Текст книги "Оракул мертвых"

Официант принес курицу с рисом и салат с кусочками сыра, Ари с аппетитом принялся за свой обед: за последние двенадцать часов он практически ничего не ел. Он подумал о тех молодых людях, которых прятал у себя в музее, об этой несчастной раненой девушке. Удалось ли им спасти ее?

Через некоторое время официант вернулся и принес еще кварту вина.

– Но я больше не заказывал, – сказал Ари.

Официант поставил графин на стол и указал на столик возле двери:

– Вас угощает вот тот господин.

Ари медленно обернулся и почувствовал, как кровь стынет в жилах: это был он, никаких сомнений, – человек, заговоривший с ним возле типографии на улице Дионисиу. В ту ночь он не разглядел его лица, но на незнакомце было то же самое темное пальто и та же шляпа с широкими полями, надвинутая на глаза.

Человек курил, перед ним стоял лишь стакан вина.

Ари убрал письмо в карман, взял в одну руку графин, в другую – стакан и подошел к столику незнакомца. Там он поставил графин и стакан.

– Я ничего не принимаю у незнакомых людей. Как вам удалось меня найти? Чего вы от меня хотите?

Человек поднял голову и протянул руку:

– Письмо. Письмо, адресованное Ставросу Курасу.

У него были светлые глаза, бледно-голубые в середине и более темные по краям, напоминавшие лед в самое холодное зимнее утро, очень черные волосы и борода с проседью, темная кожа, отмеченная глубокими морщинами. Вероятно, ему было лет пятьдесят, может, чуть больше или чуть меньше.

– Но вы – не Ставрос Курас, – сказал Ари не слишком уверенно.

– Сядьте, – проговорил человек, и слова его прозвучали словно приказ, ослушаться которого было невозможно.

Ари сел, его собеседник затянулся сигаретой, вдохнув сразу большое количество дыма.

– А теперь послушайте меня. Нам нельзя терять ни мгновения. Ставроса Кураса не существует, это только имя. Письмо написал Периклис Арватис, верно?

Ари почувствовал комок в горле.

– Периклис Арватис мертв, – произнес он.

Незнакомец несколько секунд молчал, не выдавая своих чувств.

– Он был вашим другом? Вы его знали?

Человек опустил глаза.

– У нас был один общий проект… очень важный проект. Поэтому вы непременно должны отдать мне это письмо. Мне необходимо его прочесть.

Ари достал конверт из кармана и пристально посмотрел в глаза незнакомцу:

– Но кто вы?

Его взгляд было трудно выдержать.

– Я – тот человек, которому адресовано письмо. Если это не так, то почему тогда вы нашли меня по тому адресу, в тот момент? И как бы я узнал, кто его написал? Дайте его мне. Это единственное, что вам остается сделать.

Он говорил так, словно то были очевидные, неопровержимые вещи. Ари протянул ему конверт. Незнакомец взял его, вскрыл конверт ногтем указательного пальца, чуть было не порвав, и стал торопливо читать. Ари разглядывал его лоб в тени полей шляпы. Никаких следов эмоций. Тот человек оставался каменным, бесчувственным.

– Арватис привез с собой некий предмет. Вы знаете, что я имею в виду. Где он?

– Он заперт на ключ в подвале Национального археологического музея.

– Вы его… видели?

– Да.

– И больше никто?

Ари почувствовал некоторое замешательство, как будто ему предстояло дать отчет обо всей своей деятельности этому человеку, даже имени которого он не знал.

– Его видели четверо молодых людей… студенты…

Незнакомец замер, взгляд его вспыхнул гневом.

– О Матерь Божья, вы ведь знаете, что произошло сегодня ночью, вы тоже были на улице, черт возьми! Это были студенты, бежавшие из Политехнического. Среди них была раненая девушка… Я знаю их почти всех… Это студенты иностранных археологических школ. Что еще мне было делать? Подвальное хранилище оказалось единственным надежным местом. А потом случилось так, что…

– Где они сейчас?

– Не знаю. Я дал им адрес врача, который мог оказать помощь девушке и не донести при этом на нее в полицию. Больше я ничего не знаю, никто из них с тех пор не объявлялся.

