Текст книги "Крестовый поход в лабиринт"

Валентина Андреева
Крестовый поход в лабиринт

Часть первая
АЛЛЕРГЕННАЯ ПЫЛЬ СТОЛЕТИЙ

1

Утро пятницы показалось воистину добрым, несмотря на то что я осознала это в половине шестого, то есть на два часа раньше положенного. И раз уж так получилось, следовало немедленно встать и заняться в меру активной хозяйственной деятельностью, чтобы не заснуть в самое неподходящее время, минут за десять – пятнадцать до момента планового подъема. Как обычно в таких случаях и бывало.

Любуясь на безмятежное небо с аппликациями редких удивительно белых облачков, словно отстиранных качественным порошком с отбеливателем, я искренне радовалась началу нового дня. Знать бы, чем он закончится…

Сыграв подъем в неурочное время, судьба любезно предоставила мне возможность хорошо подумать, стоит ли вносить коррективы в намеченный распорядок дня, то есть уклониться от запланированного мною курса и способа поездки на дачу. Ясное дело, брать штурмом электричку, а потом, если повезет, прочно застыть в вагоне на своих ногах с помощью чужих котомок, не хотелось. Но так уж получилось, что муж сорвался на машине за город еще вчера: не хотел бесцельно терять драгоценное время отдыха, предназначенного для тяжелого физического труда – бетонных работ. Кто посмеет оспорить постулат, что смена рода занятий как раз и является отдыхом?

Наталья находилась в раздумье – ехать на дачу на ночь глядя, дождавшись возвращения Бориса из очередной командировки, либо рвануть туда уже вместе с ним в субботу. Я же рассчитывала завершить рабочий день пятницы пораньше. Если бы мне удалось потратить утренние часы с пользой, наверняка собралась бы воедино с мыслями и всеми необходимыми вещами, чтобы где-то в районе четырнадцати – шестнадцати часов в тесноте да не в обиде покинуть столицу.

В начале восьмого после небольшой уборки и нехитрых приготовлений к отъезду возникло искушение прилечь. Минут на десять – пятнадцать. Проснувшись час спустя и безбожно опаздывая на работу, я вихрем носилась по дому в поисках зонта, ибо неожиданно разразилась гроза. Немногочисленные и старательно уложенные вещи, в процессе поисков под громовые раскаты вышвырнутые мною из сумки, образовали существенную кучу и никак не желали запихиваться обратно. В результате я решила, что вполне обойдусь и без них. Сами виноваты.

Опрометчивость такого решения поняла только на работе. Столь старательно отысканный и прихваченный с собою зонт не пригодился – гроза быстро миновала, а вот отсутствие кошелька и мобильного телефона ставили реальность предстоящей поездки на дачу под угрозу. Допустим, деньги на билет и на батон хлеба я найду. Но вот тащиться в туфлях на высоких каблуках по лесной дороге пешком три с лишним километра, невольно вздрагивая от каждого шороха, чтобы в конце пути услышать привычные Димкины нотации по поводу безалаберности, еще то удовольствие. Можно подумать, я сама себя одобряю.

Наташкин звонок раздался, когда я размышляла, как сообщить мужу, что конкретное время моего прибытия на станцию определению не поддается, поскольку я пожалела мобильник и оставила его дома – отдыхать и заряжаться энергией на будущее. Объяснение не ахти, так себе, но даже им я не могла воспользоваться – не помнила номер Димкиного телефона. Наташка позвонила как нельзя кстати – справочная скорая помощь.

Подруга была немногословна:

– Ир, у меня склероз и я уже свободна.

– Замечательно… – пробормотала я, с трудом отвлекаясь от грустных мыслей о мобильнике.

– Ты что, меня плохо слышишь или плохо слушаешь?

– Да нет, и то, и другое хорошо. У тебя склероз, из-за него тебя турнули с работы, а посему ты решительно свободна.

– Обижаешь! Просто я кое-что перепутала. Боря возвращается не сегодня, а завтра в ночь. Сейчас заеду за собакой, потом за тобой, выполним одно незначительное поручение и сразу рванем на дачу.

Моя словесная реакция на это сообщение была организована в стиле «рэп». Заглянувший в кабинет шеф заслушался. Кивая в такт головой, выразительно поднял к потолку большой палец. У Макса было прекрасное настроение.

