Текст книги "Ложь напрокат"

– Ты уж извини, мы к тебе без цветов… – сквозь пелену раскаяния услышала я голос подруги.

Татьяна поспешно успокоила нас, сказав, что ей, собственно, не к спеху. Когда-нибудь потом…

Наталья, легко подхватив венок, двинулась к выходу. Мы поплелись следом. Ловко зашвырнув ношу в мусорный контейнер, подруга посмотрела на руки и укоризненно покачала головой: «Следовало бы вообще-то помыть. Кладбище все-таки…» – и оглянулась в поисках колонки. Благо она оказалась рядом. Тщательно вымыв руки и промокнув их носовыми платками, мы не сговариваясь, зашвырнули платочки в тот же мусорный контейнер. Как оказалось, несколько необдуманно: Татьяна неожиданно заплакала, Наташка ее поддержала, а у меня продолжился взявший на несколько часов «рекламную паузу» насморк.

Открыв машину, Наталья порылась и вытащила кусок голубой с разводами вроде павлиньих перьев тряпки:

– Вот! От тачки отрываю, спасая ваши рукава. Почти новая простыня. Если бы не Борис, послужила еще верой и правдой. Представляете, – она с удивительной точностью рвала кусок на ровные части, – едем с ним на дачу. Перед этим он меня серьезно обидел. Прямо в душу, можно сказать, наплевал. Сейчас уже не помню, конечно, чем обидел. Помню только, что серьезно: душа у меня ранимая. Ответить я ему не смогла. То ли не подготовилась, то ли некогда было. А в машине вспомнила. И решила дать достойный отпор. На улице грязь! Погода мерзопакостная. – Импровизированные платки перекочевали к нам с Татьяной. – Я сделала вид, что щетки не работают, и дала команду протереть стекло. Он порылся, порылся и говорит: «Нечем». Я вскипела и выдала все, что думала по этому, а заодно и по другим поводам. Он, ни слова не говоря, развернулся, схватил с заднего сиденья сумку – бедная Денька на ней головой лежала, так аж вниз сиганула, выхватил эту самую простыню, рванул ее и – бац! Пополам. Я даже поперхнулась. А он выскочил, щетками побрякал, стекло вытер и как ни в чем не бывало назад. Так я до самой дачи молчала. Зато перед сном ему на его половину кровати половину простыни и постелила. Только он мою половину кровати занял, пока я на кухне возилась. – Подруга высморкалась в свою часть несчастной простыни и широким жестом пригласила нас в салон «Ставриды».

Я сразу же предложила поехать ко мне. Несколько из меркантильных соображений. Все-таки ближе к той самой койке, упомянутой Наташкой. Подругу этот вариант устраивал хотя бы потому, что ей следовало сдать машину мужу и отправить его на дачу, самой же сказаться больной, источником заразы, естественно, объявив меня. А Татьяна резко воспротивилась, так что мы перестали ее узнавать. Большого труда стоило понять, что наша тридцатипятилетняя девушка просто очень сильно напугана. И немудрено. Не каждому удается побывать на собственных похоронах и поухаживать за своей могилкой по своему усмотрению.

Постепенно Танюша стала сдаваться. После двадцатого по счету заверения, что Димка и дети сегодня не вернутся, а Борис, наоборот, отчалит восвояси, она неуверенно согласилась поехать ко мне.

Двери в общий коридор нам любезно распахнул Борис. Татьяна от неожиданности пошатнулась и чуть не грохнулась в обморок. Я от той же самой неожиданности вежливо кивнула ему в знак приветствия и, не дожидаясь ответа, торопливо прошла к своей двери, волоча за собой обмякшую Танюшку.

– Это та самая Полина со сломанной ногой? – злорадно поинтересовался Борис, глядя вслед мне и Танечке. – Больную Ирину, прикованную к кровати, я узнал.

– Это ко мне врач из поликлиники пришел. Вернее, пришла, – сориентировалась я.

– Вы ее под конвоем доставляли? Я тут мусор выносил и случайно в окно видел, как вы хором из машины выгружались…

«Почему Наташка не вовремя онемела?» – с досадой подумала я, наконец-таки справившись с ключом и запустив в дверь Татьяну.