– Значит, их арестовали. Их наверняка арестовали. – Он встал, оставив на столе монету в двадцать драхм. – Кто они? Говорите, кто они.

– Зачем, что вы хотите делать?

– Если вы не скажете мне, кто они такие, надежды нет.

– Я хорошо знал одного, молодого человека по имени Мишель Шарье, из французской археологической школы. Остальных зовут Клаудио Сетти и Норман… Раненую девушку зовут Элени Калудис. Больше я ничего не знаю.

Незнакомец кивнул и направился к выходу.

– Подождите, скажите мне по крайней мере свое имя, как вас найти…

Ари пошел вслед за ним, толкнул стеклянную дверь, уже захлопнувшуюся за незнакомцем, и вышел на тротуар. Мимо проезжали грузовики с солдатами, город повсеместно оглашал вой сирен.

Незнакомец исчез.

4

Афины, Главное управление полиции

18 ноября, 7.30

Сержант Влассос торопливыми маленькими шагами шел по коридору, выставляя вперед носки ботинок и ритмично размахивая висящими вдоль боков короткими, толстыми руками. Он был крепким и коренастым, казалось, рубашка вот-вот порвется на его плотном, выступающем вперед над ремнем брюк животе. Он очень коротко стриг волосы, сражаясь с начинающимся облысением, но всегда ходил небрит, с черной и жесткой щетиной на белой, словно сливочное масло, коже. У него были маленькие глаза, тоже светлые и водянистые, мирные, глаза служащего. Свирепый и трусливый одновременно, верный и преданный своим хозяевам как собака, он был способен на любую жестокость, если ему гарантировали безнаказанность и безопасность.

Эта шлюшка днями напролет развлекалась со студентами Политехнического, а теперь не хочет сотрудничать; маленькая проститутка, распространявшая по радио всяческую ядовитую клевету и несправедливости насчет полиции. А теперь она отказывается отвечать на задаваемые вопросы.

– Работа для тебя, – сказал ему старший офицер. – Влассос, позаботься об этом: малышка твоя, делай с ней что хочешь… Ты понял, старик? Все, что хочешь…

Офицер в эту минуту хитро улыбнулся, словно бы говорил: «Ведь мы друг друга поняли, верно?» И Влассос ответил:

– Рассчитывайте на меня, офицер, вы знаете, я справлюсь.

– Вот молодец, а после твоих… процедур она станет более податливой и разумной, иначе мы будем повторять эти процедуры до тех пор, пока она не уступит. Тебе ведь не составит проблемы повторять процедуры в случае необходимости…

И Влассос усмехнулся:

– О нет, нет, конечно, это не составит проблемы…

Элени лежала на спине на маленькой железной койке, онемелая от слабости, обессилевшая от потери крови, но, увидев, как открывается дверь и внушительная фигура сержанта Влассоса двигается по направлению к ней, подняла голову и попыталась привстать, опираясь на локоть.

– А теперь я заставлю тебя говорить, шлюха ты эдакая, я заставлю тебя заговорить…

Элени стала умолять его сквозь слезы:

– Ради всего святого… – сказала она еле слышным голосом, – ради всего святого, больше не делайте мне больно…

– Молчи! – закричал Влассос. – Я знаю, что должен делать.

Он поднял руку и со всей силы ударил ее по щеке. За дверью Караманлис наблюдал за происходящим через стекло, прозрачное с одной стороны. За его спиной стоял человек с усталым лицом, и ему, очевидно, было неловко, он держался в тени коридора и не хотел смотреть.

– Теперь мы узнаем все, что нас интересует, – сказал ему Караманлис не оборачиваясь. – А если не заговорит она, заговорит он, уверяю вас, мистер.

– Подобные методы гнусны, а вы – свинья, Караманлис. Надеюсь, вы сдохнете.

– Не лицемерьте: ваши друзья, так же как и мы, заинтересованы в том, чтоб узнать, что кроется за этими делами, кто руководил этими тряпичными куклами. Нам повезло: к нам в руки попала группа, которая может предоставить нам всю необходимую информацию. Не мешайте мне работать и не выводите меня из себя.

