Текст книги "Нобели. Становление нефтяной промышленности в России"

  «Нобели. Становление нефтяной промышленности в России». Валерий Чумаков

Введение

Почти каждый школьник знает, что Альфред Нобель изобрел динамит, а на деньги, полученные от его производства и продажи, основал самую известную и самую престижную премию человечества. И это правда, но, как часто бывает, далеко не вся. История России, история знаменитой премии, знаменитой фамилии, нефтяной промышленности и много другого переплетены самым тесным образом. Настолько тесно, что даже сложно понять, как нам удавалось долгое время об этом забывать. Нефтепромышленник Людвиг Нобель и Альфред Нобель – не однофамильцы, а родные братья. И в XIX – начале XX века Людвиг был так же, если не более известен, чем изобретатель динамита.

Большая часть капитала в сумме нобелевской премии приходится на деньги, полученные Альфредом от продажи его доли в одном из крупнейших в мире нефтяных концернов, российской фирме «Товарищества нефтяного производства братьев Нобель», руководителем которой как раз и был Людвиг. Владелец российских заводов, газет, пароходов, пионер российских нефтепроводов, человек, придумавший танкеры, нефтяные качалки, цистерны и так далее, и тому подобное. Советская пропаганда постаралась всеми способами уничтожить в русской памяти всякие следы упоминания об этом гениальном шведе, дети которого не без оснований считали себя уже русскими. У нас можно было говорить про Морозова, про Мамонтова, про Найденова, про Сытина, но только не про Людвига Нобеля.

В Большой советской энциклопедии ему было посвящено всего несколько строк, причем не в отдельной статье, а в общей, «Нобели». Альфреду там же отдано в пять раз больше места, про Людвига же написано: «Людвиг Нобель (1831—1888) – предприниматель, конструктор станков, член Русского технического общества. Сын Эммануэля Нобеля.  Предприятия, основанные отцом в Петербурге, превратил в крупный машиностроительный завод «Людвиг Нобель» (ныне завод «Русский дизель»). В 1876 основал вместе с братьями Робертом и Альфредом нефтепромышленное предприятие в Баку (с 1879 – Товарищество братьев Нобель), которое стало крупнейшей нефтефирмой в России». И все. Между тем, это тот человек, который организовал громадное нефтяное дело, полностью преобразовав нефтепромышленность России. И это не преувеличение.

В данной книге вы найдете всю правду о жизни братьев Нобелей: Людвига и Альфреда.

  Приезд в Россию

Людвиг и Альфред Нобели вместе с матерью приехали в Россию в октябре 1842 года. Их отец Эммануил Нобель к тому времени уже наладил в России производство автономных подводных мин и других полезных конструкций, от чугунных литых решеток до паровых котлов и первых, изобретенных Нобелем, систем централизованного парового отопления. Семейство поселилось в собственном доме рядом с фабрикой. Ко времени  переезда в новую страну, старший сын Нобелей Роберт учился в 5-м классе, средний Людвиг – в 3-м, а младший Альфред – в 1-м. Уже в России в 1843 году у Нобелей родился еще один сын – Эмиль.

Эммануил уже тогда, в середине 1840-х годов, чувствовал огромный потенциал, заложенный в сыновьях. Конечно, такой потенциал чувствуют почти все родители, но Эммануил в своих предчувствиях не ошибся.  По его мнению, «Роберт больше наделен склонностью к спекуляции, Людвиг – гениальностью, а Альфред – трудолюбием».

Нобелевский завод, получивший название: «Литейная и Механическая фабрика Нобеля и сыновей», рос ударными темпами. К началу 1850-х годов на нем работало уже около тысячи человек. Производство, находившееся на левом берегу Большой Невки на Петербургской стороне, недалеко от Самсониевского моста, было расширено: завод занял площадь в 3000 квадратных саженей (13 500 квадратных метров), на которых располагались два каменных здания с мастерскими, пристань, железная дорога, паровая машина в 40 лошадиных сил, три крана грузоподъемностью до 70 пудов (1150 килограмм). Оценочная стоимость предприятия составляла полмиллиона рублей.

