Текст книги "Магия души"

Обновление
Мила Сердюк

⠀

В секретном саду жила Тишина. Сегодня она вышла прогуляться в шелковом белом платье, ее плечи украшали нежные ленточки, а юбка колыхалась под дуновением теплого летнего ветерка. Она присела на деревянный стул. Скрестив руки на груди и покачиваясь из стороны в сторону, как маятник старинных часов, обнимала себя до ломящей боли. По лицу стекали прозрачные капельки, напоминающие горный хрусталь.

– Может, существует некий Слезник, который собирает слезы обездоленных и замораживает их с последующим погружением в пустоты земли, – размышляла Тишина.

На ее коленях лежал блокнот с несколькими строками, которые расплылись от слез. Спасительные слова терялись в хаосе мыслей, текст постоянно запинался. Не писалось. Тишина погрузилась в тревожные мысли, головная боль разрасталась с удвоенной силой, тело налилось тяжестью, будто его заковали внутренними веригами. Смахнув остатки слез с лица, Тишина встала и стремительно направилась в дом.

– Так больше продолжаться не может, я непременно верну мир душе и сердцу.

Удобно расположившись в гостиной на кресле-качалке, Тишина откинула голову на подушку, набитую мягким лебяжьим пухом. Затем закрыла глаза и небольшим усилием воли направила ум в ту область тела, где гудело и болело. Внутренним взглядом она увидела странную картину: представители животного мира, угрожающе настроенные бык, заяц и олень, как будто отравляли ее духовную жизнь злостью и страхом.

Из огромных ноздрей быка выходил пар, глаза налились кровью, ярость, бушевавшая в нем, бурлила как вулкан Везувий, который вот-вот взорвется. Олень уперся рогами в бочину быка, напирая всей своей твердолобостью, ни в какую не собираясь сдаваться. А заяц забился в угол и, закрыв лапками глаза, дрожал от страха.

Тишина осторожно подошла к разбушевавшимся животным, стараясь справиться с нарастающим волнением. Силой своего взгляда, наполненного любовью, посмотрела прямо в глаза грозному быку. Тот успокоился и склонил голову. Затем она устремила свой взор на упрямого оленя, который под любящим взглядом застыл и медленно опустился в изящном поклоне. Потом Тишина опустилась на колени, взяла на руки трясущегося зайца и стала ласково гладить его спинку, в мгновение ока страх сменился храбростью. Мордочкой заяц тянулся к лицу Тишины, неловко пытаясь лапками ухватиться за шею, отчего она запрокинула голову и засмеялась.

 
                                            * * *
 

В глубине сада на деревянном стуле лежали исписанные ровным выверенным почерком листы бумаги. Новые стихотворные строки о любви к жизни и вере.

Озарение
Марина Чемпионов

Вчера был день. Сегодня мысль навеяла с утра:

Каким был тот волшебный вечер!

Он нас вчера заворожил, окутав ласкою

⠀⠀⠀и радостью тумана.

Туман спустился сквозь умы, настроив нас

⠀⠀⠀на мысли Бога,

И мы о жизни говорили, о бытие повествовали,

О том, что смерть всегда есть рядом.

Сползая, Дева, улыбаясь, и плод тебе преподнесет,

Не значит, что она дает, быть может даже отнимает.

Но ты тогда не понимаешь, вкушаешь всё,

Поддавшись чувствам и искушению её,

Узнав затем и растворившись, не хочешь

⠀⠀⠀ты её понять,

Всё однобоко принимая, порой всё прямо отметая.

У всех идей есть три причины: жить, убивать

⠀⠀⠀или творить.

А по какой решать не нам! Иль нам? Не знаю.

Мы знать всего никак не можем, мы так растем,

⠀⠀⠀преображаясь,

Мы изменяем мир вокруг, верша судьбою не своею,

Порой забыв пока свою, мы думаем ещё успеем, но…

Да, люди бренны и убоги, пройдя по тайнам бытия,

Узнать всего не можем, Боги,

Узнать всего хотим ли мы!?

