Текст книги "Отцвели уж давно… Частичка чёрта в нас. Книга тридцать пятая. 50 стихотворений"

Валерий Дудаков
Отцвели уж давно…
Частичка чёрта в нас
Книга тридцать пятая. 50 стихотворений

На обложке: Н.К. Калмаков. Экслибрис. 1913 г.

© Дудаков В.А., 2021

* * *

Её величеству женщине

Застыв в мгновенье, продолжается,

Всем непокорностью грозит,

Подчас с нечистым, видно, знается,

Но это свято умолчит.

Не все исполнит, что обещано,

Но в том и не ее вина,

Ее Величественность женщина

И горделива, и скромна.

И в откровениях не ложная,

Но зная, чем душа скорбит,

Сама себя улыбкой сложною

Она в Джоконду превратит.

Обманут так, чтоб им поверили,

Покорны, но когда лишь спят,

И завлекают нас Венерами,

И целомудрьем соблазнят.

Нашепчет ей такие тонкости,

Окружит множеством услуг

Поэт – он рыцарь мимолётности,

Но ей надежный нужен друг.

Следы оставят годы метами,

Их нелегко бывает смыть,

Ведь красота приходит с летами,

Но все трудней её хранить.

Доколе

Что на меня находит вновь?

К чему так биться, как птица в клетке?

Ждёшь, ну вот-вот упорхнёт любовь,

Гнездилась уютно когда-то на ветке.

А может, ну её, романтику, свят, свят, свят,

Всё выдумки, сердца бред неуёмный,

А вокруг подхалимы так и твердят:

«Какой вы талантливый, какой бездонный».

Да чтоб ни дна, ни покрышки хвальбам,

Тщеславие подкупит тупых и слабых,

Начхать на приличья, и на зло вам

Любовь ушедшую буду славить.

И зубы сжимать, и плакать в ночи,

И пусть запирают, как психа в палате,

Писал Маяковский: кричи, не кричи,

А вот извольте прочесть в «Нате».

И всё «Про это», всё про любовь,

Истосковалось сердце от боли,

А в строчке каждой сочиться кровь,

Стенать бесконечно буду доколе?

Последнее решение

Ты решила, что хуже не будет,

Вспомнив ссоры, измены, всю низость,

Но не могут так близкие люди

Разорвать эту самую близость.

Оборвать, растоптать с озлобленьем,

Находясь в стороне безучастья,

В нашей близости было спасенье

От грехов и падений, на счастье.

Полстолетия были мы парой,

Разомкнулись в объятиях рýки,

Это колокол хриплым ударом

Призывает к навечной разлуке.

Не сочтешь и скопилось что в давнем,

Не оценишь, чего это стоит,

Быть тебе под Даниловским камнем,

Мне в Кузьминках в семейном постое.

Не приняв до конца твою веру,

Буду Бога молить я и славить,

Хоть не верую, всё таки верю,

Кто связал нас, в беде не оставит.

Последний разговор

Этот день не принёс мне прощенья,

Ты клеймила меня за грехи,

Уходила и в ожесточенье

И с презреньем читала стихи,

Так давно что написаны вроде,

А тебе представлялось зазря,

Мол кисель в строфах розовым бродит,

Не желанная Фету заря.

Не тебе посвящённые лично,

Тем, другим, что, казалось, любил,

Правда их имена и обличья

Стёрлись в памяти, напрочь забыл.

Те стихи так наивны, случайны,

В преисподню иль к свету ведут,

А потом разбирайся отчаянно,

Где любовь, а где низменный блуд.

Ты клеймила за пошлость, банальность,

Чёрти что ведь с отчаянья несут,

Пресловутая, мол, гениальность

Только бред твой болезненный суть.

Но вот, те, что к тебе заклинанье,

Каждый звук, каждый вздох, каждый штрих,

Открывалось в них тайное знанье,

Как бы не был неровен мой стих.

Ты сочла, что тебе я не ровня,

Лишь прошу, что-то вспомнить сумей,

Потому, что мы связаны кровью

Наших внуков и наших детей.

И в последнем своём оправданье,

Близ черты, за которой уход,

Буду жить в ожиданье свиданья,

Что в прощальной минуте придёт.