Слова «… и сыновей» в конце названия фабрики вовсе не были простой формальностью. К работе на заводе младшие Нобели привлекались еще подростками. Под наблюдением мастеров и инженеров они постигали в производственных цехах премудрости передовых технологий, а войдя в сознательный возраст, получали на отцовской фабрике каждый свою зону ответственности. Но и среди сыновей Эммануил ввел своеобразное разделение. Если Роберта и Людвига он готовил именно к управлению производством, то Альфреду досталось научное и конструкторское поприще. В 1850 году отец отправил его в двухгодичное путешествие по Франции, Италии, Германии и США. В Париже он почти год работал в лаборатории Жюля Пелуза[1], установившего в 1836 году состав глицерина. В той же лаборатории, только несколько раньше, с 1840 по 1843 году работал Асканио Собреро[2], открывший тот самый нитроглицерин, с которым у Альфреда будет так много связано. Это мощнейшее взрывчатое вещество живо интересовало и его отца, именно с его помощью он планировал увеличить мощность своих мин.

В декабре 1853 года Людвиг Нобель, по доверенности отца, подписал с Морским министерством контракт на изготовление трех паровых машин с гребным винтом для 84-пушечных линейных кораблей «Гангут», «Ретвизан» и «Вола». Сумма контракта составила 592 580 рублей. Это был самый крупный по тем временам частный контракт. Людвиг подключил к работе Альфреда: он был вновь отправлен в США для того, чтобы на месте ознакомиться с самыми современными технологиями парового судостроения. Там ему удалось познакомиться с самим Джоном Эриксоном[3], изобретателем первого паровика с подводным двигателем, первого миноносца и одним из тогдашних гуру военного судостроения. Джон, как и Эммануил, был выходцем из Швеции, приехавшим в США в 1839 году, поэтому он нашел в Альфреде родственную душу и мигом разболтал ему все американские военные судостроительные секреты, которые братья Нобель оперативно внедрили на российском производстве. Внедрение прошло успешно и, после сдачи первого заказа на паровые агрегаты завод получил новые заказы. Паровыми установками Нобелей были оборудованы корветы «Волк» и «Вепрь». Кроме того, за время войны нобелевское предприятие поставило для правительства еще 11 паровых агрегатов мощностью от 200 до 500 лошадиных сил.

За время военных действий в стране сменилась власть. В 1855 году умер император Николай I. Трон занял его сын, Александр II. На войну Россия потратила более 800 миллионов рублей. Чтобы покрыть бюджетный дефицит, денежный печатный станок во все время компании работал без остановки, что привело к более чем двукратному обесцениванию рубля, считавшегося до того довольно крепкой валютой. Справиться с дефицитом бюджета удалось лишь к 1870 году, а восстановить стабильность национальной валюты и того позже – к 1897 году.

А пока новая власть просто отказалась отвечать по долгам власти старой, оплата заказов, которые уже выполнил завод Нобеля, была на долгое время заморожена. Пытаясь рассчитаться с наседавшими кредиторами, Эммануил отправил Альфреда, как самого экономически продвинутого члена семьи, в Лондон и Париж, на поиски богатых западных инвесторов. Но на Западе мало кто верил в скорое возрождение российской экономики, и денег никто не давал.

В 1859 году почти шестидесятилетний Эммануил Нобель вынужден был признать себя банкротом. Взяв с собой любимую жену Андриетту и младшего сына Эмиля, он отправился обратно в Стокгольм. Роберт, Людвиг и Альфред остались в России. Людвиг решил продолжить дело отца, и ему удалось создать в России крупнейшую нефтяную империю.

Нефтяной король Людвиг Нобель

Людвиг Нобель разительно отличался от обоих братьев, как старшего – Роберта, так и младшего – Альфреда. Он относился к тому типу людей, знакомство с которыми сразу врезалось в память. Достаточно было несколько минут общения и, нет, людям не казалось, что они были знакомы с главным Бранобелем (сокращенно Товарищество братьев Нобель) всю жизнь, но они четко начинали понимать, что перед ними стоит настоящий, крепкий предприниматель, четко понимающий, что ему нужно и как этого достичь. В отличие от Роберта, он умел ладить с людьми и просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед. Уже в 1884 году известный британский писатель Чарльз Марвин, посетив Бакинские промыслы, писал о нем: «То, что он никогда не отступал и не отступает от принятых решений, является прекрасным доказательством его замечательной храбрости и неудержимой настойчивости». Главный управляющий «Товарищества братьев Нобель», занявший этот пост зимой 1882 года Густав Тёрнудд писал о начальнике своим родным в Финляндию: «В Людвиге Нобеле я получил хозяина, который всегда видит дальше меня, причем задуманное он осуществляет не только на словах, но и на деле столь скоро, что бывает, я еще не успеваю воплотить в жизнь одну дерзкую идею, а он уже заразился другой из тех, что я бросил совершенно, как казалось, мимоходом. И не просто заразился, а тщательно ее разработал и приказал внедрить в дело. Главную трудность всех предприятий – финансы – он, кажется, выкапывает из-под земли. Как не поворачивается, а они всегда появляются, так что наш муравейник без устали трудится денно и нощно сутками напролет и смотреть на результаты нашего труда без радости никак нельзя: там, где еще месяц назад была мрачная и безлюдная пустыня, словно по взмаху волшебной палочки возникают целые поселки, зажигаются, подобно ярким звездам в темной восточной ночи, тысячи огней. И творец всего этого, его альфа и омега – Людвиг Нобель. В его хрупком теле живет поистине богатырский дух, заражающий всех окружающих своим энтузиазмом. Часто, глядя на него, кажется, что все на этом свете зависит лишь от его воли и желания!»

