Текст книги "Монархи-долгожители"

«Я ухожу, но государство будет жить всегда…»

Последние годы жизни Людовика XIV наряду с внешнеполитическими неудачами ознаменовались множеством семейных несчастий. Так уж получилось, что когда король наконец-то почувствовал вкус к спокойной семейной жизни и ощутил себя главой огромного семейства, череда внезапных смертей стала уносить одного за другим его наследников и ближайших родственников. Эти тяжелые утраты начались в 1711 году и продолжались вплоть до смерти самого Людовика XIV.

Первым в этом ужасном списке утрат оказался единственный сын Людовика XIV от Марии Терезии, пятидесятилетний Луи Французский. На второй день празднования Пасхи в апреле 1711 года он вместе с невесткой, герцогиней Бургундской, отправился в Мед он и по дороге встретил священника, который направлялся к больному со Святыми Дарами. Монсеньор поинтересовался, чем болен умирающий. Оказалось, что у того оспа. И хотя Луи переболел этой болезнью еще во младенчестве (а может быть, именно поэтому), он всегда ее очень боялся. Встреча со священником произвела на него неприятное впечатление, вызвав нехорошее предчувствие, которым он поделился со своим лейб-медиком: «Неудивительно, если я через несколько дней захвораю оспой». Но все произошло гораздо быстрее: уже на следующий день дофин почувствовал слабость и слег с лихорадкой.

Узнав о болезни сына, Людовик сначала счел ее неопасной. Но уже утром следующего дня из Медона прибыл гонец, сообщивший о том, что Монсеньер в большой опасности. Король тут же отправился к сыну. Когда у больного появилась на теле сыпь, ему вроде бы стало немного легче. Появилась надежда на скорое выздоровление. Но 14 апреля состояние больного резко ухудшилось: лицо у него распухло, усилившаяся лихорадка сопровождалась бредом. К концу дня положение стало настолько безнадежным, что хотели послать в Париж за несколькими госпитальными медиками, которые гораздо чаще сталкивались с этой болезнью, нежели придворные лекари. Но личный врач дофина не только отказался от этого, но даже запретил сообщать королю о возобновлении болезни. Перепробовав все известные ему средства и поняв, что надежды на исцеление уже нет, он все же вынужден был сам доложить об этом Людовику XIV.

В течение часа, пока продолжалась агония, король неотступно оставался у дверей спальни своего сына. А после его кончины крайне подавленный и обессиленный от горя он отправился в Марли. Душевная боль его была столь велика, что он долго не мог избавиться от сильнейших приступов удушья и уснул только под утро.

После смерти Монсеньора титул дофина перешел к его старшему сыну, герцогу Бургундскому. И вслед за титулом трагические события переместились в его дом. Сначала неожиданно заболела молодая жена герцога Мария Аделаида Савойская. С начала февраля 1712 года ее несколько дней лихорадило, она не могла уснуть даже после приема опиума. Никакие средства молодой женщине не помогали, и 11 февраля состояние ее настолько ухудшилось, что ее причастили. На следующий день она в муках скончалась. Обстоятельства этой смерти кажутся довольно странными, особенно если учесть, что спустя всего лишь неделю за ней ушел и ее супруг. При этом обращают на себя внимание странные симптомы, приведшие его к летальному исходу: все лицо наследника престола покрылось синими пятнами, появились боли во всем теле. По словам больного, ему казалось, что у него все внутри горит. Он умер 18 февраля, не достигнув и тридцати лет.

Тем временем несчастливый титул наследника французского престола продолжал косить королевское семейство. Уже 6 марта оба сына герцога Бургундского – новый дофин (герцог Бретонский) и его брат, новый герцог Анжуйский, – тоже внезапно заболели. Чтобы отвратить очередное несчастье, Людовик XIV приказал их немедленно окрестить. Старшему принцу было пять лет, младшему – меньше трех, и их обоих назвали Людовиками. Тем не менее 8 марта 1712 года герцог Бретонский умер. Погребальная колесница отвезла в Сен-Дени тела сразу троих членов королевского семейства: матери, отца и сына.

Узнав о смерти герцога Бретонского, король обратил свои взоры на своего третьего внука. Но вскоре он лишился и этого наследника. Герцог, являвшийся самым красивым и обаятельным из трех сыновей Монсеньора, умер весной 1714 года, после серьезной травмы, полученной на охоте.

