Текст книги "Спасти СССР! «Попаданец» в пенсне"

– Спецрезерв?

– Ликвидирован.

– Особстрой?

– Ливидирован.

Берия мучительно потёр занывшие виски… «Я задаю неправильные вопросы. Поэтому получаю неправильные ответы…»

– Кто… кто-нибудь вообще остался? – спросил он Заспанова с тихой тоской.

– Никого из наших не осталось. Никого… разве что? – и старый оперативник с детской надеждой на чудо посмотрел на Лаврентия Павловича своими голубыми глазами…

– Разве что?!..

19 августа 1991 года. Москва. Улица Давыдковская, двор жилого дома номер 2, корпус 3. Стол для доминошников. После одиннадцати часов утра.

– Ах гады, ах гады… подлецы, что делают, что делают!.. Ведь это же явная провокация! Что, Мишка, сучёнок, доигрался? Да небось, он сам всё и затеял, выхухоль пятнистая… – и пенсионер в полосатой пижаме с грохотом ударил по столу костяшкой домино. – Рыба!

– Дядь Боря, ты смотри… – опасливо подмигнул ему второй игрок, чуть помоложе.

– Всю жизнь смотрел! И сейчас я ещё не ослеп. Такси, что ли? Так я его сразу срисовал… Небось! Это не оперативная, вряд ли они приехали за мной… Да и кому теперь я, старый пень, нужен?!

Пенсионер Борис Иванович Краснопевцев, генерал-лейтенант в отставке, уроженец есенинских Спас-Клёпиков, и во времена оны окончивший в них же электротехникум связи, когда-то, в давно прошедшие славные годы, возглавлял самую тихую и незаметную службу из личных спецслужб Сталина…

Книжная экспедиция при ЦК КПСС. Вот как это называлось.

Книжки доставляли по списку рассылки…

И ещё руководили надёжно спрятанной в мирнейшем Министерстве связи Управлением фельдъегерской службы.

Во время ядерной войны эта служба должна была доставлять пакеты… Только и всего. Во что бы то ни стало доставлять.

Поэтому брали в неё очень своеобразных людей – отмороженных на всю голову – способных ради дела совершенно спокойно пройти через эпицентр ядерного взрыва:

 
«Ничого не шкода,
Ни коня, ни рода.
Тильки б дотяхнуться,
А на смерть начхать…»[11]11
  Махновская песня «Як Батько заграе, ворог враз смекае…».


[Закрыть]
 

Но… поскольку ядерной войны не случилось…

Нашлось у них и в мирное время занятие.

Представьте себе – вот берёт человек титановый чемоданчик, а в нём – миллион не наших денег. В кармане у человека – шесть заграничных паспортов. И едет этот человек для того, чтобы передать деньги для диктатуры – хотелось бы написать, пролетариата, но какой в Центрально-Африканской Империи пролетариат? – для диктатуры людоеда Бокассы, самого натурального людожора. Любил он, знаете, своих политических противников, особенно на ужин, под банановым соусом!

Так вот.

Изменяли сплошь и рядом сынки номенклатурщиков из КГБ.

Уходили к врагу сотрудники ГРУ, очень редко.

Но никогда работники Особой Экспедиции, будучи живыми, не теряли свой груз.

Умирали – да. Часто.

Но не предавали – никогда…

19 августа 1991 года. Москва. Место, которого нет. Может быть, ещё нет. Может быть, уже нет. Сильно после одиннадцати часов утра.

– Взщиии! – завизжав ребордами колёс, красная, с белой полосой по бортам, автомотриса АМ2 (бортовой номер 81-730.01), чуть кренясь, входила в поворот…

Сильные прожектора напрасно бросали вперёд свои ослепительные белые клинки – они бессильно рассеивались в набегавшем, кажущемся бесконечным чёрном пространстве…

Только лишь бежал навстречу частокол прорезанных посредине ирригационной канавкой крепко просмолённых шпал, заподлицо утопленных в серобетонном полу, только на миг появлялись и тут же исчезали во мраке тяжкие чугунные тюбинги, сковавшие свод и стены, только бесконечной чередой бежали по стенам чёрные пучки бронированного кабеля…[12]12
  Побывать в этом месте, которого в описываемое время быть просто не могло, сегодня может любой пассажир московского метро, если сядет на поезд до станции «Парк Победы» – часть пути поезд использует тот самый, глубокий тоннель – Примеч. авт.