  В чем конкурентное преимущество бизнеса Нобеля

В короткий срок Людвиг построил и отладил замечательную инфраструктуру нефтяного бизнеса, в которой он имел возможность контролировать любую составляющую, от процесса бурения скважины до продажи ведра керосина конечному потребителю в глухой деревне. Такой организацией в России не мог похвастать ни один, даже самый богатый предприниматель. Нельзя сказать, что российские нефтепромышленники были такими уж отсталыми, нет, просто они развивали свой бизнес в другом направлении. Точнее, они в другом направлении тратили деньги. В основном российские нефтяники обращали капиталы на покупку новых источников и месторождений, Людвиг же об этом беспокоился совсем мало. Он чувствовал, что его конкуренты совершают большую ошибку, ибо покупая все новые и новые земли они почти не оставляли средств на переработку полученного продукта. В результате, добыв значительное количество нефти и не имея возможности ее переработать и реализовать, они были вынуждены продавать ее сырьем за очень дешево тому, кто такую возможность имел, то есть, – братьям Нобель. Еще когда строился первый нефтепровод, Людвиг не раз отказывался от приобретения перспективных участков, заявляя: «Когда у меня будет нефтепровод, то будет и нефть». Только после того, как был запущен обновленный завод, он, дабы не зависеть от переменчивого Бакинского рынка, начал покупать один за другим нефтеносные участки. Объем покупок был мизерным, стоимость купленных участков составляла менее 130 000 рублей, а общая площадь не превышала 40 десятин. Однако на этих 40 десятинах было пробурено около 100 скважин, дававших в год до 25 миллионов пудов нефти.

  Как Людвиг привлекал толковых сотрудников

Людвиг сам признавал, что у него мало толковых сотрудников. Да и откуда им было взяться: практически все отрасли, в которых работала компания, были очень молоды, хороших специалистов в них было критически мало и получить их было весьма сложно. Кадры надо было либо долго выращивать в своей компании, либо переманивать из другой. Для Людвига важно было набрать в Бакинский штат хороших, желательно – иностранных инженеров, бурильщиков и геологов. Однако насколько сложно было заманить таких спецов даже в Петербург, настолько невозможно было удержать их в Баку. И не просто в Баку, а в самом грязном его районе – Черном городе. Хотя Альфред там ни разу и не бывал, он был совершенно прав, когда охарактеризовал тамошнюю землю, как пыльную, пустынную и всю запачканную нефтью. Примерно так оно и было. Поэтому большинство из приглашенных специалистов долго не выдерживали и, несмотря на высокий заработок, сбегали, даже не дожидаясь истечения действия контракта.