Один из агентов притащил Клаудио. По знаку Караманлиса он бросил молодого человека на дверь, лицом к стеклу. Клаудио увидел, как Влассос с силой бьет Элени по окровавленному лицу. Он, рыча, обернулся к Караманлису, но державший его человек выкрутил ему руку, почти сломав ее. Клаудио упал на колени, но продолжал кричать и оскорблять офицера:

– Подлец, негодяй, ублюдок, мать твою турок имел! Проклятый подлец, убийца!

Караманлис побелел, взял его за плечи и снова приподнял на высоту окна, прижав лицом к стеклу.

– Вот, смотри, теперь ты заговоришь, ты расскажешь мне все, что знаешь, правда? Ты перестанешь хитрить, не так ли?

Клаудио застыл, парализованный ужасом: Влассос возбудился, избивая девушку, теперь казавшуюся бездыханной, возможно, потерявшую сознание… Он расстегнул брюки, демонстрируя волосатый пах, задрал юбку Элени, разорвал трусики, а потом залез на нее, весь мокрый от пота, тяжело дыша и хрюкая.

Клаудио показалось, будто он лопается, раскалывается, как глыба льда, если по ней ударить молотом.

– Нам нечего сказать! – прохрипел он. – Нечего сказать! Остановите его, ради Бога, остановите его! Остановите его!

Он яростно выкрутился, молниеносно вырвав руку, и ударил кулаком полицейского, пытавшегося его остановить, разбив тому лицо. Тот упал, мыча, зажимая руками сломанный нос и рассеченную челюсть. Клаудио бросился на дверь, словно таран, и, в свою очередь, разбился бы о створку, если бы другие два агента не кинулись на него, нанося удары по телу и лицу с дикой яростью, снова обездвиживая его и заставляя упасть на пол. Один из них уперся ему коленом в грудь и держал руками за шею.

Караманлис, белый как полотно, велел поставить его на ноги и снова заставить смотреть, но человек, стоявший у него за спиной, вмешался:

– Остановите это животное, Караманлис. Ради Бога, остановите его, вы что, не видите, что она умерла? Господи, она мертва, чертов ублюдок! Остановите его, или, Богом клянусь, вы за это дорого заплатите.

Тело Элени вздрагивало, безвольное, словно туловище тряпичной куклы. Глаза закатились, видны были белки.

Караманлис позвал своего человека – бесполезно. Потребовалось вмешательство других агентов, чтобы снять Влассоса с трупа Элени.

Человек, стоявший в тени, не сдержался и подошел к Караманлису:

– Идиот, теперь вам придется убить и юношу, после того что он видел, – отличная работа… идиот… идиот несчастный, а ведь он гражданин союзнической страны… проклятый кретин.

Клаудио почти лишился чувств, лицо его потемнело, видел только левый глаз. Он коротко и быстро моргал, будто автоматически, но при каждом движении века в памяти отпечатывались лица: капитан Караманлис, агенты Руссос и Карагеоргис, человек с английским акцентом, на мгновение освещенный флуоресцентной лампой, висевшей на потолке… и Влассос. Он не видел, как тот выходил из камеры, но, теряя сознание, ощутил тошнотворный запах секреции.

Час спустя, проходя мимо двери камеры, куда заключили Клаудио, Караманлис остановился, изумленный: изнутри доносился странный звук, похожий на пение, но слов невозможно было различить – нежная и скорбная мелодия, постепенно становившаяся все более громкой и звучной, тревожная и отчаянная рапсодия. Офицеру стало не по себе от этого нелепого пения, звучавшего для него как нестерпимый вызов. Он начал колотить кулаком в дверь, истерично крича:

– Довольно! Прекрати, проклятие! Прекрати этот стон!

Голос умолк, и длинный коридор снова погрузился в тишину.

Большая синяя машина резко остановилась перед караульным помещением полицейских казарм: голубое знамя с тремя звездами на левом крыле указывало, что внутри находится офицер высокого ранга. Шофер вышел из автомобиля и открыл заднюю дверцу, после чего встал навытяжку перед своим начальником. Человек в изящной форме греческого флота поправил китель и натянул перчатки на длинные крепкие пальцы. Караульный посмотрел на него сначала рассеянно, а потом, под испепеляющим взглядом вновь прибывшего, вытянулся и застыл, взяв на караул.