Все эти потери стали слишком жестоким испытанием для старого Людовика. Помимо чисто человеческой боли от утраты близких, он был серьезно встревожен будущим королевства, тем, что королевский род Бурбонов может угаснуть. Поскольку его внук Филипп V Испанский отказался от французского трона, у Людовика оставался только один законный наследник – маленький четырехлетний правнук, герцог Анжуйский. «Вот и все, что осталось у меня от всей моей семьи», – говорил он, плача. Если бы, не дай Бог, умер и этот хрупкий мальчик, то французский трон мог занять Филипп II Орлеанский, племянник короля, прослывший интриганом и отравителем. Людовик XIV не доверял ему еще со времен Фронды. Так же, как и его придворные, он боялся за жизнь будущего маленького короля, регентом которого до совершеннолетия должен был стать именно Филипп. Поэтому он решил предпринять все меры для того, чтобы сохранить династию. 21 мая 1714 года король узаконил ранг своих двух внебрачных детей от маркизы де Монтеспан: герцога де Мена и графа Тулузского. А в июле в эдикте Марли он оговорил, что в случае пресечения его законного рода трон могут занять эти узаконенные принцы. И хотя подобные решения шли вразрез с основными законами королевства и многие представители знати были им возмущены, публично свое недовольство выказать никто не посмел. Парижский парламент без труда зарегистрировал этот документ.

Теперь необходимо было решить вопрос о регентстве. 2 августа 1714 года король составил тайное завещание, в котором ограничил власть своего племянника. С этой целью он создал Совет регентства, в который должны были войти сам регент, герцог де Бурбон, герцог де Мен, граф Тулузский, канцлер, глава финансового совета, генеральный контролер финансов, несколько маршалов и четыре государственных секретаря. Все решения Совета должны были приниматься большинством голосов, герцог Орлеанский не имел права решать что-либо единолично, а герцогу де Мену была доверена охрана и опека будущего Людовика XV.

Однако король, как человек проницательный, сомневался, что его завещание будет в точности исполнено. Ведь он не мог не помнить, как его мать и Мазарини обошлись с завещанием его отца. Тем не менее после передачи этого документа президенту парижского парламента Людовик XIV с облегчением сказал: «Отныне я купил право на свой отдых…» Завещание было положено в нишу, выбитую в одной из опор Версальского дворца, и закрыто железной дверью и решеткой с тремя замками. Через несколько дней Людовик сделал к нему две приписки: о назначении маршала де Вильруа воспитателем будущего короля после достижения им семилетнего возраста и о назначении на должность королевского наставника Эрюоля Флери, а в качестве исповедника – преподобного отца Мишеля Летелье.

Но, как оказалось, тайное завещание Людовика XIV, направленное на то, чтобы избавить королевского наследника от опеки Филиппа Орлеанского, стало его ошибкой. В период регентства оно сделало власть малолетнего монарха непрочной и недолговечной. Филипп, так же как в свое время это сделала Анна Австрийская, восстановил свои полномочия, в том числе и командование войсками. Но за это он вынужден был вернуть парижскому парламенту право ремонстрации, что привело впоследствии к ослаблению королевской власти.

В конце своей жизни уставший от войн, порядком обескровивших государство и чуть не обесчестивших его самого, придавленный семейным горем Людовик XIV действительно мечтал только об отдыхе. Трагические события последних лет сильно подкосили здоровье этого некогда самого крепкого человека королевства. После смерти детей и внуков он стал печальным и угрюмым. И хотя король по-прежнему постоянно занимался делами королевства, бремя государственных забот все больше тяготило его. Людовик XIV, который раньше так много воевал, работал, охотился, ездил верхом и любил подолгу гулять пешком, теперь резко одряхлел и стал малоподвижным и сонливым. Даже в свой любимый Версаль он ездил довольно редко, главным образом для того, чтобы полюбоваться его великолепными садами. Веселые версальские развлечения остались в прошлом, а общество старого владыки стало не интересным для молодых придворных.