Труды читая, мы внимаем, мы их трагически внимаем,

И праздник может быть сегодня, а может завтра

⠀⠀⠀он случится,

Иль не случится – решать тебе.

Да, ты не Бог, но Богу ты подобен,

А он создав тебя, в тебя вселил себя.

В тебе душа, её приняв, ты радуйся сейчас,

Учись, твори и в Бога превращайся,

Не бронзовей, учи, твори и помни,

Ты есть то самое, что думаешь и говоришь!

Транслируй радость, радость будет,

Транслируй всем любовь, любовь есть Я!

Я – ты, ты – я, мы все едины,

⠀⠀⠀энергия моя твоею станет.

Почувствуй, дай Земле понять,

⠀⠀⠀что Я есмь ты и нам воздастся!

И завтра сын правнука твоего пожнет твои ростки,

Твой путь добра, начнет дарить искусство миру,

Добро есть – Я, я – ты, мы вместе!

Энергия добра сильна, сильна молитва мысли,

Она есмь Я, ты – он, он – ты, мы Боги!

Корабль любви
Марина Чемпионов

Шел 2049 год. Арина медленно двигалась по улице, смотрела на бездонное небо и видела мерцающие звезды.

Неожиданно она вспомнила, что когда-то, двадцать пять лет тому назад, у нее был замысел построить большой корабль, выделив всем своим родным и друзьям по каюте.

Она думала справиться с этим за полгода, но прошло уже десять месяцев, а она все никак не могла пригласить их на новоселье. Ей уже казалось, что этого никогда не произойдет. От переживаний и усталости она заснула.

И приснилось ей, что собралась ее дружная семья и решила достроить большой корабль. Так в нем появились новые каюты, они стали более удобными, и заветные места на палубе, где по вечерам собирались родные ей люди, пели песни под гитару, мечтали, строили планы, делились новостями и радовались за подрастающее поколение, которое выросло в абсолютной любви.

Ариша проспала по космическому времени не более двух суток. Открыла глаза – корабль любви был достроен, он вместил в себя всех близких ее сердцу людей!

– Нашим миром действительно правят магия любви и взаимного добра! Пусть всегда будет небо, пусть всегда будут звезды, пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет этот прекрасный мир, и мы в нем. Спасибо тебе, моя Вселенная! – с улыбкой благодарила Бога Арина.

Была полярная ночь, по хрустящему снегу шла мудрая женщина, улыбалась и вспоминала переживания юной Ариши, которые тогда казались детским лепетом.

Теперь внуки и правнуки Арины собирались на орбитальной станции «Магия», где открывали новые грани человеческих возможностей, помогая сделать нашу планету добрее, чище и ярче!

Океан, любовь и женщина
СветЛана Марго

Океан волновался и шумел. Морские волны грозно накатывали на берег. Его любимая дочь решила возродиться из пены морской и покинуть его. Ее звали Любовь.

Океан не понимал, почему ей было плохо жить в капельках морской воды, плескаться в волнах, одаривать своей всеобъемлющей любовью океанских жителей, блестеть, как бриллиант на Солнце, играть с Лунной дорожкой.

– Отец, я хочу познакомиться с людьми и подарить им себя! – воскликнула капризница.

Вздохнул могучий Океан, знал, что Любовь не остановишь.

Ей все было интересно, ей казалось, что все ее ждут и рады ей.

Первыми на своем земном пути она встретила молодую пару.

«Странно», – подумала Любовь, когда увидела грустную молодую женщину, которую за что-то строго отчитывал мужчина.

Он постоянно спрашивал:

– Где ты была? Что делала? Почему ушла из дома и не приготовила обед? Почему не убралась дома?

Женщина пыталась оправдаться, но мужчина слышал только себя и продолжал ругать женщину.

Любовь еще больше удивилась, когда поняла, что перед ней муж и жена. Между ними не было любви.

«Я им нужна!» – подумала Любовь и стала нежно кружить вокруг них.

Но они не заметили ее танца, мужчина не переставал возмущаться, а женщина продолжала оправдываться.

А потом мужчина и вовсе стал кричать грубые слова, его голос сделался колючим и занял все пространство женщины, а она все больше сжималась и становилась меньше ростом.

