Текст книги "Александр Македонский. Пески Амона"

ГЛАВА 20

Посоветовавшись с командирами, Александр разбил лагерь вне стен Милета, а люди Неарха между тем начали разбирать осадные машины, чтобы погрузить их на корабли и транспортные баржи, бросившие якорь невдалеке от берега. Было условлено, что сразу по завершении погрузки адмирал обогнет Милетский мыс и подыщет подходящее место для причаливания как можно ближе к Галикарнасу. С ним остались два афинских капитана, командовавшие двумя маленькими эскадрами боевых триер.

На берегу, как муравьи, копошились солдаты, стояли шум и гвалт: удары кувалд, крики, ритмические возгласы моряков, тащивших огромные бревна от разобранных машин, чтобы поднять их на баржи.

Бросив последний взгляд на остатки союзного флота и раскинувшийся на мысе город, царь дал сигнал к отправлению. Меж заросших оливами склонами гор – Латмоса на севере и Гриоса на юге – перед ним открылась широкая равнина, в глубине которой вилась пыльная дорога, ведущая к городу Милассы.

Погода стояла теплая и безоблачная, на холмах серебром сияли оливы, а вдоль ручьев, текущих среди красных от маков полей, орудовали клювами белые журавли в поисках лягушек и мальков. При прохождении войска они с любопытством поднимали головы с длинным клювом, а потом опять спокойно принимались за дело.

– Ты веришь в ту историю про журавлей и пигмеев? – спросил Леоннат ехавшего рядом Каллисфена.

– Ну, об этом говорит Гомер, а многие считают Гомера правдивым источником, – ответил Каллисфен без особого убеждения.

– Да… Я помню уроки старого Леонида: он рассказывал про непрестанную борьбу между журавлями, которые пытались в клюве унести детей пигмеев, и пигмеями, которые пытались красть журавлиные яйца. Мне кажется, это россказни для малышни, но если Александр действительно собирается дойти до границ Персидской державы, мы, может быть, увидим и страну пигмеев.

– Возможно, – ответил Каллисфен, пожав плечами, – но я бы на твоем месте не очень на это рассчитывал. Видишь ли, это народные сказки. Кажется, в верховьях Нила действительно встречаются чернокожие карлики, но сомневаюсь, что они ростом с кулак и что они срубают колосья топорами. Истории, переходя из уст в уста, со временем искажаются. Например, если я начну рассказывать, что журавли похищают детей пигмеев, чтобы отнести их бездетным парам, то добавлю собственный вымысел к истории, и без того кем-то придуманной, но в ней все равно останется определенное правдоподобие. Понимаешь?

У Леонната его слова вызвали некоторое замешательство, и он обернулся к мулам, груженным тяжелыми мешками.

– Что там, в этих мешках? – спросил Каллисфен. – Песок.

– Песок?

– Именно.

– Но зачем?

– Он служит мне для тренировок в борьбе. Дальше местность может оказаться скалистой, и тогда я не смогу упражняться. И потому вожу с собой песок.

Каллисфен покачал головой и ударил пятками свою кобылу. Через какое-то время его обогнал Селевк, галопом направлявшийся к голове колонны. Остановившись рядом с Александром, он указал на что-то на гребне Латмоса.

– Вон, видишь?

– Что это?

– Я послал пару разведчиков взглянуть – там какая-то старая госпожа, она с утра следует за нами со своей свитой.

– Клянусь Зевсом, всего я мог ожидать на этой земле, но чтобы меня преследовала старушка!

– Возможно, у нее имеется некая цель, – усмехнулся Лисимах, ехавший неподалеку.

– Не говори глупостей, – оборвал его Селевк. – Что велишь делать, Александр?

– Она явно не представляет опасности. Если мы ей нужны, пусть сама и приходит. Не думаю, что стоит тревожиться об этом.

Они двигались шагом вслед за высланными вперед конными дозорами, пока не прибыли на широкую равнину. В этом месте долина воронкой сжималась по направлению к городу.

Прозвучал сигнал к привалу, и «щитоносцы» установили полотняные навесы, чтобы устроить царю и командирам тень.

Прислонившись к вязу, Александр выпил из фляжки несколько глотков воды. Начинало здорово припекать.

– К нам гости, – заметил Селевк.

