Текст книги "Скорость Тьмы"

Валентин Леженда
СКОРОСТЬ ТЬМЫ

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.

Ф. Ницше. По ту сторону добра и зла

Часть первая
СТАРЫЙ ДОЛГ

1

Ноябрь 1943 г.

На этот раз переход в чужое тело не был таким болезненным. Ребята из группы поддержки постарались на славу. Не было ни головокружения, ни уже привычной тошноты. Карел чувствовал себя так, словно недавно снял старую удобную обувь, сменив ее на отлично подогнанную обновку. Конечно, аллегория пришла на ум не совсем подходящая. Одно дело – менять туфли, и совсем другое – менять тела.

Сколько же раз он проделывал это? Эх, память, память... Хотя парни из Аналитического отдела должны были знать точное число «переселений» майора Карела Валдека. Они там все головастые, любой пустяк в тетрадки записывают, ничего, шельмы, не упустят, даже его сердечный ритм и тот знают как свой собственный.

Расправив широкие плечи, майор огляделся.

Что ж район, похоже, выбран верно. Вокруг небольшой, сочащийся осенней сыростью лес. Все сходится, хотя ошибки в принципе быть и не могло. Правда, Карел помнил забавный случай, произошедший с одним его коллегой. Парня по ошибке забросили вместо восточной Швабии в Северную Африку. То-то он удивился, когда на его донора ни с того ни с сего поперли роммелевские танки...

Тело сидело как родное.

Плечи у незнакомого мужика были, правда, пошире, чем у майора. Настоящее же тело Карела сейчас находилось в Москве, в Центральном отделении нейроразведки Шестнадцатого отдела НКВД.

– Далеко, однако, занесло тебя, братец, – тихо прошептал Карел, доставая из кармана немецкой шинели маленький компас.

Майор точно знал, где и что у него лежит, так как это оговаривалось заранее. Все оперативные доноры экипировались совершенно одинаково. Агент собирался и шел в строго указанное штабом разведки место. Там его сознание «вышибалось» и опустевшее на время тело занимал новый хозяин.

Немецкий концлагерь Тойфельханд располагался строго на севере.

Карел двигался легко, стараясь не производить много шума. Излишняя, конечно, предосторожность. Но с привычками ничего не поделаешь.

Вероятность нарваться на немецкий патруль равнялась нулю. В окрестности лагеря мог сунуться лишь законченный безумец.

Тело слушалось его отлично и особых беспокойств, к счастью, не причиняло.

Вспомнив о хранившемся за пазухой зеркальце, майор быстро извлек на свет блеснувшее в сумрачном свете дня стеклышко и пытливо вгляделся в незнакомую слегка скуластую физиономию.

М-да, скорее всего, мужчина, приютивший его на время, был из местного Сопротивления. Хотя как таковой антифашистской организации в Германии уже практически не было.

Из зеркальца на Карела глядел белокурый голубоглазый ариец лет этак сорока с лишком. Таких зачастую называют белокурой бестией, майор же называл истинных арийцев, как правило, грязными выродками, что в принципе было очень близко к истине.

Новое лицо ему не понравилось. Но он вынужден был признать: подобный облик для маскировки идеален. Жаль мужика. Хотя он знал, на что шел, вылазка была опасной, донор, скорее всего, погибнет.

Впрочем, еще одна смерть вряд ли что-нибудь существенно изменит в сбесившемся абсурдном мироздании.

Отшвырнув зеркальце, майор целеустремленно двинулся на север. За ворот шинели здорово задувало, но это была лишь досадная мелочь, не более...

Дела на советских фронтах складывались удачно. Повода для особых беспокойств не было. Армия Первого Украинского фронта практически освободила Киев. Германские войска в Италии отступили за реку Вольтурно. Третий рейх напоминал сейчас огромный уродливый корабль, давший в нескольких местах течь. Но фашистский левиафан был еще силен, и, главное, он умел и мог болезненно огрызаться.

Война еще далеко не выиграна.

Уничтожить фашистскую гадину будет непросто, если вообще возможно.

Советский нейроразведчик спешил к лагерю смерти.