Чтобы справиться с текучкой, Нобелю было необходимо создать для специалистов приличные условия проживания. И в 1882 году он заложил недалеко от Баку то, что потом часто называли «Каспийским раем» – «Виллу Петролиа». Это был не рай в сравнении с тем, что было вокруг, это был, по воспоминаниям тех, кто там жил и работал, именно и просто Рай. Строили его на территории в пять гектар два года, хотя первые жители начали заселяться уже в том же 1882. Располагался поселок в долине, на южном склоне спускающихся прямо к морю гор, и из каждого дома открывался вид на море. Одно и двухэтажные здания, построенные в византийском стиле, с верандами и балконами, сооружались из обтесанного песчаника. Дома окружали газоны, цветочные клумбы, сады и даже огородики, за которыми ухаживал целый штат садовников. Поскольку Бакинская почва не отличалась плодородием, великолепный чернозем для этих посадок был специально привезен из окрестностей Ленкорани[4]. Пресную воду для оросительных целей, как уже говорилось, возили с Волги танкеры обратными рейсами, питьевую же воду давали опреснительные установки производства питерского завода «Людвиг Нобель». Ежегодно в мае месяце сюда морем доставляли около 800 тонн льда для работы системы централизованного кондиционирования, с помощью которой температура в домах поддерживалась на привычном для европейцев уровне 17-20°С. К услугам сотни проживающих были бильярдная, ресторан, телеграф, прачечная, небольшой театр, боулинг-клуб, теннисный корт и многие прочие приятности, вплоть до самого главного технического нововведения – настоящего телефона, связывавшего Петролиа с Бакинской конторой и с портом. В каждый дом был проведен водопровод, газ и электричество, а на работу служащих доставлял служебный паровой катер. Чуть позже в поселке были построены больница, школа, оранжереи, конюшня, птичий двор с прудом для уток и небольшой собственный животноводческий комплекс со свинарником и коровником. Охраняли Виллу от местных абреков 40 хорошо вооруженных петербургских гвардейцев, живший тут же в специально отстроенных казармах. Поселенцы в письмах родным часто говорили, что жизнь в Петролиа напоминает им сказку из «Тысячи и одной ночи». Если в их словах и было какое-то преувеличение, то совсем небольшое. Все это великолепие давалось огромным трудом. Кусты и деревья, например, вырастить здесь так и не удалось, их пришлось уже взрослыми вывозить с Волги. Людвиг, в процессе строительства, писал в Петербург дочери Анне:

«Когда я закладывал наш поселок, у меня была надежда, что он будет весь утопать в зелени. Увы, из-за нехватки воды планам этим не суждено было сбыться. Пока удалось разбить лишь небольшой огород и посадить клумбы. Летом палящее Солнце выжигает всю растительность, дождей практически не бывает. Зато весной, осенью и зимой они идут очень часто, и в это время все кругом зеленеет, а в воздухе носятся просто сумасшедшие ароматы. Вчера ночью был первый дождь, которого мы уже давно и с нетерпением ждали. Особенно рады ему были астры и левкои, которые сразу после него гордо подняли свои до того опущенные головки. Надеюсь, в будущем году мы сможем запасти необходимое количество воды и тогда, если Господь нам поможет, осуществится моя заветная мечта о райском уголке в Баку под названием «Вилла Петролиа».  Из нашего поселка открывается великолепный вид на ослепительно синее море и на широкую гавань. Жаловаться на уединенность нам тут не приходится, поскольку мимо частенько проезжают всадники и кареты».

  Как организовал работу «низшего звена»

Конечно, «Вилла Петролиа» была построена отнюдь не для всех, а для тех, кого мы сейчас называем «топ-менеджерами». Однако Людвиг никогда не забывал и о нижнем звене. Во всех крупных нобелевских комплексах, в Баку, Астрахани, Царицыне, Рыбинске, Саратове, Самаре, Уфе для рабочих и служащих строились бани, столовые, прачечные, хлебопекарни, аптеки, больницы, в Баку для детей рабочих была построена школа, в которой преподавали основы наук квалифицированные педагоги. На заводах Нобеля был введен 10-часовой рабочий день вместо 14-часового. Была организованна касса взаимопомощи, пополняемая частично из рабочих взносов, а частично – процентами от общей прибыли, перестали использовать труд детей в возрасте до двенадцати лет, да и тех, что старше брали только на легкие работы, типа «подай – поднеси».

Людвиг категорически запретил выдавать часть заработной платы «натурой», – продуктами, вещами и прочим, что делалось (по весьма завышенным ценам) на большинстве российских предприятий и считалось нормой. Для служащих были установлены твердые оклады, рабочие же получали зарплату в зависимости от выработки. В Ижевске для желающих рабочих была организована бесплатная школа, дававшая неплохое образование, а из зарплат служащих один процент перечислялся на финансирование технического училища. Густав докладывал в Петербург, что если раньше рабочие даже на церковные службы приходили в лаптях и в обмотках, то теперь все имеют хорошую обувь, мужчины – прилично одеты, а некоторые жены рабочих уже прогуливаются по улицам в нарядных, пышных платьях и с солнечными зонтиками.

