Текст книги "Всё начинается с любви… Лира и судьба в жизни русских поэтов"

Валентина Абрамовна Коростелёва
Всё начинается с любви… Лира и судьба в жизни русских поэтов

© Коростелёва В.А., 2020

© ООО «Издательство «Вече», 2020

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020

Сайт издательства www.veche.ru

К читателю

К нашему счастью, велико наследие русской литературы. Что ни имя – удивительная, не похожая на другие, судьба, диктовавшая автору и свой язык, и свою интонацию, и свой взгляд на жизнь. Но и среди них есть писатели, что наиболее потрудились во славу русского слова, внесли в него свои неожиданные краски и своё дыхание, зримо обогатив сокровищницу нашего языка. Конечно, огромную роль в его становлении сыграли произведения – Пушкина, Грибоедова, и Крылова, Цветаевой, сравнительно недавно ушедшего от нас Виктора Бокова и весомого ряда других ярких поэтов. Словом, нет смысла перечислять всех кудесников литературного языка, вошедшего в нашу жизнь. Их имена – в конце книги, состоящей из документальных рассказов, многие из которых в разное время были опубликованы в литературной прессе, и не только в России.

И, конечно, трудно представить поэта без стихов о любви, которые были продиктованы в светлый или горький час собственным сердцем творца.

Осталось привести весомое мнение Гоголя, что «нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово».

Давайте же побольше узнаем о таких писателях и насладимся богатством русского слова, разделим с любимыми поэтами драматические моменты их жизни…

Валентина Коростелёва

«И горяч, и в правде чёрт…»
(Г. Державин)

Старик Державин нас заметил

И, в гроб сходя, благословил…

Крылатые эти строки Пушкина из романа в стихах «Евгений Онегин» возвращают нас в Царскосельский лицей почти на 200 лет назад, когда в присутствии Г.Р. Державина свое стихотворение «Воспоминания в Царском Селе» читал будущий гений. И вот как вспоминал тот день самый близкий лицейский друг Александра Сергеевича Иван Пущин: «Державин державным своим благословением увенчал юного нашего поэта… Когда же патриарх наших певцов в восторге, со слезами на глазах бросился целовать и осенил кудрявую его голову, мы все, под каким-то неведомым влиянием, благоговейно молчали…»

Уже один этот факт говорит о громадном авторитете Гавриила Романовича среди просвещённой России тех лет. И не удивительно: он был не только талантливым поэтом, но и новатором. Будучи последователем Ломоносова, Державин сделал большой шаг к более понятному, разговорному, языку, притом гармонично сочетая его с «высоким штилем», если требовало содержание. Позднее такое соединение стали называть «смешанным» стилем.

А.С. Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года.

Художник И.Е. Репин

«Бывший статс-секретарь при Императрице Екатерине Второй, сенатор и коммерц-коллегии президент, потом при Императоре Павле член Верховного совета и государственный казначей, а при императоре Александре министр юстиции, действительный тайный советник и разных орденов кавалер, Гавриил Романович Державин родился в Казани от благородных родителей, в 1743 году июля 3 числа» – так начал он свои автобиографические «Записки». И если с его поэзией читатель более-менее знаком, то «Записки из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина», издавались очень редко и малыми тиражами. А разве можно сравнить биографические сочинения литературоведов с живым, сочным державинским языком, сохранившим аромат той эпохи! К тому же кто, как не сам писатель, расскажет о судьбе своей максимально достоверно? И, кроме того, профессиональным литератором он стал в шестьдесят лет. Значит, громадная часть жизни его была связана отнюдь не только с литературой. Хотя отделить одно от другого нельзя.

А судьба Державина была полна стольких мук и разочарований, стольких отнюдь не поэтических трудов, стольких крутых ступеней и бурь, что остаётся удивляться силе его духа и природному оптимизму; что, пройдя всё, он остался жизнелюбивым человеком, не растеряв всегдашнего огня в характере. Тем интересней для нас эта необыкновенная судьба.