Любовь призадумалась:

– Похоже, я не нужна этому мужчине, он видит только себя! Он не готов делиться любовью. А эта несчастная женщина не знает, что такое любить себя!

Любовь с сочувствием посмотрела на нее, тепло обняла и укутала заботой. Ей так хотелось, чтобы бедняжка почувствовала свою ценность и красоту, уникальность и женское величие, полюбила себя такой, какая она есть, и не терпела бы к себе такое грубое отношение со стороны мужчин.

Любовь в порыве чувства просочилась к печальному сердцу женщины, проникла прямо внутрь его. Любви стало так много, что женщина внезапно почувствовала что-то необыкновенное, какое-то нежное чувство к самой себе, как будто пелена спала с ее глаз, она увидела, что тело ее прекрасно, а душа – светла.

Женщина встрепенулась, вдохнула свет, выпрямила плечи, подняла голову, распахнула руки и радостно, легко засмеялась. Ее глаза блестели, волосы развевались, сердце билось учащенно. Она была прекрасна – наполнена Любовью и Светом.

Мужчина очень удивился переменам и забеспокоился. Он почувствовал, что теряет контроль над женщиной, что она стала неподвластной ему. Он увидел любовь в ее глазах, но понимал, что эта любовь направлена не к нему.

– Может, у нее появился другой? – он озадаченно остановился.

А счастливая женщина продолжала идти вперед, даже не заметив, что рядом с ней нет того, кто ее не уважает, кто любит только себя и не знает настоящей любви.

Женщина продолжала свой путь, полная любви к себе и окружающему миру.

Любовь смотрела на нее и радовалась. Она теперь точно знала, для чего существует на свете – дарить любовь тем, кто ее не познал, но очень этого хочет, кто хочет постигнуть любовь, полюбив себя и одарив ее другого человека.

За дочерью внимательно наблюдал мудрый Океан. Он был горд, спокоен и величествен. Его дочь творила волшебство любви!

Недолгий век любви
Валентина Василевицкая

⠀

Жил себе в большом доме огромный коричневый диван с явными признаками лишнего веса на округлых боках и брюхе.

– Хх-рр-сс-хх-рр-сс! – мерно и убедительно храпел он, развалившись по-хозяйски вдоль гладкой серой стены и охватывая своим жирным телом панорамное окно, выходящее на просторную террасу. Храп Храпыч занимал большую часть уютной современной комнаты, и все в доме были вынуждены считаться с ним, даже хозяева.

Робот-пылесос Жорик ненавязчиво жужжал, подкатив к его громадному телу, слегка побился о его массивные ноги, как бы извиняясь и спрашивая разрешения нырнуть под него и убрать соринки. И только дождавшись важного кивка, забирался, под его тюленье тело, тщательно высасывая все пылинки, и изредка тарахтел очечником хозяйки, который то и дело норовил попасть под диван.

Коричневый гигант Храп Храпыч приютил на своей обширной территории плюшевого светлого медведя сo сдержанной улыбкой и черными пуговицами глаз. Квартирант был спокойный и легкий, не доставлял никаких неудобств и любил пообщаться.

Дашенька и Петенька – так называли друг друга хозяева – каждое утро покидали квартиру, убегая на свою таинственную работу, а Миха Илыч – бежевый плюшевый сосед – вместе с Храпычем вели дружеские беседы, обсуждали последние новости и фильмы, которые смотрели вечерами всей дружной семьей.

– Дашенька вчера допоздна пирог с яблоками и творогом пекла, а потом загрузила Марьванну – посудомоечную машину – работой и прилегла к нам только «на полчасика вздремнуть». Так ничего и не смотрели по телеку! – вздохнул медведь и пошевелил, затекшей от постоянного сидения лапой.

– А что, лучше на ночь ужастики про ведьм и вампиров смотреть? – забубнил диван, раскидав подушки. – На прошлой неделе, помнишь, сериал смотрели? Петеньке хорошо, он на третьей минуте заснул и не тревожился, а я с Дашенькой до полуночи на всех этих… отродий «любовался». Жуть какая! Потом не заснуть.