Кроме того, а может – и во главе того были еще те самые 40% от прибыли, которые, согласно уставу компании, распределялись поровну между всеми сотрудниками компании. В 1877 году Людвиг планировал создать с англичанами совместное предприятие, в котором предлагал в течение 10 лет раздавать 50% от чистой прибыли «чтобы заручиться честными, разумными руководителями дела». К сожалению, компания эта так и не была создана. Принцип «общего котла» всегда был для Нобеля определяющим: он хорошо понимал в психологии и знал, что капиталы, вложенные в лояльность рабочих и служащих, всегда приносят высокие дивиденды. В октябре 1882 года, выступая в Императорском Русском техническом обществе с докладом «О положении нефтяной промышленности в России», он сказал: «Милостивые Государи, я уже более 20 лет стараюсь приложить к своим предприятиям ту теорию, чтобы сделать каждого человека, который работает вместе со мной, участником в достигнутых результатах, чтобы тот, кто делит со мной труды, имел бы право делить со мною и мои барыши».

***

В 1888 году открывается крайне важная для Людвига Всероссийская выставка предметов освещения и отопления. Экспозиция «Товарищества нефтяного производства братьев Нобель» включала 64 экспоната, среди которых была уникальная коллекция горных пород, фотографии нефтепромыслов и керосиновых заводов, модели буровых вышек и нефтеналивных цистерн, чертежи нового супертанкера «Петролиа», буровые инструменты, «сепарационный аппарат для отстаивания нефти от воды, грязи, песка», патент на который был получен только что, в начале 1888 года. А в разделе «Приборы для нефтяного отопления» были представлены три конструкции, разработанные лично Людвигом: усовершенствованная форсунка для судовых паровых котлов, колосниковая горелка и уникальная «керосиновая кухня», вызывавшая живейший интерес у дам.

Экспертная комиссия выставки присудила Людвигу Нобелю почетный персональный диплом за «широкое развитие в России нефтяного дела, выраженное в добыче и правильном способе переработки нефти, за организацию транспортировки нефтяных грузов и за полезную деятельность в разработке технических вопросов по нефтяному отоплению паровых котлов, металлургических печей и пр.». А буквально в последние дни ее работы курьер доставил в центральный офис правления «Товарищества нефтяного производства братьев Нобель» решение Ученого совета Практического технологического института императора Николая I от 25 февраля 1888 г. о присуждении Людвигу Нобелю почетного звания «инженер-технолог», установленного «для наиболее выдающихся в Российском государстве» инженеров, технологов и промышленников. Но Нобеля он на месте уже не застал.

В конце января 1888 года он уехал из вредного для его здоровья Петербурга в Канны. Приступы стенокардии случаются все чаще и протекают настолько серьезно, что Людвиг подозревает в них симптомы тифа или малярии, однако все врачи уверенно утверждают: это страдает посаженное сердце. В конце марта к нему приезжает старший брат Роберт. Увидев, в каком состоянии пребывает брат, он пишет Альфреду, призывая его тоже приехать в Канны «дабы выразить ему то душевное тепло, на которое способно твое сердце, и дружеские чувства, которыми ты в полной мере наделен. Сказать, как будет протекать болезнь далее, невозможно. Жар не думает спадать и Людвиг говорит, что долго не продержится, но твое посещение обязательно придаст ему дополнительные силы и будет весьма полезным. Я же должен уехать: жизнь здесь очень дорога, а кошелек мой пуст». В послании жене Паулине, уже из Генуи, он пишет: «Наше с Людвигом прощание было очень трогательным, чувствовалось, что он прощается навсегда. Откровенно говоря, мне не верится в его выздоровление: болезнь дошла до легких и силы брата подорваны горловым кровотечением… Надеюсь, Альфред не будет откладывать приезд к нему, Людвиг его очень ждет».

Младший из братьев Нобель приезжает в Канны 6-го апреля, а 12-го отправляет Роберту во Флоренцию телеграмму: «Надежды нет. Часы его сочтены». У постели умирающего отца собрались все дети. Глаза Людвигу закрыл сын Карл.

Все крупнейшие газеты, не только России, но и мира, сообщили о смерти Нобеля. «Л. Нобель числился шведским подданным, – говорилось в некрологах, – но всю жизнь провел в России и посвятил ей всю замечательную энергию и выдающиеся умственные способности». Соболезнование родным и близким высказали даже конкуренты. В сообщениях, опубликованных трестом «Стандарт Ойл» говорилось, что мир покинул Л. Нобель, – «… прекрасный человек, владевший ловкостью и пониманием русского бизнеса, высокими связями и опытом работы с царской бюрократией».

