Текст книги "Такая вот жизнь, братец—3. Диалоги с самим собой"

Такая вот жизнь, братец—3
Диалоги с самим собой
Валериан П.

© Валериан П., 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Возращение на круги своя

Поезд молей мечты

21.06.79

Сегодня моя последняя ночь в Нигерии (см. Такая, Вот, Жизнь, Братец – 2) Сегодня всё в последний раз: мой последний рабочий день на стройке и прощание с коллегами-переводчицами (не очень искреннее: они завидуют мне, а я им), последний обед в столовке, последняя поездка в Лагос, последняя прогулка по площадке. … Вот и сейчас, в последний раз завалюсь в койку и засну под шум кондиционера и урчание холодильника. И эти приглушенные голоса, и музыка, доносящиеся из нашего кинотеатра под открытым небом, – всё это в последний раз…

Странно, но при мысли о долгом перелёте домой уже не страшно. На душе покой, как у человека, достойно завершившего своё дело. Может это оттого, что на неделю назад благополучно отправил на родину любимую женщину с пятимесячным ребёнком в утробе? Не знаю. Может, и так. Эти полгода пролетели, как один день. Я был влюблён и любим, рядом была самая роскошная в мире женщина, и вообще… всё было окей. Были, конечно, и тревожные моменты. Пару месяцев назад С. подхватила малярию, пришлось обратиться в медсанчасть. Пришла врачиха, осмотрела её и говорит: «А вы знаете, вам надо срочно ехать в Союз. У вас прощупывается большая киста в матке». Но С. осталась: надо было дорабатывать контракт. И надо сказать, пахала она наравне со всеми нами: и на переговорах, и в поездках по фирмам и на трассу. Приходилось, как всем, простаивать часами в душных дорожных пробках и грязь месить на трассе. А по воскресеньям мы ездили на океан. Но теперь она уже дома, у неё все позади, а мне ещё предстоит и перелёт, и встречи…

Сегодня моя последняя ночь в Нигерии (см. Такая, Вот, Жизнь, Братец – 2) Сегодня всё в последний раз: мой последний рабочий день на стройке и прощание с коллегами-переводчицами (не очень искреннее: они завидуют мне, а я им), последний обед в столовке, последняя поездка в Лагос, последняя прогулка по площадке. … Вот и сейчас, в последний раз завалюсь в койку и засну под шум кондиционера и урчание холодильника. И эти приглушенные голоса, и музыка, доносящиеся из нашего кинотеатра под открытым небом, – всё это в последний раз…

Но мыслей о доме – нет. Не хочется думать, как всё будет ТАМ, как встретят, что надо будет говорить и т.д., и т. п. Если всё обойдётся, и я останусь жив (а как же иначе!), буду считать, что мне крупно повезло. А всё остальное – мелочи жизни.

Но мыслей о доме – нет. Не хочется думать, как всё будет ТАМ, как встретят, что надо будет говорить и т.д., и т. п. Если всё обойдётся, и я останусь жив (а как же иначе!), буду считать, что мне крупно повезло. А всё остальное – мелочи жизни.

…Сегодня утром ездил с бухгалтером в Лагос, в нигерийский банк за зарплатой рабочим. Там нам выдали сто тысяч найр наличными (это около двухсот тысяч долларов), а у нас ни охраны, ни личного оружия. Помню, как, запихивая пачки купюр в мешок, я нервно поглядывал по сторонам и, встречаясь взглядом со стоявшими поодаль служащими, видел, как они отводят глаза в сторону. Провожаемые взглядами клерков и охраны, мы вышли на улицу, прошли к стоянке и сели в наш хилый «жигуль». И в трафике потом стояли, а вокруг – набитые нигерийцами машины. Любой мог вытащить пушку и расстрелять нас на месте… Но, ничего, слава Богу, пронесло. Лишний раз доказывает, что я родился в рубашке…