Свой пристрастный рассказ о Гаврииле Романовиче я буду иллюстрировать строками из его «Записок».

У матери с отцом было всего 60 душ, и эта бедность – по тем представлениям и расходам – преследовала Державина почти всю жизнь. «Помянутый сын их был первым от их брака; в младенчестве был весьма мал, слаб и сух, так что, по тогдашнему в том краю непросвещению и обычаю народному, должно было его запекать в хлеб, дабы получил он сколько-нибудь живности».

Очень скоро Гаврила получил первые уроки несправедливости. После смерти отца Державиным пришлось вступить в тяжбу с соседями, которые посягнули на их и так небогатые владения, и потому «мать должна была с малыми своими сыновьями ходить по судьям, стоять у них в передних у дверей по нескольку часов, дожидаясь их выходу; но когда выходили, то не хотели никто выслушать её порядочно… и она должна была ни с чем возвращаться домой со слезами…». Не с тех ли дней обострённое чувство справедливости, что не покидало Державина всю жизнь и приносило ему столько хлопот и горьких минут?

В Казанской гимназии, куда его определили, Гаврила «оказал более способности к наукам, до воображения касающимся», однако до творчества как такового было ещё далеко. Любил копировать карты Казанской губернии, а потому однажды директор гимназии господин Верёвкин взял оного ученика с собой в Чебоксары для снятия плана города. Поскольку в математике Державин силён не был, то выйти из положения он решил так. Приказал помощникам сделать рамы шириною в восемь сажен (мера ширины улицы) и носить вдоль строений, и, если рама зацеплялась за какой-нибудь дом, то в журнале записывал: ломать. Из затеи этой вышло много неприятностей домовладельцам, зато Гаврила вышел из положения. Вот так и всю жизнь: бывало, и друзей насмешит, а не сдастся, что-нибудь да придумает. Иначе так и остался бы рядовым Преображенского полка, куда был определён в 19 лет.

Однако товарищи его из состоятельных семей куда быстрее шли в гору, стали получать звания и всё остальное. А Гаврила продолжал исполнять чёрную солдатскую службу. В редкие минуты отдыха читал Ломоносова и Сумарокова, начал писать побаски и песенки, составлять письма, в том числе и любовные, по просьбе своих товарищей. Наверное, было в этих опытах немало интересного, но в 1770 году на карантинной заставе, спеша въехать в Петербург побыстрее, Державин сжёг целый сундук рукописей.

Шли годы, а он всё служил. И только благодаря своим способностям медленно поднимался вверх. В невысоком звании унтер-офицера пробыл целых 9 лет! Однажды, «стоя в будке позади дворца в поле на часах, ночью, в случившуюся жестокую стужу и метель, чуть было не замёрз; но пришедшая смена от того избавила». Таких «подарков» судьба припасла ему немало.

Однако интерес к искусству не пропадал… Да вот возможностей заняться им по-настоящему всё не было, как не было и должной среды. Однажды Державин, будучи вестовым, привёз приказ прапорщику князю Козловскому на дом и, услышав чтение стихов, невольно остановился. «Поди, братец служивый, с Богом; что тебе попусту зевать? ведь ты ничего не смыслишь», – небрежно бросил князь. Знал бы он, что через несколько лет этот бедный вояка напечатает свою первую оду, а там, придёт срок, будет принят самой императрицей как знаменитый поэт!

Будучи почти постоянно без денег, Державин, как многие преображенцы, поигрывал в карты, в чём и признаётся в «Записках». «Если же и случалось, что не на что не токмо играть, но и жить, то, запершись дома, ел хлеб с водою и марал стихи при слабом иногда свете полушечной сальной свечки или при сиянии солнечном сквозь щелки затворённых ставней». Так всегда «проводил он несчастливые дни».