Наташке мой речитатив не понравился:

– Меньше пены! Надо успеть на кольцевую до массового заезда сорвавшихся со столичных цепей дачников. Я все поняла. Забегаю к тебе домой, сгребаю с кресла все, что на нем валяется, упаковываю в пакет, особое внимание уделяю кошельку и мобильнику. Честь труду!

Подруга отключилась.

– Ефимова, слабо использовать твой стиль общения с подругой на переговорах? Порадуешь поставщиков своей самобытностью, – широко улыбнулся шеф.

– Подслушивать чужие личные переговоры нехорошо.

– А нечего использовать рабочее время для личных переговоров.

Я в меру ехидно взглянула на него, намереваясь напомнить о постоянных звонках его многочисленных пассий, но он пребывал в готовности номер один:

– Не стоит!.. Не стоит делать подобные замечания начальнику. Начальник этого не любит. Для таких целей у него имеется жена, пусть она добросовестно и отрабатывает свой хлеб, который я для нее в поте лица добываю. Если не держать любимую в постоянном тонусе, на корню засохнет.

– Пока… – начала я свой комментарий последнего высказывания Максима Максимовича и осеклась. У меня едва не вырвалось, что сохнуть его крупноплодной жене придется долго. Такое замечание не служило делу укрепления семейных отношений, и я его несколько перефразировала: – Пока толстый сохнет, худой сдохнет!

Какой-никакой, а комплимент Марине Александровне.

– Ты это к чему ляпнула? – насторожился шеф.

Я сделала вид, что задумалась и недоуменно пожала плечами. Похоже, начальник не видит воистину огромных преимуществ собственной жены перед тощими любовницами.

– Ехала бы ты, Ефимова, на свою дачу. В понедельник на пару часов задержусь. – Максим Максимович развернулся и направился к выходу, но, распахнув дверь, притормозил и, оглянувшись, с обидой заметил: – Между прочим, до этого момента никто, кроме тебя, не считал меня худым.

– Сделай рентгеновский снимок своего персонального набора костей и убедишься, что я права. Технику не обманешь. Впрочем, твоим «никто» лучше знать, – легко отмахнулась я.

Было начало третьего. Подруга появится в лучшем случае через два с половиной – три часа. А еще ей надо выполнить чье-то поручение… Спрашивается, чего я выгадываю? Возможность покинуть рабочее место на двадцать минут позже обычного? Да если немедленно удрать домой, прихватить мобильник и деньги, а затем доехать до станции «Коломенская» – получится в два раза быстрее! С другой стороны, брать электричку штурмом…

Максим Максимыч пожелал мне не надорваться на полевых работах и под телефонную трель городского аппарата вынес себя за пределы моей территории.

Звонил Димон. Он строго поинтересовался, почему я не отвечаю на его домогательства по мобильнику. Пришлось долго объяснять, что он в сумке, сумка в пакете, пакет… Словом, очень похоже на историю про оригинальный способ упаковки смерти Кощея Бессмертного. Димке она быстро наскучила. Его интересовало конкретное время прибытия моей электрички на станцию, чтобы подать «карету», в которой он намеревался в самое ближайшее время поменять масло. Тут-то я и преподнесла ему новость про Наташкин склероз. По-моему, муж очень обрадовался возможности спокойно отлежаться под машиной, вместо того чтобы тащиться на станцию встречать жену. Указания были однозначные – сопровождать Наташку с боксерихой. Батон хлеба лучше купить по дороге в пристанционном магазине, там он вкуснее. Главное, положить его подальше от собаки. Она тоже чувствует разницу.

Побив все рекорды скоростного движения в столичных пробках, Наташка прикатила ровно через два часа после своего звонка, предварительно оповестив меня о месте предполагаемой парковки. Я моментально сорвалась с места, бросив недоработанные документы в ящик стола.

В оговоренном нами пункте встречи Наташкиной «Шкоды» не было. Зато хватало всяких других машин. Минут через десять бесплодных метаний по улице мы с подругой встретились. Наташка резко притормозила в неположенном месте, но рядом со мной, заставив невольно отпрыгнуть в сторону.

– Быстро ныряй в машину, если не хочешь бежать пару километров следом за машиной… Тут гаишники любят пастись, – миролюбиво добавила она, отметив четкость выполненной мною команды. – Денька, сидеть! Кому говорят! Ир, в следующий раз перед посадкой будешь разуваться. Чуть пороги мне своими каблучищами не оббила. И не пинай ногами пакет. Специально вперед положила, в нем твои кроссовки. Я тебе на всякий случай и штанцы прихватила.