Царь обернулся к холму и увидел пешего человека, ведущего в поводу белого мула, на котором сидела богато наряженная женщина почтенного возраста. Позади еще один слуга нес зонтик, а третий опахалом из конского волоса отгонял мух.

За ними двигался малочисленный вооруженный отряд, не подававший ни малейших признаков агрессивности; далее следовала маленькая свита с телегами разных размеров и вьючными животными.

Оказавшись на расстоянии в пол стадия, караван остановился. Один из мужчин эскорта приблизился к месту, где в тени вяза отдыхал Александр, и попросил проводить его к царю.

– Великий царь, моя госпожа, царица Карий Ада, просит твоей аудиенции.

Александр сделал знак Лептине привести ему в порядок волосы и плащ и поправить диадему, после чего ответил:

– Мы рады принять твою госпожу в любое время.

– В том числе и сейчас? – спросил чужеземец по-гречески с заметным восточным акцентом.

– В том числе и сейчас. Мы не многое можем ей предложить, но она окажет нам честь, если соизволит сесть с нами за стол.

Евмен, оценив ситуацию, велел поскорее натянуть хотя бы верхнюю часть царского шатра, чтобы гости могли сидеть в тени, и в невероятно короткое время организовал расстановку столов и кресел, так что к появлению царицы все было уже готово.

Один из стремянных встал на четвереньки, и знатная дама сошла со своей кобылы, ступив ему на спину, как на табурет, после чего двинулась к Александру, который встретил ее с видом чрезвычайного почтения.

– Добро пожаловать, почтенная госпожа, – проговорил он на изысканном греческом. – Ты говоришь на моем языке?

– Разумеется, – ответила дама, приблизившись к деревянному трончику, который проворно выгрузили с одной из повозок ее обоза. – Могу я сесть?

– Прошу тебя, – жестом пригласил ее царь и уселся сам, окруженный друзьями. – Эти люди, которых ты видишь, – мои друзья, больше чем братья: Гефестион, Селевк, Птолемей, Пердикка, Кратер, Леоннат, Лисимах, Филот. А вот этот, самого воинственного вида, – царь не смог удержаться от улыбки, – мой царский секретарь, Евмен из Кардии.

– Приветствую тебя, царский секретарь, – обратилась к нему дама, грациозно наклонив голову.

Александр посмотрел на гостью – ей было около шестидесяти. Она не красила волосы и не скрывала уже поседевшие виски, но, должно быть, в свое время была очаровательной женщиной. Карийское шерстяное платье с вышитым узором на мифологические сюжеты облегало фигуру, которая еще несколько лет назад наверняка была весьма привлекательной.

Подчеркнутые легким гримом глаза, лучистые и безмятежные, имели красивый янтарный оттенок; прямой нос и высокие скулы придавали ей благородство и достоинство. Ее волосы были забраны на затылке в узел, а на голове покоилась легкая золотая диадема, украшенная ляпис-лазурью и бирюзой, но как ее наряд, так и осанка указывали на некоторую печаль и как-то постарели, словно жизнь ее утратила всякий смысл.

Светские любезности и представления заняли некоторое время. Александр заметил, что Евмен торопливо написал что-то на табличке и положил ее перед ним на стол. Краем глаза царь прочел:

Персона, сидящая перед тобой, – это Ада, царица Карий. Она была замужем за своими двумя братьями, из которых один был младше ее на двадцать лет, и оба умерли. Последний ее брат – Пиксодар, который мог бы стать твоим тестем, – теперь лишил ее власти. Эта встреча несомненно принесет много интересного. Пользуйся случаем.

Едва он пробежал по этим строчкам, как сидящая напротив дама заявила:

– Я Ада, царица Карий, и живу уединенно в моей крепости в Алиндах. Не сомневаюсь, мой брат достал бы меня и там, если бы у него хватило сил. Жизнь и судьба не подарили мне сыновей и теперь послали мне старость с некоторой печалью в сердце. Особенную боль причиняет мне отношение последнего и самого злобного из моих братьев, Пиксодара.

– Но как ты все это разузнал? – шепнул Александр сидевшему рядом Евмену.

– Это моя работа, – прошептал в ответ секретарь. – И потом, я уже один раз вытащил тебя из несчастья с этим народом, помнишь?

Александр вспомнил гнев отца, когда сорвал брак своего сводного брата Арридея с дочерью Пиксодара, и улыбнулся про себя, задумавшись о причуде судьбы: ведь эта госпожа с такой интересной внешностью и в необычных одеждах, совершенно ему незнакомая, могла стать его родственницей.

