Текст книги "007 по-советски"

Глава 8. Казанцев

(4 августа, 9.13 среднеевропейского времени).

Главное, разгрузить мозги… Что бы мне сейчас больше всего помогло – это хорошая кружка Эйсмарха для мозгов… Изрядно мне их загадили за последний час… Или за год?.. Сейчас важно собраться. Сколько еще у тебя передышки? День?.. Там видно будет… Погода тут чудесная… Жара. Сейчас бы на пляже поваляться… Ну и на здоровье… Кто сказал, что мелькать нужно где-то в определенном месте? Никто! Мелькни, где надо, пойми, что тебя заметили, и катай себе на пляж – загорай в свое удовольствие… А взял я с собой плавки? Дурацкий вопрос. Тут тебе не дома, нужны плавки – в любом магазине, за любую цену… Начинай думать по-другому, Славочка…

Итак, уже ступил на чужую землю… Пока можно не собираться, кайфуй… Пока тобою занимаются хоть и профессионалы, но пока еще не те… Но тоже складно работают, машина у них тут налажена: везут, проверяют, досматривают – ни секунды лишней, все учтено и просчитано… Пока можно расслабиться, все причитающиеся тебе формальности ты получишь сполна… Можно даже глаза закрыть…

Ого! Вот это уже интересно… Может, показалось? Нет. Повторяют… Так, соберемся! Как это примерно звучит по-русски: «Синьора Казанцева, прибывшего рейсом 126 из Москвы, ожидают у шестого выхода, возле стоянки машин…» Неплохо звучит… Началось…

А ты на что рассчитывал?.. Нормальный ход… Интересно, тот, кто меня сечет, заметил, что я напрягся?.. Хотя, во-первых, я не напрягся, даже глаз не приоткрыл – тут я собой доволен, а во-вторых, никто меня еще не сечет, не могут же они меня знать в лицо… Спокойно!.. А вот я, может быть, располагаю кое-какой информацией… Так, не спеша, лениво приоткрыть один глаз… документы таможеннику, а сам неторопливо… еще медленнее… так, так, ага… все больше пока можешь головой не крутить… У колонны, делает вид, что рассматривает расписание… Шляпа низко надвинута, но усики вот они… Двигаются, жвачку он жует что ли? Жует… На меня ноль внимания… Персонально – ноль, но очередь сечет, это, как пить дать… Профессионально сечет… Хотя дерьмовый он профессионал, если его Егоров вычислил… А может, у него задача такая была?

Поживем – увидим…

А где же боксер? Пока не видно… Так, так… А вот это уже номер, мой-то усатенький тоже в зоне особого внимания… Он за мной, тот за ним, – дедка за репку, бабка за дедку… А я кто же? Кто, кто – мое дело репку тянуть, пока не вытяну… А там поглядим, кто к ней еще прилепился…

Смотрит он за ним в открытую, нахально, можно сказать, смотрит… Правое плечо вперед… Левша он что ли? Подбородок волевой, одет хорошо и настроен решительно… Одним словом, серьезный мужик?.. Вот еще бы узнать: кто кому дядя? А вот еще один… К левше подошел что-то сказал и тут же слинял… Маленький, но удаленький, в толпе, как растворился… А это еще что? Никак мой разговорчивый сосед? Уже прошел и огонь, и воду, и медные трубы? Прошел… А что ему от усатенького моего надо? Что-то спросил… Этого еще не хватало… Повернулся, рукой мне машет… Проколол… Ну, этого я от себя не ожидал… Неужели ты, дорогой товарищ Казанцев, кураж потерял? Как последняя «сявка» в ответ ручкой махнул… Еще бы платочек синенький вынул: вот он я…

Чего ты нервничаешь? Тебе же нужно, чтобы тебя засекли. А часом раньше, часом позже, какая разница… И неужто ты думаешь, что к тебе они кого-то прямо из Союза приставили? Брось играть в «шпионов», Славочка! Он просто спросил его, как проехать в город или где тут сортир…

Улыбается и опять ручкой машет, мол, до скорого… А усатый к другой колонне отвалил и в мою сторону даже не глянул…

Так, формальности кончились, вы свободны, синьор Казанцев, можете следовать к шестому выходу, тем более что опять объявляют… Кто-то очень жаждет жаркого свидания со мной! Хорошо бы если это была Орнелла Мути… Представляешь, Славочка, выходишь ты из шестого выхода, а там, на стоянке в своем «Феррари» – она сама… Вместе с Челентано. Дурак ты, Казанцев, и не лечишься!.. Чем голова забита? Дуростями!