– Зачем? На дачах ввели обязательную представительскую форму одежды? Вместо пропуска? Мне что, прямо в машине переодеваться?

– Очень смешно… Слушаешь только себя. Я же сказала «на всякий случай». Сейчас заедем домой к одной женщине – она у нас в клинике лежит, ее к операции готовят. Она меня кое о чем попросила. Ты не представляешь, какой интересный человек. И от нее по палате такая аура порядочности и интеллигентности распространяется. Прямо заразительная… Блин! Ну вот куда козел несется?! Давай, давай, придурок, пропускаю, флаг в руки. Все равно на светофоре встретимся… Ир, ты туфли скинь, чай не в кабинете. Коврик попортишь.

– Надо было мне на электричке ехать, – проворчала я. – Там, слава богу, ни порогов, ни ковриков. О «Ставриде» ты так никогда не переживаешь.

– Ну говорила же, на светофоре встретимся! Смотри, смотри, как этого «несуна» корежит! Весь прямо на пружинах. Сказать ему, что там, куда он несется, все уже занято?

– Лучше скажи, куда и зачем мы должны заехать.

– Я не могу сразу с тремя людьми разговаривать! С тобой, с собой и с этим… О! Зеленый.

Какое-то время подруга ругала дикий запад, затем – дикий восток, а следом все дикие континенты земного шара, с которых легкомысленная Россия берет пример в достижении цели всеобщей моторизованности. В качестве образца для подражания особо выделила два полюса – северный и южный.

– Вот где нам следовало застолбить дачные участки! – поучительно заметила она, подъехав к дому старой постройки с недавно обновленным фасадом. – Я слышала, что в условиях вечной холодрыги даже комары обитают. Причем не свежеобмороженные, а просто закаленные. Главное, никаких тебе пробок на дорогах… Ир, выкатывайся и прихвати свой пакет, в квартире заодно и переоденешься. Она пустая. Денька, сидеть! Ждать! Вот, умная девочка.

Наташка вытащила ключи из замка зажигания, бросила их в сумочку и, открыв дверцу машины, вопросительно уставилась на меня.

– Тебе что, особое приглашение нужно? Не могу же я идти туда одна. «Шкода» сама себя покараулит. И собаку тоже.

Я все-таки вылезла из машины, хотя и без своего пакета с вещами, но не в лучшем настроении. Не люблю, когда мною манипулируют. С другой стороны, подруга права – тащиться одной в чужую квартиру… Наташкина больная наверняка очень одинокая женщина вот и попросила привезти из дома какую-нибудь необходимую вещь. Чем скорее выполним поручение, тем быстрее окажемся на даче.

– Не хватило времени тебе объяснить…

Наташка в пятый раз жала на кнопку вызова лифта и настороженно прислушивалась к его ответной реакции. Нельзя сказать, что ее вообще не было. Какие-то звуки в подтверждение жизнедеятельности лифта раздавались, но работать с полной самоотдачей механизм явно не желал.

– Ну как тебе это нравится?! – обернулась ко мне подруга в поисках поддержки. – Не работает! Была охота плестись пешком аж на четвертый этаж. Здесь лестничные пролеты – будьте-нате! Потолки в квартирах под четыре метра. И на лестничной клетке почему-то всего по две квартиры. Кто только до этого додумался? Прямо какой-то гигантизм. Тащись теперь, отмечая трудным дыханием лишний километраж.

В крайней степени раздражения Наталья саданула по лифтовой двери ногой. Выдержка у подъемника оказалась сродни моей, он не испугался и не пошел на поводу.

– Ну и дурак, – заявила подруга, внимательно изучая носок своей кроссовки. – Фиг с тобой. Так и заржавеешь в подвешенном состоянии. Пошли, Ирина Санна, пешком по проторенному пути к намеченной цели. Я имею в виду наше физическое совершенство. Жаль только, что свой сегодняшний обед отдала врагу. Крупенников его фамилия. Сейчас бы меня грела мысль о рациональной потере калорий. Правда, в тот момент, когда отдавала этому типу свои бутерброды, еще не думала о нем, как о враге. Представляешь, подкинул меня не к самому подъезду, а остановился за углом нашего дома. Ему, видите ли, разворачиваться не хотелось. Пусть теперь явится на контрольную ЭКГ. Через полгода. Время летит быстро. Еще отыграюсь. Стой… Переведем дух.