– А что тут удивительного, – опомнилась я. – Была в поликлинике, там познакомилась с больным гомеопатом. То есть с больной. Пригласила ее к себе – мы в поликлинике беседу не закончили. Стали выходить, смотрю – Натальина машина. А тут она сама появилась. Оказывается, Полину к травматологу возила. У нее какой-то сложный перелом. «Скорую» вызвали и отправили в «Семерку». Представляешь, больше трех часов сидели в очереди. То к врачу, то в рентгенкабинет, потом опять к врачу.

– А дети? – заботливо поинтересовался Борис.

– Какие дети?

– Дети Полины.

– Не знаю, – растерялась я. – Не было у нее никаких детей.

– Ну как же! Я отлично помню. Они плакали…

– Да? – занервничала я. – Плакали? Я их и не заметила в машине. Наверное, просто перестали плакать. Извини, Борис, меня ждут.

Напоследок я увидела, как подруга резко развернула мужа лицом к себе. Раздалось надрывное шипение:

– Уже целых пять минут пытаюсь до тебя доораться. Я что, пустое место и не достойна твоего внимания? – Начало монолога было многообещающим, и я невольно задержалась у своей двери. – Меня расспросить ты не хочешь? Предпочитаешь слышать все из чужих уст? Или тебе нравится смотреть на других женщин? И ты ищешь для этого любой повод?

– Туся! Что с твоим голосом? – ошалело спросил бедный Борис.

– Что! Он еще спрашивает! Ору, ору тут тебе… – шепотом изгалялась подруга. – Горло болит. И сопли рекой…

– Ручьем, – поправил муж.

– Ручьем – это у Ирки, она на поправку идет. У меня – рекой. Даже на работе все поняли. Теперь и субботник отрабатывать не придется, а родной муж…

Я поняла, что Наташка успешно вызвала у Бориса временный комплекс неполноценности, и с облегчением вошла в квартиру. Подруга, без сомнения, выполнит поставленную перед собой задачу.

Танюшка, не раздеваясь, уселась на кухне: такое впечатление, что в любую минуту готова броситься в бега.

– Не волнуйся, никто тебя не узнает, – уверенно заявила я и включила чайник.

Она попыталась улыбнуться, но губы дрожали. Пришлось сделать вид, что я ничего не заметила, и начать не торопясь убирать последствия стихийного бедствия – отъезда Димки на дачу, при этом, не переставая, болтать на отвлеченные темы. Заглянув в холодильник, обнаружила, что съестные припасы успешно забыты дома. Это меня слегка обеспокоило, но не насторожило. Не вернутся же из-за этого муж с дочерью домой! Прихватят что-нибудь в местном магазинчике. Да и в погребок наведаются.

Танюшка расслабилась до такой степени, что расстегнула куртку. Минут через двадцать я кормила ее, по-прежнему одетую. Только после кофе она окончательно успокоилась и с любопытством спросила, что мы ели. Ничего удивительного в этом нет. Сколько раз сама не понимала, что слопала… Верхняя одежда и обувь Татьяны наконец заняли положенное им место. Мы сидели и болтали, стараясь не задевать больной темы. Хлопнула входная дверь общего коридора, и Татьяна испуганно вскочила.

– Борис уезжает, – спокойно пояснила я. – А Наташка демонстрирует ему свое недовольство тем, что ее оставили дома. Как болящую.

– Хлопает дверью? – не поверила Танюшка.

– Дверью. Ею, кстати, убедительнее всего демонстируется.

Через несколько секунд мы услышали тихий шум заработавшего лифта. И вскоре появилась сама «тяжело простуженная».

– Уехал! – облегченно прошептала она и плюхнулась на табуретку. – Налей мне тоже, – попросила она, повертев в руках банку с кофе.

– А почему шепотом? – невольно понизила голос Танюшка и посмотрела на входную дверь.

– Блин! – заорала Наташка, радостно улыбаясь. Мы с Татьяной разом подскочили на табуретках. – Так вошла в роль, что никак не выйду. Девчонки, давайте коньячку в кофеек бахнем? Мне Борис оставил и велел на ночь по чайной ложке пить. Для спокойного сна. Могу же с пылу с жару дозу перепутать. Или количество приемов. Или день с ночью… Вариантов – куча.