По поводу отъезда Марины из «Ключей II»

Вот и апрель, снова ночью не спится,

Вытащил с полки пропыленной птицу,

То ли ворону, а может сороку,

То ли вообще от сороки далёко,

Старый фарфор и с седыми боками

Птица, вернуть бы нам молодость с вами,

Не пожалели бы перьев на счастье,

Чтобы в веселье нам вместе встречаться.

Мир по весне обольщения полон,

Но поджидает насупленный ворон,

Или жена притаилась у двери,

Что в оправданья мои не поверит.

Будет точить и ворчать ежедневно,

Чтобы я стал похудевшим и нервным,

«Эк занесло», – скажет дошлый читатель,

Стих перепишем, всё будет иначе,

То ли сороку, а то ли ворону,

Как и меня подозренья не тронут.

Вот просыпаюсь с доверием к людям,

Где же жена? Её больше не будет.

Не позовёшь – не навяжусь

Я погубил любовь твою,

И сохранить не попытался,

Не раз стоял я на краю,

Но с прошлой жизнью не расстался.

И как не тяжек этот грех,

И как судьба неумолима,

Не вправе я роптать на тех,

Не винен кто, моих любимых.

Не позовёшь – не навяжусь

Тихонько отойду в сторонку,

В свои заботы окунусь

Жалеть, печалиться негромко.

И разойдясь по сторонам,

Поскольку вместе невозможно,

Лишь благодарен буду сам,

Побыть хоть рядом, если можно.

И коль отвечу за грехи

Перед тем, кто любит нас сердечно,

В пучину погружусь тоски,

Но память сберегу навечно.

Другой любви мне не дано,

Пусть участь у меня иная,

Уж так судьбою суждено:

Навечно ты одна, родная.

И всё-таки

Ушла, всему не быть как прежде,

Был расставанья путь не прост,

И тешил каждый день надеждой

А шёл на эшафота мост,

Где за грехи оценят строго,

Мы с этих пор как бы враги,

Твердила ты: «Ответишь Богу

И снисхождения не жди».

Страх заползал змеиным жалом,

Не мог глядеть на белый свет,

Не в рифме дело, ты сказала,

Что рифмоплёт я, не поэт.

Когда косой цветы поляны

Скосили годы наповал,

Пусть не Ромео, трезвым, пьяным

Тебя в Джульетты призывал.

Но что случилось, то и вышло,

Причин не мало, кабы знать,

И загнанный, как лошадь в дышло,

Клин клином начал вышибать.

Пусть не во всём теперь уверен,

Как раньше было до сих пор,

Пусть в близость новую поверю,

Хоть этот возраст мне в укор,

Но впредь другим давать не стану

Нажиться на моей беде,

И зажимать больные раны

Пинцетом жалости к себе.

А наше прошлое навечно,

Его не вытравить, не смыть,

Но прежде чем погаснут свечи

Прошу – дай мне собою быть.

Игра с королевой

Эта боль по ночам мне сниться,

Видно, страхи мои не спят,

В сны слетают чёрные птицы,

Словно душу клевать хотят.

Не желал я участь такую,

И не ждал и не ведал срок,

Только прежнее время всуе

Просочилось как дождь в песок.

От того никуда не деться,

С тем смириться давно пора,

Нагадала цыганка в детстве,

Мол, пробьёшься, ведь жизнь игра.

Всё сбылось, предсказаний кроме,

А за них и гроша не дам,

Словно карточный строил домик

Из тузов, королей и дам.

Первых двух словно ветром смыло,

Ну а с дамами – всё ажур,

Сыгран матч, но судью на мыло,

Счёт бессмысленный этих дур.

Ты ж твердила: «Смотри, Валера,

В расставанье твоя вина», –

Ты всю жизнь моя королева,

Королева всегда одна.

Знакомка

День ватный, сырой, беззвучный

Свалится на грудь мою,

И рот я раскрыл по-щучьи,

Проснувшись, вдохнуть боюсь.

Прошедшая ночь пропала

И скомкана простыня,

Но ближе ты мне не стала,

Уйдя утром от меня.

Нелегкой походкой сонной,

Соблазн за любовь приняв,

Была ты мне незнакомка,

Знакомой до скуки став.

Накрашенных губ подробность

Заметил тебя впустив,

Но первый твой вздох и робость

Я вспомню, тебя забыв.