– Могу я пригласить тебя к моему скромному столу? – спросил он.

Дама грациозно наклонила голову:

– Благодарю тебя и с удовольствием принимаю приглашение. Однако, зная, какова походная кухня, я привезла кое-что с собой из дому. Надеюсь, ты оценишь это.

Она хлопнула в ладоши, и ее слуги достали с повозок свежий, еще теплый хлеб, лепешки с изюмом, фруктовые пироги, слоеное тесто с медом, пирожки с начинкой из взбитых яиц, муки и пряного вина и множество других лакомств.

Гефестион застыл, разинув рот, и струйка слюны потекла с его подбородка на панцирь; Леоннат уже протянул руки, но Евмен быстро наступил ему на ногу.

– Прошу вас, – пригласила их дама, – не стесняйтесь, у нас много всего этого.

Все набросились на лакомства, напомнившие им сласти из детства, приготовленные умелыми руками матерей и кормилиц. Александр, попробовав лишь одно печенье, подошел к царице и сел на скамеечку.

– Зачем ты приехала ко мне, моя госпожа, если дозволено спросить?

– Как я уже тебе объяснила, я царица Карий, дочь Мавсола – того, что похоронен в огромной гробнице в Галикарнасе. Мой брат Пиксодар захватил трон и теперь владеет городом, породнившись с персидским сатрапом Оронтобатом, которому отдал в жены дочь. Меня лишили не только власти, но и содержания, доходов и большей части моих домов. Все это несправедливо, и виновник этих деяний должен быть наказан. Я пришла, молодой царь македонян, предложить тебе крепость и город Алинды, что позволит тебе властвовать над всей внутренней частью страны, без которой Галикарнас не может жить.

Она произнесла этот монолог так естественно и непринужденно, словно речь шла о какой-то светской шутке. Александр озадаченно посмотрел на нее, не веря своим ушам.

Царица Ада поманила рукой слугу с вазой сластей, чтобы царь мог попробовать.

– Еще печеньица, мой мальчик?

ГЛАВА 21

Александр шепнул Евмену, что хочет остаться с гостьей наедине, и вскоре его товарищи один за другим почтительно попрощались, ссылаясь на разные неотложные дела. Зато появился Перитас, привлеченный запахом лакомств, до которых всегда был большой охотник.

– Моя госпожа, – начал Александр, – не могу поверить, что правильно тебя понял: ты предлагаешь мне крепость и город Алинды, не прося ничего взамен?

– Не совсем так, – ответила царица. – Я хочу кое-что взамен.

– Скажи, и если это в моих силах, я дам. Чего ты хочешь?

– Сына, – ответила Ада, как будто это ее желание было самой естественной вещью в мире.

Александр побледнел и, разинув рот, застыл с печеньем в руке, уставившись на старушку. Перитас залаял, словно напоминая хозяину, что ждет печенья.

– Моя госпожа, я не уверен, что могу…

Ада улыбнулась.

– Полагаю, ты не так меня понял, мой мальчик. – Уже сам факт, что она называла его «мой мальчик», хотя они только что познакомились, говорил о многом. – Видишь ли, к сожалению, я не могу найти утешения в сыне, что, возможно, и к лучшему, учитывая обычаи и династические потребности, которые мне навязывали в мужья моих братьев, сначала одного, потом другого. Но когда я осталась вдовой, моя боль только усилилась. Однако если бы судьба подарила мне нормального мужа и я родила сына, я бы хотела, чтобы он был похож на тебя: благородной наружности, с утонченными манерами, но решительный и хваткий, мужественный и бесстрашный и в то же время сердечный и ласковый, как мне говорили о тебе, – теперь я и сама, узнав тебя, могу разделить это мнение. Иными словами, я прошу тебя стать моим сыном.

Александру не удалось выговорить ни слова, а царица Ада смотрела на него своими янтарными глазами, нежными и печальными.

– Ну? Что ты мне ответишь, мальчик мой?

– Я… Я не знаю, как такое можно сделать…

– Очень просто: усыновлением.

– И как совершается такое усыновление?

– Я царица. Если ты согласен, мне достаточно произнести положенные слова и ты станешь моим сыном во всех отношениях.

