрализовать разряд пьезоэлемента? С электричеством не так просто работать на элементарном уровне. Хочет ли Вик это проверить? Постепенно шум в голове уменьшается. Если девушке не удастся предотвратить этот выстрел? У него ведь на самом деле нет никакого желания ее убивать. А если удастся? Все равно в ее глазах, да и в своих тоже, он станет убийцей.

Опускает стрельбу. Расхотелось экспериментировать. Придется тешить самолюбие тем, что победа Венедис – следствие подорванного здоровья и плохой физической формы. Кстати, от недавних упражнений, наверное, все швы порасходились – жжет.

Венедис, немного успокоившись, тоже вернула клинки в ножны.

– Как ты думаешь, как братья относятся к механистам? – поинтересовался Вик. – И еще: насколько они меня забыли за год? Плюс в Югре без ментовки достаточно сложно, а сканирование на лояльность, даже поверхностное, я не пройду.

– Логично, – согласно кивнула Венедис. – А что – тяжело было сразу об этом сказать?

Хмыкнул – тяжело было сразу догадаться?

– Метки эти ваши корявые… Архаичная форма поверхностного зомбирования.

Вот оно как. Вик не рассматривал проблему в подобном ключе, но не удивился. Что есть пресловутая Программа Зверя у янычар, как не внедрение в подсознание? Стандартная ментовка, подтверждающая статус гражданина каганатов, вполне может иметь недекларируемые возможности.

– В принципе можно попытаться имитировать.

Старьевщик скривился – всю жизнь мечтал.

Венди посмотрела Вику в глаза и неожиданно улыбнулась. Не вскользь, чуть изгибая уголки губ, только обозначая положительную реакцию, а широко и задорно. По-настоящему. Механист поймал себя на мысли, что любуется. Радость в глазах другого человека всегда поднимает настроение, а улыбка Венедис выглядела особенно заразительно. Чуть заострившийся подбородок, ямочки на щеках и танцующие в зрачках чертики.

Еле удержался, чтобы не расплыться в ответ, – еще чего не хватало.

– Поговорим, Инженер, – прозвище она произнесла на манер неприкаянных, зловеще-почтительно, – и не будь таким букой.

Вик поднялся, отряхнул с рукавов хвоинки, подобрал меч и ножны.

– Поговорим. Только Инженером меня на людях старайся не называть. Как и Старьевщиком.

– Лады. Но – только когда доберемся до этого вашего Саранпауля. По дороге я должна кое-что обдумать.

– Мне какая выгода?

– Как минимум – ничего не потеряешь, и… ты же авантюрист. В Саранпауле, хорошо?

Все-таки тяжеловат пока палаш. Кавалерийское оружие. Вик с сожалением взвесил его на ладони. Добрых пять кило. С лошадьми-то в этих краях не очень – приполярье. Стоит поменять на что-нибудь полегче. И припасами разжиться. Отсидеться еще неделю, швы снять? В Саранпауле. Что он теряет? Время. За неделю снега наметет – придется на лыжах идти. Дополнительное снаряжение. За какие шиши?

– Скажем так, эскорт до поселка оплачиваю, – опередила ход его мыслей Венедис.

Так совсем другое дело, княгиня, – Старьевщик кивнул.

Продолжили путь молча, экономя силы механиста. То ли от холода, а скорее всего, после стычки разнылись раны. Зарядил дождь – промозглая, полузамерзшая взвесь. Венедис набросила на себя прозрачную непромокаемую накидку, подтянула повыше гетры и спокойно двинулась в выбранном направлении. Мгновенно пропитавшаяся водой одежда Вика стала вдвое тяжелее, а облепленные грязью унты – совсем неподъемными. Уж лучше бы снег.

– За сегодня дойдем? – чуть обернувшись, обратилась к Старьевщику девушка.

– Я почем знаю? – Дышалось тяжело, а влажное лицо, казалось, вот-вот покроется ледяной коркой.