Не успели мы возразить, как Наталья унеслась. Вернулась она быстро. Побултыхала жидкость в темной фирменной бутылке, попробовала разглядеть ее на свет и легкомысленно махнула рукой:

– Ирка, скажу, тебя растирала… Тащи рюмки. Нет! Стой. Я сама. Вот э-э-ти, – пропела она, доставая из кухонного шкафчика маленькие рюмочки.

– Я не хочу! – запротестовала Танюшка. – Я его терпеть не могу. И вкуса абсолютно не понимаю…

– Та-а-ак! А твои возражения я наизусть знаю, – не дала мне и рта раскрыть Наталья. – Думаете, мне он нравится? Да ненавижу! Но раз надо… Вы только представьте мучения алкашей, когда они такую отраву, как водка, лакают. Хуже коньяка, а ведь пьют же… Короче, давай лимон и… по десять грамм каждому. Татьяна, мы же не были на твоих поминках!

Довод показался убедительным. Стараясь не дышать, я проглотила огненный кошмар. Не люблю пить то, что не нравится. Наташка протянула кусок черного хлеба и велела занюхать. Как ни странно, помогло. Проследив за Татьяной, лизнувшей, но не выпившей свою порцию, она повторила положительый опыт, отняв предварительно спасительный ломоть у меня. Самой Наташке пришлось хуже всех. Пила она последней, а Татьяна нечаянно сжевала занюханый кусок. Хотя пить категорически отказалась. Секунду подруга сидела с вытаращенными глазами, потом часто задышала и замахала руками, как будто нагнетала побольше воздуха в приоткрытый рот. Я опомнилась и сунула в него дольку лимона. Рот захлопнулся, Наталья поблагодарила наклоном головы.

– Надо учиться пить, – сделала она глубокомысленное замечание. – С вами просто стыдно в приличной компании…

Минут через десять, после бурных дебатов на эту тему, вспомнили, что не отметили чудесное воскрешение Татьяны. За это и чокнулись. Татьяна опять лизнула напиток языком. Как кошка. Вторая порция коньяка мне показалась менее мерзкой, чем первая. Интересно. До меня наконец дошел весь смысл этой пьянки. Наташка хотела, чтобы Танюшка немного отошла от приключившейся с ней беды. Я посмотрела на подругу с уважением. Мы съели весь товарный запас, удачно забытый Димкой в холодильнике. И успокоились.

– Ну, рассказывай… – проворковала Наталья, усадив Татьяну в кресло и с удобством разместившись вместе со мной на диване.

Было спокойно и уютно. Татьяна, до этого момента сидевшая вольготно, напряженно выпрямилась и положила руки на колени:

– Я буду рассказывать, а вы потерпите и не перебивайте. Сама ничего не понимаю… В пятницу на прошлой неделе я ушла с работы около четырех. Мне нужно было в женскую консультацию, и я рассчитывала успеть до конца приема. Но все как началось с утра наперекосяк, так и закончилось… Девчонки! Ну я же просила не перебивать. Пожалейте меня хоть немножечко. Помолчите. И не важно, что вы губы сжали в ниточки. Глаза у вас… выразительные. Ну зачем женщины в основном ходят в женскую консультацию? Да, я беременна. И я… эта… как ее?.. А! Старая первородящая. Есть такой медицинский термин. Уже и не надеялась на такое счастье. Ну вот. На чем я остановилась? А! Ушла с работы в четыре. Если бы чуть пораньше, но… не судьба. – Танюшка развела руками. – В метро на Чертановской всех из вагонов выставили, и маялась я там почти до половины шестого. Уже было ясно, что к врачу не попаду. Ну и перестала торопиться. В принципе ничего страшного. Можно было позвонить на работу и задержаться в понедельник. С утра. Это еще лучше – повод подольше поспать… Вышла на своей станции и отправилась в универсам. Не спеша обошла все отделы, купила все, что хотела. Продавцы такие милые! Стала выходить из универсама и обратила внимание на следующий момент: впереди меня идет женщина чем-то смутно знакомая. Ну не забегать же вперед, чтобы заглянуть ей в лицо. Неудобно все-таки… Так мы и идем потихоньку. Я только потом поняла, что женщина в нашем районе впервые. Уж очень внимательно она вглядывалась в название улицы и номера домов. Но помощи у прохожих не просила. Я перестала обращать на нее внимание в тот момент, когда мы миновали двор и она стала переходить дорогу…

Танюшка судорожно глотнула и вцепилась руками в подлокотники кресла. Мы молчали. Она сделала несколько глубоких вдохов и сказала:

– Сейчас… Такой момент страшный…

Мы и не думали ее торопить. Догадывались, что произошло.