Александр смотрел на нее все пристальнее.

– Может быть, я прошу слишком многого? – проговорила Ада с некоторым беспокойством.

– Нет, только вот…

– Что?

– Я не был подготовлен к такой просьбе. А с другой стороны, она может лишь польстить мне, и поэтому…

Ада чуть подалась вперед, словно желая убедиться в том, что услышит именно то, чего ждет.

– Поэтому я польщен, и для меня большая честь принять такое предложение.

Царица прослезилась.

– Ты, в самом деле, его принимаешь?

– Да.

– Предупреждаю, я также потребую называть меня «мама».

– Хорошо… мама.

Ада утерла глаза вышитым платочком, подняла голову, выпрямилась и, прокашлявшись, объявила:

– Стало быть, я, Ада, дочь Мавсола, царица Карий, усыновляю тебя, Александра, царя македонян, и объявляю единственным наследником всего моего имущества.

Она протянула ему руку, и Александр поцеловал ее.

– Завтра я жду тебя в Алиндах, сын мой. А сейчас, милый, поцелуй меня.

Александр встал, расцеловал ее в обе щеки, и ему понравились ее восточные духи из сандала и лесной розы. Подошел Перитас, виляя хвостом и скуля в надежде, что хотя бы эта госпожа раздобрится и даст ему печенья.

Царица погладила его.

– Какой милый этот твой зверь, хотя и немного… грубоват.

Затем она удалилась вместе со своей свитой, оставив угощение своему сыночку и его друзьям, этим ребяткам с ужасающим аппетитом. Александр смотрел, как она уезжает на своем белом муле, а слуга держит над ней огромный вышитый зонтик, в то время как другой отгоняет мух. Обернувшись, он встретился взглядом с Евменом, не знавшим, смеяться ему или принять торжественный вид.

– Горе тебе, если донесешь об этом моей матери, – пригрозил ему Александр. – С нее станется отравить меня. – Потом повернулся к псу, уже потерявшему терпение в бесплодном ожидании и лаявшему во все горло, и крикнул: – А ну-ка, лови!

На следующий день, чуть свет, Александр велел Пармениону вести войско на Милассы, принимая по дороге от его имени сдачу всех городов, больших и маленьких, а сам вместе с Гефестионом и телохранителями поскакал в направлении Алинд.

Они пересекли обширные виноградники, источавшие тончайший, но сильный дух своего невидимого цветения, и зеленые просторы пшеничных полей, а потом пастбища, расцвеченные бесчисленным разнообразием всевозможных цветов, где преобладали большие алые пятна маков.

В зное южного солнца перед ними возник возвышающийся на вершине холма город Алинды, окруженный массивной стеной из серого камня. Над ним, как хмурая скала с башнями, нависала огромная крепость с развевающимися голубыми флагами Карийского царства.

На стенах виднелись ряды солдат с длинными копьями, луками и колчанами на ремне, а перед воротами, построившись в два ряда, стоял конный отряд – в парадных доспехах, на конях в блестящей сбруе.

Когда Александр с Гефестионом приблизились, городские ворота открылись и появилась царица Ада. Она восседала на носилках под балдахином, за спиной у нее шли шестнадцать полуголых рабов. Карийские девушки в греческих пеплосах разбрасывали по земле розовые лепестки.

Александр спешился и вместе с Гефестионом пошел дальше пешком, пока не оказался перед носилками. Ада, сделав знак опустить ее на землю, шагнула навстречу приемному сыну и поцеловала его в лоб и в темя.

– Как твое здоровье, мама?

– Как видишь, хорошо, – ответила царица, после чего велела унести носилки, взяла Александра под руку и направилась с ним в город, где их обступила праздничная толпа: всем не терпелось взглянуть на сына царицы Ады.

Из окон сыпались цветы и лепестки роз и маков; эти лепестки весело кружились в воздухе на весеннем ветерке, напоенном запахами скошенной травы и свежего сена.

Послышались звуки флейт и арф – сладчайшая и слегка инфантильная музыка, напомнившая Александру песенки, которые ему когда-то давным-давно пела кормилица.

Среди этой праздничной толпы, в этом вихре цветов и запахов, под руку с ласковой, нежной и незнакомой матушкой, он растрогался. И чем больше он завоевывал эту страну, где за каждым холмом открывалась какая-нибудь тайна, где в равной степени могли таиться и кровавая засада, и магия зачарованного места, тем больше она манила его идти дальше, чтобы открывать все новые чудеса. А что там, за горами, венцом возвышающимися над башнями Алинд?