…Помню тоже, был случай, ещё на первом году моей жизни здесь. Группу наших спецов направили в соседний с Нигерией Бенин и меня прикомандировали к ним в качестве переводчика. Там, в порту столицы Бенина Котону разгружался наш сухогруз. Ну, приехали, разместились в одной из кают и, как водится, решили отметить приезд. Я надрался, как собака, стал выступать («не по делу», как мне потом объяснили) и шофёр нашего зам гендиректора Коля – здоровый такой бугай – вырубил меня ударом в челюсть. На следующий день, я проснулся со страшной головной болью. Вижу, что лежу в каюте один в разорванной майке, а на столе записка с приказом отправляться назад с колонной разгруженных КрАЗов. Пришлось возвращаться на стройку. Думал, первым же рейсом отправят в Союз, но дело замяли, хотя потом мне частенько припоминали эту драку. Но не в этом дело. Перед поездкой в Бенин мне выдали чековую книжку на пару тысяч долларов на непредвиденные расходы, которую, вернувшись, я сразу же сдал в бухгалтерию. Помню, как укоризненно посмотрел на меня бухгалтер, молча принимая ее из моих рук и засовывая в сейф. Все уже всё знали. Да, первый год прошёл совсем не так, как этот….

Потом был отпуск, два месяца томительного ожидания в Питере и Эстонии, телеграмма о продлении срока и мой приезд на строительство. Вместе со мной сюда приехала аудиторская комиссия, начали всех шерстить. В результате сняли с работы почти все начальство вместе с гендиректором. Однажды вызвали и меня «на ковёр». «Вот, вы, – говорят – ездили в командировку в Котону и не отчитались за полученную сумму в американских долларах. Где они»? «Так я же все сдал в бухгалтерию», с ошарашенным видом отвечаю я. «А где расписка»? «Какая расписка»? «О том, что деньги сдали». «Нет у меня никакой расписки», говорю я, а у самого все похолодело внутри. Рассказываю, как все было. Полезли в сейф, стали там рыться и нашли-таки на дне эту злополучную чековую книжку (а бухгалтера к тому времени уже в Союз отправили). Потом приводили меня в пример. «Вот, – говорят, – все у нас мошенники, один только переводчик П. честным оказался»…

Но всё это позади. Сколько всего позади осталось! Целая страница жизни. Страница, где каждая строчка дышит любовью и счастьем. Как ни странно, но в дневнике об этом ни слова. Наверно, некогда было. Каждый день был заполнен до краёв. Утром – ожиданием встречи с Ней, вечером – ожиданием ночи. И всё как-то само собой крутилось, всё получалось.

Моё сближение со С. было стремительным и неотвратимым. Похоже, мы, сами того не сознавая, с космической скоростью неслись навстречу друг другу. Первое время мы едва замечали друг друга. С. была окружена целой сворой ухажёров и поклонников, среди которых были и важные «шишки», а я все ждал и не ждал приезда жены, пребывая в подвешенном состоянии. Вначале наше общение было ограничено комнатой переводчиков, где мы убивали время в досужих разговорах в ожидании «вызова», а потом расходились по рабочим «точкам», будь то переговоры, поездки в Лагос или по трассе. И всё – больше мы друг друга в упор не видели. Ну, может быть, вечером, сталкивались лбами на площадке открытого кинотеатра. Но, видимо, уже тогда возникали сближавшие нас импульсы, заставлявшие нас нет-нет, да и вспомнить сказанную утром фразу, а то и выражение лица говорящего, вызывавшие желание что-то сказать в ответ. … Да, пожалуй, эти разговоры по утрам, особенно, когда мы бывали одни в комнате, и послужили началом сближения… Оказывается, С. тоже интересуется эзотерикой. Тут я нашёл с ней общий язык, тут я смог «развернуться», рассказывая ей о «третьем глазе», «бермудском треугольнике», о телекинезе и фотографиях Кирлиана, короче, обо всем том, что вычитал в недавно купленных книжках в бумажных обложках. Она с интересом слушала мои пересказы, откликалась на них своими историями о ясновидении и телепатии. Упомянула и о своих способностях в этой области. Я чувствовал, как ломаются барьеры, разъединявшие нас, как мы становимся все ближе и ближе друг к другу… Удивительно, как в эти моменты преображалось её лицо. Куда девались её внешняя неприступность, деловой тон, высокомерная снисходительность «столичной штучки». Её глаза темнели, они начинали искриться каким-то переливчатым блеском, испускали лучи, словно грани волшебного бриллианта.