Ноги скользили, горячий пот делал мокрую снаружи одежду не менее мокрой изнутри. Жадно глотаемый воздух покалывал в легких – ко всему, еще и простудиться не хватало. Главное – не заблудиться, хоть маршрут нахоженный. Здесь, узнавал Вик на базе, ходили не только обозы к рудникам, этим путем оленеводы со своими стадами кочевали на летние горные пастбища. Похоже, как раз недавно возвращались. Потому и грязища. Передохнуть Старьевщик был не против, однако сезонная неразбериха в длительности полярного дня не могла обмануть тренированных постоянным сумраком подземелий биоритмов – до вечера было еще два-три часа. Пешего ходу – если Вик не свалится без сил. Хотя не должен, человеческий организм – дьявольски выносливая конструкция.

– К вопросу о ночлеге – недалеко на север есть жилье.

– С чего ты взяла?

– Чувствую. Рядом с водой.

Чувствует она. Может быть, просто дымком из трубы навеяло. Старьевщик втянул воздух, пытаясь уловить малейшие ароматы, напряг слух в поисках звуков, сопровождающих обычную хозяйственную деятельность. Как и ожидал – тщетно.

– А на Саранпауль чуйка не срабатывает?

– Нет. Далеко еще, наверное.

– Насколько далеко?

– От трех верст и до бесконечности.

– А до жилья?

– Минут пять. Идем.

Девушка резко свернула с нахоженной тропы – Вику ничего не оставалось, как плестись следом.

Вскоре деревья действительно расступились, явив узкую полоску речного берега и несколько построек, приютившихся у границы леса. Две избы, загон для оленей и полдесятка лабазов на сваях высотой в человеческий рост. Хутор-стойбище. Ни тебе тына, ни опоясывающего рва. Южнее, даже на территории каганатов, настолько беспечных поселений не встретить. То там, а то здесь – совсем другие законы. Суровые и древние, как сама жизнь.

– Есть кто живой? – спросила сама у себя Венди.

Присутствие владельцев необязательно – Закон Тайги позволяет оставлять жилища незапертыми и без присмотра на весь сезон. В тайге не отказывают нуждающимся в крове, даже если хозяев нет на месте.

В конце концов, мы все здесь гости.

Главное правило в гостях – не чинить непотребства и оставить после себя все так, как было. Так повелось. А за порядком присмотрит Тот, кто все видит, – священное животное, образ которого всегда присутствует в каждом доме. Со стороны можно относиться ко всему этому как к суеверию и доисторическому пережитку. Только на порядок более эффективному, чем сторожевые заклинания цивилизованных земель.

Однако настороженные движения Венди предупреждают, что именно в этом конкретном месте, быть может, не все так ладно с тысячелетними традициями.

Девушка замерла сама и жестом остановила Вика. Действительно – стойбище выглядит тихим, спокойным и… нарочито безжизненным. Настолько, насколько безжизненны вздувшиеся трупы оленей в загоне.

– Смерть, – прошептала Венедис одними губами. – Тяжелая. Кровь, кровь, кровь. Река, проточная вода – оттого сразу не ощутила. Фон еще этот отупляющий. Все вокруг – смерть.

Насчет фона – дело не в амулете Старьевщика. В нем контур отстроен так, что мощность совсем не рассеивается. Ощущение смерти – о, Вик понимает, про что говорит его спутница.

Нет ничего омерзительнее запаха смерти.

Многие считают, что смерть пахнет прохладной родовой усыпальницей, – чушь, в склепе пахнет бальзамическими составами. Иные утверждают: запах смерти есть гнилостные миазмы. Ничего подобного, разложение тканей – вполне естественный процесс. Романтикам нравится версия о кисловатой вони пороховой гари на полях сражений или прелом горчичном аромате отравляющих веществ – чушь, это запахи, сопутствующие химическим реакциям. Железноватый привкус крови? Кровь – влага жизни, и с запахом смерти ее роднит только липкость субстанции.

Истинный запах смерти может познать только тот, кто умирал сам или долгое время находился в обществе медленно умирающих людей. Старики и тяжелобольные – о, они благоухают смертью. А запах, улетучивающийся из раскрытых в последнем вдохе ртов, – ее квинтэссенция.

