Текст книги "Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии"

Вашингтон, нейтралитет и нравственность

В середине ноября заместитель пресс-секретаря Белого дома Л. Спикс огласил перед журналистами заявление следующего содержания: «Люксембург проводит проамериканскую, пронатовскую внешнюю политику. Президент выразил великому герцогу признательность за оказываемую поддержку».

Любое государство неохотно принимает унижение достоинства за комплимент. И реже всего сносят высокомерие, с чьей бы стороны оно ни высказывалось. Малые нации, утверждавшие свою самобытность и самостоятельность тяжкими жертвами, наперекор всем превратностям истории. Я был почти уверен, что щепетильные до вопросов национальной чести люксембуржцы не смолчат. В конце концов, даже в общем-то невинные описки-посвящения типа «признательному учителю от уважаемого ученика» не остаются без горячей порой реакции.

Возможно, отклики из официальных кругов последовали. Просто мне о них не известно. Зато на глаза все попадались американские и прочие комментарии, восхвалявшие метаморфозу Люксембурга. Вот, мол, что можно сотворить из некогда нейтрального государства. Так, Поль Льюис писал в «Нью-Йорк таймс»: «После Второй мировой войны Великое Герцогство Люксембург площадью всего 1000 квадратных миль расторгло договор о вечном нейтралитете, навязанный ему столетие назад его более могущественными соседями, и вступило в организацию Североатлантического договора».

Далее автор статьи информирует, что в порядке обеспечения предпосылок для ведения американцами 30-дневной войны в Европе США создали на территории герцогства «огромные военные склады», забитые «всем необходимым, начиная от танков и самоходных гаубиц и кончая боевыми пайками и бельем с подогревом». Последнее, понятно, для использования не в мягком западноевропейском климате. Концентрация такого количества вооружений и амуниции, замечает Льюис, «увеличивает (это его слова) уязвимость Люксембурга» в кризисной ситуации. Тем не менее, продолжает он, превращение страны в арсенал чужеземного оружия особых протестов не вызвало, ибо, избавив от безопасности 360 тысяч ее жителей, склады «обеспечили постоянную работу для 600 люксембургских механиков, которые испытывают и ремонтируют хранящееся на них оружие и снаряжение».

Мы точнее уловим тенденцию рассуждений Л. Спикса и П. Льюиса, если освежим в памяти кое-какие факты. Вскоре после окончания войны США объявили нейтралитет «аморальной политикой» и, поскольку это от них зависело, быстренько восстановили «нравственность» полдюжины стран в одной лишь Европе. Причем в большинстве случаев американцы, так сказать, закрепляли и развивали «успехи» по искоренению нейтральной ереси. Злая ирония судьбы – милитаристский германский дух не только не изничтожен, как того требовали решения антигитлеровской коалиции, но все явственнее проступает в воинственных маршах теперь натовской компании. Больше того, милитаристы могут тайно ликовать – осколки их «нового порядка», который обрекал нейтралитет на вымирание как явление, чуждое идее руководства миром из единого центра, вознесены на более высокий, атлантический уровень. Это вдохновляет.

Нейтральные пятна на карте Европы портят пейзаж, потому что разрывают фронты, искомую вашингтонскими неоконсерваторами сплошную линию противоборства. Они, нейтралы, потенциальные носители «гнилых» компромиссов, соединения различных интересов в сводную мозаику бытия. И вообще без них, как и без неприсоединившихся, удобнее и легче.

В условиях войны сим неудобством намечено пренебречь по принципу «свобода не знает границ», сообразно и «борьба за свободу» должна быть безграничной. Как США уже практиковали в 1958 году, когда их военные самолеты, направляясь с баз в ФРГ на Ближний Восток, находили излишним делать крюк, а шли напрямик через Австрию. Ясно, без спроса. В оправдание постфактум что-то пробурчали про «недоразумение», а в своем кругу посетовали: может, зря «мелочились», зря раскрыли стратегический замысел? Кое-кого вроде бы пожурили. За недальновидность. А планы, что с ними сталось? Ничего. Они действуют.