Петенька, муж хозяйки, своей седой кудрявой головой частенько заслонял Михе Илычу экран. Но эта неприятность компенсировалась тем, что седовласый хозяин громко реагировал на все, что происходило по телевизору, и сопровождал своими замечаниями любые действия героев:

– Э-э-эх! – мотал он руками. – Про-огавил! – кричал очередному герою-ротозею.

Иногда Храп Храпыч с Михой Илычем досматривали фильм вдвоем, а их «старики», склонившись на подушки, спали. Проснувшись, они сетовали на то, что не смогли узнать, чем закончилась история. Но, как повелось, диван с медведем хранили молчание.

После утренней суматохи, когда дверь за хозяевами закрывалась, Храпыч оглашал комнату своим сиплым басом:

– Стоило мчаться Алехандро на край света, чтобы там обнаружить то же самое! Надо было оставаться на месте и ждать, когда Фелиция проникнется к нему чувствами, а потом, глядишь, и любовью. Некуда спешить в этой жизни! Везде одно и то же. Оставайся на месте и не суетись!

Марьванна, перемыв всю посуду, раскрыв свою челюсть, громко хохотала.

– Не всем, Храпыч, «ничего не делать» по приколу! Некоторым движуха нужна! Им работать в кайф! Уже какое-то разнообразие! – весело продолжала она. – Это ты все бока отлеживаешь!

– А куда бежать-то? – Миха Илыч переминался с лапы на лапу, расхаживал по комнате и тер свои пуговичные глаза. – Все тебя любят, всем ты нужен! Да и ластиться, обниматься – это приятно. Дело нужное, душевное. Меня вот Дашенькиной дочке на день рождения подарили. Десять лет прошло, а все помнят. Так и норовят прижаться и поцеловать. Я у них любимчик! – и он глянул на робота Жору, стоявшего в углу. Круглый, низенький, черный, с тремя светящимися глазами, он устало молчал, выполнив свои обязанности.

– Вот Жорик пашет как проклятый, все крутится, все ерзает по комнате. Разве что «спасибо» получит, да «молодец» услышит. Вот и все. Любовь – ее не заслужишь. Она просто есть или нет!

Спор не окончился, и каждый остался при своем мнении.

 
                                            * * *
 

Вечером после ужина Петенька с Дашенькой говорили что-то о работе, что она им денег принесла и надо что-то в квартире обновить. Все домочадцы внимательно прислушивались к рассуждениям хозяев и сердца их стучали громче, чем настенные часы.

– Жорику только два года исполнилось. Он труженик, еще вполне послужить может.

– Посудомоечная Марьванна еще бодра, ни разу нас не подводила.

Дашенька подошла к дивану и обхватила Миху, нырнув в его плюшевое мягкое царство носом. Медведь испуганно замер, но она посадила его обратно на диванные подушки, и, расправив одну из них, сказала:

– А вот диван можно и кожаный купить, не такой громоздкий, как это увалень. Его и с места не сдвинешь, если понадобится.

– Дашенька, так ему только пять лет! Он не старый вовсе и не потертый ни капли! Слегка только сиденье у окна примялось, так это не страшно, – сдвинул брови Петенька.

– Посмотри, какой диван Ахметовы себе купили! Из белой кожи, легкий, красивый! А у нас этот громила все пространство в комнате забирает, великан какой-то!

– Так ты ведь сама большой хотела, семейный, чтобы все на нем разложиться могли, раскинуться. Мы ему старую обивку сдерем и на кожаную поменяем.

Храп Храпыч от ужаса прогнулся и местами вспотел. Его массивные ноги подкосились.

– Как? Не я ли верой и правдой подставлял свои бока Дашеньке с Петенькой, их гостям, детям и внукам?! Не у меня ли к ним приходили самые сладкие сны, не здесь ли их посещали гениальные идеи? Миха Илыч десять лет на моих подушках восседает, бездумно уставится в пространство выпуклыми черными глазами-пуговками, ничего полезного не делает, а вишь как – «подарок», оказывается, «память», – негодовал диван.