После наблюдения за полным затмением Солнца, происходившим 3 мая 1715 года, король почувствовал усталость. И тут же Версаль и Париж облетела молва о его внезапной болезни. Чтобы опровергнуть эти слухи, Людовик XIV назначил смотр гвардии, на котором решил присутствовать лично. 20 июня он в последний раз предстал перед гвардейцами в том наряде, какой обычно носил во времена своей молодости. Французский монарх ловко вскочил в седло и прогарцевал перед европейскими послами, а потом не сходил с коня в течение четырех часов, наблюдая за проходом кавалерии. В день Святого Людовика в Версале был устроен большой королевский обед. Под конец этого застолья монарх почувствовал себя плохо: у него началась горячка и до предела участился пульс. Врачи, не колеблясь, посоветовали ему принять причастие.

После причащения Людовик XIV побеседовал поочередно со своими близкими и некоторыми сановниками. Первым он пригласил к себе маршала де Вильруа, которому сказал: «Я чувствую, что скоро умру; когда меня не станет, отвезите вашего нового государя в Венсенн… и прикажите исполнять мою волю». За ним в покои короля был приглашен герцог Орлеанский. О чем они беседовали, известно лишь со слов Филиппа, которому царственный дядя якобы сказал следующее: «Если дофин умрет, то ты, брат мой, будешь государем и корона будет принадлежать тебе. Я сделал такие распоряжения, какие считал самыми благоразумными, но так как всего предвидеть невозможно, то, если что окажется нехорошо, можно будет изменить». Так ли это было или нет, неизвестно. Не вызывает сомнения лишь то, что король не был уверен в своем племяннике. Он уважал его как хорошего полководца, но сомневался в нем как в государственном деятеле. К тому же герцог Орлеанский вел разгульный образ жизни, государственным делам предпочитал увеселения, и Людовик XIV небезосновательно боялся, что с таким правителем во Франции может опять повториться Фронда.

Вслед за Филиппом напутствия от умирающего короля получили герцог Менский, граф Тулузский и другие принцы крови. В течение двух последних дней он говорил всем только слова любви и благодарности, призывал к миру и согласию. Обращаясь к придворным, он сказал: «Господа, я доволен вашей службой; вы служили мне верно и с большим желанием мне угодить. Я очень сожалею, что недостаточно, как мне думается, вознаградил вас за это, но обстоятельства последнего времени мне не позволили это сделать. Мне жаль расставаться с вами. Служите моему наследнику с таким же рвением, с каким вы служили мне; это пятилетний ребенок, который может встретить немало препятствий, ибо мне пришлось их преодолеть множество, как мне помнится, в мои молодые годы. Я ухожу, но государство будет жить всегда; будьте верны ему, и пусть ваш пример будет примером для всех остальных моих подданных. Будьте едины и живите в согласии, в этом залог единства и силы государства; и следуйте приказам, которые будет отдавать вам мой племянник. Он будет управлять королевством; надеюсь, что он это будет делать хорошо. Надеюсь также, что вы будете выполнять свой долг и будете иногда вспоминать обо мне».

После этой речи Людовик XIV попросил маршала Вильруа, назначенного гувернером дофина, привести к постели его преемника. Он поцеловал мальчика и сказал ему: «Мой дорогой малыш, вы станете великим королем, но счастье ваше будет зависеть от того, как вы будете повиноваться воле Господа и как вы будете стараться облегчить участь ваших подданных. Для этого нужно, чтобы вы избегали, как могли, войны: войны – разорение народов. Не следуйте моим плохим примерам; я часто начинал войны слишком легкомысленно и продолжал их вести из тщеславия. Не подражайте мне и будьте миролюбивым королем, и пусть облегчение участи ваших подданных будет вашей главной заботой». Потом Людовик XIV простился со своей верной подругой – мадам де Ментенон. Увидев, что двое молодых комнатных лакеев плачут, стоя у его постели, король обратился к ним: «О чем вы плачете? Разве вы думали, что я бессмертен? Что касается меня, то я никогда так не думал, и вы должны были, при моей старости, давно приготовиться к тому, чтобы меня лишиться».