Правда, не во всех зарубежных газетах разобрались, кто именно из Нобелей умер, и эта неразбериха стала великой причиной больших последствий, но мы расскажем об этом чуть позже.

На момент смерти Нобеля на предприятиях Товарищества работало более 25 000 человек, а само оно оценивалось более чем в 35 миллионов рублей золотом.

Смерть Людвига стала одной из причин появления «Нобелевской премии», учрежденной его младшим братом, «динамитным королем» Альфредом.

  Динамитный король Альфред Нобель

В мае 1862 года Альфред провел в Петербурге первые свои опыты с нитроглицерином. Впервые он узнал об этом мощнейшем взрывчатом веществе от своего любимого учителя Николая Зинина, который начал экспериментировать с ним еще в 1854 году. Тогда военное российское ведомство пыталось применить нитроглицерин в артиллерийских снарядах, однако вещество оказалось весьма капризным, не говоря уж про чудовищную взрывоопасность, поэтому с его военным применением решено было повременить.

Альфред решил изготовить, по примеру отца, мину, только значительно более мощную. В минах Эммануила порох взрывался, будучи подожженным химическим запалом. Профессор Якоби поджигал пороховой заряд с помощью электрического разряда. Но к нитроглицерину это не подходило: Альфред прекрасно знал, что будучи подожженной эта взрывчатка просто горит неустойчивым синем пламенем. Поэтому он разработал другую схему. Порцию нитроглицерина Альфред аккуратно запаял в стеклянную пробирку, после чего погрузил ее в металлический сосуд и тщательно забил черным порохом. К пороху он подвел бикфордов шнур, который и поджег. Взрыв порядочной силы чуть не разнес лабораторию. На следующем этапе Нобель заварил нитроглицерин уже в металлическую трубку, которую погрузил в стальной, 5 сантиметров в длину, цилиндр, так же набитый черным порохом с подсоединенным бикфордовым шнуром. На взрыв в помещении он уже не решился, а вывез свою конструкцию, получившую впоследствии имя «нобелевский запал», в пригород Петербурга, где устроил подводный экспериментальный взрыв.

Но дальше перед Альфредом встала довольно большая проблема. Дело в том, что в России производство взрывчатых веществ частными лицами было категорически запрещено. Невозможно было и получение патента на взрывчатку. Поэтому ему пришлось согласиться на предложение отца и уехать в Стокгольм, где он уже 14 октября 1863 года получил от Торговой палаты первый в мире патент на «изготовление и использование взрывчатых веществ» сроком на 10 лет. Суть его заключалась «в увеличении взрывной силы пороха при помощи добавления в него нитроглицерина».

В делах главное – не останавливаться, всегда бежать вперед, зная, что сзади тебя тоже бегут люди, которые только и ждут, когда ты остановишься. Альфред это правило знал хорошо, поэтому он твердо решил, несмотря на беспокойство матери, жаловавшейся в письмах, что сын на кухне «возится с огнеопасными веществами», продолжать опыты с нитроглицерином. Уж раз так хорошо пошло. Но для этого требовались деньги, причем немалые.

Пришлось вновь искать спонсоров за границей. Первыми инвесторами Альфреда стали парижане, братья Перейр. Это были одни из крупнейших финансистов того времени, живо интересовавшиеся венчурными проектами. Братья уже получили колоссальный доход от проложенной ими во Франции первой железной дороги и теперь искали новые объекты для вложения средств. Братьям нужны были идеи, а Альфреду были нужны деньги, так что интересы их сливались в потенциально успешный коммерческий проект. Вскоре был подписан договор, по которому принадлежавшее Перейрам «Генеральное общество кредитов под недвижимость» вкладывало в производство Нобелем нитроглицерина 100 000 франков.

Теперь можно было приступать к относительно масштабным работам. Первым делом Альфред снял в Хеленборге старый дом, в котором оборудовал лабораторию и маленький химический производственный цех. Во всех его работах самым непосредственным образом участвовал престарелый отец. И еще, младший брат Эмиль, учившийся тогда в Уппсальском университете. Эмиль просто обожал Альфреда, правильнее будет даже сказать – боготворил. Ходил за ним, как цыпленок за курицей, впитывал словно губка каждое слово. Авторитет Альфреда был для него непререкаем и слушался он его даже больше, чем властного, авторитарного отца. Хотя, надо сказать, сам Альфред тоже особой мягкостью характера вовсе не отличался. Кроме них на заводе работали еще инженер, господин Херцман, мальчик-помощник и уборщица.