Вход в крепость был украшен фигурами богов и героев этого древнего города; перед статуями выстроились вельможи в богатых нарядах золотого и серебряного шитья. На верху лестницы было приготовлено два трона: один, повыше, в центре, а другой, пониже и поскромнее, слева.

Ада указала Александру на более внушительный, а сама села сбоку. Всю площадь перед крепостью заполнила толпа; везде толкались люди разного достатка и положения. Глашатай призвал к тишине, после чего громогласно по-карийски и по-гречески объявил об акте усыновления.

Раздались продолжительные аплодисменты, на что царица ответила поднятием руки, а Александр поднял обе, как делал это перед строем своего войска.

Потом ворота за спиной у них открылись, и двое монархов, мать и сын, скрылись внутри.

ГЛАВА 22

Александр с Гефестионом хотели уехать днем, но это было совершенно невозможно. Вечером Ада устроила пир горой и пригласила всю городскую знать. Многие из гостей заплатили немалую сумму за возможность поучаствовать в пиршестве и поднесли царице ценные подарки, словно молодой матери, родившей первенца.

На следующее утро македонян отвели посмотреть крепость и город, и, как они ни настаивали, им так и не удалось уехать до второй половины дня. Александру пришлось попотеть, уговаривая свою новую мать отпустить его. Пришлось терпеливо объяснять ей, что, в конце концов, идет война и на Галикарнасской дороге его ждет войско.

– К сожалению, – сокрушенно вздохнула Ада в момент прощания, – я не могу дать тебе солдат. Тех, что у меня осталось, едва хватит для защиты крепости. Но я дам тебе кое-что поважнее солдат…

Она хлопнула в ладоши, и тут же, откуда ни возьмись, появились люди с вьючными животными и повозками, полными мешков и корзин.

– Кто… кто эти люди? – спросил встревоженный Александр.

– Повара, сын мой. Повара, пекари и кондитеры – лучшие, каких только можно найти к востоку от Проливов. Тебе нужно хорошо кушать, дорогой, со всеми этими переутомлениями, войной, битвами… Могу себе представить, как ты живешь: не думаю, чтобы македонские повара славились изысканной стряпней. Представляю, как они дают тебе солонину с пресным хлебом, которые дурно усваиваются желудком, – невозмутимо продолжала рассуждать царица, – и потому думаю, что…

Александр вежливым жестом прервал ее:

– Ты очень любезна, мама, но, говоря по совести, не это мне нужно. Хороший ночной марш – вот отличное средство, чтобы позавтракать с аппетитом, а потом весь день верхом – и ужин окажется хорош, что бы ни стояло на столе. А когда мучает жажда, холодная вода лучше самых тонких вин. Честное слово, мама, все это будет мне скорее мешать. Однако я благодарен тебе так, как если бы принял все это.

Ада понурилась:

– Я хотела лишь сделать тебе приятное, позаботиться о тебе.

– Знаю, – ответил Александр, беря ее за руку. – Я знаю и благодарен тебе за это. Но позволь мне жить так, как я привык. Я всегда буду с теплотой вспоминать тебя.

Он поцеловал ее, а потом сел на коня и поскакал прочь, провожаемый взглядами приободрившихся поваров, которым совсем не улыбалась перспектива походной жизни.

Ада смотрела вслед Александру, пока он вместе со своим другом не скрылся за холмом, а потом обернулась к своему кухонному персоналу:

– А вы что встали сложа руки? А ну-ка за работу! Чтобы завтра до рассвета самое лучшее, на что вы способны, было отправлено этому юноше и его друзьям, где бы они ни были. А иначе что я за мать!

Повара исчезли, вернувшись к своей работе – месить, замешивать, печь, чтобы приготовить деликатесы для нового сына своей царицы.

Несколько дней подряд Александр, проснувшись, прежде всего видел отряд карийских всадников, раскладывающий перед его шатром ароматные, только что из печи, булки, хрустящее печенье, мягкие пирожки с начинкой.