Сила и проницательность взгляда, темный цвет кожи и глубокие морщины, бороздившие его лицо, указывали на то, что эти погоны были заработаны долгой жизнью на море, среди ветра и огня.

Он решительно вошел внутрь, на мгновение поднеся руку к козырьку, двинулся в кабинет, и дежурный офицер отдал честь.

– Я адмирал Богданос, – сказал он, протягивая удостоверение, после чего быстро убрал его в карман кителя. – Мне нужно немедленно переговорить со старшим офицером.

– Подождите минуту, адмирал. Я сейчас о вас доложу. – Он снял телефонную трубку и набрал внутренний номер.

Караманлис сидел за столом, перед ним стояли агенты Руссос и Карагеоргис, они должны были позаботиться об исчезновении Элени Калудис и Клаудио Сетти, как будто тех никогда и не существовало. Когда зазвонил телефон, он прервал инструктаж, снял трубку и проговорил сухо:

– Кто там? Я же велел не беспокоить.

– Капитан, здесь адмирал Богданос, он хочет срочно с вами говорить.

– Сейчас не могу. Попросите его подождать.

Караманлис говорил громко, и офицер, стоявший перед сержантом, услышал его слова. Глаза его гневно вспыхнули.

– Скажите ему, чтобы он в течение минуты явился сюда, если не хочет предстать перед военным судом. Напоминаю вам – осадное положение в силе.

Сержант потупил взгляд.

– Вам лучше немедленно прийти сюда, капитан, – сказал он негромко и положил трубку. – Подождите минутку, адмирал. Он сейчас будет.

Караманлис встал.

– Через несколько минут стемнеет, – сказал он. – Забирайте парня и поезжайте.

Он взял с вешалки фуражку и направился к выходу. Широко шагая, он двинулся по коридору, ведущему в кабинет, открыл стеклянную дверь и оказался перед офицером. Тот стоял, широко расставив ноги, держа руки за спиной.

Взгляд Караманлиса упал на фуражку, лежавшую на стуле: перед ним, возможно, был член штаба или даже самой хунты. Тем не менее он попытался не ударить лицом в грязь.

– Могу я узнать, адмирал, по какой причине вы прерываете мою работу в очень деликатный момент, могу ли я видеть ваш пропуск и документы?

Адмирал сделал знак рукой в перчатке, а потом повернулся к нему спиной и отправился в другой угол комнаты, подальше от дежурного офицера. Караманлис с досадой последовал за ним.

– Вы сошли с ума, – прошипел адмирал, внезапно оборачиваясь. – Как это вам пришло в голову арестовывать иностранных граждан, вдобавок граждан двух наших важных союзников? Вы же знаете, что пишет о нас иностранная пресса. Они покрывают нас позором. Важные займы нашему Национальному банку уже временно приостановлены. Не хватало только дипломатических казусов. Француз, Шарье, и итальянец, Клаудио Сетти, – что, черт возьми, вы с ними сделали?

Караманлис почувствовал, как у него подгибаются колени: несомненно, это офицер секретных служб, раз он все знает.

– Итак? Я жду ответа.

Караманлис попытался блефовать:

– Вы, вероятно, ошибаетесь, адмирал: здесь нет никаких иностранцев.

Офицер одарил его ледяным взглядом:

– Не усугубляйте свое положение, капитан. Всем случается ошибаться, и я могу понять, что от избытка рвения вы взяли на себя инициативу, но, отказываясь сотрудничать, вы рискуете не только своей карьерой, а гораздо большим. Мне поручено немедленно уладить это дело, прежде чем мы перестанем его контролировать. А теперь говорите, ради Бога.

Караманлис сдался:

– Шарье был подвергнут допросу – до тех пор, пока не выдал имена своих сообщников. Мы отправили его во Францию, вручив ему предписание. Он улетел рейсом «Эр Франс» вчера вечером, в 16.00.

Богданос поморщился от досады и нервно постучал кулаком по ладони левой руки.