Пошли! Не спеша, не спеша… Некуда нам пока торопиться… Спешить нужно только голому в баню… Чего там усатенький делает? Смотри-ка, пошел за мной, пошагал… А походочка у него, и впрямь, вихлястая… И левша следом… И маленький тоже, а с ним еще один… с первого взгляда вроде бы уже пожиловат, в таком возрасте на пенсии розы выращивать или клубнику для базара, но так по массе в порядке… Не подарок, старичок… И это все на меня одного?

Что-то многовато для начала…

А вот теперь можно и побыстрее, ну-ка, Славочка, добавь оборотов, попробуем их на зуб, синьоров родименьких…

Глава 9. Экскурсия по городу

(4 августа. С 9.30 до 10.21)

В переходе Казанцев почти незаметно начал сбавлять ход и тут же услышал за спиной быстрые шаги. Когда они по звуку были уже довольно близко, он внезапно резко остановился, сделал небольшой шаг в сторону и тут же, повернувшись, выставил вперед плечо.

Усатый, натолкнувшись на неожиданную преграду, отлетел к противоположной стене перехода, недоуменно хлопая маленькими глазками, которые наконец можно было увидеть, так как шляпа съехала ему на затылок.

Левша, не ожидавший подобной задержки, приостановился, но тут же опомнившись, сделал озабоченное лицо и прошел мимо, к выходу. Парень и седой, вовремя затормозив, остановились неподалеку. Седой, достав из кармана пиджака сигареты, протянул пачку парню. Тот взял сигарету. Седой достал зажигалку и дал ему прикурить, потом, не спеша, закурил сам.

– I am sorry! – вежливо извинился Казанцев, кидаясь к усатому на помощь. Он подхватил его под локоть, помогая вновь принять горизонтальное положение, при этом он ловко прижался к его левому боку. То, что было у усатого под пиджаком, спутать нельзя было ни с чем.

Казанцев удовлетворенно хмыкнул и знаками показал, что уступает усатому дорогу. – Please! – и он состроил на лице самую вежливую из своих улыбок.

Усатый пробормотал что-то нечленораздельное и побрел к выходу.

Парень и седой устремились за ним.

Казанцев постоял, глядя им вслед, потом повернулся и пошел назад, в здание аэровокзала. Он подошел к киоску и, купив газету, зашагал к другому выходу.

Выйдя на площадь, Казанцев никого из участников недавнего инцидента не обнаружил. Он еще раз внимательно огляделся вокруг и, не спеша, направился к стоянке.

В это время откуда-то сбоку вынырнула небольшая спортивная машина, она почти вплотную притерлась к Казанцеву и, визжа тормозами, застыла. Слава хотел податься назад, но это у него не получилось. Чье-то тяжелое горячее тело крепко прижало его к лакированному корпусу машины. Дверь, которая, как оказалось, открывалась вверх, распахнулась, как пасть кита, и две огромные руки подтолкнули его вовнутрь. Кто-то большой, тяжело дышащий, плюхнулся рядом, и пасть захлопнулась.

Машина сорвалась с места, мощный, очевидно, форсированный двигатель взревел так, как будто она, по меньшей мере, решила взлететь.

– В Италии любят похищать… – вспомнив разговор в самолете, подумал Казанцев. – Только почему же так сразу, я же совсем еще не мелькал… Что-то тут не так…

В сумерках, зашторенного занавесками, салона машины он искоса глянул на своего похитителя, который сидел, навалившись на него, положив ему на плечо тяжелую ручищу. Глаза постепенно привыкли к темноте, и Казанцев увидел четкий профиль и черный глаз, который, как ему показалось, весело подмигнул. И тут же в темноте обнажились в улыбке белые зубы… – А вот и боксер! – подумал Казанцев и, почему-то успокоившись, по-хозяйски отодвинул занавеску.