В 34 года Державин наконец выходит в отставку, ещё не зная, радоваться или нет, – так привык к армии. Однако же был наречён коллежским советником и получил целых 300 душ в Белорусской губернии! Бедность уже не преследовала его, как раньше, а вот с творчеством еще всё было впереди: и муки слова, и ученическая подражательность, и опять слишком мало времени из-за службы, уже гражданской. И всё-таки талант брал своё. Державин начинает активно печататься в журнале «Петербургский вестник», где появляются такие его известные стихи, как «На смерть князя Мещерского», «Ключ» и произведение, наделавшее немало шума в Северной столице – «Властителям и судиям». Написано оно в традиционной для поэта форме оды. Но от былой высокой торжественности он переходит здесь почти к явному обличению власти царей, не способной защитить своих подданных. Каждая строка – как гром для ушей сильных мира сего.

 
Ваш долг: спасать от бед невинных,
Несчастливым подать покров;
От сильных защищать бессильных,
Исторгнуть бедных из оков.
 

И, чтобы уж совсем не осталось сомнения в его дерзости, поэт заверяет:

 
И вы подобно так падёте,
Как с древ увядший лист падёт!
И вы подобно так умрёте,
Как ваш последний раб умрёт!
 

Осталось напомнить, что строки эти написаны двести лет назад, когда русская поэзия делала первые уверенные шаги.

Стихотворение было тотчас изъято из журнала, а после французских событий 1793 года приобрело зловещий для власти оттенок. А ведь поэт и не помышлял об уничтожении монархии! Но врождённое чувство достоинства, неприятие неправды в любом виде сделали своё.

Кто знает, как бы сложилась его жизнь дальше, но через три года Державин пишет оду «Фелица», посвящённую Екатерине Второй, и входит, что называется, в милость. Хотя целью его отнюдь не было петь дифирамбы царице. Державин хотел показать, каким должен быть монарх, причём «высокий» стиль здесь то и дело сменяется «низким», приближенным к будничным картинам жизни:

 
Велит и ткать, и прясть, и шить;
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить.
 

Однако многое в окружающей его действительности Державин не хотел принимать, не мог и молчать, и потому всё чаще его стихи наполняли намеки, иносказания, понятные современникам, но для будущих поколений они могли превратиться в ребусы. И не случайно близкие ему литераторы советовали издать примечания к своим произведениям. Гаврила Романович соглашался с этим и так объяснял свою манеру стихосложения: «Будучи поэт по вдохновению, я должен был говорить правду; политик или царедворец по служению моему при дворе, я принужден был закрывать истину иносказанием и намеками, из чего само по себе вышло, что в некоторых моих произведениях и поныне многие, что читают, того не понимают совершенно…»

Зато были и такие стихи, что дух захватывает при чтении от фантастической ясности и поэтической высоты. Речь идёт о стихотворении «Бог»:

 
…Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб, я червь – я Бог!
 

Надо сказать, что диапазон его творчества был очень широк. К примеру, он написал либретто несколько опер и, хотя так и не дождался их постановки, но проложил дорогу другим, более успешным, например, Ивану Крылову («Илья-богатырь»). По иронии судьбы Державин ставил в своём творчестве на первое место именно драматургические произведения, а стихи считал – так, забавой.

Однако потомки рассудили иначе. Многие читатели с доброй улыбкой вспоминают его стихотворение «Евгению. Жизнь Званская», где поэт с упоительной радостью рассказывает о своём досуге в собственном имении «Званка». Стихи эти посвящались новому приятелю Державина – ученому монаху и литератору Евгению Болховитинову.

 
Я озреваю стол, – и вижу разных блюд
Цветник, поставленный узором:
Багряна ветчина, зелены щи с желтком,
Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь-икра, и с голубым пером
Там щука пестрая – прекрасны!
Прекрасны потому, что взор манят мой, вкус,
Но не обилием иль чуждых стран приправой:
А что опрятно все и представляет Русь;
Припас домашний, свежий, здравой.
 