Потом, эти ночные поездки в аэропорт Лагоса, где мы встречали вновь прибывших спецов. Она пару раз увязалась со мной, а потом, уже под утро, приглашала к ней «на чашку кофе». Были и другие приметы. … Как-то мы с топографом выехали на берег Атлантики: нужно было проверить на карте место выхода трубопровода в океан для загрузки танкеров на рейде. Нас было двое: специалист за рулём и я. Мы довольно медленно продвигались по пустынному пляжу в поисках обозначенного на карте места, время от времени так сильно увязая в сыром песке, что приходилось подкладывать сухие пальмовые ветки под колесом уазика, чтобы сдвинуть его с места. Наконец, топограф нашёл-таки это злосчастное место, и мы отправились назад. Надвигались быстрые африканские сумерки, а мы, как назло, не могли найти выезда с пляжа на шоссе. Рация топографа «сдохла», и мы не могли связаться со «своими». Наконец, заметив на пути пару хижин в пальмовой роще, мы упросили местного селянина (за мзду, конечно) проехать с нами сквозь пальмовые заросли до шоссе. Была уже полночь, когда мы, наконец, добрались до нашего ближайшего пункта на трассе. Радист хмуро приветствовал нас, сообщив, что нас уже обыскались по радиосвязи.

– Кто из вас П., – поинтересовался он, окинув нас сонным взглядом. Я назвался.

– Тут тебя какая-то переводчица ищет. Все подстанции обзвонила. Метала громы и молнии, все требовала срочно Вас отыскать, грозилась всех нас в Союз отправить, если не найдём. Это, что жена твоя?

– Да нет, – замялся я, – просто, наша начальница.

Вот тогда-то я и понял, что С. на меня «запала». И я, что называется, тоже на неё «глаз положил». На работе мы откровенно глазели друг на друга, обменивались многозначительными улыбками (что, конечно, не могло ускользнуть от внимания наших «коллег»). Дома я рисовал в воображении нашу близость, распаляя похоть. С. видимо почувствовала моё влечение к ней. … Она занялась своей внешностью, сменив старомодную причёску «училки» на затейливые кудряшки, простенькую юбку на стильные вельветовые джинсы, а на её шее заиграла массивная золотая цепочка. И вот я уже, ничтоже сумняшеся, регулярно забегаю к ней с парой бутылок пива, которые мы распиваем вместе перед началом очередного «кинопоказа» (С. жила одна, что было большой привилегией для нашего брата-переводчика). Но дальше этого не шло. Никаких попыток «овладеть» ею я не делал – у меня даже в голове этого не было! К тому же, я все ещё остро переживал свою неудачу с моей пассией Т.

В те дни я усердно штудировал недавно приобретённую книгу по оккультным наукам (или искусствам!) с соответственным названием «Оккультизм». Это был увесистый «кирпич», вобравший в себя все, что было известно об искусстве чёрной магии, начиная от древнеегипетской «Книги Мёртвых» и кончая трактатами П. Успенского и цитатами из Гурджиева. Написал сей труд англичанин по фамилии Колин Уилсон, известный писатель-фантаст и исследователь трансцендентального. Чего только в ней не было! Это было увлекательное чтиво, но… и только! Здесь можно было найти сведения обо всем, что происходило в этой сфере человеческого бытия. Для меня книга явилась настоящим открытием: столько новых, неизвестных мне имён, религиозных течений, философских концепций, интереснейших историй и биографий. Оказывается, на раннем этапе своей истории христианство было всего лишь одним маленьким ручейком, с трудом, пробивавшим свой путь среди множества других, более мощных и влиятельных религиозных течений. Чего стоят древние гностики с их утверждением, что наш мир во зле лежит и находится во власти Демиурга (читай, дьявола), а главное Божество совершенно не познаваемо умом обычного человека. Вырваться из этого мира можно только с помощью тайных знаний, т. е. Гнозиса. Лишь немногие Избранные, или Посвящённые, обладали им, что давало им возможность легко путешествовать во времени и творить чудеса. Одним из таких Посвящённых был Аполлоний Тианский (4 г. до н.э. – 96 г. н.э.). Аполлоний был, якобы, учеником Пифагора (570—490 до н.э.) и, хотя между ним и его учителем пролегло несколько столетий, он по-видимому хорошо усвоил нравственную сторону пифагорейского учения. Он был вегетарианцем, воздерживался от плотских удовольствий и проводил время в медитациях и помощи беднякам. Известно (из сочинения древнеримского автора Филострата), что главным событием жизни Аполлония было его путешествие на восток, в Индию, где он провёл несколько лет в обществе индийских браминов, или (как теперь считают) великих Старцев Шамбалы, которые передали ему тайные знания, сделавшие его магом и провидцем и прославившие на всю Римскую империю. Самое странное в этой истории – это то, что Аполлоний Тианский и Иисус Христос жили в одно время, но их пути никогда не пересекались (что, впрочем, неудивительно, если учесть, что первый был знаменитым магом и философом греческой школы, а второй – никому не известным проповедником).