– Проклятие, проклятие, разразится скандал. Французское правительство нам этого не простит.

– Молодой человек ни в коем случае не станет говорить. Он больше других заинтересован в том, чтобы эту историю похоронили.

– Я проверю список пассажиров. А итальянец?

– Он… умирает.

– Полагаю, результат вашего допроса.

Караманлис кивнул.

– Я так и предполагал. А теперь отдайте его мне. Если он умрет, мы должны будем сделать вид, что это был несчастный случай, и разработать версию для родственников и итальянской прессы.

– Я уже занимаюсь этим, адмирал.

– Черт возьми, подчиняйтесь, или, Богом клянусь, вы предстанете перед трибуналом. Я вам не доверяю. Я должен лично уладить это дело.

Караманлис какое-то мгновение колебался.

– Следуйте за мной, прошу вас, – сказал он и направился в коридор. Они прошли через боковую дверь и оказались во дворике, расположенном на задней части территории управления. Машина с двумя агентами готова была выехать через ворота.

– Стойте! – закричал Караманлис. Машина остановилась. Он забрал у агента, сидевшего за рулем, ключи и открыл багажник. Их взглядам предстали два лежащих рядом кровавых тела: девушки и юноши.

– А это Элени Калудис, – сказал Богданос.

Караманлис вздрогнул. Он не предполагал, что военные спецслужбы столь пристально за ним следят.

– Она уже была полумертвая, когда попала сюда. Ее ранили в Политехническом. Я пытался заставить ее заговорить. Она уже была почти мертва…

В это мгновение послышался стон, и в багажнике что-то зашевелилось.

– Господи, он еще жив. Вы дадите мне полный отчет, капитан. Мне следовало бы вас арестовать. Пока будьте наготове и ждите наших распоряжений. – Он обратился к одному из агентов: – Отправляйся на главный двор и немедленно вызови сюда мою машину.

Агент вопросительно взглянул на Караманлиса.

– Делай, как тебе сказано.

Через минуту подъехал синий автомобиль, и по приказу адмирала Клаудио Сетти в полуобморочном состоянии перенесли на заднее сиденье.

– Похороните ее тело, – сказал адмирал, указывая на труп Элени, сложенный в багажнике, и пристально, презрительно глядя на Караманлиса. – Вся эта история слишком ужасна. Вооруженные Силы не должны были марать рук… Для этого есть полиция.

Уже стемнело. Машина с телом Элени быстро двинулась на север, синий автомобиль адмирала Богданоса последовал за ней, но на первой круговой развязке развернулся в противоположном направлении.

Клаудио внезапно ощутил все муки возвращающегося сознания и проснувшегося измученного тела, увидел неясный вихрь разноцветных огней, услышал глубокий хриплый голос. Сколько ему еще осталось жить? Он хотел, чтобы все окончилось поскорее. Он и мысли не допускал о том, что придется жить с воспоминанием об увиденном.

– А сейчас поверните направо, – раздался голос, – и остановите вон под теми деревьями. – Шофер выполнил распоряжение и заглушил мотор. – Ну вот, а теперь моргните дважды фарами и выключите их.

Клаудио понял, что находится в машине, лежит на заднем сиденье, что руки и ноги его свободны. Справа от водителя сидел офицер в морской форме. Он медленно приподнялся, добрался до окошка. К машине торопливо шел какой-то человек, прячась в тени деревьев, росших на бульваре. Он остановился в нескольких метрах от автомобиля, и свет фонаря осветил его лицо: Ари, сторож Национального музея, который впустил их в подвал, а потом привел врача. Он их предал?

Человек, сидевший на переднем сиденье, открыл дверь и подошел к нему. Взгляд Ари выразил крайнее удивление, когда он узнал этого человека:

– Вы? Матерь Божья!.. Но… Эта форма…

– Не задавайте вопросов, нет времени, полиция может явиться в любой момент. Юноша-итальянец в безопасности: он здесь, со мной, в машине, но он перенес много страданий… телесных и душевных. Посмотрите, можете ли вы что-либо сделать для него. Его французского друга, кажется, репатриировали, изгнали, вероятно, с предписанием. Девушка, к сожалению, умерла. Я приехал слишком поздно. – Он сделал знак водителю, тот открыл заднюю дверцу и помог Клаудио выйти из машины. – Надеюсь, вы на машине.