Дело принимало тревожный оборот, поскольку и товарищи и солдаты начали подшучивать над этим. Александр решил раз и навсегда положить конец проблеме. На третий день, когда приехали карийцы, он отослал их обратно, ни к чему не прикоснувшись, и передал собственноручно написанное письмо:

Александр Аде: любимая матушка, здравствуй! Я от всего сердца тебе благодарен за прекрасные подарки, которые получаю каждое утро, но должен скрепя сердце просить тебя временно прекратить эти посылки. Мы не привыкли к такой утонченной пище, обычно мы питаемся просто и незамысловато. А особенно мне не хочется пользоваться благами, недоступными для моих солдат. Они должны знать, что их царь питается той же пищей и делит с ними те же опасности. Береги себя.

С этого момента навязчивые знаки внимания со стороны Ады прекратились, и военные операции продолжились с новой силой. Оставив Милассы, Александр направился на юг и снова вышел на изрезанный берег с бесчисленным множеством больших и маленьких бухт и бухточек, полуостровов и мысов. Кое-где войско двигалось бок о бок с флотом, который плыл совсем рядом с берегом, так что солдаты могли переговариваться с моряками.

На третий день марша после отбытия из Миласс, когда войско собралось разбить лагерь на берегу моря, к часовому подошел какой-то человек и попросил отвести его к царю. Александр сидел на камне у воды вместе с Гефестионом и товарищами.

– Чего ты хочешь? – спросил он.

– Меня зовут Евфранор, я пришел из Минда. Мои сограждане поручили мне сказать тебе, что город готов тебя принять и что твой флот может бросить якорь в нашем порту, хорошо укрытом и защищенном.

– Удача на нашей стороне, – сказал Птолемей. – Хороший порт – как раз то, что нам нужно, чтобы разгрузить корабли и собрать осадные машины.

Александр обернулся к Пердикке:

– Иди со своими людьми в Минд и подготовь место для нашего флота. Потом отправь кого-нибудь с донесением, а я предупрежу наших навархов.

– Но, государь, – возразил посланник, – город надеется увидеть лично тебя, оказать тебе почести и…

– Не сейчас, мой добрый друг: я должен привести мое войско как можно ближе к Галикарнасу. Хочу руководить боевыми действиями сам. Однако я благодарю твоих сограждан за оказанную мне честь.

Человек из Минда удалился, а Александр продолжил военный совет.

– По-моему, ты совершил ошибку, отослав обратно лакомства царицы Ады, – ухмыльнулся Лисимах. – Они бы помогли нам устоять при подобных военных столкновениях.

– Заткнись, – прервал его Птолемей. – Если я правильно понял намерения Александра, скоро у тебя пройдет охота шутить.

– Мне тоже так кажется, – подтвердил царь. Он вынул из ножен меч и начал чертить им на песке. – Вот, это Галикарнас. Он расположен у залива и имеет две крепости – одна справа, другая слева от порта. Следовательно, со стороны моря город совершенно неприступен. Кроме того, он может постоянно снабжаться через порт. Стало быть, мы не можем вести осаду, не можем его блокировать.

– Действительно, – согласился Птолемей.

– Что предложишь ты, Парменион? – спросил царь.

– В подобной ситуации у нас нет выбора: единственная возможность – напасть с суши, пробить брешь и ворваться в город, чтобы овладеть портом. И тогда персидский флот будет совершенно вытеснен из Эгейского моря.

– Совершенно верно. Таким образом, мы и должны действовать. Ты, Пердикка, завтра утром отправляйся в Минд и займи его. Потом, когда в порт войдет флот, выгрузи с кораблей осадные машины, собери их, и пусть выдвигаются к Галикарнасу с запада. Там мы будем ждать тебя и приготовим площадки для установки штурмовых башен и таранов.

– Хорошо, – кивнул Пердикка. – Если у тебя нет других приказаний, пойду отдам распоряжения моим людям.

– Иди, но, прежде чем выступить, зайди ко мне. А что касается вас, – добавил царь, оборачиваясь к остальным, – пусть каждый займет свою позицию, когда увидим стену, то есть завтра вечером. Пока же возвращайтесь к своим войскам, а после ужина, если сможете, немного поспите: нас ждет тяжелый день.

Совет закончился, и Александр остался в одиночестве прогуливаться по берегу моря. Солнце спускалось все ниже, воспламеняя волны, в то время как множество островов, больших и маленьких, постепенно погружались в тень.