И вот, однажды, за таким, вот, серьёзным разговором, сопровождаемым обильным возлиянием, я осмелился перейти на «петтинг», который закончился бурной оргией в постели. Писать об этом не хочется, да и не надо! Потому что, во-первых, не знаю, что это было: любовь ли, страсть, или просто похоть, разжигаемая зноем африканского солнца. А может, все, вместе взятое, плюс моё жалкое тщеславие и желание «доказать всем», что и я – «мачо» и что не кому-нибудь, а мне удалось «уломать» такую «завидную» бабу. Я даже, где-то, по большому счету, гордился этим! Когда я думаю о наших любовных утехах, на ум приходит один образ: самка богомола отгрызает самцу голову во время их спаривания… Вот и я, овладев С., не заметил, как сам лишился самого главного: воли и способности рассуждать трезво. Могу сказать только, что мне было хорошо с ней, хорошо, как никогда в жизни, хорошо в её объятьях, и просто, в её обществе. Особенно в тех искусственных условиях относительного достатка, интересной работы и… лёгкости общения, в которых мы жили в Нигерии. Не надо было ни о чём думать, ничего никому доказывать, не преодолевать никаких трудностей. Все само плыло в руки, и в этом был главный «кайф».

…Да, это была бездна, чёрная дыра. Это было, как затяжной прыжок с парашютом, как погружение в воды пучины. Я, как утопающий, выныривал, чтобы хлебнуть воздуха, и снова погружался в сладострастный мрак. В памяти всплывают какие-то черно-белые кадры. Вот я иду домой, к себе в барак, после напряжённого рабочего дня, потный, прокуренный, но счастливый! Я знаю, что наступит вечер, и я отправлюсь к ней, и мы запнёмся на всю ночь, а утром, до всеобщего подъёма, я, крадучись (хотя всё равно все знают!), вернусь к себе и, наспех приведя себя в порядок, начну новый рабочий день.

И вот что самое удивительное: я совершенно не уставал! Это было больше, чем счастье. Я впервые в жизни, может быть, испытал ощущение покоя и полного довольства собой и «моей» женщиной. Со С. я был, как ребёнок в люльке: сытый, ухоженный, любимый и любящий, а главное, совершенно довольный своим существованием. Никаких тебе забот, тревожных мыслей, страхов и тягостной неопределённости.

С. на пляже «Бадагри Бич» перед отъездом на Родину

Так прошло месяца три, наверно. Жену я ждать перестал, хотя писал ей письма и регулярно ездил в аэропорт Лагоса. И вдруг, первый удар, как «ушат холодной воды» на голову: известие о её беременности. Ещё в начале нашей связи, С. безапелляционно заявила: «Если будет ребёнок, воспитывать будем вместе». Я был, конечно, «за», меня эта перспектива даже воодушевила: надо же, она хочет от меня ребёнка! Но потом все было забыто, все дни слились в один нескончаемый поток наслаждений. И вот, надо что-то решать. А что! Почему бы нет! У Максимки будет братишка или сестрёнка, а у меня ещё одно продолжение рода! Но это внесло в нашу жизнь первые, постоянно растущие беспокойства. Главное было сейчас дотянуть до конца её срока. И мы старались. … И вот, теперь она уже неделю, как дома, и завтра мы встретимся на нашей земле.