Какая откровенно-доверительная интонация, какие оттенки цветов, запахов, самого восторженного чувства! И далее в том же духе – о других удовольствиях и красотах деревенского досуга… Да это уже ода радости жизни – среди природы, среди близких людей, друзей-единомышленников, которые, зная великодушный характер хозяина, любили его навещать. Ничего не скажешь, за несколько лет до отставки по службе Гавриил Романович обеспечил себе очень неплохие «тылы». А если серьёзно, то и делал ощутимые шаги в развитии стихотворного языка.

В то же время Державин остро реагировал на главные события в стране. Когда Россия уже воевала с Наполеоном, Гаврила Романович создал целое представление «Пожарский, или Освобождение Москвы», в котором явлено его горячее чувство патриотизма.

Но вернёмся к биографии Державина, по-своему не менее красноречивой.

Вскоре после представления царице он становится губернатором в Олонецком крае, ныне Карелии. Неспокойная натура поэта, жаждущая правды, скоро отмечает злоупотребления властью наместника Тутолмина и входит с ним в конфликт. Тем же, по сути, кончилось и его «правление» в Тамбове. Щепетильность губернатора в делах, его неподкупность быстро окружали его недоброжелателями. Не желая терять своего «певца», Екатерина отзывает Державина в Петербург и назначает своим личным секретарём.

Г.Р. Державин.

Художник В.Л. Боровиковский

Однако даже за короткий срок поэт успел, к примеру, в Тамбове открыть народное училище, учредить типографию. Но горько было ему убеждаться, что законы не исполняются, что один он не в силах что-либо переменить. В Олонце «обнаружилось не токмо наглое своевольство и отступление наместника от законов, но сумасбродство и нелепица»…

А что уж говорить о Петербурге! И тут не смог он лицедействовать при дворце. Пришлось Екатерине освободиться от поэта. А он уже и не хотел воспевать тронных особ. Истинных героев нашёл Державин в лице Румянцева, Суворова и Потёмкина – доблестных русских полководцев. Для прославления их подвигов не скупится поэт на звонкий, яркий слог, не скрывает восхищения ратными их делами.

 
Огонь, в волнах неугасимый,
Очаковские стены жрёт,
Пред ними росс непобедимый
И в мраз зелены лавры жнёт;
Седые бури презирает,
На льды, на рвы, на гром летит,
В водах и в пламе помышляет:
Или умрёт, иль победит…
 

Однако слава поэта не давала покоя и взошедшему на престол Александру Первому, который в 1802 году назначил Державина министром юстиции. Но и тому не пришлась по вкусу независимость поэта, смелость в суждениях. И слава богу. Наконец-то, выйдя в отставку, Гаврила Романович полностью отдаётся литературе. Вскоре появляется в печати его сборник «Анакреонтические песни», ставший явлением в русской поэзии. «По любви к отечественному слову желал я показать его изобилие, гибкость, лёгкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся». И, надо сказать, с задачей он справился блестяще, проложив дорогу Жуковскому и Пушкину. Сколько гармонии чувства и слова, к примеру, в стихотворении «Русские девушки»!

 
…Как сквозь жилки голубые
Льётся розовая кровь,
На ланитах огневые
Ямки врезала любовь?
 

Александр Сергеевич Пушкин, в свою очередь рассказывая о первой встрече с Державиным на экзамене, заметил: «Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом…» А как иначе, ведь сама фамилия – Державин – была частью его службы Отечеству и огромной любви к родной державе.

Надо сказать, что и в семейной жизни поэт проявил себя более чем достойно.

С точки зрения стабильности семьи (был женат дважды по воле судьбы), наш герой – примерный семьянин, хотя, учитывая его далеко не спокойный характер, видимо, заслугу эту надо разделить и с его спутницами жизни.