Отдуваясь, мы остановились на лестничной площадке второго этажа, украшенной большим окном с витражными стеклами. Несмотря на пыль минувших десятилетий, было чем любоваться в процессе передышки. Следующие два этажа мы, экономя силы, преодолевали более медленно, радуясь тому, что Светлана Владимировна живет не на последнем – шестом этаже.

Лифтовая кабина находилась на нужном нам четвертом. Сразу же стала понятна и причина, по которой лифт не работал. Кабина частично была загружена. В ней лицом вниз лежала верхняя половина тела женщины. Нижняя половина находилась на лифтовой площадке. Двери время от времени равнодушно пытались закрыться, но, наталкиваясь на препятствие, тут же раздраженно разъезжались обратно. Невольно схватившись за руки, мы в состоянии полного оцепенения стояли и пялились на кровавое пятно, растекшееся по голубой блузке женщины, лужу крови в кабине и думали об одном и том же: бедняжка мертва. Кажется, я что-то промычала…

– Ты думаешь?.. – эхом отозвалась Наташка. – Я с тобой согласна. Лучше заеду сюда в понедельник утром. Встану пораньше – и порядок. Может, к тому моменту все здесь развеется. И лифт будет нормально работать…

Мы с ней попятились назад. И кто знает, чем обернулся бы наш скоростной спуск по ступенькам, если бы не отчетливый стон пострадавшей.

– Жива!!! – заорали мы обе, расцепили руки и кинулись к женщине. Двери с ворчаньем очередной раз застопорились и распахнулись.

– Звони соседям! – скомандовала Наташка, и я кинулась выполнять приказ.

В квартире номер восемь на призывную трель звонка никто не откликнулся. Я не сразу поняла Наташкины разъяснения, что Светланы Владимировны дома нет. Удивилась, что подруга в такой момент отвлекается на ненужные разговоры. В седьмой меня облаяла собака, и я отпрянула, нечаянно сбив Наташку с верного пути: она пыталась вызвать «скорую», но от моего наскока выронила мобильник. На счастье, у телефона была удачная посадка – на, с позволения сказать, мягкое место пострадавшей. Женщина очередной раз застонала, попыталась втянуть правую ногу в кабину, но это ей не удалось. Слетевшая с ноги босоножка беспомощно опрокинулась набок.

– Как вы себя чувствуете? – задала я дурацкий вопрос. Просто умнее ничего не придумала. Спрашивать, жива ли она, было бы еще более глупо, а главное, бестактно. Мне непременно хотелось проверить наличие у нее хоть какого-то сознания. Женщина не ответила.

– Ты доконала беднягу своим дознанием! – прошипела Наташка, пытаясь прозвониться в «скорую». – Оставь это дело профессионалам… Девушка!!! Здесь женщину в лифте убили! Записывайте адрес… Что?!! Блин! Как это я вместо «скорой» в службу точного времени угодила? Автомату на мои нервы абсолютно наплевать… Ир, на, звони сама, а я попробую помочь жертве маньяка.

Наташка влезла в лифт, и буквально сразу до меня донеслось ее невнятное бормотанье. Я не вслушивалась, сосредоточилась на правильности дозвона. К подруге обратилась только один раз – требовалось уточнение нашего места нахождения. От волнения я сначала назвала свой собственный адрес, но вовремя опомнилась, еще до соответствующего Наташкиного голосового сигнала.

И медики, и оперативники прибыли быстро. Но и за короткое время ожидания мы вместе с пострадавшей успели порадоваться главному ближайшему плану на будущее – жить. Узнать у женщины, что именно с ней случилось, не удалось. Она, как заведенная, твердила одно: у нее на даче ребенок, за которым после пяти часов будет некому присмотреть и которого ни в коем случае нельзя надолго оставлять одного. Только после третьего дубля наших клятвенных заверений, что мы берем решение этого совсем несложного вопроса на себя, она немного успокоилась, назвала дачные координаты и, через силу улыбнувшись, потеряла сознание.

2

С приездом оперативников возможность незамедлительно покинуть дом Светланы Владимировны испарилась. Оперативники никак не хотели верить в провидение, по воле которого нас с Наташкой, собственно говоря, и забросило в это проблемное место именно в это нелегкое время. А я упорно отстаивала сей вариант событий. Да и что другого могла сказать, если в глаза не видела Светлану Владимировну и уж тем более понятия не имела о предмете, столь необходимом женщине в больнице прямо перед операцией. Наташка зациклилась на другом: обе мы с ней дубинушки. Не молодые, но зеленые. Ибо сказано: «Не делай добра, не получишь зла».