На следующий день Людовику стало немного легче, но облегчение было недолгим. Вскоре он начал бредить. Герцог Орлеанский тут же приказал изъять бумаги у маркизы де Ментенон: король был еще жив, а будущий регент уже взял власть в свои руки. Не дожидаясь смерти своего венценосного супруга, она в тот же день по приказу герцога Орлеанского покинула Версаль и уехала в Сен-Сир. 31 августа король лишь на короткое время пришел в себя. Заражение крови, начавшееся на ноге, дошло до колена, потом охватило бедро. Услышав над собой пение отходных молитв, он несколько раз повторил: «Пришло время умирать». 1 сентября 1715 года за четыре дня до своего семидесятисемилетия и на семьдесят втором году царствования Людовик XIV скончался. Присутствовавший при этом Данжо, сказал: «Он отдал Богу душу без малейшего усилия, как свеча, которая погасает».

После вскрытия врачи сделали вывод, что если бы не гангрена, то неизвестно, сколько бы король мог прожить еще. Все внутренние органы, за исключением чрезмерно растянутого желудка (он страдал булимией), были у него в полном порядке. Внутренности Людовика XIV отправили в собор Парижской Богоматери, сердце – к иезуитам, а тело – в Сен-Дени. Похороны великого короля прошли скромно, без пышных процессий. Когда под покровом ночи траурный кортеж с его гробом направлялся из Версаля в усыпальницу французских королей, по дороге его встречали только группы простолюдинов, которые не обратили на него никакого внимания. Франция, которая так многим была обязана «королю-солнце», не оплакивала своего монарха, видимо устав от его 72-летнего царствования. А епископ Боссюэ в день похорон Людовика XIV подвел итоги его бурного и неслыханно долгого правления одной фразой: «Только Бог велик!»

Личное правление этого монарха, не имевшее в Европе прецедентов, вошло в историю как классический образец абсолютной власти, как эпоха небывалого расцвета во всех областях культуры и духовной жизни, подготовившего почву для появления французского Просвещения. Поэтому неудивительно, что вторая половина XVII – начало XVIII века получили в стране название «золотого века», а самого монарха нарекли «королем-солнце». Он был великим королем, несмотря на то, что совершил немало ошибок. Ибо это он возвел Францию в ранг первостепенной европейской державы.

Людовик XIV, несомненно, был сильной личностью. Только такой лидер мог довести абсолютную власть до своего апогея. Система жесткой централизации управления государством, насаждаемая им, явилась примером для многих политических режимов как той эпохи, так и современного мира. Благодаря этому при нем укрепилась национальная и территориальная целостность королевства, действовал единый внутренний рынок, повысилось качество и количество французской продукции, появилась сильная и боеспособная армия, одна из лучших на континенте, французская нация и все человечество обогатились бессмертными творениями литературы, искусства и архитектуры. Вместе с тем, уже в годы правления Людовика XIV «старый порядок» во Франции дал трещину, абсолютизм начал клониться к закату, и возникли первые предпосылки Французской революции конца XVIII века, а дипломатия короля и бесконечные войны привели к потере главенствующего положения королевства на континенте.

Тем не менее он продержался на троне гораздо дольше не только своих предшественников и современников, но и потомков. И при этом прожил достаточно долго для своего времени. Во многом это объясняется присущей ему гибкостью, толерантностью, спокойствием, непоколебимой уверенностью в себе и завидным здоровьем, которое придворный врач Валло называл «героическим».

С достоинством пронести на протяжении семи десятилетий весь груз королевской власти и пережить жизненные тяготы и неурядицы Людовику XIV помогло прежде всего то, что от природы он был наделен здравым смыслом и замечательной способностью понимать суть вещей. По мнению венецианского посланника, «сама натура постаралась сделать Людовика XIV таким человеком, которому суждено по его личным качествам стать королем нации». Кроме того, он обладал важным для монарха умением выражаться кратко, но ясно, и говорить не больше того, что было нужно. Еще одним залогом его королевского долголетия был каждодневный труд: всю жизнь он прилежно занимался государственными делами, от которых его не могли оторвать ни любовные отношения, ни развлечения, ни даже старость. Недаром сам Людовик XIV любил повторять: «Царствуют посредством труда и для труда, а желать одного без другого было бы неблагодарностью и неуважением относительно Господа». Эти слова стали главным заветом, оставленным им своему малолетнему преемнику, будущему королю Людовику XV.