Первая жена Державина, Екатерина Яковлевна, дочь бывшего камердинера Петра III португальца Бастидона, была очень красивой и верной женой до своих 33 лет, когда скончалась от болезни.

 
Неизбежным нашим роком
Расстаешься ты со мной.
Во стенании жестоком
Я прощаюся с тобой.
Обливаяся слезами,
Скорби не могу снести;
Не могу сказать словами —
Сердцем говорю: прости!
 
 
Руки, грудь, уста и очи
Лобызаю у тебя.
Нету силы, нету мочи
Отделиться от тебя:
 
 
Лобызаю, умираю,
Тебе душу отдаю,
Иль из уст твоих желаю
Душу взять с собой твою…
 

Это была первая семейная драма, пережитая поэтом. Правда, будучи в быту более чем домашним человеком, вскоре поэт снова женился, а избранницей стала Дарья Алексеевна Дьякова, с которой Гавриил Романович прожил около полувека, называя в стихах Миленой. И всё-таки браки не были абсолютно счастливыми для него, поскольку оба не подарили супругам детей. Всю нерастраченную любовь поэт перенёс на детей своего друга, Петра Гавриловича Лазарева, ушедшего рано из жизни. Среди них оказался будущий выдающийся адмирал, открыватель Антарктиды, губернатор Севастополя Михаил Петрович Лазарев. Хватило заботы поэта и на троих племянниц его второй жены. Одна из них, Прасковья, после в своих «Записках» очень интересно рассказала о жизни в доме Державина… Словом, знаменитый поэт, колючий с чиновниками, оказался более чем семейным человеком с добрейшей душой.

Вместе с тем, судя по стихотворению «Нине», Гавриил Романович ещё до свадьбы пережил сильнейшие сердечные эмоции и, несомненно, помнил о них всю жизнь. Однако в стихах его дотошный разум старался сохранить равновесие и гармонию…

 
Не лобызай меня так страстно,
Так часто, нежный, милый друг!
И не нашептывай всечасно
Любовных ласк своих мне в слух;
 
 
Не падай мне на грудь в восторгах,
Нежнейшей страсти пламя скромно;
А ежели чрез меру жжет,
И удовольствий чувство полно, —
Погаснет скоро и пройдет.
 
 
И, ах! тогда придет вмиг скука,
Остуда, отвращенье к нам.
Желаю ль целовать стократно,
Но ты целуй меня лишь раз,
И то пристойно, так, бесстрастно,
Без всяких сладостных зараз…
 

Но и тут явлена непосредственность слова и чувства, поэтическая смелость, что отличает всю поэзию Гавриила Романовича…

Любители поэзии называли его и «русским Анакреоном», и «русским Горацием», а это был прекрасный поэт, новатор в литературе и удивительно яркая личность. С упоительным восторгом и сегодня бьётся сердце каждого, кто прикоснулся к звонкой, яркой и смелой поэзии Гавриила Романовича Державина.

Прах его покоится ныне в Новгородском кремле. Будете рядом – поклонитесь великому сыну России. Он заслужил это всем подвигом своей гордой и любящей души.

«Звери мои за меня говорят»
(И. Крылов)

Иван Андреевич Крылов… «Дедушка Крылов», как звали и зовут его многие с любовью и бесконечным уважением за всё, что он сделал для русской литературы, да и России в целом. Уже современники баснописца, что бывает нечасто, хорошо понимали ему цену. К примеру, Пушкин в своей работе о русском театре привёл такие, уже популярные, слова из басни Крылова:

 
По мне уж лучше пей,
Да дело разумей.
 