[Закрыть]

Когда-то «Сталинский тоннель», соединявший Ближнюю и Центр, был хорошо освещён… когда-то! Сейчас жестяные плафоны не горели даже на редких узеньких, на четыре вагона, покрытых запылённым асфальтом платформах, изредка проскакивающих обочь пути… да что там!

Даже на большом разъезде «Окружная» – и то лампы не горели.

Впрочем, пассажир, сидевший рядом с Краснопевцевым на покрытом дерматином диванчике, в окно не смотрел и своих соображений о царящей бесхозяйственности не выражал… Он внимательно читал прихваченную с полочки в крохотном кабинетике Бориса Ивановича (оборудованном в бывшей кладовке) книжку в бумажном переплёте: «Анжелика – маркиза ангелов»…

Сам же Борис Иванович тупо смотрел перед собой и думал о том, что этого не может быть.

Потому что не может быть никогда. А вот просто стало ему худо, разволновался он за своим доминошным столом, прихватило сердчишко – а как бы и не инфаркт? И вот теперь везёт его «неотложка» в красногорский госпиталь, а всё вокруг – это его, Бориса Ивановича, предсмертный бред.

Потому что…

Борису Ивановичу так страшно, так дико, так до самой последней возможности хотелось – чтобы всё это было правдой!

Понимаете, уважаемый Читатель… У вас был когда-нибудь отец? Нет, не так… у вас был когда-нибудь Отец?

Строгий, добрый, справедливый… Всё понимающий… Человек, которого вы не просто любили – но и безмерно уважали, на которого мечтали хоть капельку походить…

Который был для вас самым верным и надёжным другом. Который всегда знал, как нужно!

Которому вы безмерно верили и на которого так же безмерно надеялись.

Который выручит вас из любой беды, который никогда не даст вас в обиду… Который если накажет – так за дело, и накажет так, что век помнить будете! Да что там…

Если перед вашим детским взором никогда не было настоящего мужчины – который своим примером показывал вам, как нужно жить и нужно умирать. На которого все в вашей семье смотрели снизу вверх – на кормильца, защитника, опору и надёжу…

Значит, не понять вам то, что чувствовал Борис Иванович – и все те, кто был рядом с ним, когда они увидели…

Убитого, растоптанного, оплёванного, проклятого дэмократической общественностью… Родного Отца.

Но – как же? Из дворика обычного московского дома наши герои попали в место, которого не может быть?

Да в том всё и дело, что не из обычного… В сталинские времена хорошо знали, кто и где может жить…

Вот только не надо мне говорить про номенклатуру! Да и что такое номенклатура? Это всего лишь перечень должностей, для занятия которых претендент должен обладать определёнными качествами – например, образованием («Два класса церковно-приходской школы»). Да я и сам, как школьный учитель истории, входил в номенклатуру райкома партии.

Нет, в некоторых домах могли жить только совершенно определённые люди. Которые хорошо знали, что, например, войдя в лифт жёлтого дома с башенкой на Смоленской площади (спроектированного – и прекрасно спроектированного – академиком Желтовским) – можно, нажав определённую комбинацию кнопок, по желанию спуститься либо на станцию «Арбатская» Филёвской линии, либо на безымянную Станцию линии Д-6 (построена в 1951 году, протяжённость 27 километров, имеет станции: Кремль – Библиотека им. Ленина – Раменки – Академия Генштаба – Солнцево – аэропорт Внуково-два).

Так что, когда первый страх («Спрятать! Спасти! Немедленно! Чтобы не увидели!») схлынул, Борис Иванович со товарищи осторожно вывел чёрным ходом из своей квартиры дорогого Гостя (и его, видимо, прикреплённого – сухощавого мужичка неопределённых лет, зверовато оглядывавшегося по сторонам и очень похожего на заслуженного служебного пса, которого сначала привели на кошачью выставку, а потом еще и сняли с него строгий ошейник) – а затем они вошли в неприметный сарайчик во дворе и долго-долго, очень долго спускались по решётчатой, звенящей под каблуками, затянутой металлической сеткой лестнице…

В конце концов, Борис Иванович действовал строго по Инструкции.