Создательница викторианской эпохи

Сухие столбцы энциклопедий и цифры статистики могут дать только самое общее представление о том, какой была (и осталась) одна из величайших правительниц не только Великобритании, но и всего мира. Заглянув в них, можно узнать, что Александрина Виктория (24 мая 1819 г. – 22 января 1901 г.) – последний представитель Ганноверской династии на троне Великобритании, что ее правление, продлившееся более 63 лет, является самым долгим за всю историю страны. В честь Виктории были названы штат Австралии, самое большое озеро в Африке, знаменитый водопад на реке Замбези, главный город канадской провинции Британская Колумбия и столица Сейшельских островов. Как самому популярному монарху, Виктории в Англии поставлено больше всего памятников, самый известный из которых – монумент около Букингемского дворца.

Королева Виктория – одна из тех удивительных женщин, которым удалось совершить почти невозможное: реализовать себя в качестве мудрого монарха, жены и матери. За время ее правления Великобритания стала одной из самых сильных держав мира, причем репутация правящей династии, подорванная ее предшественниками, была полностью восстановлена. Более того, королевская семья стала примером для подражания и образцом для подданных. В честь британской королевы была названа целая эпоха. Эпоха, когда мужчины стремились стать джентльменами, а женщины – леди, когда были созданы величайшие произведения искусства, когда отдельные мелочи, наполняющие повседневную жизнь, получили статус символов.

Тем не менее авторы мемуаров, хроник и биографий практически никогда не употребляют оборот «она сделала это», заменяя его на «это произошло при ней». Уинстон Черчилль, великолепный знаток человеческой природы, высказался еще определеннее: «Она стремилась царствовать, а не управлять».

Последняя из династии Ганноверов

Вопросы престолонаследования – одни из самых непростых в мире. Особенно в Европе, где за многовековую историю династические линии переплелись между собой, и очередь потенциальных претендентов на трон порой бывает очень длинной. Но в случае с королевой Викторией дело обстояло иначе.

Ее дед – Георг III – был не только одним из монархов-долгожителей (он правил почти 60 лет), но и самым многодетным королем за всю историю Великобритании. У него было 9 сыновей и 6 дочерей, однако немногие из них сумели обзавестись потомством. Так, предшественник королевы Виктории на британском троне, Вильгельм IV, состоял в морганатическом браке с актрисой Дороти Джордан. Так что ни один из его 10 детей не мог наследовать корону. Когда в 1817 году умерла принцесса Шарлотта, перед Ганноверской династией остро встала проблема выживания. В течение двух последующих лет сыновья Георга III начали между собой самую настоящую борьбу за корону. Вильгельм IV спешно женился на Аделаиде Саксен-Мейнингенской. Несмотря на солидный возраст (53 года), он сумел дать жизнь двум дочерям. Однако обе они умерли во младенчестве. Но то, что не удалось осуществить Вильгельму, сумел претворить в реальность четвертый сын короля Георга III, Эдуард Август, герцог Кентский.

Эдуард Август родился 2 ноября 1767 года. Он был человеком своей эпохи. Как и остальные принцы, Эдуард получал ежегодное содержание, выделяемое парламентом – 42 тысячи фунтов стерлингов в год, но, как и остальные принцы, он не был склонен к экономии и постоянно был в долгах.

Молодые годы Эдуарда прошли на военной службе. В 1791–1802 годах он служил в Канаде, с 1799 года командовал там британскими войсками. Наградой за военную карьеру стали полученный в 1799-м титул герцога и звание фельдмаршала. В 1802 году Эдуард Август участвовал в подавлении мятежа гарнизона Гибралтара. При этом он проявил такую жестокость, что даже привыкшие к жесткому пресечению беспорядков англичане были потрясены. По стране прокатилась волна возмущений, и военная карьера принца на этом завершилась.