Прежде чем попасть к янычарам, Вик больше месяца провалялся в чумных бараках. Тогда пятый год всех косил страшный мор – Палыч потом делился, что это случилось из-за Зеленого Неба. Самого Зеленого Неба будущий Старьевщик не помнил, он в то время еще из яслей не вылезал, но рассказывали, будто очень красиво выглядело. А тогда, в бараках, он только и делал, что смотрел, как увядают близкие, дышал окружающим смрадом и ждал, когда сам отправится вслед за отцом, матерью, братом и сестрами. Ему было восемь лет, а в таком возрасте все очень остро воспринимается и хорошо запоминается.

Тяжелый, влажный, прогорклый земляной запах. С примесью сирени. Впрочем, сирень – это ассоциации. Всегда, когда Вик ощущал ее благоухание, к горлу подкатывал комок. И точно так же каждый раз, когда отключал талисман, даже в самой безобидной обстановке душой чувствовал окружающую смерть и интуитивно подменял ее обонятельными эффектами. Возле стойбища, даже при включенной защите, где-то внутри Вика начали раскрываться белые и фиолетовые соцветия. Да, тут здорово пахло сиренью-смертью. И еще немножко кровью.

– Подстрахуй, – шепнула Венедис, – живых не слышу, но при таком всплеске энтропии в противофазе можно целую толпу прикрыть.

А бывают еще и очень опасные мертвые – Старьевщик взял на изготовку стрельбу и постарался удерживать в поле зрения выходы из обеих построек.

– Может, просто развернемся и уйдем? – предложил он.

Девушка покачала головой.

Сначала она, держа в правой один из своих мечей, резко распахнула дверь меньшей из построек, скорее всего баньки. Двигалась грамотно – открыла, прижалась к стене. Вик присматривал за второй избой. Венди резко заглянула внутрь, снова отклонилась. Вик предупредительно качнул стволом в сторону баньки и вернулся к своему объекту. Девушка нырнула в помещение. Вдох-выдох – оказалась снаружи. Пусто. Подкралась к избушке. Не теряя спутницу из виду, Старьевщик прошелся вдоль линии стены, посмотрел за углы. Чисто. Венедис повторила прием со входом.

Вик про себя порадовался слаженности их действий.

Вышла девушка совсем другой – расслабленной и печальной. Опустилась на корточки и прижалась лопатками к срубу.

– Ну? – поинтересовался Старьевщик.

– Посмотри, если хочешь. Только я бы не советовала.

Интересно, сколько крови находится в организме северного оленя? Если навскидку – ведра полтора точно. А мертвых оленьих тел в загоне? Кажется, было восемь. Итого сто двадцать литров. Вполне достаточно, чтобы пропитать стены и пол внутри небольшой, квадратов двадцать, избушки. Все стены и весь пол, за исключением двухметрового круга посередине. В коричневом сумраке – застекленное оконце тоже покрыто спекшейся, растрескавшейся коркой – представившаяся картина своей отвратительностью превосходит почти все виденное Виком раньше.

Он отпрянул назад и жадно вдохнул холодный воздух леса. В глазах еще покачивались освежеванные туши. Страшно было даже думать о них, как о некогда человеческих телах. Подвешенных под невысоким, забрызганным потолком таким образом, что беспалые культи ладоней скребли по полу внутри очерченного острова в море крови, рисуя мазками кровавые же иероглифы. Какие-то вещи, предметы обихода – просто свалены в один из углов. Расставленные по границе круга глиняные плошки, явно из утвари хозяев, с застывшим жиром и обгорелыми фитилями день-два назад служили источниками света в этом… жертвеннике?

Старьевщик осмотрелся по сторонам. Свинцовые воды реки, темные деревья, пасмурное небо – он был дома. А за дверью скрывался совершенно чужой мир, не похожий в бесчеловечности даже на жестокие рудники. Осмысленно бесчеловечный. Казалось – уже всякого повидал.

– Что это?

Венедис вздохнула и подставила лицо каплям дождя:

– Генератор.

Похоже на то. С обычной экзекуцией действительно ничего общего.