Их машина летела по шоссе, лихо преодолевая повороты, подминая колесами серую бетонку, уходя от преследования. Три машины, как почетный эскорт неслись, чуть поотстав, за ними.

Поворот. Еще поворот. Визг тормозов. Одну из машин, преследовавших их, резко занесло в кювет. Она какое-то мгновение постояла на двух колесах, а потом перевернулась набок. Что было дальше, Казанцев не увидел, так как их машина вновь взяв крутой вираж, взлетела на гребень шоссе и, натужно ревя, понеслась к открывшемуся внизу городу.

Казанцев оглянулся, на гребне шоссе, как жуткий мираж в пустыне, появились две оставшиеся машины.

Их машина на всем лету ввинтилась в узкие улочки окраины. Усатый, сидящий за рулем, уверенно крутил баранку, как будто сотни раз проходил по этому маршруту. Преследователей то и дело заносило в разные стороны. Боксер отодвинул занавески и со своей стороны, так что Казанцев получил возможность наблюдать за всеми нюансами погони. Его настолько увлек драматизм событий, что он даже как-то забыл, что он, на самом деле, похищенный. И когда после особенно удачного виража, усатый пронесся через чей-то маленький палисадник, лихо избежав столкновения с довольно густым апельсиновым перелеском, выехал на довольно широкую магистраль и смешался с густым потоком автомашин, спешащих к городу, он даже вскрикнул от восторга и, толкнув боксера в бок, показал ему большой палец.

Боксер в ответ вновь сверкнул зубами и показал пальцем в сторону окна. Казанцев оглянулся. Машин, преследовавших их всю дорогу от аэропорта, он не заметил, зато рядом теперь шла точно такая же спортивная машина, только другого цвета. В этот момент дверь у нее начала медленно подниматься вверх. Боксер перегнулся через его колени и дернул вверх дверцу их машины, так что между двумя, движущимися с огромной скоростью автомобилями образовался как бы туннель.

Боксер указал Казанцеву на него и сделал недвусмысленный знак – перелазь, мол. Казанцев не пошевелился. Тогда, обхватив его двумя руками, боксер буквально протолкнул Славу в другую машину, и сам тяжело перевалился на сидение рядом с ним. Дверцы захлопнулись.

Машина, в которой они оказались, притормозив, резко развернулась и на всем ходу въехала в арку большого дома и тут же, заглушив мотор, остановилась. Через несколько минут мимо пронеслись обе знакомые машины.

Казанцев перевел дух.

– Пронесло! – с облегчением подумал он. Но тут же одернул себя: – Что значит пронесло? Кто они? Где «казаки», где «разбойники»? Кто «красные», кто «белые»?..

Но тут ход его мыслей прервал веселый смех. Казанцев поднял глаза. Водитель машины повернулся к нему и снял очки. Прямо ему в глаза глядел смеющийся «Муха», Мухаммед, полковник Али Надир-шах…

– Ты? – задал Казанцев дурацкий вопрос.

– Вот решил сам тебя встретить, – по-русски сказал «Муха», – город показать, то, се…

– Это тебе удалось, дорогой, как сказал бы наш друг Алик… – сказал Казанцев. – Экскурсия была очень насыщенной и познавательной.

Глава 10. Обмен информацией

(4 августа. С 11.45 утра до вечера).

Роскошно обставленная комната заканчивалась большим балконом, откуда открывалась широкая панорама города.

– Хорошо устроился, – сказал Казанцев. Он удобно расположился напротив Мухаммеда в плетеном кресле, лениво потягивая пиво прямо из банки.

– Как представителю фирмы по экспорту чего-то там куда-то там еще дальше мне полагается офис для деловых переговоров с партнерами… – отозвался «Муха», переливая пиво из банки в изящный бокал.

– Хорошая у тебя фирма, щедрая. А мой шеф постоянно талдычит: «Скромнее надо быть, Казанцев, постарайтесь обойтись без излишних эффектов, нам не к чему ненужный ажиотаж вокруг нашей деятельности…» – Слава довольно точно воспроизвел манеру генерала делать «втык», а потом, нарочито вздохнув, закончил:

– Все еще боится нездоровых сенсаций…

– Ну, тут он может быть спокоен, с сенсациями и у нас пока не густо… – задумчиво произнес Мухаммед и сделал большой глоток из бокала. – Как всегда не хватает людей…

– Ну уж, не хватает… – с сомнением сказал Казанцев. – Это у тебя-то?