Ари оправился от изумления, почти парализовавшего его:

– Да… да, она там, позади, вон там, возле тех деревьев.

Клаудио положили в старый «пежо», тот самый, что всего два дня назад вез в Афины Периклиса Арватиса, там он свернулся клубком, словно собака. У него не осталось сил даже на разговоры.

– Но что я должен делать? – спросил Ари. – Как мне найти вас, если понадобится ваша помощь?

– Отвезите его подальше, туда, где его никто не узнает.

– А миссия, которую доверил мне профессор Арватис… Я не знаю, что делать…

По кронам деревьев пробежал холодный ветерок, усыпая землю мертвыми листьями. Человек тяжко вздохнул и оглянулся на улицу, по которой в этот момент медленно ехал старый автобус, подпрыгивая на каждой яме и скрипя так, словно вот-вот развалится на куски.

– Этот… сосуд, – проговорил незнакомец, снова посмотрев ему в глаза, – этот предмет по-прежнему находится в подвале?

– Да.

– И вы никому ничего не говорили?

– Никому, – ответил Ари.

– Заберите его с собой, сегодня же ночью, и спрячьте. Я приду к вам, когда настанет время. А теперь уезжайте.

– Но, пожалуйста… Скажите мне по крайней мере…

– Поезжайте, говорю вам.

– Но как вы меня найдете… Я и сам не знаю, куда поеду.

– Я найду вас, будьте уверены. От меня непросто сбежать.

Ари повернулся к нему спиной и пошел к своей машине. Завел ее и двинулся в путь.

– Куда вы меня везете? – раздался с заднего сиденья голос Клаудио.

– Туда, где никто тебя не найдет. А теперь ложись и спи, если можешь, сынок.

– Дайте мне умереть… Вы и представить себе не можете, что я видел… что я выстрадал.

– Ты смиришься и будешь жить… чтобы наказать виновных. Сейчас – еще не твое время, мальчик: ведь тебя живым вернули из жерла ада. – Он сбавил скорость перед поворотом и направился по дороге в Пирей.

– Подождите, – сказал Клаудио. – Остановите на минутку, пожалуйста.

Ари подъехал к тротуару, и Клаудио с трудом выпрямился, сел, опустил стекло и посмотрел назад. Синий автомобиль адмирала Богданоса исчез. На краю мостовой стоял человек в шляпе, надвинутой на глаза, закутанный в темное пальто: он вытянул руку, голосуя. Старый автобус остановился, постанывая и треща, человек забрался внутрь. Автобус поехал дальше, выплюнув из выхлопной трубы большое облако черного дыма, который вскоре рассеял ветер, теперь дувший все сильнее и сильнее. Клаудио закрыл окно и увидел, что Ари тоже обернулся.

– Кто тот человек, что привез меня сюда? Почему он это сделал?

– Я не знаю, – сказал Ари, поворачивая ключ в замке и снова трогаясь в путь. – Клянусь тебе, я не знаю, но уверен, мы еще увидим его. А теперь ложись, нам нужно ехать.

Клаудио свернулся клубком на сиденье, упершись коленями в сведенный спазмами живот, закрыв лицо руками, сдерживая плач отчаяния и ярости, безутешной боли и бесконечного одиночества.

Прошел час или два, а быть может, всего несколько минут – он не мог определить, – машина остановилась, и Ари открыл перед ним дверь, чтобы помочь выйти.

– Мы приехали, сынок, пошли, обопрись на меня.

Телефонный звонок прервал мрачные мысли капитана Караманлиса; он сидел в своем кабинете, перед ним лежал едва надкусанный бутерброд и стоял стакан минеральной воды. Он поднял трубку:

– Главное управление полиции, слушаю.

– Это доктор Псаррос из муниципальной больницы Кифиссии, я хочу заявить о подозрительном случае.

– Говорите, это капитан Караманлис.