В этот вечерний час, видя перед собой тяжелые испытания, Александр ощутил пронзительную печаль и вспомнил годы детства, когда все было сном и сказкой, а будущее представлялось постоянной скачкой на крылатом коне.

Ему подумалось о сестре Клеопатре, которая, возможно, уже осталась одна в нависшем над морем Бутроте. Он обещал думать о ней каждый день перед наступлением ночи, и сейчас Александру поверилось, что она услышит его, что теплый ветерок коснется ее щек легким поцелуем. Клеопатра…

Когда он вернулся в свой шатер, Лептина уже зажгла лампы и накрыла стол.

– Я не знала, пригласил ли ты кого-то на ужин, и потому накрыла тебе одному.

– Ты правильно сделала. Я не очень голоден.

Он сел, и ему подали есть. Перитас улегся под столом в ожидании объедков. Снаружи лагерь кипел гомоном, обычно сопровождавшим час ужина и предшествующим ночному спокойствию и тишине первой стражи.

Вошел Евмен с пакетом в руке.

– Письмо, – объявил он, протягивая свиток. – От твоей сестры, царицы Эпира Клеопатры.

– Как странно… Совсем недавно, гуляя по морскому берегу, я думал о ней.

– Скучаешь по ней? – спросил Евмен.

– Очень. Мне недостает ее улыбки, света в ее глазах, звука ее голоса, тепла ее любви.

– Пердикке ее недостает еще больше: он бы дал отрубить одну руку за возможность другой обнять ее… Ну, я пошел.

– Нет, останься. Выпей глоток вина.

Евмен налил себе и сел на табурет, а Александр вскрыл письмо и начал читать:

Клеопатра своему любимейшему брату: здравствуй!

Не могу себе представить, где тебя найдет это мое послание – в боевом ли лагере, или на досуге во время передышки, или во время осады какой-нибудь крепости. Прошу тебя, мой обожаемый брат, не подвергай себя попусту опасности.

Все мы знаем о твоем походе и гордимся им. Мой муж даже почти ревнует. Он топает ногами и ждет не дождется, когда отправится в путь, дабы сравниться с тобою в славе. Мне же, наоборот, хочется, чтобы он никогда не уезжал, так как я боюсь одиночества. Так хорошо, когда он рядом, в этом дворце у моря. На закате мы поднимаемся на башню и смотрим, как солнце опускается в волны, пока совсем не стемнеет и на небе не взойдет вечерняя звезда.

Я бы так хотела написать стихи, но когда читаю сборник стихов Сафо и Носсиды, который подарила мне на прощание мама, чтобы поддержать меня в моей новой жизни, то чувствую себя неспособной на подобное.

Однако я занимаюсь пением и музыкой. Александр подарил мне служанку, она чудесно играет на флейте и кифаре и учит меня с большим прилежанием и терпением. Каждый день я приношу жертвы богам, чтобы они тебя оберегали.

Когда я снова тебя увижу? Желаю тебе доброго здоровья.

Александр свернул письмо и опустил голову.

– Плохие новости? – спросил Евмен.

– О нет. Просто моя сестра напоминает мне тех птичек, которых слишком рано забрали из гнезда: каждое мгновение она вспоминает, что еще маленькая, и тоскует по дому и родителям, которых больше нет.

Перитас заскулил и уткнулся мордой хозяину в колени, прося приласкать.

– Пердикка уже отбыл, – снова заговорил секретарь. – Завтра утром он будет в Минде и займет порт для флота. Все остальные друзья рядом со своими солдатами, кроме Леонната, который уложил к себе в постель сразу двух девиц. Каллисфен в своем шатре сосредоточенно что-то пишет, да и не он один.

– Не один?

– Да. Птолемей тоже ведет дневник, что-то вроде мемуаров. И я слышал, Неарх тоже. Не знаю, как он умудряется делать это на корабле, который постоянно раскачивается. Пока мы пересекали Проливы, меня дважды стошнило.

– Он привык.

– Ну разумеется. А Каллисфен? Он тебе читал что-нибудь?

– Нет, ничего. Он очень ревнив к своему труду. Сказал, что я смогу увидеть его, только когда завершит окончательный вариант.

– То есть через годы…

– Боюсь, что так.

– Это будет нелегко.

– Что?

– Взять Галикарнас.

Александр наклонился, потрепал пса за ухо и взъерошил ему шерсть.

– У меня есть опасения, что это действительно будет нелегко.