– У меня, у меня… – подтвердил Мухаммед.

– Зачем же тогда к нашему мальчику, – с иронией, которую даже не попытался замаскировать, спросил Казанцев, – по меньшей мере, сразу двоих пристегнули? Кстати, работали они, как сапожники, он их засек и довольно четко…

– Ваш мальчик делал столько глупостей, – спокойно парировал Мухаммед, – что это могло очень плохо кончиться. Вы могли получить его назад в очень холодном виде, приходилось держаться вплотную… – он закурил и после паузы мечтательно закончил: – Как он во все лез, как лез, я думал, что совсем от него поседею…

– Теперь вместо него прислали меня, – прервал его Слава, и я буду лезть во все еще круче. Так вот, я не мальчик, а посему – меня можно не опекать… Так что во избежание седины… – он не закончил, а, выдержав многозначительную паузу, совсем другим тоном сказал: – Ладно, давай по делу, что у тебя есть?

– Груз был на складах компании… – начал Мухаммед.

– Знаю!

– Тино?

– Пьяццале-Рома Ка, Фоскари 17…

– Санта-Мария-дель Джильо 123… – Мухаммед развел руками, мол, понимаю, у тебя не рентген, и пояснил: – Там у них вроде клуба: собрания, банкеты, гостиница – все вместе. Он сейчас там и живет…

– Что-то серьезное?

– Мальчишки! Но что-то конечно затевают… – Мухаммед нахмурился. – Треплются по двадцать часов в сутки, «леваки» все отчаянные. Вооружены! Мало нам своих забот…

– Ясно! – Казанцев кивнул. – Генерального директора прижать не пытались?

Мухаммед внимательно на него поглядел, но заговорил не сразу.

– Того, на которого Тино зуб имеет? – спросил он после паузы.

– А что, есть еще какой-то другой?

– Нет. – Мухаммед помолчал. – У вас там считают, что он замешан?

– Начальство не считает, а подсчитывает – считать должны мы, потому что, кто же, в конце концов, за все платит? – зло отозвался Казанцев. – Тут за все концы тянуть нужно, авось, где и зазвенит, а вы здесь почти неделю, а все глухо, как в танке!

– Не кипятись! – оборвал его Мухаммед. – Твой генеральный директор взял отпуск и с девчонкой Тино упрятался на виллу к родному братцу…

– Так что она на Северном полюсе эта вилла? – вскипел Казанцев.

– Видишь ли, Слава, братец у него не просто братец, – медленно, сквозь зубы процедил Мухаммед, – а крупная шишка в полиции, так что вилла, хотя и не на Северном полюсе, но под круглосуточной охраной. Что же прикажешь: штурмом ее брать?

Казанцев сжал пивную банку, сильно сплющив ее.

– Куда ни кинь, всюду клин… Черт! – чертыхнулся он. – А эти ребята, что за твоими парнями ходят? Кто они?

– Наши «друзья»…

– Откуда?

– Оттуда! – Мухаммед сделал неопределенный жест.

– А может, местные? – спросил Слава.

– Не думаю… Им-то какой резон в это соваться?

– Хорошо. Но должны быть у ваших «друзей» хозяева? На них хоть вышли?

– Людей не хватает…

– Это я уже слышал! – Слава задумался. Мухаммед тоже молчал, не спуская с него глаз. – У вас есть один человек… – осторожно начал Слава. Прежде чем назвать имя, он еще немного подумал, как бы прикидывая: стоит это делать или не стоит. Мухаммед весь напрягся и стал похож на охотничьего пса, сделавшего стойку.

– Юсиф д'Анжерон… – чуть ли не по буквам произнес Казанцев.

Мухаммед залпом допил пиво и поставил бокал на столик. – Есть такой… – подтвердил он. – И что дальше?..

– Где он сейчас? – быстро задал вопрос Слава.

– Здесь… – ответил Мухаммед. – Дома сейчас, сам понимаешь, неспокойно… Он, как приехал подписывать акт, так пока еще здесь… – не глядя на Казанцева, он задал вопрос: – У вас думают, что он в этом замешан?