– В субботу вечером к нам привезли умирающего. Из его документов следовало, что это профессор Периклис Арватис, инспектор Департамента античных ценностей. Несмотря на все наши усилия, нам не удалось спасти его: он скончался через час после того, как поступил сюда. Человек, доставивший его в больницу, через некоторое время вернулся и попросил разрешения увидеть труп, но он странно вел себя, и я дал знать окружному комиссару, а когда явился агент, чтобы проверить обстановку, тот человек пропал, не оставив никаких следов. Мы не можем понять, какие обстоятельства привели пациента в столь безнадежное состояние.

– Как звали того человека?

– В приемной он сказал, будто его зовут Аристотелис Малидис, но, быть может, это ненастоящее имя.

– Вам удалось установить причину смерти?

– Остановка сердца. Мы просили разрешения на вскрытие, но, учитывая обстановку… Судебный врач пока не может заняться нашим делом.

Караманлис записал все в своем блокноте.

– Вы сказали, «Малидис». Я постараюсь узнать о нем что-нибудь. Перезвоню вам, если мне понадобится дополнительная информация. А комиссар Кифиссии?

– Думаю, он не может заниматься этим делом: комиссар находится под следствием, скорее всего из-за своей позиции в отношении операции по зачистке Политехнического. Поэтому я позвонил вам.

– Вы правильно поступили, доктор. Благодарю вас. Спокойной ночи.

– И вам спокойной ночи, капитан.

Караманлис тут же вызвал коммутатор:

– Разыщи мне генерального директора Департамента античных ценностей. Это на Клеоменис Иконому.

– Но, капитан, все учреждения уже давно закрыты.

– Черт возьми, так найди его дома. Говори от имени Министерства образования. Может, мне еще и сморкаться вас учить?

– Но там тоже ответят только швейцары и охрана.

– Вытащи из постели какого-нибудь генерального директора, проклятие! Пусть подтвердит тебе, что у них есть инспектор по имени Арватис… да, Периклис Арватис. И некий Аристотелис Малидис… Нет, я не знаю, в какой он должности. Ну вот, молодец. Позвони мне, как только что-нибудь узнаешь.

Караманлис схватил свой бутерброд и принялся неохотно жевать его, время от времени запивая глотком минеральной воды. У него словно бы возникло предчувствие, что это странное происшествие может каким-то образом вывести его из затруднительного положения, в котором он находился. Проклятый проныра этот Богданос, и опасный к тому же. Караманлис собирался навести справки на его счет, как только будет возможно. У него как-никак есть друзья в Министерстве обороны. Телефон снова зазвонил.

– Итак, ты что-нибудь узнал?

– Нет еще, капитан. Я звоню вам подругой причине. Здесь молодой человек, иностранец, и он непременно хочет поговорить с начальником управления. Он говорит, это срочно и крайне важно.

– Ты знаешь, кто он?

– Говорит, его зовут Норман Шилдс.

– Ты сказал: Шилдс? Ш-И-Л-Д-С?

– Именно так.

– Пропусти его. Я немедленно его приму.

– Проходите, господин Шилдс, господин Нортон ждет вас в своем кабинете. – С этими словами чиновник двинулся по пустынным коридорам посольства Соединенных Штатов, потом остановился перед дверью с надписью «Атташе по культуре» и постучал.

– Войдите! – донесся голос изнутри.

– К вам господин Джеймс Генри Шилдс, мистер Нортон.

– Проходите, Шилдс, располагайтесь, я ждал вас с нетерпением. Как продвигаются дела?

– Проклятие, полковник, условия оказались совсем не такими! Из-за вас я попал в ужасное положение. Я в этом не участвую. Всему есть предел, есть принципы, которые следует соблюдать, проклятие. Мы – не преступники. Что это вам взбрело в голову работать с этой свиньей Караманлисом?!

Сердечное выражение, с каким полковник принял своего гостя, внезапно исчезло:

– Эй, Шилдс, осторожней выбирайте выражения, иначе я велю своим людям вышвырнуть вас отсюда без особых церемоний. Ваше учреждение поручило вам сотрудничать с нами, а нам нужна определенная информация. Если она у вас есть, сообщите мне все, что знаете, а потом проваливайте. Я сыт по горло вашими выходками и капризами. Если это ремесло не для вас, запишитесь в бойскауты и больше не морочьте мне голову, черт возьми!