И все-таки перемены есть. В последние годы определенно. Не возьмусь гадать, в какой мере эти перемены связаны с размещением в Западной Европе американских ракет первого удара или принятием армией США новой, до крайности авантюристичной доктрины «Эйрлэнд бэттл 2000». Может быть, взаимосвязь больше временная, чем причинная, хотя сомневаюсь в том. О чем речь?

Активизировались попытки США навязаться в «защитники» трем нейтральным странам – Швеции, Швейцарии и Австрии, а также Финляндии. С одной стороны, им нашептывают о люксембургском опыте как поучительном и достойном распространения. С другой же, усердно пугают стандартизированной в НАТО «советской угрозой» или, еще хуже, «постоянной нарастающей и т. п. советской угрозой». Инициатива по части «угрозы» и рецептов ее «парирования» исходит, насколько известно, главным образом из Вашингтона. Последний же проявляет раздражение тем, что правительства стран, намеченных к «защите», не в восторге от перспективы попасть в «подзащитные». Раздражение двойное. В отличие от Среднего Востока Европу сложнее окрикнуть – не ерепеньтесь, все равно будем «защищать». Если иной не чувствует опасности, это не основание для Вашингтона держаться в стороне, когда опасность чуют Соединенные Штаты. Поэтому приходится, что называется, давать понять. Самим или с помощью друзей-единомышленников.

Выявляется и такая закономерность. Прямое и обходное давление на нейтралов, направления предпринимаемых из-за океана акций совпадают с периодами подъема активности соответствующих стран в вопросах упрочения безопасности нарастания в этих странах интереса к предложениям, осуществление которых способствовало бы уменьшению напряженности. Возьмите дискуссии о безъядерной зоне на Севере Европы. Стоит им оживиться, вашингтонские режиссеры ищут способы досадить финнам. «Комиссия Пальме» возобновляет идею учреждения «безъядерного пояса» в Центральной Европе, и извольте – премьер-министру Швеции уготованы целые баталии на тему «стабильности шведского нейтралитета». Как только что.

Показательна в этом отношении публикация «Дагенс ню-хетер». Ее корреспондент встречался с «высокопоставленным представителем штаб-квартиры НАТО», который агитировал Стокгольм за альтернативу нейтралитету, а именно за заключение соглашения «с нами», с атлантическим блоком. По мнению указанного представителя, существуют веские причины для сближения Швеции с НАТО. «Не секрет, – заявил он, – создание шведской боевой машины могло бы быть отлично приспособлено к строительству наших боевых сил». Глава шведского правительства, конечно, дал ответ на такого рода «рекомендации», подчеркнув приверженность своей страны нейтралитету. Но в Вашингтоне не унывают – капля камень точит.

Некоторое время назад немалый шум вызвали откровения участников НАТО, касавшиеся «безопасности» Швейцарии. А тут она сама неожиданно дала повод для протеста. По сообщениям печати, такой протест был заявлен в Берне греками после того, как в Швейцарии были проведены маневры по сценарию, имитирующему «советское нападение» на Грецию, а Турции – на Кипр и ряд греческих островов вслед за «предположенным» выходом Афин из НАТО. Закручено лихо и неоригинально предвзято. Грецию, и, думается, не только ее, эти «игры» расстроили, однако за океаном, наверное, вызвали подъем настроения и прилив антинейтральной энергии.

Сложная штука жизнь. Вашингтонская команда: на свой-чужой рассчитайсь! – нельзя сказать, чтобы выбивает нейтралов из своей тарелки, однако и радости большой им не доставляет. Кому приятно от пересудов, пусть совершенно необоснованных, о вашей нравственности? И некуда нейтралам податься, кроме как оставаться самими собой.