– Грубый генератор, – через силу повторила девушка. – Руны на полу. Те, что жертвы намазали, – вторичный запрос. Гадание на крови. И адресной атрибутики минимум. Разве что медведь. Видел медведя?

Восстанавливать в памяти детали не хотелось, однако сознание заботливо предоставило картинку: прибитая к стене медвежья голова, оскаленная, тоже в крови, с маленькими хрустальными глазками и торчащей из пасти рукояткой ножа. За две секунды, оказывается, можно рассмотреть очень многое. Вспомнились рассказы гоблинов о Хозяине Тайги.

– Здесь ему поклоняются. Каждый местный имеет право убить за свою жизнь одного медведя, после чего тот становится покровителем человека. Кости хранятся в лабазе, а голову размещают в главной избе. Никто не отважится нарушить Закон на глазах у Хозяина Тайги. В этих местах верят, что медведь в доме обеспечивает благосклонность Природы. Преступник, если что, обычно пропадает в тайге без вести.

Венедис внимательно посмотрела на Вика:

– Ого…

– Что «ого»?

– Это очень длинная фраза для тебя. Мне казалось, что ты умеешь только односложно бурчать.

Старьевщик фыркнул – в самом деле, что-то разболтался.

– Тотем, – продолжила его мысль Венди. – Вполне вероятно. То, что делают люди, как ни крути, нарушает течение естественных процессов. А схемы почитания природных объектов уравновешивают откатные проявления. Очень сложный регламент взаимосвязей и складывается тысячелетиями. Но функционирует как часы. Благосклонность, конечно, чушь, но возмущения сглаживаются. Тогда понятно: нож в медведе – блокировка канала… Забери его.

– Медведя?

Искрометный юмор Вика, похоже, не понравился Венди настолько, насколько Вику – ее нудноватая лекция.

– Нож!

Старьевщик не очень хорошо разбирался в протоколах обмена «человек – природа», однако на практике знал, к чему приводит, например, прорыв плотины. Природе обычно все равно, кто стоит за сорванными шлюзами.

– Тебе это надо? Канал все-таки…

Венедис смахнула набухающую над бровью капельку. Вик непроизвольно отметил – если глаза у девушки и подведены, то чем-то абсолютно невосприимчивым к влаге.

– Логично.

Старьевщик хмыкнул. Девушка посидела еще с минуту и нехотя поднялась. Достала из рюкзака и расчехлила тонкую стеклянную трубку длиной чуть больше ладони. Поплотнее закуталась в накидку, звонко щелкнула пальцем по запаянному концу трубки, затем резко ее встряхнула, вызвав чуть мерцающее, зеленоватое свечение. Вик заинтересованно присвистнул.

– Химия, – пояснила Венедис. – Замкнутая система. Возобновляемая реакция – час работы, два часа на восстановление. Более ста циклов.

Вот бы формулу срисовать… Девушка решительно шагнула внутрь.

Генератор… в это Вик поверил безоговорочно. Тонкая энергетика высокой мощности. Киловатты эмоций. Любые жертвоприношения, не говоря уже о человеческих, на территории каганатов находятся под контролем и безжалостно караются. На окраинах практикуют обрядовые убийства скота, больше похожие на компромисс между заимствованием животной силы и извинениями. Даже охотники наговаривают свое оружие на прощение. Только врагов, преступников и механистов уничтожают по упрощенной программе. Жестоко, но не превращая действо в кровавый ритуал. А вот за Каменным Поясом чего только не бывает. Страшновато видеть такое здесь.

Случилось недавно, судя по окоченелости тел – день-два назад.

А ведь Ясавэй, шаман неприкаянных, долгое время принимал на себя и подавлял передачу ханских трансиверов. Возможно, поддерживал активное соединение с одной стороной. Ресурсоемкая процедура.

Генератор.

Нет-нет, не может такого быть.

Моисей – приграничник. Одно дело – щипать рудники, рейдовать за Пояс или в каганаты, но совсем другое – попрать общечеловеческие законы. Тем более приграничные. Приграничье, оно разное – на юге, родине Моисея, тревожное. Более низкие горы Пояса постоянно держат в напряжении из-за западной угрозы, да и Стеклянная Пустыня южнее тоже не дает расслабиться. Здесь же, на севере, не боятся поворачиваться спиной в сторону захода солнца. Вик бы не удивился, если по ту сторону гор влияние Мертвых Пустошей, язвами уродующих земли запада, не так ярко выражено, как в средней и южной части. Но тут свои правила диктуют суровые, трудно совместимые с жизнью природные условия.