Шилдс пришел в себя, сдерживаясь.

– Ладно, полковник, значит, вы действительно хотите знать, как идет дело? Отлично: так знайте, Караманлису ничегошеньки не удалось добиться, и он знает столько же, сколько и раньше, зато он учинил такую чудовищную жестокость, что, если она всплывет, то все мы пропали, мы с вами в том числе. А теперь, надеюсь, у вас крепкий желудок и вы сможете выслушать то, что я собираюсь вам рассказать, потому что меня стошнило перед тем, как я пришел сюда с отчетом.

Нортон опустил глаза в замешательстве: ему трудно было представить, что могло до такой степени смутить человека вроде Джеймса Генри Шилдса, бывшего офицера САС, выдающегося агента британской разведки, работавшего в Греции во время гражданской войны и партизанской войны, а потом во Вьетнаме и Камбодже в самые трудные годы конфликтов.

– Я капитан Караманлис, пожалуйста, садитесь. Что я могу для вас сделать?

У Нормана Шилдса были круги под глазами, веки опухли, словно он несколько дней не спал. Манжет и воротник рубашки испачкались, брюки выглядели потертыми, мешковатыми на коленях. Он все никак не мог ответить, как будто подбирал правильные слова, чтобы начать.

– Господин капитан, – произнес он наконец, – выслушайте меня. Я собираюсь предложить вам возможность всего за час стать сказочно богатым.

Караманлис в замешательстве посмотрел на него, сомневаясь в умственном здоровье своего собеседника. Норман уловил его мысль.

– Я готов доказать свои слова. Вы можете во всем удостовериться сами, а я в это время посижу здесь.

– И что же я такого сделал, чтобы заслужить столь чудесную возможность?

Норман продолжил свою речь, не обращая внимания на вопрос Караманлиса:

– В субботу ночью в Афинах некто спрятал в тайном месте микенскую вазу из цельного золота, огромной ценности. Этот предмет не каталогизировали, и никто, насколько мне известно, не знает о его существовании. Несомненно, его обнаружили во время недавних раскопок, но точнее не могу вам сказать.

Караманлис стал внимательнее:

– Продолжайте. Я вас слушаю.

– Освободите моих друзей, Клаудио Сетти и Элени Калудис, а также Мишеля Шарье, если он здесь, а я скажу вам, где находится этот предмет. Вы сможете без труда забрать его, а я готов отправить его в Лондон на аукцион Сотбис. Он, вероятно, принесет вам миллион долларов. Мне кажется, это вполне разумные условия для обмена.

Караманлис вздрогнул, услышав подобную цифру, но надел свое самое лучшее выражение лица – честного чиновника и слуги государства, хотя многодневная щетина на подбородке и верхней губе указывали на то, что он находится в затруднительном, критическом положении.

– То, что вы сказали, очень серьезно, но я сделаю вид, будто не слышал этого. Ведь мой долг – получить сокровище, принадлежащее прошлому этой страны, и вручить его Департаменту античных ценностей. Что же касается ваших друзей, я не могу освободить никого из тех, кто должен предстать перед правосудием. Однако, если я правильно помню, их задержали всего лишь для простой проверки, – он притворился, что уточняет сказанное по картотеке, – а значит их, вероятно, вскоре отпустят.

– Я хочу, чтобы их немедленно выпустили, или же я вам ничего не скажу.

– Осторожнее, не забывайте, с кем говорите, я ведь могу вас арестовать.

– Попробуйте только. В британском посольстве знают, что я здесь, – солгал он, – а мой отец – поверенный в делах.

– Я могу лишь пообещать вам ускорить прохождение формальностей, и они выйдут, скажем, завтра же. Разумеется, если вы не захотите предоставить мне информацию, о которой упомянули, я вынужден буду продлить срок предварительного заключения…

– Вы ошибаетесь, если думаете, будто я сообщу вам эти сведения без надежных гарантий.

– Простите, но вам придется поверить мне на слово. Скажите мне, где находится сей предмет, и завтра утром вы увидите своих друзей. Ручаюсь вам.