…Помню наше прощание в аэропорту. Мы с С. спрятались от посторонних глаз в какой-то нише между киосками и долго стояли там, держась за руки и молча глядя в глаза друг другу. «Ну, я тебя жду», – сказала С. и глаза ее наполнились слезами (клише, но… действительно, так и было!). У меня тоже комок подступил к горлу.

…А, ведь, мог бы остаться на третий год. Сам новый шеф предложил. Вызвал на днях и говорит: «Давай, вызывай жену (у меня аж дыхание перехватило), отправляйся в отпуск и возвращайся. Нам опытные переводчики нужны…». Но я – ни в какую. Так, мол, и так, семья, работа… А у самого в голове одно вертится: разве я могу предать её. Ведь, я же обещал!

…Сегодня был день сборов («наши сборы недолги…»). Первым делом упаковал книжки, кассеты, шмотки (для нигерийских калабасов – огромных тарелок из сушёных тыкв, разрисованных орнаментом, – пришлось сбить из фанеры специальный ящик), раздал кое-какое белье помогавшему мне нигерийцу, и все. Никаких отвальных тебе, ни пьянок (правда, ловил на себе недовольные взгляды коллег – «скупердяй несчастный»), и вот, лежу себе один, в ожидании автобуса…

И все-таки, страшновато. А вдруг, всё, конец? Мысль о скорой смерти то и дело возникает в голове, портя настроение, и тут не помогают ни мысли о Боге, ни рассуждения о потустороннем мире, реинкарнации и прочей ЧЕПУХЕ…

Зигзаг на пути домой

…Уже неделю, как в Москве… Все страхи позади, все дурные предчувствия и опасения. Все прошло благополучно. В Вене, правда, был эпизод. С нами летел один известный журналист по фамилии Проханов, командированный в Нигерию для очерка о работе наших спецов (в том числе, военных). Это был скользкий, улыбчивый тип, типичный номенклатурщик. Мы с ним, вроде как, разговорились в самолёте. А в Вене «остановка». Сижу я за столиком в зале ожидания, «на ничейной земле», тупо уставившись в проход, ведущий в город – на волю. Там ходит полицейский. Вот, думаю, несколько метров, и ты свободен. От всего. Вижу, выходит Проханов из duty-free, гружёный яркими пакетами с блоками сигарет, виски и других «соблазнов западного мира», выходит и прямиком ко мне, подсаживается и, так это хитро глядя на меня, произносит что-то, вроде, «ну, что – близок локоть, да не укусишь».

«Ты, говорит, не думай, что там лучше, там тебя никто не ждёт, а назад уже будет трудновато». В общем, все правильно, только все это говорится с мерзкой улыбочкой в стиле Свидригайлова. Или Смердякова. Потом – объявление о посадке, мы встаём и он, крепко обняв меня за плечи, ведёт к самолёту… Ну, а когда уж приземлились в Шереметьево, даже не попрощался. Потом С. мне по секрету сообщила, что он ко мне был приставлен. Боялись они за меня. Все же, переводчик, да и беспартийный к тому же…

…С. встречала меня в аэропорту. Ну, обнялись, расцеловались под недоуменными взглядами летевших со мной ребят. Удивительно, но стоило ступить на «родную землю», как все, что было там, в далёкой Африке, в один миг ушло куда-то в прошлое, стало историей. Было немножко неловко стоять в обнимку со Светланой, но и радостно одновременно. Скользнул взглядом по ее расползшейся талии… На удивление легко прошли таможню (обошлось парой шариковых ручек с раздевающимися красавицами в корпусе), сели в такси, да и помчались «навстречу новой жизни».