Почему каганаты не распространяют свою власть вплоть до самого подножия Каменного Пояса, оставляя почти трехсоткилометровую полосу Приграничья и с трудом контролируемых паханств? Буфер. Жесткая и честная территория, в которой могут выжить только сильные и свободные люди, умеющие подчиняться только неписаным законам. На всем своем протяжении с севера на юг, а это две с лишним тысячи верст, Приграничье имеет ряд отличий и одну общую черту. Здесь умеют уважать давно обесценившуюся человеческую жизнь.

Генератор.

Моисей.

Не верится, но… слишком много совпадений.

Венедис задерживалась. Вик бы долго не смог там находиться, хоть и не считал себя брезгливым. Перед глазами стояли рваные трещины беззубых ртов, дыры носовых полостей и черные провалы пустых глазниц. Красные узлы мышц, пережатые белыми нитями сухожилий, желтые зернистые сгустки жировой ткани и осклизлые лоскутья порванной кожи. Кожи. Глупая мысль – куда подевали кожу? Скорее всего, бросили в угол среди окровавленного тряпья – не отличишь. Абсолютно неважно, кем были жертвы, – Старьевщик испытывал устойчивое желание убить тех, кто это сделал. Зацепило. Это пройдет.

Венди вышла наружу и, сжимая одной рукой полы своей накидки, а другой – светящуюся трубку, принялась очищать подошвы сапог о мох. Ножа Вик при ней не заметил.

– Не доставала?

– Так посмотрела.

– Большая напряженность?

– Не знаю – не вслушивалась.

С чего бы это? Просто так смотрела? Странно.

– И что?

– Нож как нож…

Темнит девчонка. Минут десять внутри находилась – зачем? Оттерев обувь, Венедис нервно посмотрела механисту в глаза:

– Тут ночевать будем?

Он нацепил маску безразличия. Если это проверка, то пожалуйста – трупы, пусть даже такие жуткие, никак не потревожат его здоровый сон.

Устроиться решили во второй избе, и правда оказавшейся баней. Вик хотел прошвырнуться по лабазам, потом передумал. Не то чтобы он испытывал отвращение к мародерству, но в данном случае просто рука не поднималась.

Когда разводили огонь в печи, попросил Венди помочь с воспламенением. Подумал – чего ей стоит? Но девушка стала какой-то совсем задумчивой – покачала головой и вытащила из рюкзака безотказные кремень с огнивом. Даже зажигалки нет. Вик справился и камнями.

Утром выбрали из топки угли, натаскали сена из сухого лабаза и бросили все в дом к мертвецам – сыро, но, если разгорится, будет кремация. Все, что они в состоянии сделать для той… семьи, наверное.

К Саранпаулю вышли быстро – знали бы, еще вчера добрались. Поселок появился неожиданно – лес сменился покрытой карликовыми березами тундрой, метрах в пятистах щетинящейся первыми покосившимися заборами. Саранпауль Вик немного помнил. Здесь они, два десятка осужденных, ночевали в подвале большой трехэтажной постройки из красного кирпича. Поселок был большой, поэтому ограждением по периметру похвастаться не мог. Где-то в центральной части расположился острог – хорошо укрепленный квадрат из каменных зданий, возведенных, не исключено, еще в доисторические времена. В этой части селения размещались органы самоуправления, квартировались и ханский гарнизон, и отряды милиции. Временное пристанище каторжан в верхней его части являлось главенствующим сооружением в остроге. Вне его стен постройки были преимущественно деревянными, хотя тоже встречались кирпичные добротные дома. Для Приграничья очень большой и богатый поселок, один из немногих, даже вроде бы увеличившихся со времен Большой Войны.