– А перестала обращать на нее внимание потому, что из-за угла вылетела наша машина. Женщина спокойно шагнула назад на пешеходную дорожку, оглянулась и увидела меня. Мне было не до ее эмоций, потому что я… Я увидела себя. У меня в этот момент оторвалась ручка у пакета, и все грохнулось на землю. Я машинально нагнулась, еще толком ничего не соображая, стала поднимать покупки, краем глаза наблюдая за женщиной и не вполне доверяя себе. Она все смотрела и смотрела на меня, а Сергей на полном ходу крутанул руль вправо и сбил эту женщину. Понимаете?! Он ее сбил намеренно! И моментально скрылся. Я успела заметить, что номера заляпаны грязью. Но машина точно наша. У нее было разбито правое крыло – Сергей учил меня парковаться, а я перепутала педаль тормоза с педалью газа… Столб пострадал. И лоб Сергея. Еще у нас багажник приметный… Ну да это неинтересно. Короче, наша машина. Я все сумки побросала – и к женщине. Еще несколько человек подбежало. Все суетятся, кто-то «скорую» вызвал. Милицию, наверное, тоже. Потому что она одновременно со «скорой» приехала. А на меня столбняк напал. Верите, сама на себя смотрю. Почему-то я сразу поняла, что женщина мертва. Отошла в сторонку, стою и сама этот холод смерти ощущаю. При этом полнейшее равнодушие к происходящему. Врачи около моего тела… Ой, вот видите? Даже сейчас себя с ней отождествляю. В общем, меньше минуты возились. Вытащили носилки, положили на них, закрыли простынкой. Один из милиционеров – тот, который вначале толпу от тела оттеснил, стал спрашивать, знает ли кто погибшую, видел ли, что случилось. И вдруг я слышу, как кто-то из толпы говорит: «Записывайте. Королькова Татьяна Юрьевна» – и диктует мой домашний адрес. Пригляделась, а это Александр Ильич из нашего подъезда. С третьего этажа. Свидетелей наезда не нашлось. Странно. Наверное, люди просто не хотели связываться. А я – просто не могла. Нашла в себе силы развернуться и уйти. Сумка, деньги, продукты – все, что бросила, так и осталось на земле валяться. В голову не пришло поднять… – Танюша замолчала. Взгляд ее стал отрешенным – наверное, заново переживала страшные события той пятницы. – Вы на меня не сердитесь. Никак не могу взять себя в руки.

Мы протестующе замахали руками, изобразили глазами крайнее удивление тому, что нас могли заподозрить в нетерпении. Для верности еще и недоуменно пожали плечами. И все это – не раскрывая ртов. Чтобы не брякнуть что-нибудь не то, не задать вертящийся на языке вопрос.

– Как вошла в метро, и не помню. Талончик у меня в кошельке был. Села в поезд, каталась, каталась, где-то делала переходы – совершенно бездумно. Просто уговаривала себя не думать ни о чем. Почему-то казалось, что через три-четыре часа приду в себя и тогда будет легче принять решение.