Проруха на старуху

Что ж, видно стар, средь множества ошибок

Порой не мог понять, к чему готов,

Как будто ждал Матисса красных рыбок,

А услыхал рептилий прошлых зов.

Молва вилась за ней игривым эльфом,

Где развлеченья, секс, там был и кров,

Скользило имя то змеиным шлейфом,

Прельщая подлых, раня простаков.

И всё не впрок, будь робки вы иль смелы,

Обманут вас, вкруг пальца обведут,

И долго будут помнить имя Эллы,

А может Норой гарпию зовут.

Не в первый раз случалось, вероятно,

Что тешит нас пленительный обман,

Зарубкой след от зубьев в ржавых пятнах,

Застывших от больших и мелких ран.

Что это, глупость, падкая на сладость,

Как в омут, пусть была иль не была,

Так неприметно наступает старость,

И не спасёт старушка-кабала.

И после всех перипетий немилых,

Измен, вранья, лукавства без конца,

Так было гнусно, тягостно, постыло

Увидеть чёрта в облике агнца.

Тебе с горечью

Расстались мы, любовный пыл затих,

И близость наша словно призрак стала

И каждый посвящённый тебе стих

Как реквием – печаль по мадригалу.

Ты молода, а я ещё не стар,

Я сдержан был, ты детски своевольна,

Где зрелость тщетно собирает дар,

Там юность отдаёт его невольно.

И было разность нелегко принять,

Судьба наверно в том не виновата,

Ты будешь наши встречи вспоминать

Перед рассветом, я перед закатом.

Гордячка, своенравна, горяча,

А я из казаков, всегда в погоне,

Казалось, если догорит свеча,

Пусть теплиться ещё тепло в ладони.

Была игра то, иль попутал бес,

Но предала ты не однажды, трижды,

И прахом обернулся дар небес,

А праздничные дни сложились в тризны.

Твоё притворство – обоюдный нож,

И покаяния всуе безнадежны,

Когда войдёт бесчувственная ложь,

Срывает правда все её одежды.

Не сетую, но буду вспоминать

Твою заботу, слёзы, обещанья,

И помнить твоё имя Патимат

Как отзвук неизбежного прощанья.

Карине

Неожиданно, как бы внезапно,

Как весенний подарок, смеясь,

Осетински скромна вероятно,

Ты на ласки мне отозвалась.

Статью точно ночная тростинка,

Как решилась сюда приходить,

Мне хотелось бы стать невидимкой,

В тишине чтоб с тобою побыть.

Целомудренна даже в постели,

То с улыбкой, а то и всерьёз,

И подумалось, что в самом деле,

Вихрь судьбы тебя в дом мой занёс.

Что случилось, о том не печалься,

И со мной эта грусть, и с тобой,

Не спеши, оглянись и не кайся,

Будь доверчива, свыкнись с судьбой.

Пусть я сед, всё же молод душою,

Ты юна, столько ждёт впереди,

Может я тебе сердце открою,

Ты лишь это в тайне́ береги.

Ведь пришедшее к нам только случай,

Может и не повто́рится он,

Ты меня и себя тем не мучай,

Я на миг лишь тобой покорён.

К чёрту наполовину
(Почти по Маяковскому)

Бывает любовь статуэткой гордой,

Сверкнёт изяществом на удивление,

А мне простоволосую, с криком в горле,

Мол, жить не могу, полна чаша терпения.

И правила к чёрту любовной науки,

Сумбур вместо музыки, клавиши вдребезги,

Нередкие случки в неделю от скуки,

А мне без тебя в этом мире тесно.

Сама ты не знаешь, какое чудо,

Но наделить меня чудом рада,

И сам положу со смиренья на блюдо

Свою голову, словно на пиру Иродиады.

Груди холмами, и этого мало нам,

Вскипевший пыл как лавина страшен,

Крутые бёдра для любовного слалома,

Это вам не ужимки кисейных барышень.

Живот что сфера круглиться небесная,

Лёгкие стопы, ноги немеряны,

Живёт же такая Венера местная,

И часто сама в себе не уверена.

Забуду всё прошлое и что я умею,

Не смею, движенья скованы совестью,

И танцы бесстыжие Саломеи

Ничто по сравнению с твоей робостью.