– Пока что у нас так думает только один человек! – делая ударение на словах "у нас", ответил Слава.

– Ты?! – Мухаммед резко поднял на него глаза и посмотрел в упор.

– Нет. – Казанцев покачал головой. – Это думает тот самый мальчик, из-за которого ты чуть было не поседел…

– А… – разочарованно сказал Мухаммед. – Но он же не специалист… – казалось, он сразу потерял интерес к этому вопросу. – Или все же специалист?

– Специалист, специалист… – успокоил его Казанцев.

– Ну? – оживился Мухаммед. – Тогда это высокий класс!..

– Специалист, но только в своем деле. И вот он заподозрил вашего Юсифа именно по своей линии, – пояснил Казанцев.

– Понимаю… – сказал Мухаммед. – Что ж, попробуем, хотя, генацвале, как сказал бы наш друг Алик, у д'Анжерона отличная репутация…

– А где ты видел резидента с плохой репутацией? – спросил Слава.

– Знаю я одного! – усмехнулся Мухаммед.

– Ну, он-то значительно лучше своей репутации! – отпарировал Казанцев. Они оба рассмеялись. Слава встал. – Ну, мне пора! – сказал он. – В следующий раз, когда будешь меня похищать, делай это понежнее. И вообще, я заметил: похищения – твоя слабость… – Слава отвернулся. – Как она там? – не глядя на Мухаммеда, тихо спросил он.

– Нормально… – так же тихо ответил Мухаммед.

– Она вне опасности?

– Да…

Они помолчали.

– Тебе ничего не нужно? – спросил Мухаммед официальным тоном.

Казанцев тряхнул головой, как будто избавляясь от посторонних мыслей, подошел к большому зеркалу и внимательно оглядел себя с ног до головы.

– По всем законам жанра мне бы не мешало изменить внешность… – он еще раз с видом знатока оглядел свою фигуру. – Я думаю так: смокинг цвета сливочного мороженного, шляпа с широкими полями, крахмальное белье, черный галстук ручной работы, лакированные туфли, тонкие черные усики и темные очки… – Слава мечтательно закрыл глаза, с удовольствием представляя себе, как бы он выглядел, если все осуществить на практике. – Это настолько глупо, – заключил он, – что, пожалуй, могут клюнуть…

Глава 11. Казанцев

(5 августа, 12.00)

Красиво жить не запретишь… Ну, ей-богу, иначе не скажешь! Где они достали этого мастодонта? Это же не машина, а дредноут. Я себя в ней чувствую, как Иона в брюхе кита… Правда, вряд ли он выглядел так шикарно, как я… Даже усики достали, надо же… Похоже, у Мухаммеда с чувством юмора в последние несколько лет стало неважно… Впрочем, ему простительно: три переворота – это не фунт изюму…

Терпеть не могу сигары… Кто это курил жутко длинные сигары? Черчилль? По-моему, парни Мухаммеда достали эту из его коллекции… Вкус от нее во рту, как будто там временно расположили курятник, но смотрюсь я с этой ракетой средней дальности весьма убедительно… Вот и холуи у ворот сразу меня зауважали, за кобуры схватились, и глаз с меня не спускают, того и гляди дырку во мне просмотрят, а то, чего доброго, и прострелят… Потому стою спокойно, резких движений не делаю и, насколько позволяет проклятая сигара, скалю зубы…

Слава Богу, прикатился шарик, надо сказать, вовремя. Судя по всему, моя улыбка им очень не понравилась… Но этот шарик им что-то пошептал, и они угомонились. А толстячок ко мне и еще издали вещает:

– Синьор генеральный директор ждет вас, синьор Казанцев! Прошу вас пройти со мной! Машина вас будет ждать?

– Да! – говорю небрежным тоном. – Машина будет ждать меня!

Толстячок опять что-то зашептал сержанту, тот вытянулся и козырнул, хотя никакой формы на этом шарике не наблюдалось. Потом сержант рванул к моему мастодонту, как цуцик, и вежливенько что-то зашептал на ухо моему усатенькому, кстати, как его звать? Джафар? Стало быть, Рафик… Ну, Рафик мой отвел наш дредноут на асфальтированную площадку и причалил там, заняв ее полностью.