Сейчас он преследовал свои личные цели. Его рейд не был секретным заданием могущественного Шестнадцатого отдела. Нет, майор Валдек был в отпуске. Недавно он вернулся из кровавого месива Курской дуги и получил право на заслуженный отдых в собственном двадцативосьмилетнем теле.

Да, он отдохнул. Москва, накрытая Защитным Православным Куполом, была недоступна для вражеской авиации. Жизнь в столице России текла своим чередом, и лишь обилие прохожих в военной форме напоминало: где-то идет война.

Но заслуженный отдых пришлось прервать.

Карел вспомнил, что кое-кому должен...

Одно время его семья проживала в приморском городе Одессе. То было славное время. Никому и в голову не могло прийти, что через четырнадцать лет разразится война. Майор никогда не считал себя излишне сентиментальным, но девушку из квартиры напротив забыть так и не смог. Наверное, то было его самое счастливое лето. А потом... Потом семья Риты вернулась на родину, в Польшу. Но дружба с отъездом Риты не прервалась. Они долгое время переписывались. Карел все собирался съездить в Варшаву, но никак не мог найти время.

Да и где бы он его нашел?

Сначала военное училище, затем первое серьезное назначение: внезапный перевод в странный засекреченный отдел разведки, о котором ходили совершенно дикие слухи. Что ж, слухи оказались верны, а связь с Ритой он потерял. Грянула война. Фашистские ублюдки вторглись в Польшу. Ринувшуюся через границу тьму уже нельзя было остановить. Рита была еврейкой, а это смертельный приговор. Однако Карел чувствовал: она жива.

Как? Каким образом ей удалось уцелеть в аду немецкой оккупации?

И тогда он стал искать.

Хуже всего было то, что немцы не регистрировали имена заключенных, а присваивали им порядковые номера.

Но майор нашел ее.

Старый оперативник, по кличке Ворон, прошел по «цепочке» заключенных в различных лагерях «Анненэрбе», в каждом из которых были доноры – агенты Шестнадцатого отдела.

Карел показывал ему фотокарточку. Рита прислала ее перед самой войной. Это была уже не четырнадцатилетняя нескладная девочка, а красивая темноволосая женщина. Но для него она по-прежнему оставалась той одесской беззаботной девчонкой, какой он ее запомнил в их последнюю встречу.

Побывав в Тойфельханде, Ворон сказал, что видел похожую женщину. Больше он ничего не смог добавить, так как его донора почти сразу же ликвидировали. Пси-псы быстро вынюхали поселившегося в немощном заключенном «чужака».

Так что полной уверенности не было, та ли это девушка или не та.

Тем не менее руководство дало добро на временную отлучку, они даже разрешили использовать нейрооборудование.

Ничего удивительного. Карела ценили, ведь он был одним из лучших.

В принципе он ничем не рисковал, ну разве что донором.

Если донор погибнет, майора автоматически выбросит в родное тело, покоящееся сейчас в ТИЭР-ванне московской секретной лаборатории Шестнадцатого отдела, либо его швырнет далее по «цепочке» в ближайшего свободного донора...

Пасмурное небо стало темнеть.

Карел остановился, сверился с компасом. Еще немного – и прибор будет бесполезен. Вблизи концлагеря стрелки обязательно взбесятся. Впрочем, в любом случае он ее отыщет, главное – успеть. Время, пожалуй, единственная штука, пока неподвластная основателям Центрального Проекта разведуправления. Ничего, сладят и со временем, вот только бы немцы не обогнали.

Пока спецслужбы обеих сторон шли четко в ногу. Но долго ли это продлится?

Сейчас Рита жива, он был уверен в этом. Где бы она ни находилась, он неким шестым чувством ощущал источник ее жизни. Может, она вовсе и не в этом лагере. Неважно. В любом случае он найдет ее. Цена не имела особого значения. Это был его долг.

Сумерки опускались на облетевший, умерший до весны лес. Майор ускорил шаг, чтобы поспеть к «исходу призраков». Об этом его заранее предупредили. Возможно, он сможет что-нибудь разузнать.

Призраки покидали лагерь ежедневно на закате.

Освобожденные от тел души медленно брели сквозь лес, словно потерянные толпы немых слепцов. Их должен был рассеять уходящий дневной свет, и опускающаяся с небес тьма открывала дорогу. Но вот дорогу куда?