Вновь взрыв, которому ты покорна,

Из жерла вулкана, как та лавина,

Захвачен этим чувством по горло,

И весь, не умею наполовину.

Имя Яна

С буквой «Я» всё шито-крыто,

Буква – гордость простаков,

Замыкает алфавиты

Всех славянских языков.

Имя женское от Евы,

Что милее всех для нас?

Даже смолкнув, имя девы

Шепчем мы в последний час.

Каждой хочется быть первой,

Как любя тебя зовут,

Но Любовь, Надежда, Вера

Вечный смысл в себе несут.

И от Анны и до Яны

Так неведомы пути,

В стройных девушках изъяны

Не сумеем мы найти.

Восхищаться не устану,

Красотой твоей пленён,

Объявляю имя Яны

Самым первым из имён.

Новый наряд

Ты наряд свой так робко надела,

Неуверенно взор поведя,

И ко мне обернулась несмело,

Будто мир весь взглянул на тебя.

Так в смущении застыла недаром,

Свою юность сполна отдала,

Словно стала царицей Тамарой,

Пусть грузинкой та в древность была.

И стрела твоего черноглазья

Поразила охотника цели,

Буду дерзким, настойчивым, разным,

Как голодный, но ласковый зверь.

Я смущён и сражён этой статью,

В ней приметив в цвету Арарат,

Виноградное кружево платья

И сочащийся соком гранат.

В отдалении был гул барабанов,

С придыханием волшебный дудук,

И под звуки хрустальных стаканов

Я твой раб, и поклонник, и друг.

Где-то в далях насупленный Выборг,

Выпьем грог в честь него до конца,

Это наш неминуемый выбор

Сплёл сегодня тела и сердца.

В этот вечер

Кончался день, в мерцанье звёздном

Всё ж не спешила ночь однако,

Прощаясь с светом, неба проблеск

Пылал малиновым закатом.

С твоих ресниц испуг вспорхнувший

В зрачки забился хрупкой тенью,

И я решил на всякий случай

Скрывать своё недоуменье.

Опять растерянный, смущённый,

Забыв слова и назиданья,

Тонул в твоих глазах, влюблённый,

Робел, как в первое свиданье.

Твоя покорность мне так странна,

Не важно, прав или не прав я,

Уловки давнего обмана

В силки попались трудной правды.

Всего пять дней нас разделяли,

Казалось, кончилось терпенье,

И ссоры, не были иль были,

Но потеряли вдруг значенье.

Всё, что хотел сказать словами,

Все сожаленья, все упрёки,

Вновь вмиг растаяли меж нами

В ушедшем прошлом, столь далёком.

Пусть будет всё, как было прежде,

Так многое понять нам надо,

И пусть и с верой, и надеждой

Придёшь ко мне крылатым шагом.

Суздальская элегия

По Суздалю гуляют буйные ветры,

Всю злобу слив у стен монастырей,

На десять квадратных километров

Нет гуще колоколен и церквей.

На этой беспредельной панораме,

Считать века где было не в чести,

История разыгрывала драмы,

Бунтуя на подмостках всей Руси.

И наш приход немного театрален,

Затейлив он, как лёгкий водевиль,

А из окна гостиничного спальни

Сверкает снег сквозь солнечную синь.

То может лишь соблазн, судьбы уловка,

В старинном граде новая любовь,

И кажется мучительно неловко,

Что ты и я её узнали вновь.

Юна ты, я давно уже на марше,

Но встречу и придумать так нельзя,

Не в том беда, что я намного старше,

А в том, что прожил годы без тебя.

Сад в инее, под утро мне не спится,

Мир прикорнул, и город сладко спит,

Пусть то, что будет, в радость нам свершится,

А Суздаль нас на то благословит.

Яне

Ты спишь, тихо ветер качает берёзы,

Ещё семь утра и не надо так рано вставать,

Я нежен к тебе и всё прошлое больше не может

В ловушки те прежние нас беспричинно загнать.

Нечаянно, негаданно минуло больше полгода,

И май этой зеленью свежей крылом нас укрыл,

И кажется мне, будто в сговоре с нами природа,

И кажется мне, будто вечно тебя я любил.