Что касается семейной жизни, то, как и его брат, Эдуард Август не состоял в официальном браке и большую часть жизни прожил с мадам Сен-Лоран, которая по своему происхождению не могла претендовать на роль матери будущего наследника или наследницы престола. Поэтому, когда зашла речь о продолжении рода, он стал искать себе супругу соответствующего происхождения. Ею стала принцесса Саксен-Кобургская Виктория, вдовствующая княгиня Лейнингенская (1786–1861). Она устраивала Эдуарда во всех отношениях: безупречное происхождение, двое детей от предыдущего брака (Карл Фридрих Вильгельм и Анна Феодора Августа). Все это давало надежду на рождение наследника. О любви или хотя бы привязанности речи не шло. Эдуард был уже немолод, его невесте исполнилось 32 года – немалый возраст для женщины. Кстати, сватовство принца далеко не сразу увенчалось успехом: когда он впервые попросил руки Виктории, то получил отказ. Однако на помощь пришел брат Виктории – принц

Леопольд из дома немецких князей Кобургов. Дело в том, что Эдуард способствовал заключению его брака с принцессой Шарлоттой, идея которого поначалу не пришлась по душе ее отцу.

До свадебной церемонии жених с невестой виделись всего однажды – когда герцог Кентский приезжал на смотрины в Амборах. Накануне свадьбы Эдуард написал одному из своих друзей: «Надеюсь, мне достанет сил исполнить мой долг»… Впрочем, не стоит думать, что им руководили высокие чувства и ответственность перед великими предками. Причина была намного проще и приземленнее: принц Эдуард надеялся поправить свое финансовое положение. Дело в том, что герцог Йоркский после того, как женился с целью подарить британской короне наследника, стал получать от парламента ежегодное вознаграждение в размере 25 тысяч фунтов стерлингов в год. Известны слова герцога Кентского, которые не оставляют сомнений в его истинных мотивах: «Я соглашусь на такую же сумму и даже не буду предъявлять претензий, что фунт стерлингов с тех пор сильно подешевел».

Первое венчание Эдуарда и Виктории состоялось в Кобурге 29 мая 1818 года. Затем молодожены отправились через Брюссель в Лондон, где 11 июля состоялась повторная церемония. Потянулись месяцы ожидания. Супруги поселились в Лондоне, в Кенсингтонском дворце. Это было время разочарований. Во-первых, парламент отклонил предложение правительства о повышении содержания принца. Во-вторых, к концу лета Виктория все еще не забеременела. Возможно, климат Лондона не способствовал зарождению новой жизни, а может, сказывалось слишком сильное психологическое напряжение. Ведь 12 августа было официально объявлено о беременности герцогини Августы Кембриджской. Ее ребенок мог претендовать на престол, если бы брак Эдуарда оказался бездетным. Жизнь в Лондоне требовала больших затрат, и Виктория и Эдуард приняли решение вернуться в Германию. Там герцогиня наконец почувствовала, что скоро станет матерью.

Медицина того времени была не настолько совершенна, как в наши дни, и пол будущего ребенка точно определить было невозможно. Намного лучше были развиты знаменитые британские традиции и законы, определявшие порядок престолонаследия. Разумеется, Эдуарду были известны все тонкости этих законов. Поэтому он понимал: его ребенок должен родиться на английской земле. Почему это было так важно? Ответ на этот вопрос дает письмо его младшего брата, герцога Сассека: «Что касается юридической необходимости для герцогини приехать в Лондон и рожать здесь, то мнения на этот счет могут быть разные, но что касается чувства, то в этом не может быть сомнений, Джон Булль – очень странное животное, и его нужно обхаживать. Ты увидишь, как трудно вдолбить ему в голову, что его монарх, родившийся в другой стране, не является чужеземцем. Это ты должен любой ценой предотвратить».

Возвращение на английскую землю ничуть не напоминало торжественный выезд. Одна английская путешественница стала свидетельницей путешествия герцога и герцогини и была в шоке от этого «обшарпанного каравана». Название было метким: караван состоял всего лишь из двух карет. В первой (ею правил сам Эдуард, у которого не было средств даже нанять кучера) поместились Виктория с дочерью, сиделка, горничная, две комнатные собачки и клетка с канарейками. Второй экипаж занимали доктор, акушерка мадам Сиболд и прислуга. Доктор и акушерка ехали с караваном не случайно: Виктория была на седьмом месяце, и случиться могло всякое… Но, несмотря на тяготы путешествия, «обшарпанный караван» успешно добрался до Лондона. Семья разместилась в обветшалом Кенсингтонском дворце. Именно там 24 мая 1819 года у герцогини родилась девочка. Будущая королева появилась на свет здоровенькой. Эдуард мог вздохнуть с облегчением: его план благополучно осуществился.