Было трудно сосредоточиться. Ко всему прочему, в голове гуляли мысли о несчастном, заброшенном на даче ребенке пострадавшей. А тут еще один из группы товарищей принялся названивать в восьмую квартиру. Я невольно поморщилась и заявила:

– Светланы Владимировны нет дома. Нам самим туда, за вещами. А в седьмой квартире из одушевленных предметов имеется в наличии только злая собака.

Мне не поверили. А я удивилась, что собака на каждый новый звонок лает одинаково. Как заведенная.

Сказав, что псина не настоящая, оперативник успокоился и снова вернулся к квартире с номером восемь.

– Ну не хотят люди понимать родной язык! – возмутилась Наташка и, демонстративно достав из сумочки ключи, решительно оттеснила служителя закона в сторону. – Говорю же – мы не взломщицы!

Металлическая дверь открылась с противным шуршанием. Низ черной обивки отклеился и шкрябал по плиточному полу. Не отрывая торжествующего взгляда от четырех оперативников, подруга вознамерилась войти, но ее решительно осадили.

– Только после нас! – взял реванш тот самый опер, которого Наташка минуту назад убрала с дороги. Я была ему благодарна, поскольку в отличие от подруги смотрела туда, куда и надо было смотреть – в глубинное пространство коридора.

Раньше такого бардака мне видеть не приходилось. Даже во время своих и чужих переездов, включая застойный период ремонта. Во всяком случае, шмотки моей семьи с вешалки не срывались и уж тем более, хаотично перемежаясь с обувью, не устилали ковровую дорожку. Впрочем, в нашей прихожей никогда не валялся и искореженный туалетный столик вместе с содержимым ящичков. Причем ящички застыли в разных положениях далеко от столика, их содержимое – какие-то листочки, шариковые ручки, карандаши и тюбики разлетелись еще дальше. На полу перед входом дном вверх пристроилась довольно объемная женская сумка. Надо думать, пустая. Рядом валялись немногочисленные предметы косметики, небольшая коробка с какой-то электронной игрушкой, растерзанный кошелек с вывалившимися дисконтными картами и денежной мелочью, квитанции, пенсионное удостоверение и еще что-то.

– Та-а-ак… – заунывно пропел над моим ухом один из оперативников. Следом из соседней квартиры раздался заливистый лай, резко застрявший на одном и том же «гав – р-р-р». Похоже, у электронной собаки начались серьезные проблемы с речью – она нудно и без передыха заикалась. Тем не менее входить в квартиру Светланы Владимировны мне уже не хотелось.

Наташка неожиданно разговорилась. Да так складно! Вот тут-то я и узнала, что приехали мы на квартиру пациентки онкологической клиники Осиповой Светланы Владимировны исключительно в мирных целях – за сборником стихов Марины Цветаевой, сменой чистого белья и большим вафельным полотенцем, из которого Светлана Владимировна в целях экономии пенсионных средств намеревалась сделать послеоперационный бандаж. В случае необходимости мы должны были полить цветы.

Пока подруга занималась самобичеванием, развенчивая свои, а заодно и мои умственные способности (дуры мы, дуры!..), оперативники занимались делом – один из них фотографировал коридорный хаос, второй бегал по квартире, а третий названивал следователю, который, как выяснилось, укатил вместе с пострадавшей женщиной в больницу.

– Проходим в квартиру и ничего руками не трогаем!

Это приглашение мне совершенно не понравилось, но отказаться было невозможно. Сзади серьезно напирал последний из оперов. Я сразу затосковала по переполненной дачной электричке и тяжело, с надрывом вздохнула. Выхода не было. Впереди маячил только вход в лабиринт неприятностей. Мы и вошли. Осторожно, стараясь не ступать на разбросанные вещи, пробрались туда, куда нам указали – в одну из двух комнат, где, как мы поняли, бардака было меньше всего.

Заметив, что понятых не пригласили, я немного приободрилась. Появилась маленькая надежда выступить в этой роли. Это лучше, чем роль подозреваемых или свидетелей. Наташка очередной раз повторилась – пояснила всем собравшимся сотрудникам, какая нечистая сила нас загнала в это преступное гнездо в самый неподходящий момент, посетовала на излишки гражданской сознательности и ответственности, а, назвав рабочий телефон своей клиники, внезапно смолкла. Шла проверка ее рассказа.