…У С.. маленькая двухкомнатная квартира, которой она очень гордится. В ней живут ещё ее мать и сын, тринадцатилетний отрок. Мне не терпелось с ней уединиться, вновь погрузиться в тепло и мягкость ее тела. Удивительно, но ее беременность меня совсем не смущает… Я рад, что у меня будет ещё один ребёнок.

И вот уже несколько дней живу у неё и мне хорошо, словно младенцу на груди у матери. Изредка возникает мысль «а как же там, в Питере?», но я гоню ее прочь. Пока я здесь, я здесь. Приеду и буду ТАМ. И все станет на свои места. Но на душе неспокойно.

…Приехал домой, наконец. И сразу, со всех сторон, проблемы. Обложили, как собаки волка. И вот, мечусь по квартире, как загнанный зверь по клетке (опять, клише). Из гостиной в спальню, из спальни на кухню, из кухни на балкон, и назад. Славу Богу, один: жена на работе, Максимка у родителей. Командировка моя оказалась, вроде как ни к чему. Все я сделал «не так» и вот, теперь опять надо «выкручиваться». Как говаривала моя подруга Лена: «Лев боится попасть в ловушку». Должен был бояться, но по природной беспечности, забыл об этом. И попал в неё.

К вечеру немного успокоился… Не так уж все и плохо. Как ни странно, но сейчас основной причиной расстройств стал мой кассетный магнитофон Panasonic: он явно не оправдывает моих надежд. Звучит «простужено», плохо воспроизводит. Все шумы слышны. Слушал записи и расстраивался. Ну, да черт с ним. Всё же машина.

…Мысли крутятся вокруг каких-то мелочей: как повыгодней истратить (заработанные таким трудом!) чеки, что купить, как все оговорить с женой, да не обидеть ее. Вот она, проза жизни, ее «посюсторонность». С тревогой отмечаю про себя, что все мои планы, все намётки отодвигаются куда-то вдаль, в туманное далеко. Столько всяких мелких забот… И снова застарелая тревога: время ускользает, как песок сквозь пальцы.

…Как же на меня ужасно действует моя супруга, как она давит мне на психику! Она меня постоянно унижает, я постоянно чувствую ее презрение ко всему, что связано со мной: к моим друзьям, увлечениям, к моим привычкам и поступкам. Как ей чуждо, противно все, чем я живу, какая бездна непонимания, нежелания понять! Все в ней как бы говорит: ты идиот, неудачник, моральный урод, слюнтяй. Может, я слишком многого хочу от неё? Вот и сейчас: казалось бы, вернулся, наконец, домой целый и невредимый, с мешком денег, казалось бы, все должно быть хорошо, должна в доме поселиться радость, покой, какая-то гармония. Что же я вижу, вместо этого? Вернулся, ну и хорошо, НУ И ЧТО?

В первый же вечер – тяжёлый, неприятный разговор, полное непонимание друг друга, взаимная холодность. Как будто я никуда и не ездил, как будто просто где-то хорошо провёл время, а теперь пора и за дело браться… Ну и я, тоже, сразу «ощетинился» … Что за жизнь?

…Ездил в университет – ещё одно тяжкое испытание. Старался ни с кем не встречаться. Почему-то было стыдно. Как будто я провинился в чём-то. А что, действительно: люди трудятся, пишут научные статьи, вкалывают за гроши на факультете, а я в это время где-то в экзотических краях ошиваюсь… И потом другое: что я такое, собственно? Все тот же мелкий преподаватель, теперь уже и не подающий никаких надежд. А тут ещё мысль о С. в голове свербит: как она там?

…Всякий раз, когда я начинаю рассуждать, пытаясь найти выход, я прихожу к мысли о неотвратимости развода. И всякий раз, когда эта мысль становится убеждением, я вижу перед собой глаза Максимки, полные любви, восторга и преданности, и все планы меркнут в одночасье, уходят в небытие. Как же мне жалко сына, как мне жалко сына бывает! Я, как будто, расстаюсь с ним сейчас… Мне кажется, он уже достаточно натерпелся за свою такую недолгую жизнь. Иной раз подойдёт ко мне, прижмётся к руке своей щёчкой и поцелует руку тихо, украдкой… И все у меня в душе переворачивается. А вчера вообще потряс. Сидим с ним за столом – я его кормлю, – о чём-то говорим и вдруг он ко мне поворачивается и произносит: «Папа, я тебя люблю больше своей жизни». Тихо так сказал, без улыбки и в глаза мне серьёзно смотрит. «Я тоже тебя люблю», – заторопился я с ответом, но что тут можно сказать? Разве можно сравнить его чувство с моим?