Другой сержант открыл передо мной калитку и отдал честь… Четко у них тут все поставлено, он даже вспотел от усердия… Так и хотелось похлопать его по плечу, еле сдержался, только ручкой ему помахал… Ну, ты смотри, покраснел от злости, кровь ему так в прыщи и ударила, того и гляди взорвутся… А толстячок меня за собой зовет и катится по дорожке, как наш родной колобок из сказки, который от бабушки ушел и от дедушки ушел…

А вокруг красота буржуазная, как на картинках в ихних журналах. Так что я волей неволей себя плейбоем чувствую и двигаюсь соответственно, как какой-нибудь Бельмондо в роли детектива.

Шикарно, одним словом, иду – шляпа на один глаз, сигара на отлете между указательным и средним пальцем правой руки, на мизинце которой платиновый перстень с бриллиантом, ей Богу каратов пять, Мухаммед для антуражу свой отстегнул… Интересно, если бы у меня папа был шейх, таскал бы я на мизинце этот экспонат из арии индийского гостя? Думаю, куда бы делся, у них, у шейхов, с этим строго, как только родился – на тебя сразу Грановитую палату навешивают, чтобы от других шейхов стыдно не было…

Ну и чушь, Славочка, вам в башку лезет, когда нужно о деле извилинами шевелить…

Ага, а вот и наш генеральный директор… Ну, фрукт, доложу я вам, пробы ставить негде… Зубы ему, небось, тысяч в десять гринов стали. С такими зубами улыбаться опасно, даже у самого спокойного человека зуд в руках появляется… И, судя по всему, он себе бриолином не только прическу, но и фотографию набриолинил, хоть на сковородку клади и поджаривай… И халатик на нем родной брат моему костюмчику и внучатый племянник перстеньку на мизинце…

– Прошу Вас, дорогой синьор Казанцев! – пропел он мне голосом спившегося Робертино Лоретти и, повернувшись к толстячку, гавкнул: – Спасибо! – улыбка сразу занырнула куда-то вглубь, как крокодил при виде бегемота. – Пусть нам принесут чего-нибудь похолодней… – тут он вернул свое лоснящееся хайло в исходное положение, и крокодил вновь вынырнул на поверхность. – Что вы будете пить, дорогой синьор Казанцев? – на сей раз сладким тенором. Кажется, он собрался продемонстрировать мне весь свой диапазон…

Интересно, какие песни он дальше петь будет?

– Пиво! – говорю я ему, надеюсь, не менее музыкальным баритоном.

Но мой генеральный зануда не отстает и, видимо, собирается всю программу допеть до конца:

– Американское, английское, немецкое, а может местное? Или вы предпочитаете арабское?

Неплохой вопрос… Даже очень неплохой для рядового генерального директора. Задал он его и ждет, улыбаясь.

Я вдруг почувствовал, что если он еще раз споет, то меня стошнит прямо на розы, а это может сильно не понравиться его полицейскому братцу…

– Жигулевское! – рявкаю я, прекращая наше вокальное соревнование.

Генеральный брат полицейского чина, видимо, по моему тону все понял и в свою очередь рявкнул толстячку:

– Пива синьору Казанцеву! – того, как ветром, сдуло.

– Поднимайтесь сюда, дорогой синьор Казанцев! – предложил мне генеральный уже почти нормальным тоном. Быстро он перестраивается, молодец… Ну, недаром же он генеральный директор…

На верандочке у него тоже полный ажур, сплошной «Неккерманн», бар со всеми примочками, цветы в вазах, мебель плетеная… На такой верандочке так и хочется попросить политического убежища… С трудом подавляю в себе это предательское желание и располагаюсь в кресле с видом миллионера на отдых. Генеральный расположился напротив с не менее вызывающим видом…

Так мы сидели минуты три, ожидая кто кого перемиллионерит, но тут я выставил Мухаммедов перстень и, поймав всеми его гранями солнечный лучик, пустил «зайчика» моему генеральному визави в глаза…

Да, прав был Мухаммед, таких фруктов нужно убивать ценой. Эк его подобрало; сразу стало видно, как у него в мозгах защелкал калькулятор и цену на мой пятикаратничек с точностью до одной лиры выстукал… И вдруг оказалось, что его халатик никакой не внучатый племянник этому перстню, а вообще какой-то приблудный самозванец с последней распродажи…

– Прошу прощения, дорогой синьор Казанцев… – генеральный даже осип от подобострастья, – … мой несколько домашний вид, но дело в том, что я в отпуску… – он замолк, ожидая, очевидно, что я как-то отреагирую на это заявление.