Укройся, дитя, одеялом в сём месте укромном,

Ты спишь безмятежно, на это совсем не ропщу,

Разбудит нас утро настойчиво, дерзко, нескромно,

Ты верь, я теперь и недолго тебя защищу.

Ростовские звоны поддержат крикливо вороны,

Накаркают нашу удачу и выкрикнут вновь,

Пусть месяцы длятся и годы, но это не тронет,

А лишь освятит только новую нашу любовь.

Три дня февральского снегопада

Январь забрался в март, февраль январит,

Всё против правил, кажется на первый взгляд,

Об этих месяцах недаром говорят

Один весь в праздниках, другой не раз лукавит.

Закружит, заметелит, занесёт,

Морозами жестокими угробит,

Но в робе снежной по меже сугробов

К весенним благоденствиям ведёт.

Ну чёрти что, под тридцать по ночам,

Как сыпет соль, прикрыв земные раны,

А утром, глядя сквозь окно, так странны

Застывшие машины по углам,

Замолкли, затаясь, как мыши в норках,

Лишь блёклых фар зрачки сквозь плен глядят,

Их чёрных спин седых безмолвный ряд

Покрыт промерзшей ледяною коркой.

Кружит, кружит позёмка, не заснуть,

И сковано в снегах воображенье,

Но каждое заметное движенье

Надежду обещает на весну.

Зафевралило

Вот это зафевралило, завьюжило,

Ещё вчера так пахли дни весной,

И синеву в замерзших за ночь лужицах

Укрыло ночью коркой ледяной.

Фонарные опоры над сугробами

Несут свои бессменные посты,

И кажутся суровыми острогами

Колючие замерзшие кусты.

В который раз погод даётся знание,

А что потом с весною невдомёк,

Февраль – он не для празднеств да гадания,

Для всех снегов растаиваться срок.

Застелены поля холстами ровными,

Но снежные заносы по углам,

Белым-бело, лишь остриями чёрными

Прочерчена ветвями неба мгла.

Что-то не очень…

Весна, а на душе осень.

Кто нальёт стакан, друг ли, враг ли мне?

Наливай, братан, коль пошло веселье,

Может и по́шло, но в самом деле,

Угораздило родиться в этой стране.

Совесть больную загрызли гризли,

А, может, собаки, судить не мне,

В потёмках ночная сволочь вылезла,

Мяучит, канючит: дайте падали и мне.

А душа, прохудившаяся словно сито,

Плачет сквозь дыры, не удержать,

Но коли и карта, и морда бита,

Иду вразнос, раз так твою мать.

Влетайте без стука «бабочки ночные»,

Гори всё пламенем, синим огнём,

И если настали времена лихие,

Сядем за стол, вместе спляшем и споём.

Наутро похмелье, неуёмные вои,

Бутылки пустые, надкусанный бутерброд,

Ну что же за несчастье это такое,

Какая проблять меня подберёт.

А может, кто и возьмёт на поруки,

Хмельного, босого, запаршивевшего немножко,

Хоть не спасёт, позабавится от скуки,

А надоест, так пырнёт ножиком.

Что, Есенин, твои рыданья мудовые,

Частушки, с Конёнковым которые пели,

Давно эти песни уже не новые,

А старые и так нам осточертели.

Мартовское пробуждение по Оскару Рабину

Вот ночь на исходе, брожение смутно,

Я силюсь себя удержать поминутно

От так неизбежно пришедшего стресса,

Неплотная цепь облаков как завеса

Зависла над лесом, верхушки в тумане,

На тумбочке рядом в гранёном стакане

Безумного зелья ночные остатки,

То ль пить, то ль не пить, всё равно взятки гладки,

Но всё же подожду хоть чуть-чуть для порядка,

В окне огоньки, словно ноты ноктюрна,

Селедку, хлеб, лук мы разложим культурно

На старой газете, добавим немножко –

Бутылку «Московской» с взъерошенной кошкой,

Как вечность проходят неспешно минуты,

Ну что ещё надо бы нам для уюта?

Иконку печатную, пропуск для рая,

Ночной огонёк сквозь оконце сарая

Там, где-то вдали, новостройки и краны,

Помойка, её отраженье в стакане,

Судьбой осудить осужденного трудно,

Не будем читать мы морали занудно,

А там будь что будет, пусть Он это судит,

Да впрочем ему до всего ли сегодня?