1984

Когда ученье – тьма

На стокгольмской Конференции по мерам укрепления доверия и безопасности и разоружению в Европе перерыв. Делегаты разъехались по национальным столицам для отдыха и раздумья, не достигнув согласия хотя бы об организационной структуре дальнейших переговоров. Случайно это или закономерно? Вопрос далеко не академический. И упирается он отнюдь не в процедуру, как хотели бы изобразить ситуацию американцы. Камень преткновения в существе дела.

Соединенные Штаты не отрешились от намерения свести проблему доверия и безопасности к частностям, урезать мандат конференции. Чтобы она не вздумала заниматься причинами напряженности. Пусть наводят румяна на следствия, да и то, как убедимся дальше, не на все.

Для чего Вашингтону потребовалось выхолащивать стокгольмскую встречу? Во-первых, крайне нужно доказать, что политика рейгановской администрации с ее массированной гонкой вооружений и разбазариванием наследия разрядки не противопоказана европейскому миру. Во-вторых, надобно убедить общественность, что разговор о доверии «уживается» с размещением в Западной Европе американских ракет первого удара «Першинг-2» и крылатых ракет. В-третьих, как не воспользоваться поводом разыграть из себя этакое нараспашку «открытое» общество, которое во имя взаимопонимания готово вывернуться наизнанку, стоит лишь другому обществу, «застегнутому на все пуговицы», охватить – лучше без обсуждения – «весь спектр контроля над вооружениями таким образом, как это не делалось до сих пор».

Согласно американской версии, корень зла не в количестве и специфике оружия, не в концепциях его использования, а в степени «прозрачности» военной деятельности сторон. «Непосредственная угроза просчета или внезапного нападения, – вещает руководитель американской делегации в Стокгольме Дж. Гудби, – основывается главным образом на том факте, что, когда крупные контингенты войск выводят из казарм или гарнизонов или передислоцируют на позиции, напоминающие позиции военного времени, то подобные действия начинают вызывать сомнения, вопросы и тревогу». «Нетрудно представить себе, – передает он «смысл позиции стран НАТО», – что это может повлечь за собой либо внезапное нападение, либо, безусловно, какие-то недоразумения, которые в конечном счете могут быть не менее опасными».

Примем сказанное к сведению. Допустим, что Гудби нарисовал реальную картину бытия. Если так, то почему же США и их союзники противятся ограничению масштабов военных учений? Почему они против охвата мерами контроля «автономной» деятельности американских ВВС и ВМС? Почему Вашингтон против распространения мер контроля на переброску войск? Или есть способ их перебрасывать, не выводя из казарм? Таких почему не одна дюжина наберется. И все они без ответа, ибо увертки за ответ не зачтутся. Судите сами: ограничивать масштабы учений нельзя, возражают западные представители, поскольку это «осложнит обучение». Наверное, не упростит, но ведь в равной мере для обеих сторон. Нет, НАТО это не подходит. Уведомления о действиях на море мыслимы, заявляют нам, только в тех случаях, когда существует «функциональная связь» между учениями и действиями вооруженных сил на суше и соответствующими действиями военно-морских сил. Пойти на большее значило бы для США «оказаться в затруднительном положении». Страны Варшавского договора в состоянии нести такие издержки, а «открытому» натовскому сообществу этакая открытость ни к чему. И т. д.

«Практичность» быстро иссякает там, где на арену выходит принцип взаимности. «Прозрачность» оказывается сродни узкокорыстным, разведывательным потребностям Запада. Получается, рассуждения о «конкретных предложениях», служащих будто бы «предотвращению опасности просчета», – для отвода глаз.