А красавица Анна Петровна Керн, в которую был влюблён в своё время Александр Сергеевич, рассказывает в воспоминаниях, что на одном из вечеров у Олениных (знаменитый в Петербурге дом, любимый служителями муз) она встретила Пушкина и не заметила его, потому что все столпились вокруг Крылова, читавшего басню «Осёл и мужик». «…И теперь мне еще слышится его голос и видится его разумное лицо и комическое выражение, с которым он произнес: “Осел был самых честных правил!”» И не случайно Пушкин в знаменитой строке из «Евгения Онегина» – «Мой дядя самых честных правил» – словно проводил ироничную аналогию с басней Крылова, где осёл, гоняя птиц, всё потоптал в огороде, который охранял.

Язык басен Крылова – народный по сути своей, остроумный, меткий, во многом для того времени смелый, без труда входил как в сердце ученика младших классов, так и в светские гостиные, в коих Иван Андреевич чувствовал себя вполне комфортно, как повествуют многочисленные о нём воспоминания, в том числе с улыбкой, о чём я расскажу чуть позднее. Именно благодаря необыкновенной демократичности языка Крылов не только интересен, но и очень современен даже в XXI веке, хотя и признаемся, что редко можно услышать нынче его произведения. Не потому ли, что слишком часто басни его бьют не в бровь, а в глаз?.. Потому что сам человек мало в чём изменился. Окружив себя техникой, человек сохранил в себе вечные недостатки: жадность, лень, предательство, скудоумие, невежество, стремление к незаслуженным почестям, угодничество перед теми, кто выше по должности, чванливое равнодушие к судьбе другого, и так далее, и тому подобное. Не стареют басни дедушки Крылова, и всё тут!

Интересно, что первым, искренно одобрившим его сочинения, был Иван Иванович Дмитриев, сам известный дотоле баснописец, понявший сразу, что появился соперник, который взлетит в своём вдохновенном творчестве выше его. И Дмитриев великодушно приветствовал Крылова: «Это истинный ваш род, наконец вы нашли его». А Иван Сергеевич Тургенев так объясняет невероятную популярность басен Ивана Андреевича: «…С самого детства Крылов всю свою жизнь был типичнейшим русским человеком: его образ мышления, взгляды, чувства и все его писания были истинно русскими, и можно сказать без всякого преувеличения, что иностранец, основательно изучивший басни Крылова, будет иметь более ясное представление о русском национальном характере, чем если прочитает множество сочинений, трактующих об этом предмете».

Приведу несколько крылатых выражений, которые мы не случайно помним до сих пор.

 
А ларчик просто открывался.
Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник.
У сильного всегда бессильный виноват.
А где пастух дурак, там и собаки дуры.
Слона-то я и не приметил.
 

Откроем же книгу, вот, к примеру, басня «Две собаки».

 
«…Да чем же ты, Жужу, в случай попал,
Бессилен бывши так и мал,
Меж тем как я из кожи рвусь напрасно?
Чем служишь ты?» – «Чем служишь! Вот прекрасно! —
С насмешкой отвечал Жужу. —
На задних лапках я хожу».
–
Как счастье многие находят
Лишь тем, что хорошо на задних лапках ходят!
 

И впрямь, ведь не раз и не два мы вспоминали эти слова при мысли о тех, кто «на задних лапках ходят»! Нарицательными, то есть прочно вошедшими в обиходную жизнь, понятиями стали и названия многих его басен: «Слон и Моська», «Тришкин кафтан», «Демьянова уха», «Свинья под дубом» и другие.

Откуда же у Крылова, вальяжного завсегдатая светских салонов, не обделённого вниманием самой императрицы, это знание народной жизни, эта точность и образность языка, эта отнюдь не книжная мудрость, несмотря на широкую образованность Ивана Андреевича? Немногим дано так постичь родную речь, её суть и живость. Давайте же заглянем, хотя бы одним глазком, в его детство и юность.

На знакомство с яркими людьми Ване везло с детства. Так везло, что в январе 1774 года знаменитый и коварный атаман Емельян Пугачев поклялся повесить капитана Андрея Прохоровича Крылова со всей его семьёй, поскольку тот организовал яростное сопротивление при защите Яицкого городка. Мать вывезла маленького Ваню, спрятав в большом глиняном сосуде.