Но мне лезть в беседу не к спеху, сижу и любуюсь Мухаммедовым соединением углерода, из-за которого испокон веку люди, как ненормальные, резали друг другу глотки… И генеральный молчит, глаз от него оторвать не может…

Ну, поглазели мы на него, поглазели, и не выдержал он, откашлялся и официальным тоном заявляет: – Чем я вам могу быть полезен? – мол, давай выкладывай, с чем пожаловал и выметайся, нечего своим пятикаратником глаза мозолить.

Ну и я в долгу не остался:

– Мне? – спрашиваю. – Что Вы, собственно говоря, имеете в виду, дорогой синьор Минчели?

Он обалдел от такой наглости, хотел что-то ответить, но только зубами щелкнул, как собака, съевшая муху. Мы снова помолчали, потом он взял себя в руки и прокаркал: – Я имею в виду, чем вызван Ваш визит?

Ах, это, говорю, а сам из жилетного карманчика достаю золотую зажигалку в полкило весом – тоже Мухаммедова собственность – и неторопливо так свою гаванскую ракету подкуриваю. Генеральный Минчели смотрит на нее, как будто она, по крайней мере, с ядерной боеголовкой, потом переводит свой взгляд на золотой примус у меня в руках и ему совсем дурно становится.

Тут я выпускаю дым мелкими кольцами и невинно спрашиваю:

– А Вы даже не догадываетесь в чем дело, дорогой синьор Минчели?

Он в ответ как-то вдруг засуетился, ножками засучил, как будто собрался бежать на месте, не вставая с кресла.

– Если вы собираетесь говорить со мной насчет оборудования, – заверещал он, – то по поводу всех обстоятельств я дал подробные показания и в том числе вашим представителям… Был подписан протокол! И, в конце концов, вашим делом, – он сделал ударение на слове «вашим», – занимается полиция, туда я вам и посоветовал бы обратиться…

Он еще что-то собирался сказать, даже, может быть, много бы еще кое-чего наврал, но мне его вранье было не интересно, да и время у меня хоть и казенное, но зачем же его на всякого проходимца почем зря тратить. Так что я его перебил и вежливенько ему говорю:

– Я только потому осмелился нарушить Ваш законный отпуск, дорогой синьор Минчели, поверьте, и у меня на Родине право на отдых граждан священно, – что мне просто необходимо уточнить некоторые детали, которые, на мой взгляд, ускользнули из круга внимания всех заинтересованных органов. А их выяснение, я бы сказал, не терпит отлагательств… – я сделал многозначительную паузу и закончил, – Вы меня, надеюсь, понимаете?..

У него аж уши прижались к черепу, он весь подобрался, как будто сейчас на меня бросится, но сдержался и ледяным тоном сказал:

– Должен Вас огорчить, дорогой синьор Казанцев, но я ровным счетом ничего не понимаю!

Я делаю вид, что этот антарктический холод для меня лишь, как прохладный ветерок кондиционера, и так же мило выдаю ему ласковую фразочку:

– Как жаль, – говорю и глубоко вздыхаю, – Вы, дорогой синьор Минчели производите впечатление очень догадливого человека…

Тут является слуга, как в лучших домах, с полным подносом всякой всячине, чего и в «Березке» в помине нет, и начинает все это художественно расставлять на столике. От моей последней фразы дорогого синьора Минчели так перекосило, что он даже не в силах послать его к черту и слуга шурует по всем ресторанным правилам, не спеша, с чувством собственного достоинства.

А мы молчим. В конце концов, слуге наша игра в молчанку надоедает, и он величественно удаляется, как премьер-министр после аудиенции послам дружественных держав…

После его ухода дорогой синьор Минчели расплывается в такой широчайшей улыбке, что начинает казаться, что у него зубов по крайне мере вдвое больше, чем полагается.