Тем не менее натовская «конкретика» рекламируется как более перспективная в противовес якобы слишком «общим» предложениям СССР и других социалистических стран. Позвольте, что может быть более практичным и конкретным, чем освобождение Европы от химического оружия или создание на Европейском континенте безъядерных зон? Что абстрактного в обязательстве ядерных держав не применять ядерное оружие первыми? Оно отклоняется – и это не таят – не по причине его «расплывчатости», а из-за несовместимости с доктринами НАТО. Что неясного и общего в предложении заключить Договор о неприменении военной силы и поддержания отношений мира, который исключил бы использование первыми друг против друга как ядерных, так и обычных вооружений? Очевидная надуманность возражений против идеи такого договора и негативная реакция на них общественности понудили Вашингтон в последнее время намекнуть на возможность «обсуждения вопроса о ненападении сразу же после того, как она (другая сторона) начнет соглашаться на конкретные, обязывающие, практические меры». Натовский вариант – прими мои требования, тогда я, быть может, еще воздержусь нападать на тебя.

Для полноты картины замечу, что Советский Союз не против «конкретных, обязывающих, практических мер». Он за разработку значительных по характеру и охвату мер доверия, в том числе касающихся предварительных уведомлений о крупных передвижениях и перебросках войск, о крупных учениях сухопутных войск, военно-воздушных сил и военно-морских сил, а также ограничения самих масштабов учений. Советскими предложениями предусматривается развитие практики приглашения наблюдателей на военные учения, обеспечение мер укрепления доверия и безопасности адекватными формами проверки. Однако Западу нужны выборочный контроль и избирательные меры доверия. Выборочные в том отношении, что они предназначены для сфер и видов военной деятельности, где блок НАТО рассчитывает извлечь для себя несбалансированные преимущества.

Что в политике и в военном деле неожиданно для одного, есть нередко вероломство и коварство со стороны другого. Не стану ссылаться на меморандум № 68 Совета национальной безопасности, прочие правительственные документы США, предписывавшие, «пока мы (Соединенные Штаты) не достигнем определенного уровня своего потенциала», выдавать за «принципиально оборонительные акции» подготовку к ядерной агрессии против социалистических стран. Не могу, однако, пройти мимо усилий Дж. Гудби убедить всех участников Стокгольмской конференции в том, что «внезапное нападение маловероятно и не планируется».

Советское предложение об ограничении масштабов военных учений взято не с потолка. Проводимые на Западе учения принимают с каждым годом все более вызывающий характер. В ходе них открыто отрабатываются различные модели всеобщей и «ограниченной» войн с использованием ядерного и химического оружия против стран Варшавского договора. Планируются и проигрываются крупные мобилизационные развертывания и переброски войск. Во многих случаях маневры вооруженных сил США и НАТО, особенно на их первой стадии, нельзя отличить от реального начала агрессии.

Когда внезапное нападение не планируется, это, несомненно, хорошо и жить спокойней. Но действительно ли оно не планируется атлантическим блоком?

Мнение Дж. Гудби мы слышали. Теперь заглянем в секретную натовскую «Постоянно действующую инструкцию для войск северной группы армий на период боевых действий» (№ 6368/1 Ord and Trd NS 316/70). Часть 3, раздел 6, параграф 4. «Подготовительное развертывание». Под этим понимается «скрытная передислокация небольших подразделений в период повышенной боевой готовности или даже до начала этого периода под видом проведения учений из мест дислокации мирного времени в районы военных объектов с целью подготовки к быстрому и беспрепятственному осуществлению дальнейшего развертывания сил, входящих в состав северной группы армий». Аналогичным образом должно проводиться «развертывание в целях прикрытия» (параграф 5). А в разделе 1, части 6 – «Координация огневой поддержки» можно узнать, «какой конкретно корпус должен использовать свою артиллерию для нанесения ядерных ударов вне зависимости от того, чьи резервные войска ведут наступательные действия» (параграф 1, п. g).

И при наличии подобных инструкций нас убеждают, что для безопасности Европы важна «возможность предугадать направление событий» и пара лишних телефонов или наблюдателей на маневрах сделают мир стабильней?