Этого, пожалуй, не знал ни один из живых.

Зрелище завораживало. Первые полупрозрачные фигуры, возникшие среди деревьев, Карел принял за сгустки тумана, но, присмотревшись, разглядел белесые человеческие фигуры. Шли души тех, кто погиб в концлагере за прошедшие сутки.

Призраков оказалась много.

Адская машина смерти Третьего рейха работала без перебоев.

На это было странно смотреть, хотя майор видел вещи во много раз более жестокие. Он неоднократно был близок к той самой бездне, куда уходили неживые. Они наконец получили долгожданную свободу, и их счастье, что они пока не ведают, КОМУ были принесены в жертву...

Карел инстинктивно отпрянул в сторону, но высокая женщина, ведущая за руку маленькую девочку, прошла сквозь него. Что-то медленно угасающее, осторожно коснулось сознания, но лишь на мгновение. Обрывки чужих мыслей, хаос и мертвенный холод. Шокирующее сочетание.

Майор вытер лицо, увернувшись от очередной группы полупрозрачных теней. Он больше не желал слышать их посмертные шорохи.

Карел искал «призрак» с осмысленным взглядом.

Попадались и такие.

Они до конца цеплялись за человеческую сущность. Как правило, при жизни их не удавалось сломить, так же как и после смерти. В каждом лагере были такие люди, пожираемый тьмой свет еще мог за что-то держаться.

Бредущий сквозь лес старик сильно отличался от прочих «призраков». Его зыбкая фигура сохраняла четкие контуры человека, черты лица по-прежнему хранили живую яркость, глаза светились жизнью.

Майор тихонько окликнул его.

Старик обернулся, в прозрачных чистых глазах сквозило безграничное удивление.

– Да, я тебя отлично вижу, – подтвердил Карел, подойдя к остановившемуся фантому.

Затем он достал фотокарточку.

– Скажи, ты знаешь ее? Ты видел эту женщину? То место, откуда ты идешь, это ведь Тойфельханд?

Старик едва заметно кивнул.

– Так ты ее там видел? Повторный кивок.

Все, больше от него ничего не добиться, дневной свет уходил, сумерки растворяли колеблющуюся, легкую, как дым, фигуру.

Майор спрятал фотокарточку, отступая с дороги полурастаявшего призрака.

Исход подходил к концу. Солнце окончательно село за горизонт, духи ушли, переместившись на иную неведомую живым дорогу.

«А ведь и я рано или поздно там окажусь», – совершенно спокойно подумал майор, разводя в небольшом овраге костер.

Место он выбрал удачное, лес был буквально изрыт чудовищными взрывами. Не то постаралась союзная авиация, не то сами наци здесь что-то испытывали. Во всяком случае, следы от взрывов были давними.

Когда огонь стал лизать заранее извлеченные из заплечного рюкзака головешки, Карел решил, что самое время брать «языка». Ему был необходим кто-нибудь из лагеря, желательно из его охраны, которая сплошь состояла из выродков СС.

Обряд вызова требовал долгих приготовлений, но майор решил поспешить.

Сперва он нарисовал на земле у костра правильную пятиконечную звезду. Рисовал особой заостренной палочкой, выструганной из столетнего дуба. Затем осторожно вписал в центр звезды две нацистские руны: Соулу и Зиг.

Заклятие начало работать.

Огонь в костре приобрел кровавый оттенок.

Слегка надрезав ножом ладонь, майор скормил несколько багровых капель огню, затем окропил начертанный на земле рисунок.

Формула вызова была почти готова. Остался последний штрих.

Снова взяв заостренную палочку, Карел вписал в пятиконечную звезду еще один символ – руну Тейваз, знак бога войны Тюра. Теперь немцу, оказавшемуся ближе всего к костру, не отвертеться.

Майор с интересом вглядывался в обступившую костер холодную тьму.

Несколько минут ничего не происходило.

Но вот он ощутил некое движение. В глубине леса сверкнули два маленьких багровых огонька.

Карел привстал, до рези в глазах вглядываясь в ночную мглу.

Мрак у костра зашевелился, и в круг света неуверенно шагнул огромный черный волк.