– Итак, – говорит он, – я вас слушаю… Я наливаю себе пива в бокал и, сделав большой глоток, в свою очередь предлагаю высказаться ему.

– Это я, – медленно произношу я, – должен выслушать вас. Собственно говоря, суть моей миссии и сводится к этому. – Я делаю еще один большой глоток и мечтательно заканчиваю. – Как бы было мило с вашей стороны, дорогой синьор Минчели, если вы сами бы все рассказали, как бы это все упростило наши дальнейшие взаимоотношения…

После этой фразы наша беседа как бы сошла с рельсов и понеслась невесть куда со скоростью курьерского состава. Слова сыпались из нас, как горох из дырявого мешка.

– Что именно Вас интересует, дорогой синьор Казанцев? – повысив тон, начал он.

– Все! – выпалил я и подобрался в кресле, временно распрощавшись со своей миллионерской позой, – Как было дело. По порядку, пожалуйста!

Он понял, любезности кончились, и тоже сдвинулся на край своего кресла,

– Двадцать седьмого груз должен был поступить на склады! – тоном добросовестного чиновника доложил он. – Но, как Вы знаете, не поступили!

– И это вас не обеспокоило, дорогой синьор Минчели? – нажал я. – Я сообщил об этом! – поджав губы, парировал он.

– Двадцать девятого и только нашим партнерам! – уточнил я.

– Своим партнерам! – нажимая на «своим», сказал он. – Перед Вами, дорогой синьор Казанцев, как вам, надеюсь, известно, у меня никаких обязательств нет! – он потянулся к сигаретам и, вынув одну, сунул в угол рта.

Я поспешил поднести ему свой золотой примус. От неожиданности он вздрогнул и отпрянул вглубь кресла. Да, с нервишками у него просто швах: пока прикуривал, раз пять мимо огня промахивался, хотя мимо этого факела промахнуться не так-то легко.

– А кроме всего, – продолжил он, наконец прикурив, – меня два дня не было в городе, а без меня не решались ничего предпринимать… – очевидно, курево действует на него безотказно, он успокаивался прямо на глазах. Я и опомниться не успел, а он уже был вновь спокоен и безмятежен. Очень мне захотелось этот покой потревожить.

– А кто принимает решения сейчас, когда вы в законном отпуске, дорогой синьор Минчели? Ведь так ваша фирма может понести большие убытки, а то и вовсе разориться, если целый месяц, пока вы будете отдыхать, некому будет принять мало-мальски разумное решение, которое, можно сказать, напрашивается само собой…

Он даже ухом не повел. Курил и, казалось, наслаждался покоем и отдыхом, как и следовало в отпуску.

– Дорогой синьор Казанцев, – вновь запел он, – поймите меня правильно, наша фирма не состоит с Вами ни в каких взаимоотношениях. Своим партнерам я сообщил, а как скоро это уже наше внутреннее дело и выяснять мы его будем без Вашего участия. Между Вами и нашими партнерами есть некие обязательства, они нарушены, разбирайтесь между собой. Мы тут ни при чем.

– Вы в этом уверены, дорогой синьор Минчели? – я стараюсь говорить вкрадчиво, хотя самому хочется врезать дорогому синьору по рогам.

– На все сто процентов! – заявляет он.

Ну, тут я ему и выдаю: – А кое-кто утверждает, что оборудование на склад поступало! И даже находилось там двое суток… Как раз те самые, которые, по вашим словам, вы отсутствовали!..

Достал!

Генеральный прохвост так и взвился. Слова начали вылетать из него, как пар из кипящего чайника, и слюна, которая вылетала вместе с ними, тоже была градусов под сто.

– Вы имеете в виду этого мальчишку, этого подонка, шалопая… наркомана… бандита… – заорал он.

– Успокойтесь! – я попробовал остановить поток его ругательств, но это было все равно, что стать поперек Ниагарского водопада.

Генеральный взорвался новыми оскорблениями в адрес Джино, кто бы мог заподозрить, что у него в запасе окажется такой богатый и разнообразный ассортимент. Вряд ли его ему преподали в школе менеджеров. Благо бутылок на столе было навалом, я на скорую руку слил, что покрепче в огромный стакан и, для порядку добавив туда два кубика льда, протянул его дорогому синьору.