Путники прошли по широкой, мощенной камнем улице, не привлекая особо внимания своим внешним видом – к чужакам здесь относились спокойно. Венедис решительно свернула с дороги, увидев многообещающую вывеску «Гостиный угол» над высоченными воротами в не менее высоком тесовом ограждении, с козырьком из колючей проволоки. Стальные полосы на воротах убеждали, что в случае опасности в гостинице можно отсидеться не хуже, чем за стенами острога. Сейчас, впрочем, створки были радушно распахнуты.

Двор Старьевщика впечатлил – обширный, с оленьим загоном, открытым пространством для палаток скотоводов и относительно небольшой жилой пристройкой.

– Гостиница, – усмехнулась Венедис, – кемпинг.

Что такое кемпинг, Вик не знал, а такую конфигурацию постоялого двора нашел вполне оправданной. Учитывая местную специфику. Просто, чисто, аккуратно. И основательно, как все на севере. Мощенная брусом дорожка вела к входу в одноэтажное здание с высокой мансардной крышей – собственно гостинице.

– Пошли. – В голосе Венди появились распорядительные нотки.

Старьевщик поправил на плечах лямки, перевязи и ремни, двинулся следом, на полкорпуса позади и правее, исполняя роль прислуги. Огнестрельное оружие в этих местах можно было носить открыто, а вот глаза механист вновь спрятал за темными стеклами очков – мало ли кто встретится.

Большую часть здания занимал просторный зал – харчевня с несколькими рядами столов, парой каминов и неким подобием барной, по совместительству конторской, стойки. К ней путники и направились. Массивного вида малый, если не хозяин, то и не из последних людей, облокотившись о столешницу, молча наблюдал за их приближением. Без эмоций – по глазам не поймешь, привлекла ли его внешность Венедис. Или не по женской части, или вышколен хорошо, в последнем случае – плюс заведению.

– На один день, – утвердительно заявила девушка.

– Дешевле, дороже? – не отреагировал на отсутствие «здрасьте» малый.

– А в чем разница?

– В расстоянии.

– Тогда…

– Чем дальше отсюда, тем дороже – по вечерам здесь бывает… шумно. И продолжается допоздна.

– …подороже, но не угловую и не сверху. – Венди кивнула в сторону массивной деревянной лестницы, ведущей в мансарду.

Девушка бросила на стойку из ниоткуда материализовавшуюся в пальцах тонкую ханскую драхму. Управляющий, для себя Вик обозначил малого таким образом, задумчиво осмотрел лежащую монету и вздохнул:

– Еще столько же – и кухня за счет заведения.

– Идет, – не моргнув глазом согласилась Венедис, и о столешницу звякнула вторая монета.

Вик бы поторговался.

Крепкая ладонь со сбитыми костяшками, не исключено, парень совмещал еще и должность вышибалы, мгновенно накрыла драхмы. Сверху по кисти постучал изящный пальчик Венди.

– Плюс ответы на пару вопросов.

Рука управляющего на мгновение замерла, потом он неопределенно кивнул и смахнул монеты к себе в карман.

– Позднее, – предупредила девушка, щелчком пальцев отдала Вику распоряжение двигаться следом и пошла по темному проходу.

Старьевщик подхватил у парня простенький ключ с костяной биркой и потрусил следом. Учитывая очки, полумрак коридора показался совсем зловещим.

Судя по форме и потертости ключа, замок было проще открыть ножом, впрочем, дверь с совпавшим номером оказалась вообще незапертой. Шикарные апартаменты – койка, продавленное кресло напротив, что уже неплохо, железная печь-бочонок и платяной шкаф с покосившимися дверками. Окна во двор, удобства там же. Хотя нет, в углу – жестяной умывальник и мятый таз на облупившейся табуретке. Понятие удаленности от зала – весьма относительное. В гостинице всего-то оказалось двенадцать комнат, по шесть на каждую сторону коридора. Если с них взяли драхму за постой, то сколько же стоили дешевые номера? Вик предположил, что порядок ценообразования носил здесь скорее эмоциональный, чем объективный характер. Одним словом, скептическое выражение на лице Венедис механист если и не разделял, то не осуждал точно.