Не исключено, что американская делегация в Стокгольме, как говорится, не совсем в курсе. Вполне вероятно, ее оставили в потемках относительно натовских учений и всей военной деятельности Запада, чтобы она отстаивала неправду с большим апломбом. Остается надеяться, что господин Гудби не поддастся соблазну подвергнуть сомнению достоверность процитированного действующего документа и наберется дерзости предположить, что северная группа армий не изъятие из правил. Та же метода практикуется во всех натовских группировках, а в сам блок она перенесена из наставлений для вооруженных сил США. Непредсказуемость является составной частью американской стратегии и тактики развязывания войн. Больших и малых. Реальных и конкретных. В отличие от разговоров о мире – высокопарных и пустых.

1984

Инцидент

Взрыв «Першинга-2» на американской базе в Вальдхайде под Хайльбронном (ФРГ) 11 января сего года квалифицируется официальными органами Соединенных Штатов как самый тяжелый инцидент с ракетами данного типа. Если бы представители Пентагона говорили только правду и всю правду, то они добавили бы – самый тяжелый за пределами США. Но во внутренние американские покои нас не приглашают. Поэтому примем путеводную нить.

Другие аварии

Самая тяжелая авария из случившихся. Значит, были и другие? Да. Были. 9 сентября 1984 года на автостраде между Брухзалем и Карлсруэ в колонне, что везла ракеты «Першинг-2», загорелась автомашина. На ней, как «предполагают», транспортировались боеприпасы (какие – неизвестно) и компоненты электронной системы управления «Першингами». 24 сентября прошедшего года пусковая установка с ракетой «Першинг-2» сошла с лесного шоссе между Лорхом и Вельцхаймом и опрокинулась. Ракета получила серьезные повреждения, но, поскольку, согласно опубликованному заявлению, «Першинг» не имел ядерного заряда, радиоактивного заражения местности не произошло. Последнее выясняли долго. Гораздо дольше, чем, как правило, требуется, если ядерного заряда действительно нет.

Проникавшие за пределы строго охраняемых американских военных объектов в ФРГ сообщения дают основания полагать, что «Першинги-2» весьма болезненно вживались в европейскую действительность и что в 1984 году с ними было немало других «технических неполадок» и «неприятностей». Однако раз обошлось без видимого издали зарева и жертв, то вроде бы ничего и не происходило. Во всяком случае, для «непосвященных».

Версии

Что же все-таки случилось 11 января? Существует несколько версий. Самая «успокоительная» гласила: подвел кран, которым из прибывшего на базу контейнера извлекали двигатель ракеты. Кран сломался, двигатель рухнул, от удара воспламенилось твердое топливо. В пожаре четверо американских военнослужащих погибли, семь (по другим показаниям – шестнадцать) человек были ранены. Короче, с ракетами – порядок. Остается подправить кран, и не жизнь будет, а сказка.

Вскоре обнаружилось, что кран совершенно ни при чем. Тогда возник следующий сюжет: во время изъятия ракеты из контейнера произошло самовозгорание двигателя первой ступени. Причина не установлена. Возможно, кто-то из персонала непроизвольно замкнул систему зажигания. Обратите внимание на тщательность подбора формулировок – «самовозгорание двигателя», но никак не запуск первой ступени. Ибо первое – это происшествие, а второе – уже катастрофа или нечто близкое к ней.

Наконец, взял слово генерал Р. Хэддок, командующий в ФРГ американскими частями, оснащенными ракетами «Першинг». Генерал «уточнил», что авария произошла не при разгрузке мифического контейнера, а в ходе «обычных учений». В момент «пожара» ракета находилась в ангаре на транспортере (он же рампа для запуска). Потому-то «транспортер, на котором была установлена ракета, полностью сгорел». Однако, утешал Хэддок, инцидент не представлял опасности для гражданского населения, так как ракета не была снабжена ни ядерной, ни обычной боеголовкой.

Генерал не должен терять хладнокровия в любой ситуации. На него не произвело впечатления, что обломки ракеты летели на большую высоту, хотя всего лишь в нескольких сотнях метров от очага пожара был расположен бункер для хранения ядерных боеголовок.