И.А. Крылов.

Художник И.Е. Эггинк

И вот они, удивительные повороты судьбы: много лет спустя Александр Сергеевич Пушкин подробно расспрашивал Ивана Андреевича про то самое время. И вполне вероятно, что образ капитана Крылова ожил многими красками в «Капитанской дочке».

Немаловажно, что отец Ванюши Крылова очень любил книги и повсюду возил с собой целый сундук с ними. Он хотел дать хорошее образование сыну, но денег на это не было, и отец отдаёт Ваню в богатую семью, где детей учат дома. И вскоре Андрей Прохорович с удовольствием узнаёт от преподавателя об успехах сына во всех науках, и особенно в математике.

А первым литературным трудом было для Вани письмо аж самой императрице – с просьбой о пенсии, которое они сочиняли вместе с мамой, когда умер его отец. Ваня очень надеялся, что добрая государыня растрогается от этих искренних и горестных строк и обязательно решит помочь семье своего верного слуги, храбро сражавшегося с самим Пугачёвым. И тогда он, Ваня, и его младший брат Лёвушка пойдут учиться, как их товарищи, бабка Матрена будет угощать пирогами с мясом, а мама не будет работать по чужим домам, ведь у неё и так неважное здоровье.

Однако письмо осталось без ответа, и в Твери, где они тогда жили, он поступил на работу канцеляристом, будучи ещё подростком, волею судеб ставший главой семьи. (Есть о чём задуматься нашим акселератам, ждущим родительской помощи и в самом зрелом возрасте.) Будущий баснописец учился аккуратно и красиво переписывать бумаги, но пытливый ум мальчика уже тогда замечал, как игнорировались письма и жалобы простых людей, в каком большом ходу была взятка. Всё ложилось, как кирпичики будущего дома, в его память.

В эти годы он много читал, и однажды попробовал перевести басню французского поэта Жана де Лафонтена «Ворона и Лисица». Так что Крылов начинал отнюдь не на пустом месте. Тем более что басни Лафонтена замечательны своим разнообразием, ритмическим совершенством, трезвым взглядом на мир и глубоким реализмом. А тот, в свою очередь, как от печки, танцевал от Эзопа – полулегендарной фигуры древнегреческой литературы. Хорошо известно выражение «эзопов язык», язык иносказания, который так свойственен басням.

Так был перекинут мостик в само будущее Ивана Крылова, и то, с каким желанием юноша брался за перевод, говорило о его надежде посвятить литературному делу всю жизнь. А когда довелось впервые побывать в театре, в душе его уже не было сомнений, кем быть, и в 14 лет он пишет в стихах комическую оперу «Кофейница». И был первый успех, правда, до гонорара дело пока не дошло. Но это вполне в русских «традициях»: считается, что стихи, басни и многое другое сваливается на вдохновенного художника прямо с неба и таким образом мало похоже на серьёзный труд, хотя настоящее творчество требует от человека концентрации всех духовных и физических сил. Как видим, и Крылов испил эту чашу.

Но уже ничто не могло свернуть его с главной дороги. В эти годы он усиленно занимается самообразованием, самостоятельно овладевает несколькими европейскими языками, а это немалый труд. Он уже хорошо понял, что в жизни ничего весомого даром не даётся. И вот она, столица империи – Санкт-Петербург! Он продолжает писать басни, его имя становится всё более известным в литературных кругах. Он принят в доме самого Алексея Николаевича Оленина – члена Государственного Совета, директора Императорской Публичной библиотеки, президента Императорской Академии художеств, который сам не чурался литературного труда, рисовал, занимался археологией. В эти годы Крылов знакомится с Пушкиным, Тургеневым, Белинским и другими писателями. Он поступает на службу в Монетный департамент, но, главное, он пишет несколько пьес, которые идут в театрах, издаёт книгу собственных басен и с нею безоговорочно входит в русскую литературу. В 1811 году Иван Андреевич избирается членом Академии наук, и далее почти 30 лет служит в Императорской Публичной библиотеке, где впервые в России применяет шифры для указания места книги в хранилище, а также разрабатывает правила работы в читальном зале, некоторые из которых служат нам и нынче. Современники рассказывали, что, когда в ноябре 1844 года Крылова хоронили, кто-то из прохожих спросил: «Кого это провожают?..» Ему ответили:

– Министра народного просвещения.