15 июля 1864 года Альфред усовершенствовал «нитроглицериновый порох» и получил второй свой патент. Чтобы сделать процесс получения нитроглицерина более безопасным, Альфред создал инжектор-смеситель глицерина и азотной кислоты. Работы шли полным ходом, производство кипело и к началу осени на фабрике скопился уже довольно порядочный запас взрывчатки. Через несколько дней Эмиль должен был уехать на учебу.

Висящая на сцене винтовка должна выстрелить. Если мы сказали, что на фабрике скопился значительный запас нитроглицерина, значит он должен взорваться. Взрыв прогремел 3 сентября. Судя по мощности, рвануло около 100 килограмм нитроглицерина. Здание было почти полностью разрушено, погибли Херцман, мальчик, уборщица и рабочий, случайно проходивший мимо. И еще двадцатилетний студент Эмиль Нобель.

У большинства людей все эти события надолго отбили бы охоту к опытам с нитроглицерином. Но в случае с трудолюбивым и упорным Альфредом все было как раз наоборот. Теперь это было для него не просто дело, а настоящее противостояние, кто – кого. Уже спустя месяц после взрыва он перенес производство подальше от города, где ему отныне строго настрого запретили заниматься какой-либо химией. Новая лаборатория была оборудована на барже, заякоренной посреди озера Меларен[5]. Качка и частые штормы вовсе не способствовали безопасности в работе с нитроглицерином, но другого выхода тогда у Альфреда просто не было: население страны было так напугано, что всякая попытка основать новое предприятие где-то на суше встречала мощнейший общественный, а за ним и административный отпор.

5 мая 1865 года Альфред запатентовал новое взрывное устройство на основе нитроглицерина. В нем основное вещество помещалось в металлический контейнер, что предохраняло его от постороннего воздействия и преждевременного срабатывания. Взрыв же инициировался специальным детонатором – заключенным в деревянную капсулу зарядом. Альфред несколько раз менял конструкцию детонатора пока не пришел к самому удачному, использующемуся до сих пор «номеру 8». В нем металлическая трубка-капсюль заполнялась гремучей ртутью, а в ее открытый конец вставлялся бикфордов шнур, длинной которого регулировалась задержка срабатывания. Прогорев, шнур подрывал капсюль, и этот взрыв уже активировал силу нитроглицерина.

Нобелю повезло. Хотя, возможно, это было и не везенье, а результат твердого расчета и анализа ситуации. В Швеции середины 1860-х годов полным ходом шли экономические реформы. Их успех сильно зависел от того, насколько развитыми были государственные артерии – железные дороги. Постройка их шла полным ходом и с максимальной скоростью. Уже к концу десятилетия планировалось покрыть всю страну железнодорожной сетью. Главным препятствием в этом благородном деле были скалы, которых в Швеции, как известно, немало. Взрывчаткой на основе черного пороха тут обойтись было сложно, поэтому Государственный комитет по железнодорожному транспорту, которому Альфред передал партию своих «номер 8», проведя несколько испытаний, разрешил применять его для взрывных и проходческих работ.

К тому времени тетка Альфреда познакомила его с Юханом Вильгельмом Смитом. Этот стокгольмский торговец некогда уехал в Америку, сколотил там миллионное состояние, и теперь, в блеске славы и с карманами полными серебряных долларов, вернулся на родину. Авантюрист по натуре, он быстро «просек фишку» и, подтянув с собой еще нескольких инвесторов, основал вместе с Альфредом первую в мире большую промышленную компанию, занимающуюся производством нитроглицерина. Не мудрствуя лукаво, компанию назвали «Нитроглицерин АБ», где АБ было инициалами Нобеля – Альфред Бернхард. Пользуясь больше капиталами, чем связями, Смит добился разрешения построить завод на суше, на берегу залива Винтервинкен, недалеко от одноименного города. На церемонии открытия, в честь приглашенного принца Оскара II, Альфред одним взрывом заложенного в 4-х метровую шахту заряда, стер с лица и с карты Швеции довольно серьезный холм.