…Сейчас сижу дома один, слушаю Эллу Фитцджеральд. Хорошо-то как. Прочёл, вот, свои старые записи. Местами показалось интересно, как-то даже трогательно – «берет за душу». Ведь, было все это, и было со мною. А теперь все это позади, все в прошлом. Нигерия – граница между прошлым и будущем.

Снова взялся за Occult (Оккультные науки) Колина Уилсона. Первый вывод таков: человеку всегда хотелось выйти за пределы своего земного «я», расплеваться с однообразием земного существования и одним мощным усилием воли объять Вселенную. Подчинить себе, одушевить нависший над ним бездушный Космос – вот в чем тайный смысл чёрной магии… По мнению автора книги, любое сильное чувство несёт в себе заряд энергии, способный разрушить защитную оболочку другого человека. Энергия мысли материальна, она способна проникнуть в чужую душу, растопить её как огонь воск… Это я хорошо чувствую по глазам жены, из которых прёт тяжёлая, гнетущая сила, рвущая защитную оболочку моего «я». An exceptionally gifted magician may be able to kill by the sheer force of concentrated hatred, especially if his victim is someone of unusual sensitivity… (Исключительно одарённый маг может убить свою жертву просто силой, направленной на него ненависти, особенно если жертва обладает повышенной чувствительностью…).

Надо сказать, у меня есть несколько книг по т.н. «оккультным наукам», или «искусствам», а там чёрт их знает. В основном, на английском, но есть и на русском одна и одна на французском. Самым первым моим приобретением была книга «Оккультное Искусство Древнего Египта» некого Бернарда Бромиджа. Как она ко мне попала? Придётся признаться: стащил из местной библиотеки, когда работал на строительстве Высотной Асуанской плотины в Египте. Утянул вместе с парочкой журналов «Новый мир» с напечатанными там рассказами А. И. Солженицына. Не смог удержаться. Как увидел её, аж дух захватило. И сразу начал читать, на мгновение погрузившись в мир древних богов, демонов, заклинаний и путешествий по потустороннему миру. Но очень скоро я ей пресытился: многого не понял, да и другие дела были. Так что я забросил ее в дальний угол. До лучших времён. Зато, как мне кажется, именно с её приобретением жизнь моя в Асуане круто изменилась. Я пошёл в гору, стал заметной фигурой на строительстве, в меня влюбилась страстная женщина, которая открыла мне радость ничем не сдерживаемого секса (см. мою книгу «Такая, Вот, Жизнь, Братец-2»). Так что, можно сказать, моя жизнь круто повернула в лучшую сторону, но чем это обернулось потом для меня, всем известно! …Может, тогда, вместе с этой книгой меня заприметил сам Люцифер и, прельстив раскрывшимися перспективами, заманил в свои сети. В которых я и по сей день барахтаюсь!

Книга Колина Уилсона очаровала меня с первых строчек. Читать ее – одно удовольствие. Столько интересных, просто-таки захватывающих историй, фактов! Читаешь, как роман. Другая книга – «Искусство Чёрной Магии» Ричарда Кавендиша – более академична, поражает обилием деталей и глубиной проникновения в суть разных ипостасей оккультизма. Есть у меня также две книги известного французского каббалиста и чернокнижника Альфонса Луи Констана, который писал под псевдонимом Элифас Леви. Одну из них, «Историю Магии» в переводе на английский язык, я купил в Нигерии у коллеги-переводчицы, которой она была явно не по душе. Не знаю, зачем я это сделал. Читать я её не собирался, взял так, для коллекции. Просто поддался настроению или, может, попал под её чары.