Оберштурмбанфюрер СС Гельмут Ридель был назначен комендантом концлагеря Тойфельханд сравнительно недавно. Не то чтобы новая должность не пришлась Гельмуту по душе, нет, в этом плане все вроде было в порядке. Просто в последнее время Ридель стал необратимо и, главное, совершенно необъяснимо меняться.

Возможно, всему виною была отрицательная некроэнергетика лагеря.

В любом случае Гельмут сразу понял, что для этой должности он абсолютно не подходит. Где-то в недрах СС произошла досадная ошибка, и комендантом одного из самых крупных концлагерей сделали совсем неподходящего для этого места человека.

Изменения пугали.

Все началось с необъяснимого влечения к одной еврейке.

Ридель увидел ее совершенно случайно во время очередной нештатной проверки заключенных, среди которых псионики лагеря почувствовали явное присутствие подсадного «чужака».

Скорее всего, это был очередной русский нейроразведчик, с которыми Третий рейх уже на протяжении двух лет вел беспощадную и совершенно безрезультатную борьбу.

Нейроразведчики были неуловимы. Они, словно призраки, мгновенно переселялись из одного человеческого тела в другое.

Их невозможно было уничтожить.

Центр всей этой мерзости располагался где-то в Москве, следовательно, тело «блуждающего» русского находилось в полной недосягаемости. Радовало одно: по какой-то необъяснимой причине вражеские призраки могли переселяться лишь в определенных людей.

Как правило, это были члены тайной антифашистской организации «Das weisse Licht», все-таки не до конца уничтоженной в Третьем рейхе. Хотя пропаганда, конечно, утверждала обратное.

Но Гельмут знал, как все обстоит на самом деле.

Без сомнения, так называемых доноров где-то специально готовили. Но где и как оставалось неясным. Ни СД, ни Абвер так и не смогли толком выяснить, каким образом русские овладели столь изощренными секретными технологиями. Дело явно пахло Шестнадцатым отделом, хотя, вполне возможно, что этот отдел – всего-навсего умело пропагандируемый Советами миф.

«Чужака» тогда все-таки нашли.

Псионики СС не смогли указать нужного человека, за них это сделали специально обученные псы. Собаки были, пожалуй, единственным оружием рейха против вездесущих вражеских нейроразведчиков.

И именно в тот день Ридель обратил внимание на ту самую еврейку, из-за которой все и началось.

Сначала он решил, что подвергся особой психотропной атаке, но проконсультировавший его псионик Эрнст Коф не выявил никаких аномалий в ауре оберштурмбаннфюрера. Разумеется, Гельмут не стал рассказывать о приковавшей его внимание женщине. Псионику незачем знать такие подробности. Аура в порядке, и на том спасибо. Стало быть, «взлом» сознания со стороны отпадал.

Но некий злой рок продолжал терзать Риделя, и тогда он распорядился перевести эту женщину из общего барака в медицинский блок лагеря, где располагались более или менее приличные помещения. Гельмут позаботился о ее питании, одежде и прочих удобствах.

Без сомнения, с ним что-то происходило.

Он не мог вразумительно объяснить причины своих поступков. Что это? Внезапно проснувшаяся совесть? Но с чего ей просыпаться? Никаких чудовищных преступлений Ридель пока не совершил. До работы в лагере на нем, как правило, висела всяческая бюрократическая рутина СС; он даже и на фронте еще не был, что в теперешней военно-политической ситуации выглядело достаточно удивительным. Но Гельмут имел высокопоставленных покровителей.

В лагере его так называемое руководство являлось чисто номинальным. Реальная власть принадлежала обергруппенфюреру СС Хьюго фон Артцу, который регулярно присылал из Берлина списки подлежащих уничтожению заключенных.

Там не было имен, лишь бесконечно нудные многозначные цифры.

Загадочные советники фюрера с каждым днем требовали все больше и больше человеческих жертвоприношений. Кровожадность рейха росла пропорционально его военным неудачам.

Была ли тут некая связь?

Ридель прекрасно знал, что подобные мысли так же опасны, как и его необъяснимое влечение к заключенной.

Быть может, это любовь? Чепуха. Было нелепо даже представить подобное. Тогда что? Значит, остается совесть.