– Я что, не похожа на честного человека? – трагическим шепотом поинтересовалась она у меня.

– На мой взгляд, похожа. Но это на мой!

– А остальные меня в упор не видят, – с вызовом заявила подруга. – Интересно, где мне теперь искать полотенце, крючки, белье и Цветаеву? И зачем кому-то приспичило распарывать старый диван? Он в скором времени и сам бы рассыпался. Здесь, вообще, можно где-нибудь присесть?

– Гена, если закончил, принеси из кухни женщинам табуретки. Только крупу с них смахни, – оторвался от телефона всеслышащий опер, которого остальные уважительно называли Константином Ивановичем. В руках у него был раскрытый паспорт. – Потерпевшая – Антипова Галина Андреевна… – скучно диктовал он кому-то паспортные данные женщины. Вне сомнения, той самой, которую мы с Наташкой обнаружили в лифте. Я еще удивилась, что она проживает недалеко от нас. – Можно считать, что личность потерпевшей установлена. Значит, телесные повреждения ей причинены здесь, в квартире, где она и выронила паспорт. А вот каким образом она отсюда выбралась да еще дверь за собой закрыла? Надо бы проверить наличие у потерпевшей ключей…

Подруга перешла на более высокую ступень переживаний – как объяснить больной Осиповой, да еще накануне операции, причину, по которой не выполнено ее такое легкое, как казалось, поручение. Опухоль операбельная, но неизвестно, захочется ли теперь бедняжке вообще выходить из-под наркоза. Затем подругу осенила новая мысль. Она посетовала на то, что зря спасла от верной смерти бессердечную гражданку Галину Андреевну. Если эта баба имела доступ в квартиру, значит, состояла в родстве с больной Осиповой, следовательно, была обязана навещать старушку и обеспечивать ее всем необходимым. С другой стороны, больная Осипова жаловалась на одиночество…

– Ребенок!!! – ахнула я, перебив Натальины страдания. – У гражданки Галины Андреевны одинокий ребенок на даче без присмотра! Она просила за ним присмотреть…

Константин Иванович вновь прервал разговор по телефону, недовольно поморщился и потребовал тишины.

На кухне, куда нас под конвоем отправили, было еще хуже. Немногочисленные припасы Светланы Владимировны в силу своей рассеянности по полу, подоконнику и другим удобным для этой цели местам казались огромными. Вся вытащенная из стола посуда лежала где попало, но при этом ни одной разбитой тарелки или чашки! На столе в большом овальном тазу с водой стояли насквозь промокшие горшки с цветами. Похоже, жизнь на воде, вернее, в земляной трясине им нравилась – все росло, зеленело и цвело без всякого намека на загнивание.

Тем временем вернулся следователь, с ним прибыли еще два человека. Сам следователь мне не понравился. В какой-то момент даже показалось, что он жалеет о том, что количество пострадавших ограничилось одной женщиной. Не сразу выяснилась причина: Сергей Сергеевич пытался переложить боль со своей больной головы на здоровые головы окружающих. Только после приема презентованной мною таблетки он подобрел и стал похож на относительно нормального человека.

В двухкомнатной, но очень просторной квартире Светланы Владимировны стало тесно. Путаясь у всех под ногами, мы почувствовали себя лишними, жаль, что этого не чувствовали остальные. Призывы к совести и справедливости уходили в пустоту. Назревала потребность пойти на конфликт с законом и удариться в бега, но, к счастью, так и не назрела. Написав и подписав после невнимательного прочтения положенные бумаги, мы наконец получили высочайшее позволение забрать все, за чем приехали, и отправляться к бедному заброшенному ребенку.

Как ни странно, забрать удалось все необходимое. Больше всего времени ушло на поиск сборника стихов Марины Цветаевой. Печальная участь тщательного несанкционированного обыска квартиры злоумышленником постигла также книжные полки и шкафы. Гора книг пугала своими размерами. Пока ее разобрали…

Найденный сборник был тоненьким, в простом мягком переплете. Подумав, решили не обременять себя дальнейшими поисками. Светлана Владимировна не уточняла, какое именно издание ей требовалось, а под Наташкино описание оно вполне подходило. Держа в руках чужие проникновенные мысли и чувства, облеченные в стихотворную форму, я не удержалась и позволила книжечке раскрыться на странице, заложенной тоненькой беленькой тесемочкой-закладкой. Глаза остановились на середине стихотворения:

 
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже БЫЛА, прохожий!
Прохожий, остановись!
 