И вот, теперь эта книга так и стоит у меня на полке все в той же обёрточной бумаге из нигерийского магазина, в которую я обернул её ещё на стройплощадке. Вторая книга того же автора называется «Le Clef des Grands Mysteres «Ключ великих тайн».

Это французское издание 1861 года, обильно снабжённое иллюстрациями, выполненными на отдельных листах из более толстой бумаги, некоторые из которых были кем-то до меня аккуратно вырезаны. Книга попала ко мне в руки совершенно случайно – мне её буквально всучил вместе таким же древним Требником на английском языке (Book of common prayer) один знакомый продавец букинистического магазина и мой бывший ученик. Этот старинный том с пожелтевшими, в ржавых пятнах страницами, притягивает меня своими иллюстрациями. Кто ей пользовался до меня и в каких целях, в чьей библиотеке она стояла рядом такими же странными фолиантами? Я не знаю, но… мне вдруг в голову пришла шальная мысль, что она может принести мне несчастье, и я уже было потянулся, чтобы схватить и выбросить её, но что-то остановило меня, какая-то загадочная диаграмма, состоявшая из связанных между собой кругов с надписями на иврите и французском внутри них. Под рисунком значилось «Les Sephiroth avec les noms divine» (Древо Сфирот с божественными именами). Где-то я уже видел эту схему?

Древо Сфирот с божественными именами

…Сегодня вечером жена показывала мне свои туалеты. Я следил за ее движениями и думал: «Вот, живёт, ещё не знает о моем «подарке», хотя и догадывается. Не представляет всей тяжести готового обрушиться на неё сюрприза…». Было тяжело, страшно хотелось курить… Всю нашу жизнь с ней я ее обманываю. Ее и себя. Тут, вот, ездили в Ваганово: смотрели дачу… Планируем поменять мебель… Я иду у неё на поводу, я просто не знаю, как будет дальше… Постоянно кусаю ногти: не могу сдержаться…

…Мне необходимо сохранять душевное равновесие, стараться не дать силам зла брать верх над собой… Не переходить за грань разумного… «Я вернулся из страны черных шаманов», сказал я себе, «и их дух бродит у меня в крови…».

…Уже месяц, как я дома.…

Мне нельзя долго оставаться без дела. Я чувствую себя выброшенным из жизни… Всё твержу себе, что надо писать о конкретном, а на деле ничего не получается. Поэтому начну с простого, обыденного. Сейчас, вот, сижу за письменным столом в наушниках и слушаю кассету с хоралами И. С. Баха. Здорово: рука пишет, а скрипа пера не слышно и в ушах божественные звуки органа. Дожил, все-таки! … Так, слушать Баха надоело, и я переключился на чтение… Псалтыря! Все ищу в псалмах чего-то своего, сокровенного. А нахожу одни угрозы, призывы, да набор чуждых слуху имён!

…Все это было поздно вечером, но, к сожалению, день Бахом не закончился. Взял в руки книгу Альфонса Леви по магии, уселся на диван и вдруг (как это у меня теперь часто бывает) … одолела похоть. Вышел на балкон и изверг семя на торчащую внизу чью-то лысину (хорошо, что промахнулся). И, вроде бы все правильно сделал – ведь это своего рода очищение, – но что-то подсказывает: зря! Это, ведь, сила, живая материя. В ней заключена частица мирового духа. Отторгая ее от себя, не становишься ли духовно беднее?…

…Сегодня утром простился с Усть-Нарвой (Эстония), с нашей дачей там. Побыл там всего неделю, а, кажется, прошла целая вечность. Ночь стояла холодная, и утром моё решение уехать в Питер никому не показалось странным. На выезде из Усть-Нарвы наблюдал любопытную сцену. Даже не сцену, а так – эпизод из местной жизни. Автобус остановился на перекрёстке, и тут я увидел старуху. Одетая во всё чёрное, она медленно шла по пешеходной дорожке, идущей вдоль белого фасада расположенного поодаль барака. В руке у неё была длинная клюка, и передвигалась она с трудом, еле передвигая ноги и только изредка поднимая голову, чтобы оглядеться. «Вот, подумал я, уже одной ногой в могиле, а ведь не скажешь, что мертва».