«Наверное, я действительно неблагонадежен, – часто думал оберштурмбаннфюрер, впрочем не особо по этому поводу сокрушаясь. – Но наверху знают, что меня ни в коем случае нельзя посылать на фронт. Хотя наверняка моя фамилия уже давно значится в черном списке гестапо».

Без сомнения, он льстил себе, его фигура не была столь значима, им вряд ли могло заинтересоваться ведомство Гиммлера. Тем не менее, страх давно уже поселился где-то глубоко внутри.

Это было началом конца...

В середине ноября Гельмута посетил старший брат Фридрих, занимавший высокое положение в Абвере.

Фридрих возглавлял секретный подотдел «III-Ф», ведавший контрразведкой за границей. Брат пугал Риделя своими странными, порою очень опасными разговорами, поэтому его внезапному приезду Гельмут не очень обрадовался.

Они расположились в уютном натопленном кабинете, оберштурмбаннфюрер разлил по низким пузатым бокалам коньяк и вопросительно уставился на разжиревшего за последнее время братца, примерно догадываясь, о чем сейчас пойдет речь.

– До меня дошли определенные слухи, – спокойно начал Фридрих, согревая бокал в широких ладонях и принюхиваясь к его аромату. – Ты якобы ни с того ни с сего удалил из очередного списка смертников один номер.

Гельмут едва заметно кивнул.

– Ты изолировал ее от прочих заключенных. Не соизволишь объяснить зачем?

– А что, я должен непременно объяснять?

– Фон Артц недоволен. С каких пор ты начал вмешиваться в его дела?

– Вмешиваться в его дела? – презрительно повторил Гельмут. – Знаешь, мне так до конца и не ясно, что я здесь делаю на этой должности. От всего этого сатанинского крематория меня просто воротит. Зачем меня сюда перевели, кому это понадобилось?

– Может быть, ты хочешь на фронт? – с улыбкой поинтересовался Фридрих, демонстрируя желтые зубы заядлого курильщика.

– А что, там еще имеются вакансии? – улыбнулся в ответ Гельмут. – Насколько мне известно, с новыми отрядами СС «Тотенхерц» Третий рейх непобедим. Зачем фюреру на поле боя живые?

Фридрих нахмурился. Поставил рюмку на стол. Неторопливо поднялся.

Затем вынул из кармана маленький деревянный волчок и, раскрутив его, пустил по полированной крышке стоящего в углу кабинета старинного секретера.

Гельмут знал, что, пока будет крутиться эта магическая штучка, их разговор невозможно прослушать.

– А ты думаешь, мне все это не надоело? – Фридрих тяжело плюхнулся в удобное кожаное кресло. – Фюрер с каждым годом требует от нас все более невозможного. Эти его так называемые новые советчики окончательно потеряли совесть. Им нужно еще больше жертв. А где их взять, когда наши войска медленно, но верно стягиваются обратно в Германию. Не своих же, в конце концов, в печах сжигать. И что они дали ему взамен? Отряды «Тотенхерц»? Да эти выродки уже на своих бросаются. Я лично видел. Каково?!!

– Я не понимаю, к чему ты клонишь? – устало спросил Гельмут, косясь на ровно вращающийся магический волчок.

– Нации пора заменить фюрера, – спокойно объявил Фридрих.

– Что?!!

– Я имею в виду устранить физически, – пояснил заговорщик, лукаво подмигивая брату, – а на его место посадить... ну... скажем, разожравшегося Геринга. Чем не кандидатура? Или того же Шпеера. Ну как, братец, что молчишь?

– Ничего не изменится.

– А как же война? Ведь многие понимают: мы выпустили джинна из бутылки, а загнать его обратно уже не в состоянии, и очень скоро он пожрет нас самих. Войну следует прекратить. Фюрер на это не способен. ХОЗЯЕВА просто не позволят ему сделать это. Третьему рейху нужен новый лидер, который найдет в себе силы наконец поставить точку.

– Фридрих, ты несешь полный бред, причем, заметь, опасный бред...

Оба тут же посмотрели на секретер. Деревянный волчок по-прежнему вращался.