Кровать одна – по всему, вздумай остаться, Вику бы пришлось ночевать в кресле. В него Старьевщик, сняв поклажу, и бухнулся – амплуа нагловатого слуги ему начинало нравиться.

– Чего расселся? – осадила Венди. Как бы ей не приглянулась роль строгой хозяйки. – Найди дров и растопи печь.

Собственно, немного передохнув, Вик собирался заняться личными проблемами, однако на повестке еще имелся обещанный разговор и оплата за эскорт. В тепле делать это было бы намного комфортнее. К тому же Вик не исключал, что придется ютиться здесь до завтра. Одним словом, дрова нашлись во дворе, а когда Старьевщик мучился у топки, опять колотя кресалом по огниву, Венди задала вопрос, чуть не заставивший его удивленно присвистнуть:

– Виктор, фон твоего амулета… ты можешь поднять уровень, чтобы защитить всю комнату?

Вик всерьез задумался. А сама? Непостоянный Конус Безмолвия – это ведь из ассортимента где-то среднего уровня мастерства. Вот и огонь как дикарю приходится разводить… Рассказать? Для активного и даже выборочного подавления механист обычно пользовался другими, не такими миниатюрными и маломощными приборами. Контур… с хорошим охладителем Вик мог поднять амплитуду, скажем, до пары милливольт, однако на улице хоть и холодно, но льда и снега пока нет. Да и что такое одна-две тысячных вольта?

– Если кратковременно – смог бы… теоретически.

Такой ответ Венедис не устраивал.

– Мне нужен долгосрочный эффект, Инженер. А с использованием еще каких-нибудь механизмов?

Каких-нибудь – Вик закатил глаза к потолку. Смотреть там было особо не на что – традиционные метки для медитаций и пятна копоти.

Шелковая лента, отрез сорочки Венедис, например, да пара металлических роликов, медный котелок, кусок колючей проволоки для токосъемников, проводников и обмоток, стеклянный сосуд, соленая вода для электролита, дерево в качестве диэлектрика… из таких подручных материалов можно было соорудить грубый артефакт-осциллятор, способный озадачить любого видока в радиусе доброй сотни метров.

Настолько грубый и настолько озадачить, что это не останется без внимания. А для простейших фильтрующих каскадов понадобится что-нибудь поэлегантнее колючей проволоки.

– Не пойдет, – вздохнула девушка. – Вот в этом ваша, механистов, слабость. Зависимость от вещей.

Вик имел по этому поводу собственное мнение, но спорить не стал – зато эффективность любого механизма практически не зависела от фазы Луны, пятен на Солнце или менструального цикла его владелицы. И это как раз Венди просила прибегнуть сейчас их к помощи.

– Можно сходить к местному кузнецу, – предположил Вик, – но не думаю, что…

– Исключено.

Венедис охватила ладонями голову и взъерошила волосы. По всему выходило, что она нервничает. Любопытно.

Но Вика больше интересовал другой вопрос. Приполярье было слишком холодным местом, и задерживаться здесь не хотелось.

– Так ты об этом хотела поговорить?

– Не совсем. – Девушка закусила губу. – Обстоятельства изменились. Если ты не можешь помочь, то… сейчас некоторые слова не стоит произносить. Даже мысленно. В плетении предначертанного…

Старьевщик шумно выдохнул. Историй, связанных со знамениями и откровениями, он не любил. Невозможность озвучить мысли – не повод нарушать договоренности. Нет разговора – нет проблем.

– Для начала хотелось бы получить расчет. – Вик потер большим пальцем об указательный. – А так как ничего больше мне предложить не могут…

Девушка нервно рассмеялась и резко села на кровать, та жалобно скрипнула продавленными пружинами.

– Кретин! Неужели ты не чувствуешь… ах да, куда тебе… механист! Ты очень плотно увяз в этом деле! Ты уже ни черта не случайный попутчик!

– С чего бы?

– С того. – Венди принялась судорожно копаться в сумке на своем боку. – Думаешь, мне доставляет удовольствие смотреть на твою постную синюшную рожу? Обидно, конечно, немного, что ты такая скотина неблагодарная. Да и глаза б не видели!