Человек, назвавший правильный пароль («Тридцать – ноль шесть – сорок два». Дата Падения Севастополя. Значит, всё ДЕЙСТВИТЕЛЬНО очень плохо – и лучше бы немедленно выглянуть в окно – не встали ли уже над Кремлём огромные грибовидные облака?), – так вот, этот человек должен быть во что бы то ни стало (во что бы то ни стало!) доставлен в штаб. Там Борису Ивановичу следует открыть личный сейф, достать красный пакет номер два и действовать по инструкциям, находящимся в данном пакете. Всё. Гриф «ОП»[13]13
  Особая папка. Только для Первых лиц.


[Закрыть].

Борис Иванович украдкой прикоснулся к Его руке… Рука была горячей.

А вдруг? А вдруг это всё же не сон и не бред?

И Борис Иванович, генерал, коммунист, и сам смотревший не раз смерти в лицо и бестрепетно посылавший на смерть своих «сынков», – крепко зажмурился и стал молча, про себя молиться, как учила его в далёком детстве бабушка: «Милый Боженька, пусть я проснусь, а всё так и будет! Так и будет… так и будет…»

Рокоча двигателем, автомотриса уносилась в неведомое…

19 августа 1991 года. Москва, улица Солянка, дом восемь. Двенадцать часов тридцать одна минута…

Для тех, кто не знает, – скажу, что происходит сие название, Солянка, от старинного Соляного двора, с его обширными подземными подвалами, так полюбившимися со знанием дела описанными Гиляровским хитромудрым «хитрованцам»…

Сама же Хитровка[14]14
  Хитров рынок.


[Закрыть] располагалась совсем рядышком, всего в одном квартале к северу…

И были-де те соляные подвалы многоэтажны, и уходили, говорят, аж за Москву-реку… Ещё говорят, что по этим подвалам можно было, переходя из одного в другой, спокойно дойти и до Садового кольца, и до Болотной… А уж до близкого Лубянского проезда, легко! Впрочем, кто знает, правда ли это?

В точности, знают об этом – это только те, кому по должности положено.

Шумной речкой, впадающей в тихий пруд Старой и Новой площадей, со сквером между ними, бежит Солянка вверх и вниз по московским холмам… Есть на ней прелестный дом четырнадцать – здание Опекунского совета (Жилярди да Витали его строили), есть дом девять – изящная, как бонбоньерка, городская усадьба Бутурлиных, порождение аж века осьмнадцатаго…

Дом номер восемь к памятникам архитектуры никак не относился.

Безликое, серое здание стояло в глубине двора, и от него на версту веяло канцелярской серой скукой и чиновной тоской.

Та же самая тоска сейчас читалась и на лице человека, сидевшего за пустым – ни единой бумажки, только перекидной календарь – полированным столом с зелёной бархатной столешницей, покрытой толстым автомобильным стеклом…

Слева от тоскующего человека стоял приставной столик, а на нём стояли …о!

Целых шесть разноцветных телефонов.

Два телефона были чёрные – городской и внутренний, по которым звонившего с сидящим за столом человеком соединяла только личный секретарь («Сами вы секретарша! Скажите ещё, секретутка… здесь вам не райфо!»)

Два телефона были кремовые – городской и внутренний, по которым человек мог звонить сам, и номера которые входили в маленькую зелёную книжечку… Их городской номер, понятно, начинался на цифры 296. Миусский телефонный узел, бывший К-6. Козырные номера – все как один принадлежат союзным министерствам и ведомствам.

Впрочем, говорить по этим телефонам о делах не рекомендовалось! Настоятельно не рекомендовалось… Был, знаете, прецедент, когда Андропов обсуждал с Крючковым, что же им делать с этим жопником[15]15
  Пассивным педерастом.


[Закрыть] Звиадом Гамсахурдиа? Тот вроде покаялся, так может, дать ему только ссылку ненадолго? С другой стороны, у него это всё-таки уже третья судимость, да всё за антисоветчину…

И тут хриплый голос с характерными выражениями, знакомыми Юрию Владимировичу по Карелии (и особенно по карельскому ГУЛЛП – да и в Рыбинске он тоже такие слыхал, приходилось!), настоятельно порекомендовал Председателю КГБ:

– Да трахнуть черенком от лопаты в гнилое дупло этого грызунского пидорюгу и отправить его под нары в бутырский петушатник…

И зря, между прочим, не послушались они тогда случайного собеседника – вокс попули, знаете, есть чистый вокс деи…

Да, и кроме того – дозвониться куда-нибудь по аналоговым сетям Минсвязи СССР было несколько… («Алло! Магадан? Магадан?!! – Куда уважаемый господин обращается? – В Магадан. – Это далеко? – Десять тысяч километров. – А по телефону нельзя разве позвонить?») – несколько затруднительно.

Поэтому пятый красный телефон – номер которого прописан в маленькой красной книжечке – это была прославленная ленинская «вертушка», или цифровая «Кремлёвская» АТС. Ленин это придумал – набирать номер на диске, без услуг телефонистки. Поэтому по традиции все самые современные средства электросвязи устанавливались именно там и назывались «вертушками».

Считалось, что «Кремлёвку» подслушать невозможно… вот уж не знаю. При Лаврентии Павловиче, говорят, успешно слушали… («А почему Ленин стоит лицом к зданию ЦК? – Потому, что за Советский народ он спокоен, а вот за этими – глаз да глаз!»)

Есть городская легенда, что однажды помощник Ворошилова (такой же пьяница, как его начальник) позвонил по «вертушке» в аппарат Кагановича и пригласил его к Ворошилову на беседу. Через полчаса зазвонили «вертушки» у Кагановича и Ворошилова. Одному из них неизвестный собеседник пояснил, что вызов ошибочен, а второму настоятельно порекомендовал немедленно сменить помощника-шутника.

Ну и последний, белый, без номерного диска, но с Гербом СССР – аппарат ВЧ.

Кое-кто утверждает, что советская аппаратура ЗАС использовала для передачи сигнала не только любые провода электропроводки, но даже и металлическую арматуру в стенах, трубы водопровода и отопления… Так что шутка – позвони мне по радиатору батареи – действительно содержала в себе известную долю шутки.

Кроме того, в кабинете подверженного тоске – судя по телефонам – далеко не маленького человека – стояли аж три (!) ЭВМ:

Удаленный терминал от стоящей в подвале здания мощной ЕС-1055.

Персональная «Искра-1030» с черно-белым монитором, подключённая в местную локальную вычислительную сеть.

Персональная импортная «IBM-286», с цветным монитором… это так, в «Kings Bounty» поиграть.

Но невесел был обладатель такого неслыханного в 1991 году богатства, а сидел, обхватив победную свою головушку руками, и тяжко думал свою думу…

Геннадию Рубеновичу Попцову[16]16
  Фамилия изменена.


[Закрыть] было от роду сорок шесть лет, и был он полковником внутренней службы… С одной стороны, оно вроде бы и ничего?

Правда, Борис Иванович Краснопевцев был в его годы генерал-лейтенантом! И оставался таковым до самой пенсии. Пусть радуется, бериевский выкормыш, что хоть не разжаловали…

Впрочем, наверное, про Краснопевцева просто ЗАБЫЛИ… ну, сидит себе человек, книжки человек рассылает, по особому списку… простая обслуга! Курьер. Почтальон номенклатурный.

Ну-ну…

Да, о Попцове…

До него эту тихую, незаметную службу возглавлял Бредигин[17]17
  Фамилия изменена.


[Закрыть] Борис Алексеевич, целый генерал-лейтенант!

И было за что присваивать ему такое высокое звание… было за что.

Ангола. Мозамбик. Афганистан… да тот же Чернобыль, в конце концов.

Но… Стал человек задавать лишние вопросы.

Например, какое отношение имеет финансирование международного коммунистического движения к некоторым банкам, на счета которых (именные счета!) поступали суммы из союзного бюджета… нет, не так. Не суммы, а СУММЫ.

И фамилии, фамилии… на букву Ш. На букву Я. И на букву Г, разумеется… такие всё знакомые фамилии.

Ну вот.

И вдруг этот настоящий советский офицер – которого все знали как предельно честного, мужественного, отважного человека, не боявшегося ни душманов, ни африканерских рейнджеров, ни чернобыльской радиации – был однажды найден повесившимся на ручке двери собственного кабинета. Повесился боевой генерал, как забеременевшая школьница.

Странно, да… У человека лежит наградной пистолет в личном сейфе, а он вешается… Может, не все код от сейфа знали? А то, наверное, генерал бы застрелился. Два раза, причем в затылок.

Зачем я про грустное?

Но только лишь затем, чтобы читатели потом не спрашивали – а отчего Геннадий Рубенович так не любит расистов и негров, то есть коммунистов и дэмократов?

Да не волнуйтесь, он сам был коммунистом… И очень давно! Ещё с тех времён, когда после школы работал маляром в НПО им. Хруничева…

А потом его призвали – и как (извините, из песни слова не выкинешь) отважного, здоровенного и (внешне! а внешность бывает так обманчива!) туповатого бычка направили служить в славную «девятку» – охранником… Однако…

Боец личной охраны КГБ СССР – это вам не тупой жлоб, который тупо пережевывает свою жвачку, как валух[18]18
  Кастрированный баран.


[Закрыть], в предбаннике коммерческого банка.

Это – боевая машина, которую не видно и не слышно до тех пор, пока ему не скажут «Фас!»…

Вот тут мне кто-то подсказывает, что негоже человека со служебным псом сравнивать… А почему? «Цепные псы самодержавия!» – гордо именовали себя со времён Опричнины цепкие профессионалы…

Попробуйте прожить в своём доме без хорошей, отважной, умной сторожевой собаки – враз добрые, гуманные, дэмократические люди всё и растащат.

Но… в отличие от собаки Геннадий Рубенович был не только зрячим. Он смотрел и всё видел!

Те же, кто на его глазах жрал, пил и блядовал – относились к нему как ко всякой обслуге… Как к пустому месту!

А он… Смотрел и сравнивал… И слушал рассказы стариков…

О том, как Он выходил рано утром в сад, чтобы охранникам бутерброды, собственноручно Им нарезанные, передать…

Как однажды вломились к Нему в баню – что-то, мол, долго парится, не случилось ли чего? А Он засмеялся и хлопнул старшего смены веником по галифе…

Как помогал Он простому прикреплённому, у которого сестра заболела, устроить её в хорошую клинику – и Сам приехал её навестить, и передал пирожки от супруги, которую называл Нателла (Нина, конечно, а это кличка чекистская)…

Была, знаете, между прежними и нынешними огромная разница…

Между картинками, вырезанными Им собственноручно из «Огонька», и картинами из Русского музея; его щербатыми тарелками и сервизом из Эрмитажа; заплатанной маршальской шинелью (порвал на испытаниях, когда на стапель ракетный лазал) и шубой из драгоценной каракульчи…

Так что гнать надо было Попцова, чтобы ни о чем таком он не думал! И погнали, в минскую «Вышку» – Высшую школу КГБ (был такой способ – избавиться от неугодного сотрудника, отправив его на повышение или на учебу) …Вышел из учения лейтенантом, служил в «четвёрке» – контрразведка. Курировал транспорт…

Ну, по аналогии (транспорт, связь – какая разница?) – потом в Экспедицию и назначили… Сказав только – сиди на попе тихо. И ничего не делай.

Поэтому поначалу он просто сидел и смотрел… А потом просто за голову схватился! В последние месяцы программа помощи зарубежным друзьям перевыполнялась не в разы… в десятки раз! В сотни раз… тащили уже не чемоданами. А КамАЗами…

– Кто бы мне посоветовал, что мне делать? – с тоской, глухо, проговорил Попцов, ухватившись за буйную голову.

– Главное, не психовать, сынку…

Попцов стремительно обернулся.

Стена за его спиной неслышно распахнулась.

Из открывшегося замаскированного дверного проёма появился безмерно уважаемый им персональный пенсионер дядя Боря, который много чего полезного Попцову о службе рассказывал, а за ним в кабинет шагнул… шагнул! шагнул!!!

– Здрастте… – сумел выдавить полковник.

– Гамарджоба, товарищ полковник… Чаем не угостишь? – весело хлопнул его по плечу человек в старомодном пенсне.

Конечно, нашёлся у полковника не только чаёк… (Секретарь, прапорщик Ольга, увидев Гостя, от испугу опрокинула себе на блузку поднос.)

Нашёлся и армянский «КС» (коньяк старый, выдержка от десяти лет, стоил ужасно дорого, что-то вроде девять рублей за бутылку), и лимончик, но… делу время!

Щёлкая, проворачивались цифровые диски сейфа – двадцать два – ноль шесть – девятнадцать – сорок один. 22 июня 1941. Значит, над Родиной снова большая беда.

Простой, пожелтевший от времени красный конверт.

Без всякой надписи.

Внутри – неровные строчки «Ундервуда»…

«Советскому Гражданину. Прошу (подчёркнуто выцветшим красным карандашом) выполнять приказы этого человека как мои собственные».

И подпись, неровно, этим же карандашом – И.Ст.»

– У-у-у… – печально завыл полковник Попцов… – Ведь только, только что получил я квартирку на Грановского… и дачку в Малаховке… и персональную «Волгу» – номер «МОС»… за что мне это всё? Весь этот геморрой! Ольга!

– Слушаю.

– Скидневича[19]19
  Фамилия изменена.


[Закрыть] ко мне позови срочно! Вот только что стал я жить по-человечески… Как вдруг… На тебе! А! Товарищ Скидневич… заходите, обождите минуточку… у меня для вас сюрпри-ииз!

«Ба-бах!»

Товарищ Берия с удивлением смотрел на кровавую лужицу, расплывавшуюся на дубовом паркете вокруг головы абсолютно серого, как стёршаяся монета, безликого чиновника:

– Это, собственно, кто был?

– Да… теперь уж никто. Из ведомства Кручины, надзирающий, вроде особиста при мне… я его специально, чтобы мне теперь соблазна сдриснуть уже не было… Ольга!

– Слушаю.

– Позови ребят, скажи, чтобы труп из моего кабинета убрали…

– Слушай, генерал, а кто это такой – Кручина?

19 августа 1991 года. Москва, улица Солянка, дом восемь. Кабинет ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА внутренней службы Попцова. Тринадцать часов одна минута…

Товарищ Берия вовсе не обладал некоторыми чертами Гая Юлия Цезаря – не был болезненно честолюбив, никогда не стремился к личной власти (он относился к ней, более того – как к тяжкой обузе. Всю жизнь мечтал быть архитектором, да!), не был сластолюбив (кроме своей законной супруги, иных женщин в его жизни, почитай, и не было… ну, кроме нескольких несерьёзных, по молодости, увлечений. Кто Богу не грешен!).

Однако сейчас он, как Юлий Цезарь, смотрел по Второму каналу «Российское телевидение» (телевизор в углу – верный признак высокого кабинета) и при этом читал выложенные перед ним генералом Попцовым из заветной папочки напечатанные на тонкой, на полупрозрачной бумаге документы…

Кроме того, он успевал беседовать с генерал-лейтенантом («Отзываю вас из отставки! – Есть, товарищ Маршал!») Краснопевцевым и ещё слушать впол-уха доносящуюся из принесённого секретарём Ольгой ВЭФа трансляцию «Эха Москвы».

(Примечание автора. Всё нижеприведённое является подлинными фактами, а равно цитатами из подлинных документов. Ссылку дать на некоторые документы? Дам. Допуск первой формы покажите, и немедленно дам. А потом, это же всего лишь документальная сказка, ага?)

«…Руководство России заняло решительную позицию по Союзному Договору, стремясь к единству Советского Союза…»

«…в районе Вильнюсской телебашни действовала организованная группа лиц, во главе которой находились прибывшие из Польши американские инструкторы. Группу инструкторов возглавлял гражданин США Эйве Андрюс, имеющий опыт диверсионной работы в Афганистане. По словам Лансбергиса, американский разведчик занимался инструктажем оппозиционеров и сыграл «положительную роль».

…На что их кололи?

– Спрашивали о наших друзьях в…

– Я понял. Почему спрашивали именно об ЭТОМ?

– Не знаю, товарищ Павлов… но кололи их явно не наши.

– Обоснуйте.

– Очень как-то… изощрённо… стеклянные трубочки с кислотой вводили в мочеиспускательные каналы… наши так не работают! Ну, наши обычно куском провода по пяткам, ну, поставят на выстойку… но это! Нет, это были – явно чужие.

– Кто-нибудь сломался?

– Нет. Никто. Деканозов умер на допросе, Мешик – стоять не мог, его расстреливали лежащего… никто не сломался.