– Ну, допустим... – вздохнул Гельмут. – Всего лишь допустим, что новый фюрер, будь то Геринг или Шпеер, сможет на время усмирить те силы, которые помогают нам вести войну. А что дальше?.. Думаешь, Советы откажутся от заманчивого шанса покончить с нами раз и навсегда? Не забывай, за ними тоже кое-кто стоит, и в последнее время мне стало казаться, что этот «кто-то» более мудр и могуществен, чем сегодняшний «советчик» нашего фюрера.

– Все так... – Фридрих согласно кивнул, наливая себе еще коньяку. – Но нужно лишь сделать первый шаг. Нельзя сидеть сложа руки, это хуже всего. Следует решиться, следует...

Гельмут прервал брата взмахом руки. Магический волчок остановился. Оберштурмбанфюрер подошел к секретеру и снова раскрутил заговоренную безделушку.

– И что же вы там, в своем Абвере, решили? Фридрих неопределенно пошевелил пальцами.

– Говори, раз уже начал.

– Произойдет покушение. Окончательная дата еще не выбрана, число следует подобрать в соответствии с древним руническим календарем. Этим уже занимаются знающие люди. Думаю, покушение случится очень скоро. Медлить нельзя. С каждой неделей вождь нации становится все более непредсказуемым. С каждым месяцем он теряет свою человеческую сущность...

Гельмут мрачно усмехнулся:

– Рискованное дело. Считаете, «покровители» позволят вам так просто убрать Гитлера?

– Но, убрав его, мы лишим их сразу уст и глаз, – воскликнул Фридрих, вставая с кресла. – Как ты не понимаешь, это будет главный удар. Связь мгновенно ослабнет, и первое, что должен сделать преемник, закрыть лагеря смерти. Вот почему ты мне нужен здесь, в Тойфельханде. У нас везде задействованы нужные люди. Теперь ты все понимаешь? Это я добился твоего перевода, хотя и было нелегко...

Теперь Гельмут действительно понимал.

Все. Или почти все. Еще он понимал и то, что вся эта затея с покушением заранее обречена на провал. Гитлер не был человеком.

Он уже давно не был человеком в любом смысле этого слова.

И те, кто стоял за его спиной, видели все наперед.

Беседа с Фридрихом оставила на душе тягостный осадок. Чувство начала конца лишь усилилось.

Проводив раскрасневшегося за время беседы брата до служебной машины, оберштурмбаннфюрер направился к медицинскому блоку, где офицеры из подразделения «Мертвая голова» устраивали над заключенными некие строго засекреченные опыты, о сути которых зачастую не ведал даже сам Хьюго фон Артц.

Два вервольфа вытянулись в струнку, когда Ридель проходил через застекленную будку контрольно-пропускного пункта.

Внутри медицинского комплекса было тепло, но неуютно. Белые кафельные стены напоминали морг. Кое-где на них имелись рунические рисунки, защищающие помещения от «взгляда снаружи». Однако вся эта защита была напрасной. При определенной подготовке проникнуть на территорию лагеря все-таки было возможно. Другое дело, кому такое может понадобиться, ибо дорога назад – только смерть.

Заключенная под номером 300 679 находилась в самом дальнем помещении, охраняемом молодым эсэсовцем с глубоким шрамом на правой скуле.

Парень был не из болтливых, и Гельмут ему доверял.

Охранник поспешно отпер маленькую камеру.

Женщина сидела в углу жесткой деревянной кушетки, поджав под себя тощие бледные ноги. Она затравленно уставилась на вошедшего в камеру чернявого статного офицера с оскалившимся черепом на фуражке.

Где-то она его уже видела.

«Она, наверное, решила, что ее отобрали для очередных экспериментов, – подумал Ридель, присаживаясь на край кушетки. – Ну конечно, заключенные знают, что те, кто попадает в медблоки „на лечение“, назад уже не возвращаются».

– Тебе не следует меня бояться, – тихо произнес Гельмут, уставившись в неровный цементный пол. – Здесь тебе ничто не угрожает...

Он по-прежнему не понимал, зачем она ему. Для чего он вырвал ее из когтей смерти, рискуя абсолютно всем.

Оберштурмбанфюрер снова взглянул на женщину. Та непроизвольно вздрогнула, еще больше вжавшись в угол.

– Ничего не бойся... – повторил Ридель, но она наверняка его не понимала.

– За мной идут, – тихо по-русски прошептала Рита. – Он уже близко и имя ему – смерть...