Вышла я на станции «Измайловский парк» и увидела Измайловский гостиничный комплекс. Вот тогда-то и пожалела, что оставила сумочку… От звона мобильника чуть в обморок не хлопнулась, но вспомнила, что его в магазине из сумки в куртку переложила – он мне кошелек мешал вытащить… Не отвечая, выключила телефон. Сунулась в другой карман и, к своей великой радости – вам ее трудно будет понять – вытащила паспорт. С паспортом – просто беда! Я его недавно получила. При переезде старый затеряла. Надо прописываться, или, как сейчас говорят, регистрироваться, а документа нет. Пришлось платить штраф и оформлять новый. А как только оформила, так старый отыскался. В Сережкиных дискетках. Так теперь дома и валяется. С новым хожу. У меня в нем дисконтная карта была и заначка на триста долларов. В магазине я ее предъявила и сунула обратно в паспорт, а паспорт в куртку положила. Решила – буду на столике покупки укладывать, заодно и документ на место уберу. Это, Наташенька, тот случай, когда твоя редкостная аккуратность и педантичность только бы навредили. Короче, устроилась я в гостинице. Не буду утомлять вас тем, как пережила ночь. Естественно, не спала. К утру пришла только к одному утешительному выводу: я не сумасшедшая. Остальное – сплошной негатив. Странное сходство с погибшей удивило, но, в конце концов, оно как-то объяснимо. Я встречала людей, очень похожих друг на друга. Вспомните, сколько раз по телевизору двойников знаменитостей показывали! – Татьяна посмотрела на нас, мы согласно кивнули. – Только все равно, – вздохнула она, – отличия есть. Родственники или хорошие знакомые обязательно заметят… Я позвонила вам. Телефоны не отвечали. Решила действовать сама. В итоге выяснила, в каком морге находится тело Корольковой Татьяны Юрьевны. Спросила, опознано ли оно родственниками. Какая-то сердитая баба сказала, что без опознания не хоронят. А хоронить покойницу будут предположительно в воскресенье. Похоронами агент занимается. Встала я после этого разговора и подошла к зеркалу. Видок, конечно, еще тот! А в волосах седая прядь. И тут я вспомнила о ребенке. Сергей хотел убить и меня, и его! Лицемер! Подлый лицемер! Так хорошо сыграл сцену радости от будущего отцовства. Я ведь вам не говорила. Он мне изменил. В какой-то очередной командировке. И ладно бы скрыл, но ведь приехал и покаялся. Когда-то, еще в юности, мы дали друг другу слово никогда не обманывать. Вот он клятву и выполнил… Господи, какая же я была дура! Не скажи он мне правду, так и прожила бы с ним в счастливом неведении. Впрочем, не прожила бы… Как вы уже и сами поняли. А тогда мне хотелось заставить его замолчать. Или, на худой конец, самой оглохнуть. Ну да это, как оказалось, не самое страшное. Только вот не пойму: ну зачем ему надо было меня убивать? Квартира нужна? Да, скорей всего, квартира… Только… неужели квартира дороже человеческой жизни? Даже двух человек?

Мы все так же молчали. Ну а что тут можно сказать?.. Танюшка продолжила:

– Вечером я поехала в Бутово. Постояла недалеко от своего дома. В окне нашей кухни горел свет. Я долго стояла, а он все горел и горел… На следующий день пошла в парикмахерскую. Подстриглась и перекрасилась. Сменила косметику. Случайно увидела секонд-хэнд и удачно сменила прикид. Так второй раз умерла Татьяна Юрьевна Королькова. С внешней точки зрения. Прощаться с собой приехала прямо на кладбище. Сделала вид, что ухаживаю за соседней могилой. Никому до меня не было никакого дела. Согласитесь, узнать меня трудно.

Мы молча согласились.

– Мне не понравился костюм, в котором меня положили. Потому что его подарил Сергей. Зато я услышала столько хорошего в свой адрес! Многие искренне плакали. Я и сама ревела. А моего убийцу еле от гроба оторвали. Бездна таланта! Вот слезам свекрови и свекра верю. Машенькиным тоже. Как же мне их было жаль! Временами хотелось броситься им в ноги и все рассказать. Удерживало только чувство ответственности. За своего будущего малыша. Кроме того, представляете, сколько было бы скоропостижно скончавшихся?

Народу – уйма. Вот только вас не было. А я так на вас рассчитывала! Был момент, когда я испугалась, что Сергей меня узнает. Все уже понемногу уходили. Он скользнул по мне взглядом, и вдруг глаза его дико округлились. Что было потом, я не видела. Поспешила уйти.