Через две недели со слезами на глазах все обитатели дома наблюдали, как Храп Храпыча вынесли работники мебельного магазина и тут же на его место внесли кожаное, элегантное, заносчивое чудо в сизом костюме с металлическими высокими ножками. Миха Илыча пересадили на кресло, а новичку подбросили пару новых дизайнерских подушек.

В этот день Марьванна громко возмущенно тарахтела посудой и даже разбила один фужер, Жорик долго не заводился и застрял, сердито рыча, между стульев под столом, а Миха Илыч свалился с кресла и молча лежал в углу, раздумывая:

– Как долго длится любовь на этом свете?

Улисс
Мила Сердюк

– Мама, почему туда нельзя? – с любопытством вопрошал малыш опоссум, указывая в сторону разросшегося папоротника.

– Тс-с-с, там живет одно из самых опасных существ, – сказала мама опоссума, приложив палец правой лапы ко рту.

Оба испуганно оглянулись и двинулись в противоположную от жилища опасного зверя сторону.

Змей по имени Улисс, отдыхавший в это время на поляне, тяжело вздохнул и вполз в подземное укрытие.

Смеркалось. В джунглях стало тихо, только изредка раздавались крики диких кошек. Улисс выполз на поиски пропитания. Он был необычной рептилией, обычно змеи охотятся за живой добычей, а Улисс питался только травами и различными плодами, коими славились дивные тропики. Продвинувшись вглубь леса, он услышал пронзительный писк. Он пополз в сторону криков. На земле у лиственного дерева валялось разгромленное гнездо, а рядом, прижавшись друг к другу, находились испуганные птенцы семейства туканов и истошно кричали, призывая на помощь. На них шел огромный паук-птицеед. Улисс мигом обвил своим телом птенцов и стал шипеть на паука, пока тот не ретировался. На шум и крик прилетели родители птенцов. Увидев своих детенышей, обвитых телом змея, изрядно поклевали его. Окровавленный змей рванул в сторону своего дома.

Наутро у входа своей норы Улисс обнаружил свалку гнилых плодов и падали. Туканы постарались. Посетовав, он принялся за уборку территории.

Никто уже не помнил, чем провинился Улисс. Но абсолютно все считали его опасным врагом. Так уж повелось. С ним дружила лишь летучая мышь Мара.

– Улисс, почему ты терпишь такое отношение к себе? Заставь их уважать себя!

– Не расстраивайся, друг, настанет время, когда на любовь ответят любовью, – добродушно ответил Улисс.

– Ну скажи мне, как можно не видеть, что ты им не враг. Давай накажем их.

– Нет, – посерьезнел Улисс.

– Вспомни, – не унималась мышь, – что они с тобой сделали, когда ты вырвал лемура из пасти крокодила, а птенцов от опасного паука. Побили, обвинив в нападении. А помнишь, ты чуть жизни не лишился, доставая целебную траву с высокой горы для умирающего слона, а лавры достались пронырливой макаке.

– Представь, что в твоем сердце два колодца: в одном – живая вода, в другом – мертвая. В колодце с живой водой плавает золотая рыбка, в колодце с мертвой водой – ничего, сплошная пустота. Если польют цветок живой водой, он распустится и начнет источать чудесный аромат, если мертвой – цветок погибнет, издавая гнилостный запах. Выбирай, из какого колодца зачерпнешь воду.

Мара молчала.

– Поздно, пойдем спать, – сказал Улисс, исчезая в своем убежище.

Спустя пару дней по джунглям пронеслась весть, что из дальних стран прибыла огромная анаконда, длиной в пять метров. Всех, кто попадался ей на пути, проглатывала одним махом. Животные потеряли покой, жили в страхе, боясь отходить от своих жилищ. Но ничего не спасало, анаконда, как тень, передвигалась бесшумно и нападала глубокой ночью.

Во время очередной прогулки Улисс и Мара столкнулись лицом к лицу с анакондой. Змей глазом не успел моргнуть, как она окольцевала мышь. Не раздумывая, Улисс бросился на помощь другу. Началась яростная схватка, напоминающая танго смерти. Они кружились, кусались и душили друг друга; спустя полчаса Улисс поверг Анаконду на спину.