– Как министра? – удивился прохожий. – Министр просвещения, господин Уваров, живой, я его сегодня видел.

– То – не настоящий министр. А настоящим министром народного просвещения был баснописец Крылов.

Согласитесь, такая оценка человека из народа стоит дорогого.

Но обратимся снова к басням.

 
«А жаль, что незнаком
Ты с нашим петухом, —
Еще б ты боле навострился,
Когда бы у него немножко поучился», —
 

говорит осёл соловью, послушав трели «народного артиста» Лесной республики. И басня заканчивается словами: «Избави, бог, и нас от этаких судей». К сожалению, петушиное пение и нынче всерьёз принимается многими за настоящее искусство со всеми вытекающими. Так называемые звёзды – от села до столицы – заполонили большую часть культурного пространства, о чём недавно сокрушался в интервью прекрасный актёр Василий Лановой и что становится уже предметом многих дискуссий. И тут басни Крылова делают своё – помогают на многое взглянуть со стороны, вспомнить вечные ориентиры: честь, достоинство, гражданское мужество, которое даром никому не даётся, как не давалось и Крылову. Владея всеми оттенками народного слова, Иван Андреевич фантастически ярко и точно одним-двумя словами создавал портрет «героя», раздвигая сами горизонты литературной речи, смело пользуясь и фольклором, будь то пословицы, поговорки или просто удачные речевые обороты.

 
Запели молодцы: кто в лес, кто по дрова
И у кого что силы стало.
В ушах у гостя затрещало.
 

(«Музыканты»)

За пьесы, обличающие пороки современного общества, его подвергали злой критике, ставили всевозможные препятствия, лишь бы не допустить до сцены. Немало душевных сил отнимало издание с другими писателями таких сатирических журналов, как «Почта духов», «Зритель», «Санкт-Петербургский Меркурий». Одно время над Крыловым был установлен полицейский надзор. Вот почему всё чаще Иван Андреевич стал доверять свои мысли и мнения героям басен, которые в конце концов и сделали его истинно знаменитым. Не случайно Варвара Алексеевна Оленина, одна из дочерей того самого Оленина – члена Государственного Совета и так далее, вспоминает в своих записках: «Я осмелилась раз, еще в юных летах, заметить И.А. Крылову, зачем он выбрал такой род стихотворений. Отвечал он мне: “Ах, фавориточка: ведь звери мои за меня говорят”. (Кто не знает, поясню, что фаворит – человек, особо приближённый к очень значительной особе, в данном случае – государыне.)

Цитаты из басен расходились по Северной столице быстрее курьерской почты, становились на века крылатыми:

 
А вы, друзья, как ни садитесь, —
Все в музыканты не годитесь.
Великий зверь на малые дела.
(А Лев-старик поздненько спохватился,
Что Львенок пустякам учился.)
 

Думаю, у каждого по этому поводу есть свои примеры из сегодняшних дней.

 
За что же, не боясь греха,
Кукушка хвалит Петуха?
За то, что хвалит он Кукушку.
Как белка в колесе, —
(Это уж, конечно, про нашу женщину).
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать.
А воз и ныне там.
Меня весь муравейник знает.
 

В нынешние времена, когда звёздная болезнь поражает многих, подобно гриппу, очень актуальна басня «Муравей», где главный герой хочет снискать славы не только у себя дома, но и в городе. И вот чем это закончилось: