Текст книги "Золото – Кощей бессменный"

ГЛАВА 4

_{ТЯГОТЫ И РАДОСТИ СЛУЖБЫ}

После проведенной им в марте месяце 1930 года реорганизации таможенного поста для экономии денег на зарплату, численность таможни сократилась с семи человек до трех. И то один из них был переведен работать на «Большой порог», где Николай Николаевич решил создать «Большепорогский таможенный пункт». Надо перекрыть и водные маршруты контрабанды золота, пушнины, и шерсти из Тувинской Народной Республики.

Ему, боевому «рубаке», было невыносимо скучно с этой работой, пять лет как направили его нести службу на «Усинскую таможню». Учитывая взаимную экономическую заинтересованность, Советское правительство предоставляет тувинским гражданам возможность свободного передвижения, торговли и занятия промыслом в пределах Усинского района. Советская сторона предоставляла тувинским гражданам, живущим на территории СССР, облегченный режим перехода границы на строго установленных участках, в частности, через «Усинскую таможню».

Ну и чего тут досматривать семи бдительным инспекторам, если почти вся масса передвигающейся собственности нищих сойотов и советских крестьян идет по безвизовому коридору? Народная мудрость гласит – не умеешь работать – начинай реорганизацию. Не умеешь исправить положение – начинай реорганизацию. Хочешь скрыть свое разбазаривание казенного имущества – начинай реорганизацию.

Начальник «Семиозерной таможни» внес свою лепту в народную мудрость – лень шевелиться от безделья, – начинай реорганизацию. Он ее провел – и закончил! Зарплаты будут повыше, и «Большой порог» «закрыли». Название вновь открывшейся таможни, куда Успенский с 1 января 1930 года, был переведен на должность «управляющего», с его подачи, дали…

Узнав истории этих мест, и изучив в охотничьих походах ландшафт Усинского округа, Успенский многое выяснил для себя. Как он узнал, первые потоки контрабанды из Урянхайского края в земли Российские проходили по урочищу «Семи Озерок» ещё с XVIII века. Казаки Саянского и Кебежского острогов по вьючным тропам ездили осматривать пограничные знаки и возили с собой товар для меновой торговли на съезжих пунктах.

Такой пункт находился, например, в местности, называемой «Семь Озерков», на равнине, по которой протекает речка Иджим, приток реки Уса. И «продавил» через управляющего Усинской таможней Графутко в Минусинском округе Сибирского края, новое название – «Семиозерная таможня Сибирского отделения Главного таможенного управления с. Верхне – Усинское, Усинского района, Минусинского округа Сибирского края»! Ну – роднее стала, душу больше греет. Конечно, надо и на Кантегирскую пограничную заставу выставлять пост таможни. Уж там Сафьяновская братва гонит так гонит! И золото, и лошадей своих из ТНР. Но попадать туда не так-то просто. Он сам, начальник таможни, еще ни разу не сподобился там побывать.

Клан Сафьяновых имел несколько приисков и большое количество заимок. Село Уюк и город Туран в Туве. Зачем людям много денег? Ответ очевиден – чтобы получить власть! Николай понимал, что он богаче клана, потому, что имеет тут законную и неограниченную власть! Он мог разобраться, наказать каждого, кто переходит границу. Он единственный человек в радиусе трехсот пятидесяти верст, кто имел под задом легковую машину, имел лошадей, имел телефоны, телеграф правительственной связи. И имел желание разобраться и привести в чувство всякую мелочь, кто еще от имени Сафьяновых правил их капиталами, рудниками и заводами.

Сам Иннокентий Сафьянов, создатель «Тина-Тувы», отбыл в Москву и в Туве не появлялся, ему хватало денег на легкое житье. А его дядя, Андрей Сафьянов, торговец лошадьми своей породы, гонял их в Хакасию без уплаты таможенных сборов – контрабандист по высшей мерке. Дождется!

В местной столице Минусинске, Николай хотел успеть к зубному врачу. В свои тридцать два года, пройдя всю гражданскую, гонял басмачей и в Казахстане, и Узбекистане, и на юге Урала. Однажды коня под ним «срезало». Николай передними зубами влетел в затылок коня. Вместо передних зубов вынуждено имел золотые, вставные.

А почему нет? Если золото гуляет по Усинскому округу свободно? А когда бывает «не лень», то и пояс на верблюжьем халате «фартовому» попортишь поперечным перерезом. Дешево отдаст. Вставил себе золотые передние зубы. Таможня! И вот пришло время, когда они расшатались.

Подводя итог всему вышесказанному – красиво звучит! Обещано слишком много хорошего, чтобы стать действительностью! Когда секретный груз из Тувы, Монголии, Китая повезли в уездный город Минусинск, произошло то, что всегда и происходит в подобных случаях.

ГЛАВА 5

_{НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА}

В июне пошла коренная, когда еще паводок (верховая вода) не закончился. Мутные потоки воды рвали берега и скалы. Дрожали пороги, ревели шиверы. Пароход из Кызыла – он назывался «Илекем» – доставил секретный груз до Большого порога.

10 июня Николай Успенский, управляющий Семиозерной таможни, а также фельдъегерь Минусинского ОГПУ Сухоруков и с ними еще два бойца-пограничника, приняли на Большом пороге груз золота и дипломатическую почту. (Сотовые телефоны в тот день на пороге не работали – не было сети) почему-то. И желающие отплыть в Минусинск не смогли узнать, что рейсовый пароход, ходивший на «порог», стал на ремонт по причине протечки экранных труб парового котла.

В эту дурную водищу к порогу был отправлен из Минусинска спецрейсом пароход «Щетинкин», капитан которого этим маршрутом никогда не ходил. В подмогу «Щетинкину» был придан буксирный катер «Стрела» для помощи при проходе в порогах и шиверах. Почти у самой цели – на выходе из «Дедушкиного порога», «Стрела» получил большую пробоину и затонул. Несколько человек из команды «Стрелы» погибли. Капитан «Щетинкина», не зная, что еще его поджидает впереди – развернулся и слинял, вниз.

Эта ночь стала неожиданностью, как для отплывающих, так и для бандитов. У них тоже в эти дни – (не работали сотовые телефоны). Они ждали подвоз ценного груза со дня на день. И только к утру тайные гонцы добрались до «своих» и рассказали, что золото не ушло с порога гужевыми тропами в переметных сумках… Минохотсоюз не раз призывал навести порядок на большом пороге, на его Казырсугском охотничьем заказнике – необходимо выселить из тайги и изолировать от общества кулаков – мародеров: Есипова И., Потылицина Н., Соловьева П., Чихачева Н., Зубарева И., – которые незаконно контролируют охотничье-промысловые угодья в свою пользу, занимаются самогонным промыслом, сбывают свой самогон в обмен на добычу, используют Казыр-Сугский Заказник в личных целях, игнорируют советские законы и советскую власть! Изгнать всех единоличников с этих водоемов и охотничье-промысловых угодий. Но никто не приступил к выполнению этих указаний

Ночи летом короткие. Фартовые – привычны к тайге. Развели пару костров, темное время прокимарили. Так же и пограничники. Поговорив с фартовыми мужиками, пограничники им объяснили, что с часу на час может произойти нападение. И их баулы и сундуки найдут новых хозяев. Решили – строить плот и идти «навстречу» пароходу, лишь бы скорее уйти с этого доступного для бандитов места.

Строили плоты. Инструменты у золотарей были с собой, веревки тоже, а вот гвоздей не было. Валили лес на склоне горы правого берега, пилили его на сортименты, стаскивали, спихивали с горы в воду – большая вода подступала под самый склон. Скрепляли бревна веревками. Работали весь день как проклятые, с тревогой глядя на дорогу, на которой стоял пограничный заслон. Заслон из шести пограничников, служивших на пороге, и одного работника Большепороговской таможни… Если зайдут человек тридцать, да с разных концов, и неожиданно – сомнут заслон за пятнадцать минут, или блокируют, не дадут головы поднять…

Днем на порог, случайно, заезжали три человека. Операм ОГПУ, прошедшим «гражданскую», хватало одного взгляда, понять, – «глупый пингвин робко прячет тело жирное»… или – строевой, военный. Это была разведка. Первый гость – понятно, проверяют. Второй – видимо подошла банда, уточняют. Третий, к вечеру – это уже рекогносцировка. Пути прохода, пути отхода смотрят, проходы во фланги, вот-вот, могут начать!

Минуты тянутся часами. Тянут с нападением… или еще ждут подхода сил, что вряд ли, или видят, что время есть, хотят напасть ночью, с проходами скрытно во фланги, в тыл заслону, – никто не хотел умирать, перед захватом жирного куска. И ночь работали – вязали, грузились…

На рассвете 12 июня, отошли от берега. Один плот был большой. На нем поплыли несколько десятков рабочих с золотых приисков, мужчин и женщин. Второй плот, на котором передвигались Николай Успенский и трое его соратников с драгоценным и секретным грузом, был небольшой. В ночь коротенько встали в глухом месте, подремали четыре часа. Останавливаться у какого-нибудь смотрителя или лесника побоялись. Люди лесные дружат и с этими и с теми – куда денешься?

В ночь на 14-е – так же. В полдень, 14 июня, (день рождения моей мамы) плоты подошли к известному своей недоброй славой Джойскому порогу, находящемуся в шести километрах выше таежной деревушки – заимка «Карлова», на правом берегу Енисея. – и несколько домишек – на левом берегу.… Весной 1924 года из Бейской волости Минусинского уезда Енисейской губернии был образован – Бейский Район. В Бейский района вошли восемь сельских советов: Бейский, Ново-Курский, Означенский, Табатский, Сабинский, Кальский, Богословский, Троицкий. В Означенский Сельский Совет входили: Красный хутор, Карлово, Каримово, Таловка, Очурское займище, Соболево, Сойотка, Кибик, Кордон, Сизая, Голубая, Большой Порог, Кантегирская застава, Заимка – Приисковый. Беднота и комиссары придавленные разрухой и голодом решительно наступали по всем фронтам на старые устои мира. Раскулачивание состоятельных хозяйств и создание на их базе – Коллективных хозяйств заставило богатых и умных – не дожидаться своей очереди на раскулачивание и ссылку. Продавали – что могли и переселялись в дикие таежные места по берегам Енисея. Дальняя заимка Карлово расширилась дворов до тридцати, и несколько домиков притулились на противоположном берегу.

Работники ГПУ НКВД РСФСР были людьми смелыми, мужественными, но они не знали лоции Енисея! Малый плот затащило дурной водой в левый рукав. На лодке с мотором в большую или «бешенную» воду эту протоку легко можно пройти, минуя сам Джойский порог. Но на плоту…

Мутная вода, наполненная мусором, палками, и вырванными с корневищами лесинами, неслись «наперегонки» вниз по протоке. Уровень воды поднялся метров на восемь выше ватерлинии, отмеченной веками на обглоданных скалах, с обеих сторон протоки. Затопив выгрызенные в скалах полутунели, вода поднялась и неслась меж нависающих скальных карнизов. На входе в протоку часть воды ныряла под карнизы с шлепаньем и хлопками, сопеньем и выдохами захваченного с собой воздуха, заглушая рев воды, улетала в низ, в полутунель.

Улетала, заставляя палки и лесины вставать на дыбы и нырять под скалы «солдатиком». Протока идет полукругом вокруг скалы, отделяющей ее от основного русла каменным островом, высотой, наверно, с сотню метров. Ширина протоки – от сотни метров, местами – до пятидесяти. Поставить плот посередине потока, и успеть выгребать на поворотах рукава на непослушном плоту невозможно, даже если ты знаешь об этом и готовишься. А когда в «мандраже» вылетишь туда, на сотне метров «от», – не надо быть опер работниками ГПУ, чтобы понять, что случится через две-три минуты. Конечно, кто спасется, будет утверждать, что был приказ – всем за борт. Две молнии метнулись в ледяную, мутную воду Енисея, в месте слияния речки Джой и Енисея, пытаясь выгрести дальше от левого берега, на середину протоки. Легко перешагнуть через сучок, ветку или даже валежину на земле. Но переплыть через них – невозможно. Пока их расталкиваешь, пытаешься отшвырнуть, отбросить – левый берег все ближе.

Успенский за годы метания в Казахских и Узбекских степях и пустынях, видел сотни раз, как вздыбливаются небольшие ручьи на пять, десять метров верх во время дождей. Видел, как убегающие от его «рубак» небольшие отряды головорезов – басмачей кидались в эти мутные, белые потоки, пытаясь спасти свои грешные шкуры – напрасно!

С другой стороны, дослужившись до должности начальника таможни, сколько ему пришлось подставить, отпихнуть, подтолкнуть конкурентов? Выучил законы волчьей стаи наизусть. Он знал – если он спасется, а почта утонет – его расстреляют свои.

Страшная статья – 58. п.4, «осуществление враждебной, против Союза ССР деятельности, влечет за собой лишение свободы на срок не ниже трех лет с конфискацией всего, или части имущества, с повышением, при особо отягчающих обстоятельствах, вплоть до высшей меры социальной справедливости – расстрела. Или объявления врагом трудящихся, с лишением гражданства союзной республики и тем самым, гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с конфискацией имущества. [6 июня 1927 г. (СУ №49, ст.330)].

Жену и дочку осудят, как «членов семьи врага народа, с поражением прав», и отправят в лагерь лет на 10—15. Если он погибнет, но спасет хоть часть груза, возможно, жене дадут уехать и затеряться на просторах огромной страны. Это мгновение, секунда, на осознание ситуации. Плот уже летел метрах в десяти от береговых скал. Николай, вместе с фельдъегерем Минусинского ОГПУ Сухоруковым с остервенением и волчьей злобой на жизнь, на сучий случай – такой нелепый и глупый! – с подвываниями и всхлипами, оскалив золотые зубы, швырял царские мешочки с золотом на скалы, на выступы, в трещины.

На последних метрах Сухоруков бросился в воду. Николай даже не пытался бросить взгляд на середину протоки, где жило спасение. Когда плот ткнулся рылом в хлюпающую воронку, Николай рефлекторно отступил назад – в воду. В полутунели его и плот несло разными путями. Через двести метров, ободранные и ошкуренные бревна плота были выплюнуты в Енисей.

Душа, раба божьего Николая, вынырнув из страшного тоннеля, встретив виноватый взгляд своего Ангела Хранителя, – промолчала. Они оба знали, что Николай нарушил главный закон вселенной: «Самое дорогое, что есть у человека – это его жизнь». А он начал с закона четвертого порядка – спасти потомство. Потом с закона третьего порядка – «спасти партнера по любви». Потом с закона второго порядка – «партнер по охоте важнее партнера по любви».

Ангелы тьмы такой удачи упустить не могли: подхватив его под руки, повлекли в кипящую глубину воды. Душа Николая, покружив над протокой, переметнулась к жене и дочке, в родную таможню.

Жена уехала из Верхне-Усинска очень быстро, не зная, что случилось и где. Не завершив дознания, работники ГПУ НКВД г. Минусинска сообщили ей: погиб, выполняя государственное задание.

Спасся один молодой пограничник, добрался до Карлова створа. Приехавшие из Минусинска следователи НКВД установили – один человек из охраны высажен на берег, где по скалам разбросано 130 килограмм золота в не нарушенной таре царского образца. Исчезли: три человека охраны с плотом, 18 килограмм золота, дипломатическая почта. Ни свидетелей, ни доказательств гибели охраны – нет. Местное население, проживающее в устье реки Джой, – ничего не видели, не знают.

Через неделю, Енисей отдал тело начальника таможни в районе Летника, – летней дойки одного из Колхозов д. Означенное. Его опознали по кожаной куртке и портупее, и по золотым зубам. Похороны работника, провалившего такое важное государственное задание, Минусинская Уездная Таможня не взяла на себя. Разрешили местным властям захоронить тело.

Его похоронили на маленьком кладбище, напротив Летника, организованного на небольшом древне-хакасском кургане, где хоронили многих неопознанных утопших, принесенных Енисеем в сети местных рыбаков. Еще два охранника остались не найденными, с золотом и почтой.

Следствие велось еще три года, а может и дольше, что нам не известно. И не только силами следователей НКВД, но и проведением прочесывания джойских лесов общевойсковыми операциями, допросов как администрации ИТЛ на Джое, так и заключенных, и жителей староверов, убегавших от властей до притока Клай, где жили три семьи, в том числе – Спирины.

Через год после похорон Успенского, коллеги поправили могилку и положили плиту на могиле из искусственного камня. И на 40 лет все забыли о ней и о нем.

ГЛАВА 6

_{ЖИЛ—БЫЛ ТРИШКА}

Жителями кордона в устье речки Джой была семья Трифона Куприенко. В тайге, вдали от глаз властей жил на «государевой службе» человек с «чисто русской» фамилией. Наверно это не случайно. Мой дед, Чернявский Елисей с «чисто русской фамилией», тоже жил на таежном кордоне «Дубровка» Козульского района. Работал также лесным объездчиком, пока его три маленьких сына в 1934 году не устроили пожар на крыше казенного дома. Дед умер от «разрыва сердца» когда увидел, что дом сгорел. Через три дня умерла его жена – моя бабушка, оставив сиротами пятерых детей. Умерли они, я думаю, от страха перед последствиями за уничтожение государственного имущества. Видимо, были в курсе, что рассчитывать на «милость божью» перед чекистами им было бесполезно.

Государство расставляло по кордонам не основные, а иноземные народности из-за того, что иноземцы были грамотные, битые судьбой, малообщительные с местным населением.

За пятьдесят лет жизни я не нашел на картах «таежного кордона Дубровка» в Козульском районе, хотя в «Книге Памяти» человек семь Чернявских – мои сродные деды и дядьки – призваны на «Великую Отечественную» из этой Дубровки и не вернулись.

Это я к тому, что, возможно, на кордонах жили люди не очень желавшие помогать следователям-чекистам. И Трифон Куприенко мог говорить на всех допросах, что ничего не видел, чтобы не получить неприятностей ни от тех, ни от других. Поскольку он не знал, кого судьба сгубила в протоке на плоту в то воскресное утро. А реально, он и не знал про плот, и боялся открыть рот, когда узнал.

Полезть по отвесным скалам, смотреть, что разбойники выкидывали на скалы, или поплыть на лодке с шестом в двенадцатиметровую дурнину, нормальный человек не мог. А следователи НКВД не имели привычки рассказывать темным чалдонам тайны следствия. Только треск соек и кедровок о каких-то сокровищах и беглых пограничниках с Большого порога доходил до ушей…

Есть версий с десяток – от разных авторов – как развивались события, но все нелепые и противоречивые. Расскажу, как это было на самом деле.

ГЛАВА 7

_{«ТРИШКИНО ЗОЛОТО»}

Джойская протока Енисея, отделенная от Джойского порога Енисея высокими скалами острова, соединяется с водами реки ниже порога. В малую воду, эта протока, – медленно разливающийся поток по обглоданным водами камням и по недавно обрушившимися камням, между отвесными скалами берегов, очень красива.

Мелкая, с почти стоячей водой и торчащими большими камнями, как бы являлась руслом реки Джой, в котором светлая, прозрачная вода Джоя, растекаясь на сто метров ширины, казалась стоячей. Гранитное дно протоки, съеденное водой на разную глубину, казалось сказочным миром, увиденное в серебряном зеркале.

Хорошо в Саянской Тайге летом – зной трав сливается с запахом жёлтых и красных жарков, от холодных ручьёв и речек тянет прохладой и лёгким запахом черёмухи с примесью прелых листьев. Трифон наслаждался этим зноем, стоя на берегу двух рек – Енисея и небольшой горной реки Джой. Сразу на двух берегах стоял его дом, обдуваемый муссонами дневных и ночных потоков воздуха вдоль берегов Джоя, и переменчивыми большими массами воздуха вдоль берега Енисея. Обычно ветер дует из России, с северо-запада, неся запахи и мысли Родины своим маленьким сателлитам – Хакасии и Туве.

Но иногда Монголия взбунтуется, и бешеные порывы монгольских ветров налетают с верховья Енисея, будто старается докричаться до своей большой соседки. Трифон понимал своё счастье! Такое выпадает в жизни раз и не каждому. Редко кому так везёт, – как ему.

Единственный ребёнок мелкого минусинского чиновника получил хорошее образование – семь классов! Детство провёл на берегу Минусинской протоки, где вода была теплее, чем в Енисее. На стрелке, где вода из протоки сливалась со стремниной Енисея, ребятишкам было интересно доплыть до красного бакена, стоящего недалеко от берега. Забраться на этот привязанный ко дну корабль, который под весом мальчишеского тела начинал приныривать, стоя у края течения, с ревом проносившейся стремительной воды. Своей дрожью и твоим страхом загоняя сердце наездника в пятки.

Ловить усатых жирных пескарей на плетенку из конского хвоста и жарить их в костре, на палочке без соли и хлеба, проглатывая наперегонки.

Окончив школу, Трифон работал учетчиком в конторе Минусинского олигарха – брата главы уездного правительства Андрея Сафонова. Обзавелся семьёй, растил троих детей – двух сыновей и дочку. Все было замечательно, и тут грянул 1917 год. Жизнь закрутилась, завертелась…

Контора вскоре закрылась. Народ стал злой, неуважительный. Ничего хорошего не осталось в городской жизни. В конце 1918 революция дошла до Сибири, вместе с солдатами, которые возвращались домой с германского фронта после заключения «Брестского Мира».

Вся власть – Советам! Беднота и голь объявили свою власть и в Минусинском уезде, впрочем, как и по всей Сибири. Потомки казаков, устанавливавших остроги и завоевывавших кыргызские территории, получавшие дань с Енисейских татар, будучи верными слугами царя-батюшки, вынули ржавые шашки из ножен, поскакали рубать нищих крестьян, чалдонов, переселенцев и иноземцев, созвавших советы.

Началась гражданская война в Сибири. Казаки, объединившись с войсками адмирала Колчака, победили. Пошли казни и расстрелы восставших и их семей. От такого обилия крови, в конце 1918 года вспыхнули крестьянские бунты в деревнях, близь города Ачинска, Минусинска, Курагино, Таштыпа и многих других деревень. Началось партизанское движение.

Сформировались две армии – Армия «Степного Баджея», под руководством Кравченко, и армия Ачинского округа, под руководством Щетинкина. В донесении адмиралу Колчаку от штаба Восточносибирской армии сообщалось: «В Ачинском уезде Енисейской губернии, с 5-го января 1919 года начала активно оперировать банда большевиков под командованием бывшего штабс-капитана Щетинкина…».

Щетинкин ушел в Степной Баджей и соединился с Кравченко. Отряды Колчака наступали, и партизаны по Усинскому тракту отходили в Монголию. В июле девятнадцатого года ступили на земли Урянхая, заняли Белоцарск (Кызыл). Казаки догнали обескровленную длительным переходом партизанскую армию, в которой не было уже ни патронов, ни артиллерии. Атаковали с ходу и заняли Хем-Бельтыр (Белоцарск). И решили на этом, что партизанская армия разбита.

Но имеющие боевой опыт Щетинкин и Кравченко понимали, что дальше – только пустая степь и голые скалы. Дальше уходить некуда. Ночью подняли цепи своих бойцов в штыковую атаку. Выгнали празднующих победу казаков к Енисею и утопили их в бурных водах реки.

Партизанская армия захватила орудия и пулемёты, две тысячи винтовок с запасом патронов, амуницию и фураж – всё то, чего так не хватало! Партизаны приняли решение: в связи с тем, что основная сила белоказачества в этом районе разгромлена, двинуться по Усинскому тракту назад, на Минусинск. Где-то замаячила победа…

Минусинск, до входа партизан, внешне жил мирной жизнью. По городу гуляли дамы с офицерами, играли оркестры на площадях, работали рестораны. Купцы таскали по городу своих дочерей, ища подходящих женихов. В деревнях же уезда кровь людская лилась как вода из водопада.

Отряды белых забегали в деревню, расстреливали красных и их помощников. Отряды красных – так же – ставленников белых и их помощников. Сосед мстил соседу. Убивали за кусок сала, за сапоги и за обмотки. Словно не люди русские, а антихриста дети неслись по всей Сибири, по Усинскому тракту, по таежным верховым тропам в реках смертей и крови…

Партизаны мирно, без боя вошли в Минусинск. В конце сентября возникла постоянная линия фронта, отделявшая Минусинскую Партизанскую Республику от белогвардейских сил. Белые занимали левую сторону Енисея. Хакасские партизаны стояли от деревни Очуры и до монгольской границы. Сил и оружия у них было мало, и Минусинск решил укрепить их небольшим отрядом бойцов и боеприпасами. Узнав, что красные ждут подкрепление, казаки Хакасии и представители богатых хакасских родов напали на д. Очуры и разбили силы красных. Отряд, пришедший на помощь партизанам, опоздал. Переправлялись через Енисей в д. Очуры поздним вечером, попали в засаду. Их расстреляли на берегу Енисея и в вводе – на подходе к берегу. От Новоенисейки до Красноярска стояли белогвардейцы. Партизанская же сторона – правый берег Енисея от «Красного Хутора» до Минусинска..

28 декабря 1919 года советские войска, при поддержке партизан, освободили Мариинск, 2 января 1920 года – Ачинск. Здесь произошло соединение частей Красной армии с партизанами Кравченко и Щетинкина. 4 января 1920 года в Красноярске началось восстание большевиков. Его поддержали Енисейские партизаны. Рабочие отряды и перешедшие на их сторону – солдаты и партизаны.

Трифон понимал – надо что-то резко менять в жизни, иначе жизнь разменяет тебя. И он нашёл себе работу в уездном отделении «Енисейского управления земледелия и государственных имуществ». И в 1920 году устроился лесным обездчиком огромного участка тайги на речке Джой. В том месте, она впадала в Енисей возле бушующего Джойского порога. Верстах в пяти выше от последнего населённого пункта на Енисее, под названием «Карлов Створ». «Основной закон о лесах» в РСФСР был подготовлен в начале 1918 г.с участием В. Ленина. 30 мая Президиум ВЦИК обсудил закон по пунктам и принял его. В тот же день закон, подписанный В. И. Лениным и Я. М. Свердловым, вступил в силу. Закон просуществовал лишь до 2 марта 1924 г. Но в Енисейской губернии до 20 го года не спеша переходили на новую организацию лесного хозяйства, т.к. в старой системе хозяйствования 60% лесов принадлежали частным лицам, остальное делилось на государственные дачи и свободный фонд. Ленинский закон гласил однозначно – леса собственность государства!. Лесничества перешли в советскую систему без особых структурных изменений и являлись низовым звеном лесоуправления вплоть до осени 1929 г., когда были организованы лесхозы. 1919—22. лесничества стали непосредственно подчиняться губернским лесным отделам. Трифон работал помошником лесничего, дополнительно выполнял работу– лесного кондуктора, таксировщика и лесника.

Переехал в государственный дом на берегу двух рек со всей своей большой семьёй, прихватив и тёщу. Ему выдали казенного коня, винтовку – «трёхлинейку» и огромную территорию таежных угодий. Территорию, на которой почти не было человеческой жизни.

А поскольку человек он был грамотный и государственный, поручили ему следить за судоходной обстановкой на фарватере Енисея – на Джойском пороге. Пароходы ходили в заграничную страну Монголию еще с золотых царских времен. А в 1921 году племянник его бывшего хозяина, сын бывшего главы Минусинского Уезда – Иннокентий Сафьянов, в сговоре с приграничными властителями монгольских судеб, организовали создание нового государства на границе с Российской землей. Назвали страну «Тина-Тува», оторвав часть монгольской земли. Конечно, – это была тайная операция богатых людей залезших в высшие органы управления Советской власти города Красноярска и его окрестностей. Сидящего в тюрьме Инокентия выпускают – без суда, дают ему мандат на право ведения международных переговоров, дают отряд красноармейцев в сто штыков и сабель, отпускают в земли Урянхая – (Китайскую Монголию) – добивать белоказаков Колчака и барона Унгерна. Результат – создание нового государства, не входящего в РСФСР до 1945 года. Туда и переправляли свои капиталы богатые люди, спасая их от социалистического государства

Поскольку и клан бывшего уездного правителя Сафьянова переправил в Туву большую часть своих богатств, в виде мелких заводиков и крупных стад племенного скота, открыв в Туве и Монголии новые рудники и золотоносные прииски, не желая отдавать свои богатства вновь объявленным богам-голодранцам, то судоходство в верховья Енисея стало более необходимым и интенсивным.…

Так интересно судьба сложила, что именно по речке Джой, где Трифон стал государственным представителем, его прежний хозяин Андрей Сафьянов контрабандой гонял скот с «Аала Сафьянов» и деревни «Буденовка» – базы клана Сафьяновых в Хакасии – в Туву, и обратно. Эта скотная тропа «Китайского Шелкового Пути», поддерживаемая хакасскими скотоводами, была надеждой и выручкой хакасов.

Степная трава, позеленев недели три, покрывшись синими, несъедобными нарциссами на кочках, выгорала. Степь становилась пригодной для пастбищ только овцам. Табуны коней и коров за сорок или пятьдесят километров гнали к тайге, а затем, тридцать, сорок или пятьдесят километров по скотным тропам на летние пастбища вглубь тайги.

Там все лето чабаны с табунами и жили, попадая в зависимость к Тришке, как его в тайге звали. Как ни старайся, а все равно – пять-шесть бревен срубишь за лето. А тут и Тришка нарисуется! Со своими штрафами и умными бумагами. Издревле сложился уклад – где, какой-либо, монгольский или хакасский скотовод свои табуны пасет, где их летние дома стоят или юрты, стычек почти не бывает.

Да и с Тришкой – он тоже понимает, что неграмотный хакас не может оформить порубочный государственный билет на два или три дерева, которые неизвестно где могут потребоваться в кочевой жизни. Составит штраф на одно или два дерева вместо десяти. Айрана выпьет, а мяса в подарок – не возьмет.

Еще в 1912 году «Абаканская Инородная Управа» была преобразована в «Абаканскую волость». Село Усть-Абаканское стало центром Абаканской волости Минусинского Уезда. И что, в одиночку скотовод со своими делами поедет за сто километров в Усть-Абакан или Минусинск искать того, кто ему разрешит в тайге дерево срубить?

К тому же, практически в Минусинском уезде, в том числе и на территории Абаканской Инородной Управы до 1900 года леса были бесхозные, не учтенные – руби, сколько хочется. С этими понятиями все сибиряки выросли и жили. Но в 1897 году было открыто Енисейское УЗиГИ – «Енисейское управление земледелия и государственных имуществ» в составе пяти лесничеств. Площадь этих лесничеств составляла 5,8 млн десятин*. Одна десятина равнялась примерно гектару.

В функции Министерства земледелия и государственных имуществ и его местных органов (Лесных управ) входило управление и извлечение доходов из следующих отраслей хозяйства, расположенных на казенных землях: сельского хозяйства, лесоводства, звериного промысла, рыбоводства и рыболовства, кустарной промышленности и горного дела. Вот таким большим, государственным человеком, Трифон Куприенко работал в дикой тайге с 1920 года.