Признав победу за Улиссом, анаконда уползла. Как только она скрылась в зарослях, Улисс пал замертво. Вокруг него собралось множество перепуганных животных. Змей умолк навсегда, а его тело источало чудесный аромат, как тот цветок, который полили живой водой.

Меланхолия
Татьяна Филонова

Она давно поселилась в его уютном доме. Очень томная, в длинном сером шелковом платье, напоминающем туман, в перчатках до локтя и с легкой полупрозрачной вуалью на лице. Казалось, она заполнила собой все пространство, и от нее нельзя было спрятаться, сколько бы он ни пытался…

Первое время после смерти жены художник старался окружить себя ее вещами, желая как можно дольше сохранить ее эфемерное присутствие в своей жизни. Совместные фотографии, флакон духов, купленная ею бирюзовая ваза, которая прежде ему совсем не нравилась, и даже домашние тапочки, которые она ему подарила, – все приобрело новый смысл. Но теперь, когда в его доме поселилась незнакомка, эти вещи вызывали глубокую печаль, а порой и отчаяние, словно на них наложили чары. Художник хотел прогнать незваную гостью, но рядом с ней чувствовал себя настолько беспомощным, что просто стал ее избегать.

А она, словно назло, следовала всюду за ним: садилась за стол, и у него пропадал аппетит, склонялась к изголовью, прогоняя любой намек на сон. Но самое ужасное, что она запросто входила и в мастерскую, его святая святых, куда он никого не пускал. За долгие месяцы художник не написал ни одной картины. Сначала ему казалось, что это неправильно – творить, когда любимая Муза его покинула. Потом пробовал выражать свои чувства на холсте, но получалось что-то настолько серое и унылое, что вскоре художник забросил эти попытки.

Но вот однажды он окончательно решил избавиться от назойливой гостьи.

– Уходи же, наконец! Ты мне надоела! – воскликнул художник и взмахнул руками, прогоняя даму, но неловким движением столкнул со стола бирюзовую вазу. Он попытался поймать ускользающую из рук керамику, но не смог. Дзынь!.. Высокий звук рассыпался под потолком. Ваза разбилась.

Художник тяжело опустился на пол, поднял осколки, понимая, что ничего уже не исправить, и тихо заплакал, обхватив себя руками. Рядом прошуршала шелковая юбка. Дама села рядом и обняла художника, погладила по взлохмаченным волосам. И он впервые взглянул ей в глаза.

А потом они сидели за столиком в летнем дворике, пили чай, вели неторопливую беседу. И он говорил, говорил, говорил… О своей любимой Музе, о ее привычке забавно морщить нос, о ее абсолютном неумении готовить, о фантастической книге, которую она начинала писать много раз, но всякий раз бросала, о тысяче разных мелочей, по которым он так сильно скучал.

В тот вечер художник впервые крепко спал всю ночь. В последующие дни они с таинственной гостьей еще много времени проводили вместе, слушали старые пластинки, читали книги, даже танцевали.

Однажды утром художник вновь открыл свою мастерскую, смахнул пыль с холстов, смешал краски и с головой погрузился в работу. Он писал легко и быстро, едва поспевая за вдохновением.

Несколько месяцев спустя в картинной галерее города открылась выставка работ художника. Критики хвалили и говорили, что эта серия сильно отличается от всего того, что он создавал раньше. Почти на всех картинах была она – его Муза. Задумчивая или веселая, в движении или застывшая в моменте.

К художнику подошла молодая женщина и заговорила о его картинах. Ее восторг был настолько сильным и искренним, что художник и сам проникся этим энтузиазмом и с удовольствием дал увлечь себя беседой.

Меланхолия вышла из галереи, замерла на ступеньках: на улице уже накрапывал дождь. В стороне курил молодой человек. Он увидел, как незнакомка в вуали протянула руку, затянутую в серую перчатку, чтобы поймать капельку небесной влаги.

– Идите под зонт, я вас провожу, – обратился он к ней. Она взглянула на него из-под вуали и взяла под локоть.