«Самая надежная»

С миру по нитке, и похожие на реальность контуры вырисовываются. В строго дозированных пределах, разумеется, чтобы не стреножить программу развертывания в Западной Европе американского оружия первого удара. Сегодня эта программа главная. Настолько главная, что, расхваливая «Першинги-2» как «самую надежную» из имеющихся систем, вашингтонские деятели не очень задумываются над тем, а не бросают ли подобные утверждения тень на «надежность» остальных элементов стратегического арсенала США. Ведь коль такое случается с «самыми надежными», то позволительно спросить: что с другими – еще хуже?

Ровно год назад министр обороны США К. Уайнбергер заявил: возможность случайной войны чрезвычайно мала. Потом как-то некстати прибавил, что декларации о благих намерениях могут подрывать безопасность, будучи прикрытием для подготовки агрессии. Некстати по двум причинам. Он выступал вслед за речью президента от 16 января 1984 года, когда глава Белого дома внезапно сменил пластинку и решил перещеголять по части миротворческой риторики любого из своих предшественников и, пожалуй, даже наследников.

К. Уайнбергер не позаботился и о том, чтобы остаться в гармонии с самим собой. Заявлять о крайне малой вероятности случайной войны и тут же намекать на то, что к такого рода словам надо относиться с опаской, – согласитесь, это не очень вяжется. Но и без оговорок о благих декларациях уверения К. Уайнбергера насчет случайной войны двусмысленны. Приняв буквально слова министра к сведению, придется исходить из того, что практически любой запуск ядерной ракеты был санкционирован, любой удар есть удар преднамеренный со всеми вытекающими последствиями.

По закону Паркинсона—Уайнбергера

Взглянем на инцидент 11 января с «Першингом-2» под углом зрения, заданным К. Уайнбергером. Допустим, что «самовозгорание» топлива в двигателях ракеты произошло, когда установка в ходе «обычных учений» оказалась выведенной на боевые позиции. Если никто до сих пор не может сообразить, как двигатели включились в ангаре, то по тому же закону Паркинсона сие вполне возможно в любой прочей неподходящей ситуации. Итак, двигатели заработали, ракета сорвалась с платформы и пошла на восток. Что дальше? До того как она окажется в обороняемой другой стороной зоне, в запасе шесть – максимум восемь минут. Обороняющийся не знает, снабжена ли ракета боеголовкой и какая она – ядерная или обыкновенная. «Потенциальный противник», памятуя слова Уайнбергера, должен считать, что в американских вооруженных силах случайность почти исключена, и, перестраховываясь, положить руку на ключ, дающий старт своим ракетам. И это не все. Если запуск «Першинга» аварийный, то, как в случае на базе в Вальдхай-де, обслуга ракеты может погибнуть или впасть в шоковое состояние. А пока генерал Р. Хэддок и его офицеры разберутся в том, что творится, во взведенном часовом механизме конфликта счет пойдет на секунды.

Это не фантазия, не фильм с дублями, где противоборствующие стороны инсценируют свои действия под руководством одного режиссера. Здесь все всерьез, даже все несерьезное, случайное, авантюристичное, потому что, в отличие от прежних, неядерных войн, на восполнение упущения, исправление промашки, на маневр во времени и пространстве времени не будет. У ядерного конфликта своя внутренняя логика.

Видимо, это чувствует и понимает большинство. Поэтому авария с «Першингом-2» вызвала такую тревогу в Западной Европе. Отсюда попытки Вашингтона принизить значение случившегося, отвести взгляд народов от дамоклова меча, который завис над ними. Из-за мрачной серьезности случившегося отмалчивается, словно воды в рот набрав, правительство ФРГ. И что скажешь, когда право распоряжаться безопасностью и судьбой страны отдано другим. Терпи и молчи. Довольствуйся версиями, которые придумывает покровитель. Или возмущайся про себя, когда версии эти уж слишком невпопад или донельзя переменчивы.

1985