Сегодня приехала на кладбище немного раньше вас и из окна служебного корпуса наблюдала за прибывающими на торжественную церемонию. И ощущаю… нет, не зависть к знакомым людям, которые живут своей, именно своей жизнью, здоровую злость ощущаю. Растерянность прошла. Честно говоря, рассчитывала увидеть ту, из-за которой Сергей решил сократить мой жизненный путь, ограничившийся тридцатью пятью годами. Но он держался великолепно! Ни одного знака, ни одного взгляда в сторону… Так я и не увидела свою роковую соперницу. А вот машину Сергея осмотрела. Он даром времени не терял. Два месяца она на приколе стояла – не было у него возможности в ремонт ее отправить. Мы ведь квартиру отделывали, мебель покупали. А тут к девятидневному юбилею расстарался! Машина – как новенькая. Естественно, на похороны особенно не потратился: все расходы, связанные с ними, моя фирма на себя взяла. Слышала, как коллеги переговаривались.

Любовницу его я не виню. Ну влюбилась по уши. Скорее всего, тоже ребенка ждет. Жалко ее. Не знает, с кем судьбу связывает. Да я бы без звука в сторону ушла. Стоило Сергею только намекнуть. А он – прощения просил, в ногах валялся. Я сначала думала – не смогу простить. Память такая штука… Это к тому, что забыть измену невозможно. Всю жизнь время от времени себя жалеть будешь. И тут меня осенило! Надо не себя, а его пожалеть. Уверовать в то, что причина измены – во мне. Я ее чем-нибудь да спровоцировала. Не поверите – сразу полегчало. Вдвоем легче быть виноватыми, чем в одиночку. Я еще его и утешала. Говорила, что все пройдет, все забудется… Ладно, пусть живет, если сможет. А он сможет. Вопрос, куда мне деваться? Денег нет, работы нет, жилья нет. Есть три месяца беременности. В милицию не пойду. Я просто обязана выжить, а с обращением в официальные органы шансы на это у меня уменьшаются. Единственный выход – пока уехать. У моей бабушки добротная изба в деревне. Я все каникулы там проводила. И после смерти бабушки мы с мамой туда летом ездили. А когда мама скончалась, я уже не решалась одна там жить. Пару раз были с Сергеем, но далеко – двести пятьдесят километров. Сейчас это идеальный вариант для моей безопасности. Поживу, в себя приду. Ничего не хочу – просто покоя. А там будет видно.

Теперь просьбы: если удастся, проводите в Таложню. Я давно там не была, может, в доме ни окон, ни дверей. Честно говоря, побаиваюсь. Но не настаиваю. Если вам неудобно, ничего страшного. Самое страшное, надеюсь, позади. Главная просьба – ухитритесь попасть в мою квартиру. Повод как-нибудь придумайте. В комнате, в шкафчике, что у окна, на самой верхней полке под альбомами с фотографиями – моя сберкнижка. Возьмите ее. А сейчас, если можете, долларов сто одолжите. Не знаю, как скоро смогу уехать, а гостиничные услуги дорогие. Ну вот и все. Теперь спрашивайте…

Танюша даже повеселела. В отличие от нас с Натальей. Вопросов было много, но с чего начать? Пожалуй, они требуют систематизации, иначе, пока задаешь один, забудешь про другой. Я вскочила и побежала за ежедневником и ручкой. Вслед мне неслась крылатая фраза подруги: «Все мужики – козлы!»

Больше всего Наташку волновал вопрос о безнаказанности Сергея. Ей не давала покоя мысль, что он будет спокойно жить с любовницей или второй женой, сути это не меняет, в квартире Танюшки и радоваться – как же, вышел сухим из воды.

– Ты его можешь прощать не прощать, раз не от мира сего. Важно, что мы не простим. Устроим тебя, а потом устроим веселую жизнь ему, небо в алмазах покажется. Уверяю тебя, он вскоре будет счастлив явится с повинной туда, куда следует… Ириш! – донеслось до меня с дивана. – Давай продумаем, как нам на неделю слинять из дома. На работе это можно уладить, а вот… Та-ак. Чувствую, назрела необходимость подавить инфекцию в зародыше. Больную-то не отпустят.