 
Ты, Зин, давай не трогай Ельцина,
Какой ни есть, он за людей!
Хотя бы встал скорей у власти он,
На хмель цена была б не как у блядей!
А то, что пьём – так это, Зин,
От большевистских образин,
Нас так и тянет в магазин,
Пойду я, Зин!»
 

«Таким образом, совершено тягчайшее государственное преступление! Все лица, так или иначе вовлечённые в это преступление, будут нести ответственность!

В этой связи я хочу обратиться ко всем военнослужащим, сотрудникам МВД и КГБ.

Не делайте роковую ошибку! Проклятие Родины падёт в этом случае на ваши головы! И достаточно скоро!

У вас есть только одна возможность сохранить честь и человеческое достоинство – не исполнять преступные приказы, не проливать крови!»

– Это кто же так надрывается, аж, бедный, зашёлся весь?

– Вроде Станкевич, из бывших партийных пропагандистов, тоже сучка не из последних! Краем уха слыхал, прокуратурой уголовное дело по нему возбуждено, за взятки…

– Тогда понятно, зачем оно ему так надо.

«…Не сомневаемся, что мировое сообщество даст объективную оценку циничной попытке правого переворота…»

«…Пленум Движения «Демократическая Россия» выдвинул идею создания параллельного центра во главе с Ельциным.

Идея сформирована Советом Безопасности США, который решил, что Горбачёв теперь не может обеспечить интересы Соединенных Штатов.

В Вашингтоне взят курс на создание в СССР капиталистической экономики, расчленения СССР и России, установление экономического и политического протектората.

Для Ельцина сейчас важно пойти на резкое обострение отношений с Центром и Президентом СССР».

«…Обращаемся к военнослужащим с призывом проявить высокую гражданственность и не принимать участия в реакционном перевороте!

Призываем всех трудящихся к всеобщей политической забастовке!»

«…С 1977 года в стране имеются агенты влияния. Их цель – разрушение советского государственного и общественного строя…»

– Ну и к кому в своей записке Крючков апеллирует? Что, задача обеспечения государственной безопасности у вас теперь возложена на ОСОАВИАХИМ?

Хватит. Мне всё ясно… Товарищ генерал-майор!

– Есть!

– Соберите личный состав. Скажу им пару ласковых слов… – закончил беседу Берия.

19 августа 1991 года. Москва, улица Солянка, дом восемь. Актовый зал ГУ ГФС. Тринадцать часов пятьдесят восемь минут…

Слева от входа в зал на застекленном стенде красовалась среди портретов весёлых и отважных парней в кожаных тужурках (и подписи под портретами – погиб… Погиб… погиб…) цитата из приказа Председателя РВС Республики от 20 января 1920 года (без указания фамилии этого человека): «Служба внешней связи Управления по командному составу по роду своей деятельности подлежит комплектованию только отборными людьми, как в отношении исполнения служебных обязанностей, так и в физическом. Последнее требование вызывается тем, что при нынешнем состоянии железных дорог фельдъегерям, командируемым, в большинстве случаев, с весьма важными и секретными пакетами, приходится совершать продолжительные переезды по железным дорогам при крайне тяжелых условиях, когда зачастую, за невозможностью найти в поезде места для сидения, по нескольку[20]20
  Так в тексте. Автор высказывания – Троцкий. – Примеч. авт.


[Закрыть] дней приходится совершать путь стоя, при страшной давке. Тяжелая обстановка, при которой фельдъегерям приходится выполнять свою работу, а также, может быть, и опасение перед свирепствующим на дорогах сыпным тифом, совершенно привлекает на должности фельдъегерей Службы внешней связи исключительно добровольцев из лучших, выдающихся представителей рабочего класса».

На следующем стенде – Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР о награждении службы орденом Трудового Красного Знамени (потому что – в составе Министерства связи, уж какие там бои…).

В самом зале, заполненном примерно наполовину, – встревоженные лица обычно очень спокойных, невозмутимых, молчаливых людей, привыкших свято хранить Военную и Государственную Тайну.

Всего в наличии – около трёхсот человек… Остальные сейчас – на маршрутах: 43 авиационных, 31 железнодорожном, 35 автомобильных и 1 морском, общей протяженностью 237 572 километра! От Москвы до самых до окраин!

– Товарищи офицеры!