Взгляд автоматически скользнул в конец произведения, я наклонилась, пытаясь увернуться от прямого попадания на физиономию вечернего солнца, и остолбенела:

 
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли…
И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
 

Наташка громко чихнула, за что я ее в душе очень громко поблагодарила. Слегка оправившись от испуга, я моментально сунула книгу, как была – в открытом состоянии подруге под мышку. Руки у Наташки были заняты вещами. Она велела отыскать пустой пакет без запаха нафталина, который исходил непонятно откуда, и с негодованием запихала в него все приготовленное. Абы как, что совсем ей не свойственно.

На прощание нас попросили проявить сочувствие к больной Осиповой и раз уж она доверяет посторонним людям больше, чем родным, накануне ее выписки из клиники привести квартиру в состояние, пригодное для нормального в ней проживания. Если сама больная Осипова позволит. В тот момент я была готова к тому, чтобы в перспективе вылизать заодно и весь подъезд, включая лестницу. Короче, все, кроме лифтовой кабины. Лишь бы поскорее покинуть эту квартиру. Поэтому мой ответ «Обязательно! На днях или раньше» был прямо противоположен Наташкиному короткому заявлению: «Впредь ноги нашей не будет не только в этой квартире, но и в этом районе столицы».

Несмотря на работающий лифт, вниз мы спускались по лестнице. Вылетев из подъезда, не сразу вспомнили, что приехали на машине, а когда вспомнили, долго оглядывались в поисках привычной «Ставриды». Пока Денька, нетерпеливо топтавшаяся на заднем сиденье «Шкоды» в ожидании нашего прозрения, не напомнила о себе жалобным повизгиванием.

– Моя собака! – удивленно подняв брови, проронила Наташка. Я ей одобрительно поддакнула. – И моя машина! – запальчиво заявила она.

– И на ней нам надо как можно скорее тронуться с места, – напомнила я. Кто знает, на что еще распространятся частнособственнические заявления подруги. Начнет перечислять содержимое салона и багажника, до утра не уедем. – Еще за ребенком Галины Андреевны Антиповой заезжать. Помнишь, где ее дача?

– Я всегда все помню. Это нам почти по дороге. Только по другой. Перезвони Ефимову, пока сам не объявился. Скажи, что у тебя зарядка кончается, мы немного задерживаемся по чужим семейным обстоятельствам – моя знакомая попросила до аэропорта Домодедово подкинуть. Улетает на пару дней. Отказать неудобно. Она несчастная, ее муж бросил. С ребенком. Ребенка временно оставила нам. Денька, сидеть! На сегодня встряски хватит, – осадила подруга соскучившуюся боксериху, рванувшую было пообщаться поближе. Та взглянула на хозяйку большими, вечно печальными глазами и, тяжело вздохнув, покорно подчинилась. Пользуясь моментом, я мигом нырнула в машину вперед Натальи. Денька имеет привычку быстро забывать даже самые строгие наказы.

Димка моему сообщению не обрадовался. По его мнению, мне давно уже следовало скрасить своим присутствием наш скромный ужин на двоих, разумеется, предварительно его приготовив.

– Скажи, что скрасишь ему скромный завтрак. Если он подаст тебе кофе в постель и при этом его не прольет. Намеренно.

На беду, Наташка влезла со своим предложением слишком громко. Димка тут же дал мне наказ ехать на электричке, выразив готовность прибыть к ее приходу на станцию.

Пешком. Машина в полуразобранном состоянии. Затем последовали настоятельные советы разобраться, кто и что мне дороже.

– Ты, конечно, – не моргнув глазом, отчиталась я. – И твое спокойствие. А на новые туфли мне вообще наплевать. Как-нибудь дохромаю босиком. Кстати, ты не выполнил своего обещания всю жизнь носить меня на руках…

Муж заявил, что меня плохо слышно, а я – что у мобильника кончается зарядка, Наташкин телефон замолчал еще раньше. И отключилась, не предоставив Дмитрию Николаевичу возможность «пройтись» по поводу Наташкиной «предусмотрительности», порядком утомив своими насмешками.