Сокрылась луна как небесная сводня,

Что ночи и дни так волшебно сшивает

Каймой золотой, это в марте бывает,

А прошлые месяцы – дело пустое,

Все ждём одного: тишины и покоя.

На Пасху
(2 мая 2021)

По ночам стволы берёзы гнуться,

Обрати внимание своё,

Словно тянет ветви прикоснуться

К чистым снам, что прячет тень её.

И узорных первых листьев россыпь

Хрупка так, не тронь и не замай,

Но игриво их под ветром косит

Шалый и весёлый первомай.

Сколько лет мне эти игры видны,

Сколько песен сложено про них,

И воронам часто мне завидно,

Дал же счастья Бог – селиться в них.

Первые весенние листочки

Первый сок, что копится в стволах,

Словно SOS-а зимнего три точки,

Словно мая сладость на губах,

Нет, ещё не музыка оркестра,

Под сурдинку будто не всерьёз,

Это снова возвращает в детство

Первое цветение берёз.

Звук жужжанья с майскими жуками,

Теми, что ловили мы не раз,

Может я не прав, судите сами,

Сколько лет, а детство вечно в нас.

В дни Пасхи

Май кончается, столь долгожданный,

В липах пряный цветочный настой,

И поникшие свечи каштанов

Тают светлой церковной слезой.

Не слыхать соловьиного пенья,

Вновь пришла тишина словно встарь,

Мир смирился и полон терпенья,

Приклонясь на природный алтарь.

Каждый год это действо не ново,

В нём судеб и природы закон,

И пасхальные службы Ростова

И на Нерли малиновый звон.

Пусть нестойка ещё наша вера,

Но теперь и с тобой, и со мной,

Только верю на озере Неро

Обретём мы желанный покой,

Где закат отражается в водах,

Чуть волнуется зыбкая гладь,

Так священна и чутка природа,

Что с молитвой даёт благодать.

Дни длинней всё, а ночи короче,

В те часы ты меня позови,

Тёмным бархатом в майские ночи

Выстилается ложе любви.

Восторженное

Невероломно, ласково и нежно

Пришла ты в гости, ветви распустив,

И холода апрельские забыв

Разбрасываешь зелень так небрежно,

Как в Барбизоне прежде мастера

Коро, Руссо, пытливый де ла Пенья –

Перечисленья прекратить пора –

Затмишь ты всех, оттачивая зренье.

Тебя прославит ранний гомон птиц,

Окутают туманы нежной дымкой,

И музыка, что льётся без границ,

Вновь разольётся будто под сурдинку.

Берёз под ветром светится кора,

Ожившим рощам птицы шлют приветы,

Весёлый май вступил в свои права

И отзовётся вскоре ясным летом.

Хвала Ростову Ярославскому

Я Ростову готов поклониться,

Здесь бывал я ещё пионером,

Иногда по ночам он мне снится,

Слышу посвист над озером Неро.

То ль ушкуйники, то ли бродяги,

Что в челнах поджидали добычу,

И без всякой словесной бодяги,

Наплевав на людские приличья,

Поджидали купцов и торговцев,

Тихо грабили без снисхожденья,

А потом единив пальцы горстью,

Отбивали у Бога прощенье.

Колокольные отзвуки в далях,

Лучше звонницы нету в округе,

И гласит на Ростовских скрижалях:

«Все мы Господа верные слуги».

Беспредельное озеро Неро,

Кремль ростовский сияет чертогом,

Укрепи же нам, Господи, веру

И душа не расстанется с Богом.

Колокола Ростова

Колокола вечерние Ростова,

С усердьем зри,

Я так вас рад услышать снова

В лучах зари.

И белизна задумчивая звонниц,

И меди блеск

Колоколов, к ночи усталых, сонных,

Во тьме небес.

Притихли вы от звуков в службе вечной,

Но на посту,

И слушать вас готов я бесконечно,

Звук за версту.

Пребудет утро и с рассветом ясным

Услышим звук,

Мелодией дивной, отзвуком прекрасным

Звенит вокруг.

Восторги эти древни и не новы

В который раз,

Хвала в веках вам звонницы Ростова,

Судьбы наказ.