(Попцов, шёпотом в ухо Берии: – И прапорщики…)

– И прапорщики. Вы все принимали Присягу, которая, как известно, принимается только единый раз. Вы присягали Трудовому Советскому Народу, перед лицом своих товарищей… И поэтому я мог бы сейчас просто вам приказать. Но.

Сейчас такой момент – что каждый Солдат, каждый Командир обязан знать свой манёвр.

Вы помните, как начиналось то, что позже назвали перестройкой, какие у всех были надежды на то, что наш обновившийся, помолодевший Советский Союз станет ещё более могучим, крепким… На то, что Советский Человек заживёт ещё более свободно и счастливо!

Оглядитесь! Вокруг нас – сплошной хаос, неразбериха… В магазинах – полная пустота. Да что магазины – уже льётся кровь советских людей в Цхинвале и Карабахе, в Фергане и в Вильнюсе…

Об этом ли мечтали Советские люди? Хотели ли они, чтобы их растаскивали по национальным квартиркам и сталкивали в межнациональной кровавой вражде?

Нет! Поэтому наш Советский Народ сказал своё веское слово – проголосовав на референдуме за Единый и Нерушимый Советский Союз!

Кому выгодно то, что сейчас происходит? Только лишь нашим врагам – врагам Советской России, Советской Украины, Советской Грузии…

Чего же хотят эти враги?

Они хотят восстановить, реставрировать капитализм… Многие из вас были в загранкомандировках и видели без прикрас его звериный лик.

Хотите ли вы, чтобы трудящийся человек, рабочий – умирал с голода, потому что его выгнал с работы хозяйчик?

Хотите ли вы, чтобы наша Родина превратилась в сырьевой придаток иноземных монополий?

Хотите ли вы, чтобы мать-пьяница за бутылку водки продавала развратникам свою четырёхлетнюю дочь?

(Глухой гул в зале.)

Молчать.

Сейчас мы с вами являемся свидетелями чудовищной провокации – когда шайка самозванцев с трясущимися руками алкашей проламывает дорогу банде контрреволюционеров.

Именно эта шайка проводила в жизнь вредительские планы…

Что перекосоёбились? Слово «вредительские» вам не нравится? А вы не задумывались о том, что заводы и фабрики работают по-прежнему, а куда всё делось?

Я тут на такси ехал… Так мне водитель рассказал, что он бензин покупает у водителей автобусов – их начальство не выпускает на маршрут, а бензин заставляет сливать в канализацию… зачем? Чтоб вызвать недовольство москвичей…

А вчера мне рассказали, как на свалку выбрасываются продукты[21]21
  Так в тексте. Автор высказывания – Троцкий. – Примеч. авт.


[Закрыть].

По молодости лет вы не знаете, что так было и в семнадцатом году – и с выступления недовольных отсутствием хлеба женщин началась Февральская революция, хотя все железные дороги, все склады были забиты мукой!

Кончится же по их плану, по плану врагов – должно всё тем, что коммунисты будут развешаны на фонарях…

И это будет только справедливо!

(Явственный ропот в зале.)

Молчать!

За что повешены? За то, что именно коммунисты допустили то, что во главе страны встали такие уроды, как Павлов и Раиска Горбачёва…

Что, не помните – как перед обменом денег этот жирный боров велел вам зарплату выдать одними сторублёвками? И как все ваши инвалютные личные счета отнял?

А как вы, боевые офицеры, этой профурсетке фельдъегерской вализой трусы из Парижа возили – забыли?

Молчать! Смирно!

Вольно.

И вот, дети мои, – посмотрите мне в глаза… Есть ли здесь хоть один советский человек? Хоть один патриот? Хоть один настоящий коммунист?

Гробовое молчание в зале…

Потом встал один офицер… второй… и вот уже весь зал стоит и молча смотрит на трибуну.

На человека в старомодном пенсне…

– Спасибо, товарищи мои… Слушай приказ! Я знаю, что нужно делать и как надо поступать. Все, кто любит нашу Советскую Родину, – за мной. Коммунисты, вперёд.

И они встали. И пошли.

Триста офицеров. Ну, и прапорщиков…

Однажды старый литейщик на заводе «Серп и Молот» показал мне один фокус – только не пытайтесь это повторить! Останетесь без руки.