– Танюшка, – сказала я, не ответив на вопрос подруги, – я тебя особо расспрашивать не буду. А с Натальей я солидарна. И не только потому, что зло должно быть наказано. Просто следует немного заглянуть вперед и убедить себя не лишать своего малыша того, что принадлежит ему по праву. Мы попробуем тебе помочь. Теперь главный вопрос: ты уверена, что была одна у матери?

– До прошлой пятницы – да. Просто в голову не приходило, что у меня может быть сестра.

– Начнем с предположения, что она была. И не просто сестра, а сестра-близнец. Ты уверена, что тебя не удочерили?

Танюшка задумалась:

– Не знаю. Теперь уже ни в чем не уверена. Правда, меня очень любили. И мама, и бабушка. Но ведь это ни о чем не говорит в смысле удочерения, правда? – вопросительно взглянула она на меня.

– Не говорит. Наталья обожает своего сына, хотя время от времени вопит, что ей его подменили в роддоме. А собаку вообще за родную дочь считает. – Наташка очередной раз фыркнула, но промолчала. – Скажи, ты похожа на мать? И сохранилось ли свидетельство о твоем рождении?

– Будете рыться в шкафу, загляните в мой детский альбом. Может, удастся его стащить? Свидетельство о рождении там же, где старый паспорт. Хотя паспорт, вероятно, сдали, когда свидетельство о смерти оформляли. Ну не важно. В общем, все там же, где и сберкнижка. Что касается сходства, бабушка говорила, я больше на папу похожа…

– А какой отдел ЗАГСа выдавал свидетельство о рождении?

– Этого не помню. Знаю только, что родилась в роддоме имени Грауэрмана. Знаете такой?

– Знаем, знаем… – подала голос Наталья. – Я там сто лет назад на практике была. И там же Лешика родила. Блатным роддомом был.

– Мама туда случайно попала, – засмущалась Танюша. – Нет, конечно, не совсем случайно – повод все-таки был. У нее, так сказать, процесс пошел в двух шагах от этого роддома.

– Понятно. Нам остается продумать повод, чтобы заявиться к тебе на квартиру и провести там маленький обыск с выемкой документов.

– Грамотная ты наша, – умилилась Наташка. – Повод есть. Взять на память фотографию Татьяны. А если этот козел будет сопротивляться…

– Только без рук! – испугалась я. – Действуем головой.

– Можно и головой, – легко согласилась Наташка. – Чужой. Как тараном. Свою, честно говоря, немножко жалко.

– Мне хотелось бы выяснить еще одно. Танюшка, тебе знакома представительная дама – крашеная блондинка с бриллиантовыми серьгами в ушах, среднего роста, с хорошей фигурой, надменным выражением лица и в легком черном кожаном пальто не турецкого производства. В шикарных полусапожках с носами, как у Маленького Мука. У нее есть приятельница, рангом и качеством шмоток пониже, но тоже ничего.

– А, так это «веселая вдова» из комсостава нашей фирмы, – оживилась Татьяна. – Она в этом году мужа похоронила. В мае, кажется. Он бешеными деньгами ворочал. Какой-то крупный финансист. Сотрудники шептались, что у Оксаны Романовны с ним дело до развода дошло. Возжелал господин вместе с квартирой – они новую пятикомнатную в центре приобрели – и жену сменить. А Оксану за несговорчивый характер пустить по миру. Оксана Романовна со страху даже на работу устроилась и за полгода неплохую карьеру сделала. Муженька как нельзя вовремя подстрелили. До официального оформления развода. Говорили – на охоте. То ли с кабаном, то ли с лосем перепутали. Оксана Романовна с тех пор вроде бы не устает радоваться. Только я этой радости не замечала. Наверное, просто сплетни. Но покойному супругу она поминание сразу, оптом, на год оформила. Вообще Оксана очень скрытный человек, но, мне кажется, порядочный. Не уверена, что она, как опять-таки говорят, подумывает о новом браке и сортирует кандидатов. С работы не уходит, несмотря на сверхобеспеченность. Девчонки сплетничали, что у нее виды на генерального директора нашей фирмы. В то же время другие шептались, что у нее роман с его водителем Ильей. Не знаю. Противно все это. Оба женаты и с детьми. Так-то она вроде бы ничего. Только ко мне странно относилась. В упор не замечала.

– Ну кругом козлы! – опять подала возмущенный голос Наташка. – Кстати, о козлах. Дай нам номер домашнего телефона сестры Сергея. Он ведь частенько в командировки мотается. Вот в его отсутствие мы и свяжемся с Машей. С ней будет легче договориться насчет твоей фотографии на память. Иришка, запиши…

Я покорно записала продиктованные Татьяной цифры и задала очередной вопрос:

– Что ты знаешь о своем отце?

– Отец? Он был замечательным, по словам мамы, человеком. И очень любил нас.

– Только не говори, что он был летчиком или подводником. И погиб на посту. У меня нет веры в правдивость таких рассказов, – вмешалась Наталья.

– Но он действительно погиб, – растерялась Танюша. – Во время каких-то учений. Нелепая, случайная смерть. Мой отец был военным.

– Разберемся! – сурово изрекла подруга, а я поспешила вмешаться:

– Сергей никому не оформлял доверенность на свою машину?

– Скорее всего, нет. Машина у нас три года. Я просто уверена, что он к ней никого не подпускал. Кроме меня. Пока я близко не познакомила ее со столбом… Месяц назад, когда я приклеила ему ярлык будущего отца, загорелся желанием довести ее до ума и приобрести небольшой садовый участок. Где-нибудь недалеко, чтобы можно было от нас с малышом прямо на работу ездить. Господи, таким искренним казался… Не пойму, что с ним случилось?

Татьяна заплакала, и Наталья отреагировала мгновенно:

– Хорошая идея! Рядом с нами старые дачные участки. Там много пожилых людей, которые рады избавиться от непосильного дачного отдыха. Дети и внуки понастроили коттеджей в других местах, а родители корнями вросли в свои шестисоточные наделы. Жалко бросать. Танюшка, мы тебя туда пристроим. Для начала можно садовый домик просто снять. Зато малыш на свежем воздухе будет. У нас экологически чистое место. У соседки муж перестал злоупотреблять водкой – от воздуха косой ходит. А зачем деньги зря тратить?

Татьяна перестала ронять слезы и разулыбалась.

– Я вам очень благодарна. Оттаиваю прямо на глазах. Только вот как подумаю, что вместо меня погибла… А что, если это действительно моя сестра? Боже мой! Нет, только не это. У меня не может быть сестры. Это другая женщина! Другая…

– Мы с тобой пока еще ничего не знаем, – перебила я ее. – Не следует об этом думать. Вот разберемся во всем, расставим все по полочкам и…

Меня прервал телефонный звонок. Я уверенно сняла трубку.

– Иринка, ну как ты там? Скучаешь? – Димкин голос звучал, не к добру, очень радостно.

– Скучаю, – обреченно вздохнула я, подозревая, что это не надолго.

– Мы так и подумали. Не скучай, сейчас приедем. Продукты забыли, погода не очень. Аленка тюльпаны досадит и вернемся. Кстати, навести Наталью. Ты ее, кажется, заразила. Борис тоже решил вернуться домой. Беспокоится. Так что обрадуй подругу. Она так хотела поехать вместе с ним. Кстати, в отличие от нас он сумку с продуктами прихватил, но только не ту. Приволок картошку, морковку, свеклу и что-то еще. Ну Наталья знает. Она ее с дачи домой везла. Ладно, целую. До встречи…

– Ну что? – съехидничала Наташка. – Кончилось твое «Баунти»?

– Твое тоже, – мрачно ответила я. – Готовься. Можешь потопать ногами и изрыгнуть пару проклятий прямо сейчас. Через час придется перейти на болезненный шепот. К тебе тоже возвращается верный супруг. С мешком картошки, морковки и прочих обитателей урожайных грядок.

– Зачем? Я же только в воскресенье все это привезла…

– Затем. Надо. Он твой мешок прогулял на дачу, дал посмотреть на родные просторы, а теперь возвращает обратно.

– Во блин!!!– заорала Наташка.

– Боже мой! – вскочила Танюша.

– Может, чайку попьем? – не очень удачно попыталась я разрядить ситуацию.

– Нет, нет. – Танечка даже руками замахала. – Я поеду… Вот здесь, – она схватила мой ежедневник, – пишу свои координаты. Жаль, нет зарядного устройства, я бы…